полная версияЛегионы идут за Дунай
– Со щитом, Тиберий! Ты вернулся к родным ларам.
И не в силах больше сдерживаться, упала на крепкую грудь сына. Через некоторое время женщина отстранилась и по очереди осмотрела спутников центуриона. Тисса была в простой дорожной столе и суконном паллии. Ресницы девушки трепетали. Материнским чутьем Ларция Вера поняла все. Матрона окинула сына насмешливым взглядом, подошла к телеге и, ласково подав руку будущей невестке, пригласила всех в дом.
– Прошу, дорогие гости.
Тициан зажмурился и ступил на знакомые, истертые плиты вестибюля.
7
Тело Местуса положили у входа в пещеру. Бурис и его воины не смотрели на царя. Децебал покинул свое место у стены и приблизился к погибшему. Лицо молодого карпа в обрамлении золотистых волос дышало спокойствием. Если бы не маленькая ссадина на виске, то показалось бы, что юноша спит. Царь осторожно снял через голову убитого золотой медальон и крепко сжал украшение в ладонях.
– Как это произошло?
Голос Децебала гулко отозвался под сводами скальной залы. Бурис поправил висящую на перевязи правую руку. Даки рядом тяжело вздохнули.
– Римляне пригнали партию рабов на железные рудники Потаиссы. Местус торопился перехватить колонну на марше. Не успел. Я говорил парню: «Давай известим Пиепора, дождемся Хагена». Нет. Он не послушался. Он даже не захотел нападать ночью. «Петухов» оказалось много. Гораздо больше, чем думал я. Они хитрые. Только когда Местус и карпы ворвались в мастерские, тогда римляне ударили с трех сторон. Наверняка солдаты наблюдали за нами. Или кто-то предупредил. Те, которые прорвались к самым печам, погибли. Вождь успел отступить к воротам, но камень настиг и его. Хорошо еще, что там не оказалось дружин Регебала или Дакиска на конях. Иначе бы погибли все.
Децебал суровым взглядом окинул дружинников. Даки опустили головы. Бурис умолк и, не мигая, уставился в огонь.
– Похороните его у трех сосен возле Красной скалы.
Воины подняли тело погибшего карпского вождя и понесли туда, куда указал царь.
Ближе к вечеру появился Сабитуй с частью отряда. Прибывшие костобоки развьючили лошадей. Снесли в пещеру добытое римское оружие и продовольствие. Обросшие густыми бородами даки молча перетаскивали тяжелые тюки. Сабитуй присел у костра. Телохранители-патакензии протянули военачальнику вертел с дымящимся куском мяса. Сабитуй сильными зубами оторвал кусок и принялся нехотя пережевывать.
– Почему ты привез так мало зерна, Сабитуй?
Голос царя по-прежнему был властным, фразы – четкими.
– Зерна нет, Децебал. Все посеяно. В поселках осталось ровно столько, чтобы не умереть с голоду. Я услал Тарскану к самой Апуле. Может, там найдет больше.
– А римляне?
Сабитуй задумался. Да, римляне. Они везде. Пашут свои поля. На волах. У них огромные колесные плуги. Для них не существует Децебала и свободных даков. Понимает ли это царь? Вряд ли. Он утратил чувство реальности и способность соображать. Но как сказать Дадесиду об этом? Вождь костобоков искоса бросил взгляд на сидящего напротив царя. Децебал пристально смотрел на соратника. Гнетущая тишина. Внизу у родника пересвистывались часовые.
– Римляне – хозяева положения! – безжалостно ответил Сабитуй на вопрос повелителя. Децебал сник. Точнее не сник, а злобно ссутулился.
– Пока! – прохрипел он.
Завизжал напильник. Карп на выходе короткими сильными движениями затачивал наконечники стрел. Огни костров освещали лица лежавших вокруг. Молодые растирали на камнях привезенное зерно. Замешивали тесто и пекли лепешки. Угрюмая отрешенность пронизывала действия всех собравшихся.
– Царь! Царь!
В свете костров и неясных вечерних сумерек возникли несколько растрепанных фигур. Телохранители-патакензии и костобоки натянули луки. Приготовили копья. Всклоченные космы волос. Окровавленные тряпки перевязок. Даки упали лицами в землю.
– Подымитесь! – Децебал болезненно скривился, он предчувствовал плохие новости.
Воины разогнули спины. Сели. Старший из них перевел дыхание.
– Децебал, – горестно начал потулатензий, – Пиепор ушел к римлянам.
Разразись в пещере гром, он не произвел бы такого впечатления, как это известие, принесенное израненным даком.
Децебал не спрашивал ни о чем. Долгим взором царь обвел окружающие горы и поправил застежку кафтана.
– Как и когда?
Дак болезненно скривился, неловко опершись на раненую ногу.
– Вчера утром. Мы шли лесом. У Напоки ждали двести воинов из дружины Белеса. Но Пиепор повернул на юг, к Альбурнус Майор. На переправе у Сомеша нас подстерегли люди Дакиска. Они и римляне окружили отряд с трех сторон. Турвид котензийский выехал вперед. «Пиепор! Сдавайся! – закричал он. – Приди к Траяну, и цезарь простит тебя. Император римлян – настоящий солдат и уважает достойных противников. Никто не тронет твоих владений. Ведь ты же вождь. Посмотри на нас. Мы стали еще богаче, чем были. Что ты имеешь у Децебала? Раны и холод. Регебал отдал Траяну все золото Дадесидов. Главный тайник под Сармизагетузой!»
– Нет! – страшно вскричал Децебал, прервав рассказчика. – Нет! Я не верю этому!
– Так сказал Турвид, – непреклонно повторил старый воин и вынул из ножен кинжал в подтверждение правоты своих слов. Царь отшатнулся. По одному, по два со всех сторон подходили даки.
– Да, главный тайник на дне реки, – продолжил потулатензий. – «Ты лжешь, Турвид», – возразил римскому прихвостню Пиепор. «А откуда я тогда сам, по-твоему, узнал о святая святых Децебала? Мы верные слуги императора, получили по пять талантов золота из той доли». Пиепор сбросил с плеч плащ. Мы все приготовили оружие. Каждый из нас думал, что вождь готовится к битве. Но мы ошиблись. «Ждите меня!» – приказал Пиепор. Потом он хлестнул коня и спустился к Турвиду. О чем они говорили, уже не было слышно. Пиепор не вернулся. Мы видели с горы, как вождь костобоков, подобно последнему альбокензийскому шакалу, спешился перед начальником римлян и, сняв пояс, отдал «петуху» в руки. У Реса, единственного из всей дружины, был сарматский лук. Рее пустил стрелу в изменника. Но она упала в десяти шагах от Пиепора. Это был наш ответ предателю. И тогда люди Дакиска, Турвида и римские солдаты ударили со всех сторон. Никто из костобоков не отступил. Кабиры и Замолксис – свидетели моих слов. Вот те, кто сумел прорваться и уйти вверх по склону, – старый дак обвел жестом сидящих рядом товарищей.
Децебал вытащил из-за спины кожаный колчан с серебряными накладками. В нем торчало пять стрел. Царь извлек одну. Оперение и древко окрашены черной краской. Резким движением разломил стрелу и швырнул в огонь.
– Пиепор сделал выбор, – выговорил преданный повелитель.
– Месть! – хрипло возгласил кто-то из дружинников.
– Месть! – эхом прошумело над лесом.
– Месть, – повторил вслед за всеми Сабитуй. Но у вождя вышло это совсем не решительно. Скорее с сомнением.
8
...Ему снился Диурпаней. Но странно, в этот раз свергнутый владыка не язвил и не пререкался. Он смотрел прямо, и Децебал мог теперь разглядеть, какого цвета у Диурпанея глаза. Они были серые с крапинками.
– Что, Децебал, помогло тебе мое золото? – как-то грустно спросил призрак.
– A у меня нет золота. Ни твоего. Ни моего! – стало смешно от осознания такой простой мысли.
– Как так нет?
– Да так. Нет, и все! Ха-ха-ха! – Децебала прямо распирало от неудержимого бесшабашного смеха. – Оно досталось Траяну!
– А тайники в горах?
– Большинство я истратил. А те, что остались, наверное, захапали Регебал и жрецы, которые знали места.
– Значит, Траян уже правит Дакией?
Децебал посерьезнел. Его удивила вовсе не сама мысль Диурпанея о потере им власти. Поразило, что Диурпаней, скончавшийся столько лет назад, знал Траяна.
– Нет! – вскричал царь. – Траян не может править Дакией! Он римлянин. Понимаешь, Диурпаней! Он – просто римлянин!
Опять же огненные блики за спиной мертвого владыки. И гул. Грозный топот несущейся во весь опор конницы.
– Просто римлянин, – раздумчиво тянет тень мертвого царя. – Странно. Ты мудр, Децебал. Но и наивен. Только тот, в чьих руках золото Дакии, и правит страной. Ты упустил свое золото и власть, Децебал!
– Но я еще жив! И у меня есть воины! Вожди сарматов пришлют мне в помощь свою непобедимую конницу!
Диурпаней, не слушая, поворачивается и начинает уходить. Децебал волнуется. Он похлопывает по бляшкам Священного пояса Буребисты. Звон не может не привлечь внимание человека, самого носившего регалию высшей власти. Но Диурпаней остается равнодушным.
– Сарматы – это не даки, – говорит тень. – Понимаешь, Децебал?
Опушка леса. Огромное поле высокой травы. Бесплотные призраки-слуги подводят свергнутому царю беспрерывно меняющего очертания коня. На слугах – римские шлемы и доспехи. Тени римлян, принесенных в жертву Кабирам и Замолксису. Появляются еще несколько духов. В поводу у пришедших многочисленные своры собак. Псы лают оглушительно и злобно.
– Присоединяйся к моей охоте, Дадесид! – приглашает Диурпаней. – Это получше, чем вести безнадежную войну с Траяном. Вчера мы с твоим сыном затравили великолепного оленя! Старый План отнес рога самим Великим Кабирам.
– Мой сын? План? – ошеломленно спрашивает Децебал. Из тумана возникают знакомые лица. Но близкие люди молчат. Смотрят и молчат.
– Я еще жив, Диурпаней! – кричит Децебал.
– До встречи на просторах царства Замолксиса! – отвечает тот и свистит гончим. – Мы скоро увидимся. Я не прощаюсь!
Оглушительно лают собаки.
Децебал проснулся от прикосновения чего-то холодного к лицу. Филипп, вздыбленный, возбужденный, тыкал ему в щеку носом и призывно гавкал. Пес яростно щерил зубы.
– Что случилось? – царь, еще толком не соображая, присел на лежаке. Собака метнулась к выходу, потом опять вернулась и начала лаять прямо истерично. Почти тотчас входные войлоки раздвинулись и вбежали три сторожевых дружинника.
– Царь, римляне!
Децебал рывком вскочил с постели. Торопливо, но без суеты надел и подвязал мягкие сарматские сапоги и кривой дакийский меч.
– Где? Сколько их?
– Много! Идут отовсюду. Со стороны ручья, от скалы и снизу по тропинке, – патакензий упер ладони на древко топора. – Нас предали, Децебал.
– Пиепор... – прошептал Дадесид и сжал кулаки в бессилии. Но даже в такую тяжелую, почти безнадежную минуту самообладание не покинуло его. – Сколько нас здесь?
– Шестнадцать человек. Пятеро раненых.
– Годных к бою – одиннадцать. Со мной – двенадцать, – подытожил царь.
Набив колчаны стрелами, сколько было возможно, они бегом спустились вниз по крутой тропинке. В том месте, где ручей небольшим четырехметровым водопадом низвергался на каменистое ложе, лежали приготовленные кучи камней. Здесь Децебал оставил трех человек. Толстые корявые корневища, торчавшие тут и там из земли, сильно затрудняли движение. Девять даков притаились за последними стволами грабов и сосен перед чистым от растительности склоном.
На их глазах внушительная колонна римлян распалась на несколько отрядов. Команда. Сотни растянулись в длинные шеренги, в два ряда охватывая гору на всем зримом расстоянии.
– Вон Пиепор! – палец телохранителя указал царю нарядную фигуру рядом с десятком конных римлян.
– И Регебал, и Дакиск, и Турвид, – добавил другой.
– Стараются! – Децебал презрительно усмехнулся.
Внизу раздался собачий лай. Воины перевели взгляд и увидели то, что не заметили вначале. Гораздо ближе, чем основные силы, уже под самым обрывом, пробиралась центурия галлов с поисковыми собаками на поводках. Вот отчего так ярился Филипп. Верный пес чувствовал чужаков. Гельветские овчарки рвались вперед, чуя людей.
– Надо отвлечь псов! – жестко сказал царь. – Филипп, ко мне.
Собака пружинисто помахивала хвостом. Хозяин нарочито грубо, прощально потрепал загривок преданного друга. Никто из патакензиев рядом не догадался, что в душе Децебал шепнул волкодаву: «Прости. На полях Замолксиса я буду делиться с тобой лучшими кусками. Прости и прощай!»
– Взять их, Филипп! Взять!
Немыслимым прыжком Филипп перемахнул выступ в скале и вцепился в горло передовой собаке. Сверкнули белые клыки. Пес с разорванным горлом покатился по земле. Овчарка кинулась к следующему. Центурион-галл замахал мечом, приказывая затравить невесть откуда взявшегося дьявола. Галлы-собаководы отстегнули ошейники. Двадцать ищеек с разных сторон набросились на храбреца. Тошнотворно запахло кровью и мокрой псиной.
Децебал и патакензии засыпали озверелый собачий клубок стрелами. Скулеж и визг заполнили окрестности. Издыхающие пронзенные гельветы катались по каменистому крошеву. Задуманное удалось. В два залпа дакийский царь и его воины прикончили или сильно ранили почти всех поисковых псов.
В ответ стрелки-галлы обрушили град свинцовых пулек из длинных кожаных пращей. Пространство между деревьями наполнилось свистом летящих снарядов.
– Собака Децебала! – радостно указал римскому трибуну Пиепор.
Регебал, мрачный, следил за умело проведенной зятем диверсией. Он только молча кивнул на вопросительный взгляд римского начальника в подтверждение слов костобока.
– Так сам Децебал тоже наверху? – спросил, чтобы лишний раз окончательно увериться, трибун.
– Да! Филипп не выполнит ничей приказ, кроме как самого царя!
– Прекрасно! Центурии – вперед!!!
Десятки в шеренгах ускорили шаг. Подоспевшие лучники присоединили к камням галлов свои стрелы.
Децебал и патакензии-телохранители отвечали расчетливо. Берегли каждый наконечник. Тропа позволяла римлянам наступать лишь по два человека в ряд. Уже свыше десятка сраженных врагов валялись на камнях и корневищах. Но и маленький отряд защитников понес первые потери.
Свинцовое ядрышко от пращи перебило плечо воина рядом с царем, и погиб под стрелами другой, который не успел, перебегая, укрыться за стволом. Откуда-то сбоку и сверху доносились вопли и крики «Барра!!!»
Легионеры штурмовали переход у ручья. Трое оставленных Децебалом даков скатывали на атакующих каменные глыбы.
– Отходим! – кричал телохранителям дакийский царь.
Противники сблизились настолько, что римляне пустили в ход пилумы. Короткие дротики с гибкими, закаленными на огне остриями со стуком втыкались в стволы, землю.
– А-а! – застонал пронзенный дак.
Выше. Выше. Еще выше. Едва последний патакензий влез на площадку, показался первый римлянин. Стрел не осталось. Пальцы Децебала напрасно шарили в опустевшем колчане. Потные, перемазанные пылью дружинники, не сговариваясь, потянули из ножен кривые фалькаты. Снизу рычал центурион. Вновь зашуршали дротики. Под их прикрытием передовые легионеры вскарабкались на второй уровень тропы. В просветах шлемов Децебал видел иссеченные шрамами и морщинами лица. Ветераны. Эти не отступят. Не дрогнут. Даки бросились на врагов. Залязгали встретившиеся в ударе клинки. Три римлянина против шести даков. Четыре. Пять. Вот по плечам товарищей поднимается седьмой. Восьмой. Упал легионер. Второй. Стон. Крик. Злобное ругательство на латыни. Пали три дака. Оставшиеся в живых толкнули царя:
– Уходи, Децебал!
– Децебал!!! – поняли солдаты Траяна.
И тотчас другой крик. Откуда-то сверху:
– Царь! Нас окружают! «Петухи» прорвались у ручья. Уходите!
Децебал, не выпуская из рук меча, метнулся выше. Телохранители прикрывали отход. Один – секирой. Другой – мечом. Два против двухсот. Патакензий сверху пустил из лука стрелы. Римляне замешкались. Воспользовавшись заминкой, царь и его последние соратники оторвались от преследователей.
– К пещере!
– Нет! – голос владыки Заданувийских земель поразил патакензиев спокойствием. – Это ничего не даст. Римляне – всюду. Через несколько мгновений они будут и там. Но рядом с могилой Местуса, за скалой, у Трех сосен, есть козья тропа. Там можно уйти.
– Уходи, Дадесид! Мы прикроем!
– Пурирус! – царь улыбнулся верному кузнецу. – Уйти должны вы.
И, не слушая никаких возражений, он снял с талии Священный пояс Буребисты с драгоценным кинжалом и отдал Пурирусу. Кузнец все понял. Царь решил, и спорить было бесполезно.
– Воля царя – закон! – громко, как и прежде, возгласил Децебал. – Воля умирающего царя – закон вдвойне! Именем Замолксиса я повелеваю вам уйти к росомонам и отдать эти знаки власти дакийских царей достойнейшему из ныне живущих карпов или костобоков. Уходите, Пурирус, и да хранят вас Ауларкен Фракийский, Замолксис и его всемогущие бессмертные сыновья!
Они не возражали. Три воина. Последние свободные даки на порабощенной римлянами земле упали на колени перед своим погибающим царем и поцеловали землю. Децебал прощально коснулся их голов и, не оглядываясь, начал подниматься к пещере. Совсем рядом слышался треск сучьев под коваными каллигами легионеров. Под сводами каменной залы Дадесид остановился. Бесполезные теперь уже стрелы торчали из берестяных колчанов. Козьи и оленьи шкуры на полу. Десяток копий и секир. Невелика добыча для солдат. Он отбросил иззубренный в схватке на тропе меч и вытащил из-под изголовья отточенную, как бритва, фалькату с драгоценными камнями на рукоятке. Рывком сорвал войлок входного порога. Родные горы расстилались перед ним. Его Дакия. Сладостная горечь заполнила душу. Он не смог уберечь царство. Значит, кому-то предстоит начинать сначала. Боги известили его о своем желании даровать ему бессмертие. Устами Диурпанея. Человек не должен задерживаться по эту сторону, когда его близкие ждут на полях царства Замолксиса. Осталась самая малость.
Децебал перевернул фалькату – родной дакийский меч – и уставил острие под левое подреберье. «Только об одном скорблю, – обратился царь к владыке Подземного царства, – что род Дадесидов пресекается на мне». Мог ли он знать, что не пройдет и пяти месяцев и в далеком паннонском пате родится мальчик, в котором размеренная римская кровь смешается с его пылкой кровью. И дочь его Тисса, одевая по утрам сына, будет повторять: «Боги! Как ты похож на своего деда». И огненный взор потомков Дадеса навеки останется на лицах грядущих поколений. Бряцанье копий и звон щитовой меди римских латников становился все отчетливее. Децебал поднял взгляд к небу, к обжигающему лику Богини Солнца. И когда слепящий свет лучезарного светила заполнил все его существо, он ощутил краткую легкость падения. Жуткая боль на миг всколыхнула сознание. И... все исчезло.
Он был в знакомой комнате с низенькими потолками, и далекий милый голос напевал бесхитростную песню:
Богиня Утренней зари вставала,Децебала-птенчика миловала.Будет день над землей светлым.Подрастет Децебал смелым...9
Зал был полон. Легаты, префекты лагерей, трибуны, препозиты отдельных когорт, командиры вексиллатионов, просто центурионы теснились вдоль деревянной колоннады главного приемного покоя в бывшем дворце дакийского царя. Преторианцы в позолоченных доспехах стояли возле стен по всему периметру помещения. Император ничем не отличался от своих солдат. Высокого роста, атлетически сложенный военачальник в пластинчатом панцире с серебряными накладками. На правом боку, рукоятью под самой грудью, массивный испанский меч – полуспафа. Только шнурованные сапоги до колен из красной сафьяновой кожи блистали расшивкой драгоценных камней. Коротко подрезанные волосы надо лбом чуть подвиты искусным парикмахером.
Приглушенный гул голосов. Полученная новость никого не оставила равнодушным. Захвачен и убит Децебал. Это казалось невероятным. Неслыханным. Человек, более двадцати лет противостоящий мощи Рима, – мертв. Особенно оживленно было в том углу, где собрались дакийские вожди и старейшины, перешедшие на сторону Траяна. Турвид и Дакиск сияли набором дорогих украшений. Главы котензийских и кепакизских родов в национальных расшитых рубахах и кожаных безрукавках не скрывали радостных облегченных улыбок. Из всех, пожалуй, только Регебал оставался мрачным. Красивые глаза шурина-изменника по временам подергивались пленкой такой откровенной злобы, что даже римские командиры, стоящие неподалеку, начинали переглядываться.
Внизу, во дворе, затрубили сигнальные букцины. Донесся топот копыт. Разговоры разом смолкли. И римляне, и даки, затаив дыхание, смотрели на входные двери. Траян, сидя на высоком резном кресле из сандалового дерева и слоновой кости, нервно поигрывал навершием меча.
– Смирно!!! – скомандовал дежурный центурион в дальнем проходе.
– Смирно!!!
– Смирно!!!
Команду повторили все центурионы охраны. Лязг железных подковок на военных сандалиях все ближе и ближе. Створы распахнулись. Преторианцы стукнули древками копий об пол, вздыбили плюмажи шлемов.
Чеканя шаг, посверкивая до блеска начищенными поножами, вошли десять центурионов и трибунов X легиона Близнец. За их спинами шуршали мягкими скифскими сапогами несколько варваров-даков. Закованные в пластинчатые пехотные панцири, в налокотниках, по всем параграфам боевых легионных уставов, пропыленные, усталые, легионеры несли большую ивовую корзину. На середине залы группа остановилась. Носильщики вышли вперед и поставили корзину у самого подножия императорского кресла. Рослый красивый трибун с шейным и нагрудным знаками отличия приблизился и положил на крышку изогнутый дакийский меч в дорогих черепаховых с золотом ножнах.
– Величайший император! Перед тобой голова и правая рука бывшего царя варваров – Децебала. Сверху его оружие.
Траян стиснул полированные подлокотники. На мгновение все замерло. Того, чье имя всего несколько дней назад вызывало трепет, ярость, ненависть, восхищение и уважение, – не было в живых. Остались лишь теперь уже бессильная правая рука и голова, отсеченная от туловища.
– Извлечь! Пусть видят все! – громкий голос императора заполнил дворец.
Легионеры как-то торжественно, немного с суеверным страхом положили на мраморные плиты фалькату, разрезали запечатанные воском веревки и сняли крышку. Заскрежетали стукнувшиеся в корзине налокотники и неестественно бледная, с запекшимися сгустками крови на шее голова дакийского царя и исцарапанная мускулистая рука легли у нижних ступеней возвышения, под ноги принцепса. Да, это был Децебал. Дакиск и остальные вожди переглядывались. Им казалось, что полузакрытые затуманенные глаза преданного владыки пристально смотрят на них.
Два повелителя Дакии встретились вновь. Живой и мертвый. Траян откинулся на спинку кресла и, казалось, весь погрузился в созерцание поверженного врага. Адриан, стоявший по левую сторону от цезаря, разжал кулак. На ладони лежала маленькая сердоликовая гемма с изображением понтийского царя Митридата VI Евпатора. Львиная шкура покрывала темя, пышные волосы разметались по плечам. Давно почивший царь Понта смотрел из небытия искусно вырезанными глазами. Враг Рима. Память достойных врагов требует уважения.
Траян искоса взглянул на Авидия Нигрина, потом обратился к трибуну, доставившему желанный трофей:
– Как вы захватили варвара? Он сдался сам?
Казалось, слышно дыхание стен. Трибун повернулся и жестом вызвал из своего отряда Пиепора. Костобок прятался за спинами римлян.
– Вот этот вождь варваров из тех, что боролись с нами до последнего, указал твоим воинам, Божественный, укрытие ненавистного тирана! Мы оцепили гору тремя полными когортами.
– И он сдался?!! – Траян почти крикнул свой полувопрос-полуутверждение.
– Нет! – четко ответил, не дрогнув ни одним мускулом лица, трибун. – Царь варваров сражался до конца. Когда у него кончились стрелы и не осталось в живых ни одного товарища, Децебал бросился на меч.
– Иного я и не ждал от него, – император вскинул подбородок и оглядел ряды соратников. Мужественные, бритые лица римских центурионов и трибунов были задумчивы.
– Враг повержен, – возвысил в наступившей тишине свой голос Траян, – вывесите останки Децебала на главной площади Сармизагетузы. Они должны находиться там в течение полных семи дней! Затем отправьте руку и голову в Рим. Сенат и народ римский тоже должны видеть мертвого противника. Варвару, раскрывшему пристанище Децебала, выдайте положенную награду! Легату X Близнец легиона наградить отличившихся командиров и солдат!
Адриан перевел взгляд с геммы в ладони на отрубленную голову дакийского царя.
– Величайший принцепс, – шепнул легат I Минервиного легиона, склонившись к уху дяди, – позволь грекам-ваятелям, что следуют за мной, изготовить в мраморе бюст мертвого варвара.
Император вопросительно уставил синие глаза на племянника:
– ?!
Адриан разжал кисть. Сердоликовый Митридат лохматил пышные кудри на гемме.
– Имя Децебала уже вошло в анналы истории наряду с именем Траяна Августа. Пусть и через тысячу лет потомки, созерцая портреты, говорят: «Вот Децебал – царь Дакии. Какое лицо! Но и он побежден императором Марком Траяном!»
Принцепс задумался. Авидий Нигрин тронул локоть друга.
– Легат прав, Марк. Отдай голову скульпторам на сутки.