Она, кажется, наконец-то заметила нападение на себя сзади и, повернувшись, так сильно отпихнула от себя Анну, что та, отлетев, врезалась в Нериссу и едва не сбила ее с ног.

– Как не стыдно, Руфь, так грубо поступать с маленькими! – рассердилась Лия. – А еще такая большая девочка!

– Все в порядке, нянюшка, – торопливо сказала Мэри-Эстер, видя, что Руфь собирается с силами для отпора. – Мэри-Элеонора, ты ушиблась? Подойди сюда, дай мне взглянуть.

– Она ударила меня по руке… посмотри, – прорыдала Мэри-Элеонора.

– Ну, цыпленочек, рука даже не покраснела. Много шума из ничего. А теперь перестань плакать. Алиса, за что ты ее ударила?

Алиса выпятила губы.

– Она пришла и испортила нам всю игру. Я играла с Анной, а она явилась и все испортила. Не хочу, чтобы она играла с нами!

– Да она и сама не желает играть с тобой! – мигом закричала Руфь. – Мы и приезжать сюда даже не хотели, так что можешь и не думать.

– Тогда почему бы вам снова не убраться к себе? – выпалила в ответ Алиса.

Тут уж Лия так рассердилась, что вырвала у малютки цветок, а та после мгновенного изумления закрыла глазки и пронзительно закричала, протягивая ручонки к матери.

– Дай-ка мне ее сюда, нянюшка, – сказала Мэри-Эстер. Она забрала Генриетту и прижала ее горячее влажное личико к себе. – Итак, девочки, я больше не желаю слышать об этой ссоре, да еще в Господень день! Вы все должны любить друг друга, жить друг с другом в мире и согласии. Алиса, ты скверная девчонка, раз ведешь себя так нелюбезно со своими кузинами. Все здесь им рады, и они будут жить у нас столько, сколько сами пожелают Тебе, Руфь, тоже не подобает такое поведение, даже если Алиса и в самом деле ударила твою сестру. Ты уже взрослая, чтобы бить маленьких. Если у тебя есть какая-нибудь жалоба – обратись с ней ко мне. А теперь пошли, посмотрим, как там идут дела на стрельбище. Скоро обед, и я не желаю видеть за столом надутые лица, так что давайте покончим с этим сейчас же.

Не выпуская из рук Генриетту, Мэри-Эстер погнала всю эту компанию прочь из розового сада, в сторону большой прогулочной тропы. Амброз, с улыбкой следовавший за ними, думал о том; как же это его маленькой девочке удастся справляться с таким большим хозяйством и с многочисленной семьей. Да, для него она по-прежнему оставалась маленькой девочкой. Ему казалось, что он и глазом-то не успел моргнуть с тех пор, как перевязывал ее собственные детские порезы и ушибы, учил ее, как полагается завивать и заплетать свои темные волосики… «Что ж, я был ей неплохой матерью, – подумал он, незаметно улыбаясь, – только я никогда бы не смог управлять таким вот огромным хозяйством».

Лето 1631 года снова принесло в Йорк бубонную чуму. Будучи весьма красивым городом, Йорк, тем не менее, был также зловонным и нездоровым. С тех пор, как шестьдесят лет назад чума как языком слизала целое семейство Баттсов, в городе случалось еще много эпидемий. Нынешнюю прозвали Черной смертью. Она приползла украдкой от вялой, полустоячей реки, от кишевших крысами причалов, обрушившись на битком набитые людьми грязные жилища со всеми своими безобразными и ничем не исцелимыми горестями. Как только стало ясно, что нынешняя вспышка эпидемии весьма серьезна, у всех городских ворот были выставлены стражники, чтобы задерживать и входящих и выходящих людей, но было уже слишком поздно – остановить чуму не могло ничто. Она растекалась по дорогам, по пути поражая жилища, пройдя по Цветущей улице, ворвалась в больницу Святого Эдуарда. Приостановившись на минутку у «Зайца и вереска», чума прихватила с собой Уилли Морлэнда, старшего и безмерно любимого сына Уилла Морлэнда. Пройдясь вдоль Холгейтской дороги до Раффорда, где чума унесла двадцать несчастных, она проскользнула никем не замеченной в Морлэнд.

– Мадам, мне не нравится, как выглядит мисс Алиса, – заметила в тот вечер Лия. – Не сходить ли вам посмотреть?

Мэри-Эстер мгновенно вскочила с места.

– Но почему, Лия, что с ней?

– Я не пойму, мадам. Может быть, она сегодня слишком долго пробыла на солнце. – Лия старалась избегать пристального взгляда Мэри-Эстер. – Или, быть может…

– Только не произноси этого слова, – быстро сказала Мэри-Эстер, перекрестившись. – Я иду. Сегодня действительно жарковато…

Алиса обычно спала в перестроенном флигеле для детей, в одной комнате с Анной и Генриеттой. А приставленная к ним служанка, Беатриса, спала там же, на низенькой, выдвигающейся на ночь кровати. Сейчас Беатриса стояла у постели, от волнения ломая себе руки. Именно она и обратила внимание Лии на состояние мисс Алисы, и теперь Беатриса опасалась, что независимо от того, больна ли мисс Алиса или здорова, ей самой вполне может не поздоровиться. Мэри-Эстер, подойдя к изголовью кровати, наклонилась и положила руку на лоб Алисы. От прохладного прикосновения к своей горячей коже девочка зашевелилась. За ней спокойно спали Анна и Генриетта. Анна неуклюже раскинула свои худые руки и ноги, а пухленькая Гетта свернулась улиткой. Сердце Мэри-Эстер дрогнуло: они были такими беззащитными, такими одинокими во сне, что злобная болезнь могла легко подобраться к ним.

Алиса беспокойно ворочалась и что-то бормотала. Мэри-Эстер осторожно стянула с нее одеяло и расшнуровала ее ночную сорочку. Однако ни на ее шее, ни между набухающих грудок не было видно никаких коварных пятнышек.

– Утром мы пошлем за врачом, – проговорила Мэри-Эстер, – если, конечно, девочке не станет лучше. У нее в самом деле жар, но это, возможно, просто из-за того, что она перегрелась на солнце Беатриса, если она проснется, позови меня.

– Хорошо, мадам, – нервно присела в реверансе служанка.

Но утром Алисе лучше не стало. Ее рвало, лихорадило, она жаловалась на головные боли, болезненно отводила глаза от света. Когда явился врач и осмотрел ее, лицо его помрачнело. Он подозвал Мэри-Эстер к изголовью кровати и молча указал ей на небольшое красноватое вздутие в паху девочки Холодный ужас сковал сердце Мэри-Эстер, и она лишилась дара речи. Переведя взгляд с врача на Лию, она увидела пот на губах служанки и мертвенную белизну ее лица. «О, Боже милостивый, – взмолилась она про себя, – только не это, только не это!»

– Она будет жить? – наконец проговорила Мэри-Эстер.

Врач покачал головой.

– Мадам, я не могу дать вам никакой надежды. Лишь немногие жертвы чумы выживают. Но мы, конечно, сделаем все, что можем, и всегда остаются надежда и молитва. Вы должны переселить отсюда остальных детей, и в эту комнату вообще никто не должен заходить, кроме того лица, которому поручено ухаживать за девочкой. И ничего нельзя выносить из этой комнаты – будь то одежда или какой-нибудь кубок, – пока над этим не сотворят обряд очищения. Я оставлю вам на этот счет указания, а еще дам рецепт одного лекарства. Вечером я приду снова.

Мэри-Эстер осталась при девочке, а Лия тем временем проводила врача. Пока Мэри-Эстер дожидалась возвращения няни, вошел Эдмунд. Она чисто машинально повернулась к нему, страстно ища утешения, но тут же вспомнила.

– Эдмунд, тебе нельзя заходить сюда и прикасаться ни к чему тоже нельзя… Это… это чума, Эдмунд. Она очень заразная.

Эдмунд посмотрел издалека на худенькую фигурку дочери под покрывалами, а потом перевел взгляд на жену.

– Тогда и тебе тоже следует уйти. А за ней будет ухаживать кто-нибудь из слуг.

Мэри-Эстер посмотрела на мужа ясными глазами, понимая, чего ему, видимо, стоило сказать такое.

– Нет, – ответила она. – Я сама буду за ней ухаживать. Это – мое право.

Эдмунд озадаченно взглянул на нее. Странно что она воспользовалась словом «право», а не «долг»:

– Но ты ведь даже не мать ей.

– Зато она меня так называет. И я буду ухаживать за ней.

Задержав на жене взгляд, Эдмунд произнес:

– Благослови тебя Господь.

А что же еще он мог сказать? Только это… тут и Лия вернулась с рецептом, оставленным врачом.

– Я не смогла прочесть все это, мадам, только у нас, конечно, не найдется и половины этих вещей.

– Дай мне взглянуть, – Эдмунд забрал у нее листок и принялся читать вслух. – Жир гадюки, смешанный с медом, к нему надо добавить двадцать четыре мокрицы, потом это надо высушить на солнце, чтобы можно было истолочь в порошок как следует… так… унция высушенного куриного помета. Душистая рута и розмарин… яичный желток… потом смешать с четвертью пинты старого эля и таким же количеством соленой воды… так… пора щепоток перца… – Он посмотрел на жену. – Дорогая моя, да неужто это и в самом деле поможет?

Мэри-Эстер только беспомощно подняла на него глаза.

– Как знать, Эдмунд? Раз уж врач так говорит, только он ничего не обещал. И все-таки, если мы совсем ничего не будем делать, то она точно умрет.

Эдмунд снова стал изучать рецепт, а потом вернул его Лии.

– Что ж, тогда поступим, как ты считаешь нужным. Нянюшка, поручи Клементу достать все необходимое.

– Спасибо тебе, Эдмунд, – сказала Мэри-Эстер. – Но теперь ты должен уйти и проследи, чтобы никто даже близко не подходил к дверям. И вели окурить все помещения на случай, если и в них попала зараза. И забери с собой Пса.

Волкодав принялся ужасно завывать, когда его выволакивали из комнаты, и целый день напролет Мэри-Эстер слышала его вой – своего рода «музыкальное сопровождение» к этому кошмару, болезни ребенка. Вечером снова пришел врач, но он не стал подходить к постели ближе чем на метр. Он смотрел на девочку поверх апельсина, утыканного зубчиками чеснока, держа это сооружение у самого носа, чтобы не заразиться.

– Вы давали ей лекарство? – спросил врач.

– Да, только ее тут же вырвало.

– Что ж, это показывает, что инфекция в ней есть, – заключил врач. – А вам надо проявить настойчивость. Вы должны добиться, чтобы лекарство попало в организм, поскольку в противном случае ей ничто не поможет.

– А если она удержит его в себе?

– Тогда она должна выздороветь… если Господь того пожелает.

Мэри-Эстер с сомнением посмотрела на него, а потом перевела взгляд на бредившую девочку.

– Ей стало хуже. Боюсь, что эта рвота совсем лишила ее сил.

– Приподнимите покрывало, – распорядился врач. Он осмотрел тело девочки с безопасного расстояния. Бубонное вздутие стало крупнее, тверже, воспалившись до красноты. Девочка пошевелилась и захныкала от боли, когда Мэри-Эстер слегка коснулась бубона. – Да, – заключил врач, – чумной нарыв стал больше, и он вытягивает из нее силы. Если к полуночи он не прорвется, вы должны сами прорвать его с помощью прижигания.

– Прижигания?!

– Я напишу вам рецепт Купоросное масло и ртуть надо сбить в пасту с жиром ягненка и конским пометом – вот это, пожалуй, подойдет лучше всего. А завтра утром я приду снова, если она еще будет жива.

Когда врач ушел, оставив девочку на попечении Мэри-Эстер, ею овладело чувство беспомощного отчаяния. Она сидела в изголовье кровати и горько рыдала, пока не возвратилась Лия, и Мэри-Эстер пришлось заставить себя успокоиться. Да слезы и не могли помочь бедной маленькой Алисе, разве только ее неослабное внимание. Лия, закатав рукава, принялась смешивать новую порцию лекарства, а потом они посадили между собой Алису и, крепко держа ее, силой протолкнули лекарственную смесь ей в горло. А спустя некоторое время им пришлось держать чашу, потому что девочку опять вырвало. К полуночи она выглядела еще слабее. Кожа ее потемнела, пульс еле прощупывался, на некоторое время Алиса потеряла сознание. В комнате стоял тяжелый запах, и Мэри-Эстер, как и Лия, смертельно устала. Но они делали то, что должны были делать. Приготовив едкое зелье, они намазали его на сложенный лоскут ткани. А потом, сняв покрывала с чахнущего тельца, несколько раз приложили тряпицу с мазью к чумному нарыву.

Руфь, Нелл, Анна и Гетта, сбившись в кучку на одной постели в восточной спальне, услышали пронзительные крики и прижались друг к дружке еще сильнее, отчаянно моля Господа пощадить Алису… да и о том, чтобы сами они тоже не пали жертвами этого ужасного мора. А в другой спальне Джейн охватила руками свой раздувшийся живот. Она была слишком перепугана, чтобы вообще о чем-либо думать. Лежавший рядом с ней Ричард, почувствовав ее движение, тоже пошевелился. Из-за жары занавеси вокруг кровати были немного раздвинуты. Ричард сделал для себя открытие, одно из преимуществ брака состояло в том, что он не должен был более спать в одном помещении со своими братьями и кузеном, теперь у него была собственная спальня, для себя и жены.

Жены! Ему до сих пор казалось странным называть Джейн Гарднер женой. Ричард не испытывал к ней особой привязанности, он даже толком не знал ее. Что вот, к примеру, сейчас было у нее на уме? Она что-то бормотала чуть слышно… молилась, что ли?

– Что ты там говоришь? – резко спросил он. Джейн мгновенно умолкла, боясь, что ее обидят.

Ричард понимал – конечно, когда брал на себя такой труд, – что Джейн боялась в Морлэнде всех до единого, даже не, только членов семьи, но и слуг! Если кто-нибудь спрашивал ее о чем-то, даже о самом что ни на есть простом, она не отвечала сразу, а судорожно искала своим умишком того ответа, который, по ее мнению, требовался. И так было во всем: она изо всех сил старалась угодить, но не угождала никому.

– Ты что, молилась? Что там с тобой такое? – Джейн пробормотала нечто невразумительное. – Что-что? – раздраженно переспросил Ричард. Она прошептала несколько слов, из которых он разобрал только «чума». – Ты хотела бы никогда не попадать сюда, в Морлэнд, правда?

Ричард действовал коварно, построив вопрос так, чтобы вытянуть из нее то, что, по его мнению, и было ее правдивым ответом.

– Да, – прошептала Джейн. – Я бы хотела очутиться дома. Здесь мы все умрем.

– Дура ты, – сказал Ричард. – До сих пор здесь тебе было лучше. Ты разве не знаешь, что в городе люди мрут десятками? А на твоей улице, по всей вероятности, теперь уже все вымерли, – она принялась горько рыдать, и Ричарду стало немного совестно за свои слова. Он ведь хотел подбодрить ее, а не расстроить. – Ну ладно, перестань плакать. Иди-ка, поцелуй меня, жена. – Последнее слово он произнес довольно нерешительно, уже привлекая ее к себе. Джейн повернулась к нему, и ее большой живот мешал Ричарду к ней пристроиться. Он попытался было обнять Джейн, но она оттолкнула его.

– Не сейчас, не при… ведь твоя сестра больна. Ричард рассерженно откинулся на спину.

– У тебя всегда один ответ: «Не сейчас»! То день какого-нибудь святого, то дни поста, то еще какая-нибудь причина… Интересно, чего ради ты суетилась-то, зачем вообще выходила за меня замуж? Уж лучше бы я остался холостяком: тогда ты никогда не отказывала мне. Берегись, я ведь могу пойти и поискать себе компанию получше.

– Ах, Ричард, – захныкала Джейн. Боясь обидеть его, сожалея, что причинила ему боль, она придвинулась поближе и принялась ласкать его, расхныкавшись теперь вовсю. – Прости меня, Ричард, я не хотела так… я ведь вправду хочу тебя, по-настоящему хочу. И я люблю тебя. Только вот ведь твоя сестра так больна… это, по-моему, неправильно.

– Да перестань ты так бояться меня, Джейн! Ты же знаешь, что и я люблю тебя, ведь знаешь?

– Да, Ричард, – кротко ответила она.

– Тогда почему ты думаешь, что я могу заставить тебя делать что-то неправильное? Ты разве не доверяешь мне?

На это, разумеется, никакого ответа не последовало. Ричард принялся осторожно выполнять свой супружеский долг. Джейн держалась напряженно и снова что-то негромко забормотала:

– Ну что еще опять? – спросил Ричард, останавливаясь.

Джейн не решалась заговорить, но в конце концов, очень смущаясь, сказала.

– Я вот только беспокоюсь, что это, может быть, повредит ребенку. Ведь уже так близко время, когда…

– Ах, теперь и этот ребенок! – равнодушно проговорил Ричард, и Джейн, затаив дыхание, больше уже не возражала.

На следующее утро врач пришел довольно поздно, и к этому времени тельце Алисы, неправдоподобно истощенное ее короткой и неистовой болезнью, безобразно изуродованное полувыжженным бубоном, было завернуто в саван и покоилось в гробу, который рано утром наспех сколотили Бен и Дикон. В доме сильно пахло дымом, которым из предосторожности окурили все помещения: это была смесь из перца, ладана, жженого ячменя и белого уксуса. Врач, похоже, одобрил это, поскольку, потянув разок носом, он впервые опустил свой защитный апельсин и осмотрел тело с безопасного расстояния.

– Она умерла, когда мы приложили едкую примочку к чумному нарыву, – сказала Мэри-Эстер.

Врач кивнул, не сделав никаких замечаний. Мэри-Эстер усталым движением снова накрыла труп и, повернувшись, обнаружила, что путь врачу к выходу прегражден Эдмундом, лицо которого под загаром побелело. Это было единственным признаком его сильного внутреннего волнения.

– По-моему, это ваше «лечение» ее и убило, доктор, – заявил Эдмунд.

Врач посмотрел на него в изумлении.

– Мой рецепт, сэр, – это надежное средство, – сказал он. – Надежное! Меня просят дать его, где бы я ни появился, сэр.

– Но ее-то он не спас, – подчеркнул Эдмунд. – Как же вы можете говорить, что оно надежное?

– Вы, очевидно, ничего не смыслите в медицине, сэр, – доброжелательно продолжил врач, – а не то вы бы так просто не судили. Мой рецепт никогда не подводит с исцелением, если Господь того пожелает.

Эдмунд пристально посмотрел на него.

– Если Господь того пожелает? – глухо повторил он.

– Разумеется, сэр. Если Господь желает иного то тут уж не поможет никакой смертный, никакое лекарство, как бы хорошо оно ни было составлено. Всего вам доброго, сэр. Молю Господа, чтобы больше я здесь не понадобился.

Эдмунд мысленно согласился с этим пожеланием. Когда врач ушел, он снова обернулся к жене. Проведя всю ночь в уходе за Алисой, она теперь выглядела изможденной, убитой горем. Мэри-Эстер стояла, опустив плечи, у гроба, не сводя глаз с непокрытого личика дочери. Эдмунду мучительно хотелось протянуть ей руку, но он не знал, как это сделать сейчас.

Наконец, Мэри-Эстер заговорила.

– Она была такой юной, только-только начинала жить. – Эдмунд сделал к ней шаг, и тогда, словно услышав его невысказанную мысль, она добавила. – Я любила ее как собственную дочь, а она звала меня мамой… всегда, всегда…

Да, это было великодушием доброго сердечка Алисы, столь отличавшим ее от Ричарда. Даже младшие дети не относились к Мэри-Эстер с такой любовью, как Алиса.

– Такая юная… – снова повторила она.

Ее глаза защипало, и Мэри-Эстер устало потерла их. Ей хотелось заплакать, но в горле и груди у нее словно застрял большой камень, перекрывший источник слез. Она явственно чувствовала физическую боль. Мэри-Эстер не видела, как Эдмунд, у нее за спиной, протянул к ней руку, которая повисла в воздухе рядом с ее опущенными плечами. Они стояли друг от друга всего в каком-то шаге, но дотянуться до нее он не мог.

Наконец, он промолвил хриплым, дрожащим голосом:

– Я люблю тебя.

Неуместно было говорить это сейчас, слова соскользнули с губ непроизвольно, но ведь, в конце концов, к этому и сводилось все утешение друг друга. Мэри-Эстер медленно повернулась, словно движение доставляло ей боль, и подняла взгляд на мужа, прочитав на его лице всю скорбь и боль утраты, его безмолвную просьбу: «Покажи мне любовь твою, ибо я не в силах показать тебе свою. Утешь меня, ибо у меня нет сил утешить тебя». И с едва трепещущим вздохом она сделала к нему этот последний шаг. Спустя мгновение он уже прижимал ее к себе, и его руки обнимали ее все крепче, крепче…

– Держи меня, – прошептала она. – И не отпускай никогда.

Эдмунд прижал ее к себе еще сильнее, и она опять содрогнулась. Боль в ее горле усилилась и, наконец, прорвалась исцеляющим потоком слез.

Глава 4

Весной 1632 года домой вернулся Кит. Он провел два года в Винчестере и еще два в Оксфорде. Ричард был настолько взволнован предстоящей встречей с ним, что уже битых три дня разъезжал туда-сюда по дороге на Экшемские болота, поджидая брата. По обыкновению всех людей, недовольных своей жизнью, Ричард возлагал большие надежды на возвращение Кита. Все будет хорошо, постоянно говорил он себе, как только Кит снова окажется дома. Итак, он ждал, конь его был привязан к какому-то тернистому кусту, а сам Ричард неподалеку от своего скакуна терпеливо наблюдал за дорогой, взгромоздившись на большой путевой камень, отмеряющий мили. Ричард надеялся, что Патрику наскучит это ожидание и он, наконец, оставит его. Да и намекал он Патрику уже предостаточно, что тому, мол, нет никакой нужды тут торчать. Однако Патрик был племянником Клемента и слишком хорошо соблюдал свои обязанности.

И вот, наконец, вскоре после полудня третьего дня ожидания, Ричард приметил в отдалении облачко пыли, поднимающееся над небольшой группой всадников, приближавшихся к ним. Вскочив на коня, он пустился вскачь навстречу и среди этих всадников увидел Кита. Ричард приветственно замахал ему шляпой.

– Кит! Ну наконец-то! А я уж думал, ты никогда не приедешь. Бог мой, вы только посмотрите на него! Я вовсе не рассчитывал, что встречу придворного! Я вот только по лошади тебя и признал. Как же ты ухитряешься до сих пор ездить на старушке Болтунье? Я-то думаю, что тебе бы следовало раздобыть себе новую лошадь, подстать всей этой новой одежде.

– А где, по-твоему, я взял бы денег на новую лошадь? – спросил Кит, которого забавляло это болтливое приветствие.

– А как же вся эта новая одежда? Не верится, чтобы она могла появиться на карманные деньги, что посылал тебе отец.

– О, наружность светского человека себя вполне окупает, – беззаботно ответил Кит, разворачивая свою дряхлую Болтунью, чтобы подстроиться к Ричарду. – Игра в карты и в кости может принести неплохой доход человеку, который остается трезвым, когда все вокруг него пьяны.

– Играешь в азартные игры? – спросил Ричард с ноткой уважения в голосе.

– Да нет, просто сыграл разок-другой с приятелями, – ответил Кит. – Если университет меня чему-то и научил, так это тому, что порок – вовсе и не порок, когда им грешат господа. Пороком это становится только тогда, когда грешат люди низкого положения.

– Отец бы с этим не согласился, – заметил Ричард. – Он считает меня испорченным из-за того, что я пью, играю в карты и… ну, делаю разные штучки… Но что еще-то делать мужчине? Мне порой интересно, уж не рассчитывает ли он, что я стану работать в поле вместе со слугами.

– О, на севере всегда были чересчур старомодны, – отозвался Кит.

Он вообще-то больше шутил, но вскоре Кит заметил, что его братец совсем не шутит. Ричард смотрел на него возбужденно и завистливо. Еще бы! Ведь Кит уехал ребенком, а возвратился этаким господином. Ричард с жадностью взирал на отделанный кружевом костюм, длинные покачивающиеся перья на шляпе, отороченные шнурками складки, ниспадавшие с верхних отворотов сапожек для верховой езды, на перчатки с цветной вышивкой, на темные локоны, опускавшиеся на плечи Кита и бежавшие по спине… Ричард почувствовал себя никчемным провинциалом, этаким неотесанным олухом рядом со своим изысканным братцем. Он же ничего не сделал в жизни, ничего не видел, нигде не был, кроме дома, а Кит тем временем… но Кит снова был дома, и уж теперь-то все должно пойти на лад. Уж Кит покажет отцу, как надлежит вести дела.

– Ты, должно быть, жалеешь, что вернулся, – поинтересовался Ричард, когда они свернули с дороги, направившись к Экомбской пустоши: при свете дня путь по этой неприятной местности был довольно безопасен.

– Да вовсе нет, – ответил Кит. – Я рад оказаться дома, но в то же время и немного озадачен. Я рассчитывал пробыть в Оксфорде еще пару годков, а тут приходит это письмо от отца, в котором он зовет меня домой без всяких объяснений.

– Это в его духе: причин он никогда не объясняет, что бы он ни делал, – заметил Ричард.

Кит искоса посмотрел на него.

– Надеюсь, ты не ссоришься до сих пор с отцом, Ричард, а? Я полагал, что вы с ним уже уладили свои разногласия. Ты ведь теперь сам отец.

– Он, похоже, вообще не помнит, что я был женат, – отозвался Ричард.

– Мне жаль, что так случилось с твоей женой. Я очень надеялся в один прекрасный день познакомиться с ней. Не сомневаюсь, что она была очаровательной.

Ричард не смотрел на Кита. Лицо его стало жестким, невидящие глаза уставились вдаль.

– Говорят, это была родовая лихорадка, хотя не удивлюсь, если узнаю, что ее отравил отец.

– Ну что ты! – воскликнул Кит. – Быть того не может!

– Он же ее ненавидел, все время ненавидел. А про этот портрет ты слышал или нет?

– Про какой портрет?

– Про большой семейный портрет, который он заказал для длинного зала. Он висит на почетном месте, над камином, этакая немыслимо здоровенная штука, ну и там на нем вся семья: отец со своей женой посередине, а все мы, дети, стоим группкой вокруг них. Там и ты тоже есть… твою фигуру срисовали с натурщика, который «подменял» тебя, а лицо – по описанию. Вообще-то сходство совсем неплохое. И я тоже похож, и Амброз, и Фрэнсис, и дети этой женщины, и даже ее проклятая собака. И наша сестра, Алиса, она тоже там… нарисована этак туманно и стоит в сторонке от нас… ну, чтобы показать, что она уже умерла.

<1...3 4 5 6 7 8 >

На страницу:

Перейти

5 из 8