Леди и авантюрист

Так, обнявшись, они продремали до тех пор, пока в комнате не начали сгущаться сумерки. Макс рассеянно смотрел в плохо побеленный потолок со знакомыми трещинами и лениво наблюдал, как тот из тускло-оранжевого быстро становился огненно-оранжевым. Он понял, что переживает самый умиротворенный момент своей жизни. Впрочем, покой и безмятежность всегда отмерялись ему скупыми дозами. Он не мог привыкнуть к мгновениям·спокойной жизни, потому что они были редки и скоротечны.

Не прошло и пары минут, как судьба, весьма жестокосердная госпожа, оправдала его предчувствия.

В дверь раздался стук; осторожный, но весьма настойчивый, он отдавался негромким гулковатым эхом в пустой прихожей.

Взбешенный Макс выругался. Кэтрин с округлившимися глазами неловко приподнялась на локте.

Упершись в постель руками, де Роуэн прижался лбом ко лбу молодой женщины.

– Проклятие! – выдохнул он. – Я что, живу теперь на постоялом дворе для извозчиков?

Кэтрин с грустью вздохнула.

– Лучше тебе открыть, – еле слышно прошептала она, ласково убирая закрывшие ему лицо свои растрепавшиеся волосы. Он, не соглашаясь, помотал головой, но она не отступилась.

– Макс, я все время буду здесь. А если что-то важное? Если вдруг с твоей работы?

С его работы. По крайней мере, она назвала ее важной.

– Ладно, – наконец вздохнул он. – Хорошо, пойду открою.

Макс перекатился к краю кровати, встал и пошел из спальни, на ходу торопливо запихивая в брюки рубаху. На полу валялась одна из красных лайковых туфель Кэтрин, и он чуть об нее не споткнулся. Неожиданно ему страстно захотелось схватить ее туфлю и спрятать, оставить у себя. Макс подхватил свой жилет и двинулся дальше.

Кэтрин села на постели и торопливо начала приводить в порядок одежду. В дверь постучали снова, и Макс, еще раз оглянувшись, протопал по коридору в прихожую. Он отпер дверь, и на него обрушился шквал возмущенных итальянских слов вперемешку с английскими. Мария с горящими возмущением глазами и беспрерывной жестикуляцией влетела в комнату.

– Максимилиан, – сердито вскричала она, – О чем только ты думаешь? Уже половина пятого вечера! Синьора ведь ждет тебя! Уже несколько часов! Макс, она ведь старенькая! Она плохо себя чувствует!

Не в силах перебить словесный фейерверк Марии, де Роуэн приложил руку ко лбу. Сегодня же суббота! Дьявол! Он всегда проводил субботы со своей бабушкой. Он что, забыл известить ее о том, что не придет сегодня? Вполне может быть, что она уже замучила советами и распоряжениями весь кухонный люд в своем доме. Суббота – день, который для бабушки считался самым важным событием, завершавшим каждую неделю, и которого она всегда с нетерпением дожидалась. Впрочем, она скорее бы умерла, чем согласилась в этом признаться.

– Мария, Боже мой! – сокрушенно заговорил де Роуэн. – Приношу извинения за опоздание.

– Что?! Какое еще опоздание?! Да ты просто забыл ... – Мария вдруг оборвала себя на полуслове и картинно воздела руки. Взгляд ее устремился ему за спину, в глубину прихожей.

У Макса все сжалось внутри. Господи! да нет, Кэтрин не настолько беспечна, чтобы именно сейчас ...

– Что это? – неожиданно требовательно спросила Мария.

Макс медленно повернул голову и с нескрываемым облегчением увидел, что прихожая пуста.

– О чем ты? – с невинным видом поинтересовался он.

Мария решительно шагнула к скамье.

– Вот это, Максимилиан! – ответила она, беря в руку и тыча ему под нос какой-то одеждой вишневого цвета. – Я вот про это!

Дорожный плащ Кэтрин! Черт бы все побрал! Макс даже зажмурился.

Тон Марии неожиданно смягчился, и в нем зазвучали столь знакомые его любимой бабушке хитрые нотки.

– Вот оно что! – воскликнула она. – Она ведь здесь? Королева Пентаклей! Та женщина, которую видела твоя бабушка ... Она здесь?

Вдруг из полутемного коридора донесся негромкий шорох.

– Я причиняю неудобство, Макс? – неуверенно спросил мягкий женский голос. – Я ведь в самом деле как раз собиралась уходить.

Макс с трудом проглотил подступивший к горлу комок, когда Кэтрин вышла из коридора в освещенную прихожую. Вид у нее был несчастный и смущенный.

– Помолчи, Мария! – резко воскликнул он. – Ты в моем доме. Она – моя гостья. И придержи язык, ясно?

Однако Кэтрин продолжала настороженно смотреть на Марию.

– Прошу прощения, мэм, – проговорила она и протянула руку за своим плащом. – Я просто не знала, что мистера де Роуэна ожидают где-то еще. Я по дороге зашла к нему кое-что передать.

У Макса и в мыслях не было тратить время на влезшую не в свое дело Марию.

– Кэтрин, – мягко сказал он, поворачиваясь к молодой женщине, – поверьте, вы здесь совсем ни при чем. Миссис Витторио незамедлительно принесет свои извинения.

Грозовые тучи и сверкающие молнии с лица Марии как ветром сдуло, и ее круглое лицо превратилось в ясное солнышко.

– Нет, нет, что вы, милочка! – проворковала она, не отдавая тем не менее плащ. – Нет! Вы уж меня простите. Я вовсе не собиралась вас попрекать. Бабушка Максимилиана – она у нас очень старенькая. Макс снял себе квартиру, и она теперь живет совсем одна в большом и пустом доме. Ей всего лишь хочется, чтобы ее возлюбленный внук приходил к ней по субботам обедать, только и, всего.

Глаза Кэтрин наполнились искренней симпатией.

– Так она живет одна? – переспросила Кэтрин, переводя взгляд с Марии на Макса и обратно. – Как затворница?

Мария горячо закивала в ответ.

– Точно! Затворница. Очень, очень грустно.

Немного бесцеремонно Мaкc забрал у Марии плащ.

– О чем ты говоришь, Мария? Бабушка вовсе не такая, и ты это прекрасно знаешь! – проворчал он. – Леди Кэтрин, позвольте вам представить Марию Витторио, компаньонку моей бабушки и мою кузину. Мария, разреши представить леди Кэтрин Вудвей.

У Марии округлились глаза.

– Как замечательно! – Мария схватила Кэтрин за руку и принялась то с восторгом ее жать, то ласково похлопывать. – Милочка, вы должны пойти с нами отобедать у синьоры! Гости для синьоры – всегда радость! Что еще нужно престарелой женщине?

Кэтрин неуверенно поглядывала то на Макса, то на Марию.

– Ну ... Я вот только не одета к обеду ...

Мария расплылась в истинно материнской улыбке.

– Вы сама грация, синьорита! Милочка. Да вы же прямо красавица с модной картинки!

С озадаченной улыбкой Кэтрин украдкой оглядела себя.

– Я, конечно, буду рада ...

– Мария, – вмешался в разговор де Роуэн. – Я просто уверен, что у леди Кэтрин для нас нет сегодня времени. Для любого из нас.

По смущенному лицу Кэтрин промелькнула тень страдания, и она отступила на шаг.

– Ну, верно ... если вы только не ...

Мария снова просияла и ловко прошмыгнула мимо Макса.

– Ну что вы, милочка, какие глупости! – затараторила она, схватив Кэтрин за плечи, как если бы собиралась пару раз ее хорошенько тряхнуть. – Он же мужчина! Они же вообще мало что соображают! Теперь скажите мне, милочка, вы сегодня собираетесь еще куда-нибудь?

ГЛАВА 11

Будьте внимательными даже в обществе глупцов, ибо и они могут обронить нечто, достойное знания.

Лорд Честерфилд. Этикет истинного дворянина

Миссис Витторио оказалась весьма решительной женщиной. Чуть позже Кэтрин оцепенело наблюдала, как Макс отпускает карету Делакортов и помогает ей сесть в другой, не менее изысканный экипаж, сопровождая свою помощь резкими словами и порывистыми движениями. Экипаж, как она догадалась, принадлежал знатной синьоре, бабушке Макса, которая, как Кэтрин уже начала подозревать, вовсе не страдала затворничеством, в чем ее старалась убедить миссис Витторио. На самом-то деле, поглядывая на то и дело стреляющую глазами и горячо жестикулирующую госпожу, Кэтрин начала испытывать тревожное чувство, что ее неумолимо затягивают в искусно сплетенную неким пауком паутину. Зачем тогда она туда едет? Отчего бы ей просто не принести извинения и не отказаться?

Но как всегда, любопытство Кэтрин пересилило, и уже через четверть часа все трое сидели в карете, которая легкой рысью катила через Вестминстер. Мария Витторио продолжала безостановочно болтать, однако, когда в разговор вступал Макс, слова его оказывались невыразительными и сухими. Он злился. И еще тревожился, подумала она. Ему не хотелось, чтобы она пришла вместе с ним. В то же время он и не возражал.

Со своей стороны Кэтрин не до конца понимала, что, собственно, произошло.

Кэтрин покосилась на даму, что сидела рядом:

Занятная личность. Мария была пухлой женщиной средних лет с добродушным лицом и большими выразительными глазами. Макс сказал, что она его кузина. И вдобавок итальянка, что вполне объясняет ее смуглый цвет кожи и говорливость. А что за таинственная бабушка? Женщина со средствами, если судить по карете. Кэтрин подумала и о Максе де Роуэне. Как-то так получилось, что она вообразила себе, будто он совсем одинок. Такое уж он создавал впечатление, специально и вполне осознанно, отметила она.

В голове у нее кружилась череда сомнений и вопросов. Что он за человек? Во всяком случае, не обнищавший полицейский. Может быть, даже и не среднего достатка чиновник. Да знает ли она его вообще, его, которому она только что отдалась по доброй воле? Скорее всего, нет. Ей надо бы сожалеть о случившемся, однако странным образом этого чувства она не испытывала. А Макс? Она украдкой бросила в его сторону торопливый взгляд, однако выражение его лица оставалось совершенно непроницаемым.

Карета прогрохотала мимо Уайтхолла и резко свернула на Стрэнд. Мария чуть было не свалилась со скамьи и оборвала свою болтовню, чтобы сесть поудобнее. Кэтрин не преминула воспользоваться моментом.

– У вас такой милый акцент, – вежливо завела она разговор, – вы, наверное, итальянка?

Женщина с некоторым изумлением воззрилась на нее.

– Si, а вы что, не знали? – спросила она. – Наша семья из come si dice Toscana!

– Тоскана, – негромко подтвердил Макс.

– Ах да, – кивнула миссис Витторио. – Но синьора, бабушка Максимилиана, много лет прожила в Милане. Потом началась война, – женщина неопределенно повела плечами, – в Ломбардии стало совсем плохо, в Италии ненамного лучше. Нам пришлось уехать.

Рассказ Марии захватил Кэтрин.

– И вы приехали в Лондон? Почему?

Миссис Витторио всплеснула руками:

– Почему? Заняться торговыми делами, естественно! – Она бросила настороженный взгляд на Макса, потом вновь обратила все свое внимание на Кэтрин. – Синьора, моя кузина всегда говорила, что победят все равно англичане. О, она многое повидала. Уж она-то знает, можете мне поверить.

– Поразительно! – поспешила восхититься Кэтрин, не очень понимая, что имеет в виду миссис Витторио. Она повернулась к Максу: – А в каком возрасте вы приехали сюда, мистер де Роуэн? Вам было интересно приехать в другую страну?

Максу возможности ответить не дали.

– Нет, нет! – вмешалась в разговор миссис Витторио и даже руками замахала. – Максимилиан был тогда совсем ребенком и жил в замке у своего отца на Рейне. А он вам говорил, что на самом-то деле родился именно здесь? Его родители приехали по делам, и вот ... – По лицу ее мелькнула шаловливая улыбка. – Мы часто над ним подшучиваем, что он один из вас, истинный англичанин.

Макс поспешил вмешаться в занимательный рассказ.

– Мария, – хмуро сказал он, – я более чем уверен, что леди Кэтрин наши семейные истории не интересны.

Миссис Витторио снова всплеснула руками и воздела их к небу.

– Максимилиан, о чем ты говоришь? Разве она сама меня об этом не спросила?

Макс озадаченно помолчал.

– Да, верно.

Он откинулся на спинку своего сиденья, перевел взгляд на Кэтрин и заговорил, как ей показалось, тщательно взвешивая едва ли не каждое свое слово:

– Большинство англичан, леди Кэтрин, сочтут меня за полукровку. Свой род я веду от смешения каталонских виноторговцев, испанских крестьян и итальянских торговцев. Возможно, и от еще менее родовитого люда. Но мой отец родился в Эльзасе. Местечко самое что ни на есть крохотное. Подозреваю, вы про него даже не слыхали.

Кэтрин согласно кивнула, и он после продолжительного молчания продолжал:

– Там холмы и повсюду виноградники. Эльзас находится между Рейном и горами Вогезы.

Что-то шевельнулось в памяти Кэтрин.

– Кажется, где-то во Франции?

Макс горько усмехнулся.

– Зависит от того, кого вы спрашиваете, – негромко ответил он. – Наполеон, вне всякого сомнения, считал именно так.

– Вот как! – протянула Кэтрин. Она начала догадываться о горечи в его словах. – А когда вы туда приехали? Сколько лет вам было тогда?

Макс снова надолго замолчал, и взгляд его потемнел.

– Задолго до революции, – наконец ответил он. – Я был тогда уже почти взрослым.

Тон его не располагал к дальнейшим расспросам.

– Хватит о грустном! – с живостью воскликнула Мария. – Скажите, миледи, вам нравится тосканская кухня?

Кэтрин пожала плечами и улыбнулась.

– Не знаю. Боюсь, я мало ездила по свету.

– Да, мир велик, верно? – спокойно заметила Мария. – Вот Мaкc повидал много всяких новых мест. Он вам может рассказать обо всем, что пожелаете. Я – другое дело! Я вам смогу рассказать только про еду.

И она начала рассказывать. Пока карета синьоры катилась по Флит-стрит, Мария Витторио расписывала массу кулинарных изысков, которые можно подавать на обед, – странные, с чудными названиями блюда, совершенно неизвестные Кэтрин, знавшей лишь вкус говядины с бараниной, но вызывавшие желание вдохнуть их аромат и попробовать. Путь оказался неблизкий. Мария все говорила, а они проехали Сити, потом Тауэр и углубились в кварталы Ист-Энда, про которые Кэтрин только слышала.

Макс на всем протяжении приятной болтовни Марии стоически просидел молча. Похоже, он ни на секунду не отвел взгляда от лица Кэтрин. А когда она время от времени поглядывала в окно кареты, то могла чувствовать, как его взгляд буквально прожигает ее насквозь. Внезапно ей захотелось, чтобы тогда они отмахнулись от стука в дверь. Они смогли бы подольше побыть вместе и еще раз предаться любви. Но у них не оказалось возможности закрепить нежные узы близости, которые возникают между любовниками, продремавшими в объятиях друг друга. Не оказалось и возможности пошептаться, пусть и неуверенно, о своем будущем.

А существовало ли у них будущее? Кэтрин чувствовала, как будто они не доделали до конца что-то очень важное. Вопросы так и остались без ответов. Теперь же к ней вернулись отчужденность и сомнения. То же самое она могла видеть в полуприкрытых веками глазах Макса. С чувством утраты и печали в душе Кэтрин обратила внимание на вид, который открывался ей из окна кареты. Т о, что она увидела, лишь добавило ей беспокойства.

Перемежаемые утонченной архитектуры домами, изящными церквами и частными садами, перед ее глазами тянулись целые кварталы жалких жилищ такой убогой бедности, которая Кэтрин и в самом страшном сне не могла привидеться. Неподалеку от Мейфэра располагались районы, которые заселяла беднота, но такой нищеты даже там она не видела. И даже здесь особняки богатых дельцов и процветающих торговцев соседствовали с неприкрытой нищетой лишь потому, что из восточных кварталов ближе добираться до Сити и доков.

Почему Макс здесь жил? Изабель называла его крестоносцем. Реформатором. Кэтрин была вполне согласна с ней. Проехав Тауэр, карета повернула в сторону от реки и двигалась теперь по совсем безрадостной местности. Канавы, переполненные черной зловонной водой, бегающие по улицам босые бледные дети с унылыми личиками маленьких старичков, худые, плохо одетые женщины, которые устало тащатся по мостовой мимо обшарпанных витрин и грязных кабаков и клянчат милостыню у каждого встречного. Плечи их сутулятся, глаза полны безнадежного равнодушия, и даже Кэтрин при всей своей наивности понимала, кто они такие. До глубины души потрясенная печальными картинами, она зажмурилась, но Макс понял ее жест неверно.

– Скажите, миледи, – спросил он, и голос его звенел от печали и сарказма, – что вы думаете об Ист-Энде? Такая панорама виделась вам хотя бы в воображении?

Кэтрин не ответила и снова обратила свой взор в окно кареты. Ей нетрудно догадаться, о чем сейчас думал Макс. Часть его души хотела верить, что увиденное вызывает в ней отвращение и что ее мнение о нем будет теперь зависеть и от тех мест, где ему довелось жить. Возможно, Макс каким-то образом ожидал, что она направит все свое презрение на тех, кому он столь усердно служил.

Наконец они повернули на север, на узкую и ухоженную дорогу, которая вывела их на широкую площадь, окруженную высокими городскими домами, трудно отличимыми от таких же собратьев из Уэст-Энда. Кучер синьоры остановился напротив особенно импозантного дома, из которого тут же вышел слуга, чтобы увести лошадей. Вскоре Кэтрин стояла рядом с Максом в полумраке просторной, тускло освещенной прихожей. Мария протараторила какие-то распоряжения, и высокий пожилой лакей подошел к ним забрать верхнюю одежду. Кэтрин воспользовалась задержкой и огляделась по сторонам. По обе стороны вестибюля виднелись многочисленные комнаты с распахнутыми настежь дверями. Комнаты напоминали кабинеты, в которых, она заметила, стояли письменные столы, а вдоль стен книжные шкафы и комоды.

Внезапно рядом с Максом оказался худой мужчина в очках. Локтем руки он прижимал к себе толстую бухгалтерскую книгу, а за ухом у него виднелся остро заточенный карандаш.

– Мистер де Роуэн! – вскричал он. Одежда его была едва ли не такой же, как на Максе, только голос содержал в себе нотки почтения. – Как я рад вас видеть!

– Опять засиделись допоздна, Трамбл? – пробурчал Макс.

Мистер Трамбл слабо улыбнулся.

– Мистер де Роуэн, позвольте пару слов о складе, который нам нужен? Я кое-что подыскал, но ваша бабушка считает, что цена слишком высокая.

Макс пристально посмотрел на него.

– Вот и торгуйтесь с ней, а не со мной, Трамбл.

Улыбка сползла с лица Трамбла.

– Так ведь каждый дюйм недвижимости расхватывают, как горячие пирожки, а новые доки еще не достроили!

Макс повернулся к Кэтрин, чтобы помочь ей снять плащ.

– Синьора прекрасно осведомлена о планах строительства, – вежливо, но твердо ответил он. – Отправляйтесь лучше домой, Трамбл. Ваша семья, пожалуй, важнее, чем новый склад.

Покосившись на Кэтрин, Трамбл почтительно поклонился и ретировался. Макс, не удосужившись объяснить произошедшее, галантно предложил Кэтрин руку. Ведомые Марией Витторио, они направились в глубь дома и поднялись по скрипучим лестничным ступеням на второй этаж. С каждым новым шагом у Кэтрин где-то под ложечкой возникала нервная дрожь, и унять ее никак не удавалось. Дом показался большим и плохо освещенным. Едва ли не каждая комната заставлена тяжеловесной, идеально отполированной мебелью. Пышные драпри и гобелены закрывали окна и стены, в воздухе стоял приятный запах незнакомых душистых ароматов. Похоже, дом знал достаток, имел изящный вкус и таинственную скрытность. Кэтрин чувствовала себя здесь и потерянной, и заинтригованной.

Вдруг у них над головой раздался какой-то жуткий топот, потом он переместился уже на лестницу. Встревоженная Кэтрин вгляделась в полумрак впереди. Из-за стойки перил следующего лестничного марша выскочило какое-то черное существо неясных очертаний и устремилось в их сторону. Макс тут же отпустил руку молодой женщины и встал на колени прямо на лестничной площадке.

– Люцифер! – крикнул он неожиданно радостным голосом. – Ко мне!

– Скверная псина! – принялась распекать ее миссис Витторио, когда громадный пес с визгом бросился к Максу, чуть не сбив того·с ног. – Скверная, очень скверная псина! У нас, между прочим, гостья.

Впрочем, Люцифер, отчаянно виляя задом и мотая свисающими подгрудками, видел только своего хозяина. Да и сам Макс, увлеченный мгновением встречи, все гладил пса да чесал ему за ушами, как будто старался себя уверить, что все в полном порядке.

Тут-то Кэтрин увидела, что это та самая жуткая зверюга, которая трусила следом за Максом в то мглистое утро в Гайд-парке. Сейчас пес не производил такого устрашающего впечатления, как тогда. Макс что-то негромко и ласково сказал собаке на языке, которого Кэтрин не понимала, последний раз взъерошил ей шерсть на загривке и поднялся на ноги. Люцифер незамедлительно пере катился на спину, совсем по-щенячьи вывалил из пасти розовый язык и выжидательно уставился на де Роуэна.

– Какой замечательный зверь! – сказала Кэтрин и присела на корточки, чтобы получше разглядеть Люцифера. – А какой же он породы? Мастиф? Я никогда не видела черных мастифов.

– Он из Кампаньи, – объяснил Макс с неожиданным воодушевлением. – Он добрее, чем французская или английская порода, и его легко натаскать для работы в полиции.

Макс еще раз почесал собаку за ушами, а потом прищелкнул пальцами:

– Люцифер, место!

Пес вскочил на ноги, весь подобрался и выжидающе уставился на Макса. Куда только подевалась щенячья беспечность! Они начали подниматься на следующий этаж. Люцифер ни на шаг не отставал от де Роуэна. На лестничную площадку третьего этажа выходили широко распахнутые двойные дубовые двери, и за ними виднелась просторная, богато обставленная гостиная. Как везде в доме, в ней царили полумрак и прохлада.

Тут Кэтрин наконец увидела синьору. Она сидела с чопорно-прямой спиной в кресле с высокой спинкой неподалеку от камина. Одета синьора была в строгое платье из черного шелка и вид имела такой, как будто она только что вышла из сказки братьев Гримм, причем явно не самой веселой. Длинное лицо, острый, как нож мясника, нос, на голову и плечи накинута черная же кружевная мантилья. Картину царственной презрительности завершал громадный гербовый щит, висевший высоко на стене над массивной каминной полкой. Расписанный в лазурных и траурно-черных тонах, на нем красовался герб, на котором ясно просматривалось изображение стоящего на задних лапах черного льва в жемчужном чепце. Зрелище было настолько необычное, что Кэтрин невольно замедлила шаг.

Мария тоже стала идти медленнее и с большим почтением, вот только Люцифер в несколько прыжков пересек комнату и с довольным ворчанием плюхнулся у ног синьоры.

– Ах, синьора, – воскликнула Мария, – вы задремали и уже проснулись?

Старуха оборвала ее нетерпеливым резким взмахом руки.

– Проснулась, проснулась, – проворчала она, – и убедилась, что меня все бросили – не только внук, но и кузина тоже.

Макс быстро прошел вперед и склонился над сухой старческой рукой.

– Не сердитесь, бабушка, – мягко проговорил он. – Меня задержали дела. И посмотрите, Мария перевыполнила ваше поручение и привезла к вам гостью.

Старуха, не выказав ни удивления, ни обиды, перевела взгляд на Кэтрин и оглядела молодую женщину с ног до головы.

– О, и кто же она? – Синьора поманила ее скрюченным пальцем: – Подойдите ближе, милочка, чтобы я могла вас видеть.

Мария поспешила шагнуть вперед.

– Леди Кэтрин Вудвей, она дружит с Максимилианом, и нанесла сегодня ему визит! возвестила она с нотками торжества в голосе. – Миледи, это бабушка Максимилиана, синьора Кастелли.

Кэтрин приблизилась и взяла сухую костлявую руку хозяйки дома. Ощущение было такое, что от нее ожидают, чтобы она присела в глубоком реверансе, поцеловала старческую руку и, пятясь, почтительно отступила назад.

– Очень рада знакомству с вами, – справилась она с волнением. – Надеюсь, я не нарушила ваше уединение. На визите настояла миссис Витторио.

Синьора Кастелли согласно кивнула.

– Мария частенько так делает, – признала она, – а вы, дорогая? Ведь вы друг моего внука, не так ли? Но как я полагаю, познакомились вы с ним не так давно.

Кэтрин бросила на Макса встревоженный взгляд.

– Да, недавно.

– Ладно, бабушка, – решительно вмешался в разговор Макс, прерывая начавшийся допрос с пристрастием. – Мы заставили вас ждать так долго, что время обеда давным-давно прошло. Отчего бы нам не перейти в столовую?

Все вместе они вернулись назад, спустившись по лестнице. Синьора Кастелли тяжело опиралась на руку своего внука; тот бережно ее поддерживал, давая лишь надежную опору и нисколько не пытаясь контролировать или вести ее. Кэтрин чувствовала, сколько любви у них друг к другу. Столовая имела обстановку в соответствии с принятым в доме стилем: мебель темного дерева, бархатные драпри цвета бургундского вина и яркий огонь в камине. Они двинулись вокруг стола, чтобы рассесться, и тут у Кэтрин перехватило дыхание, когда взгляд ее остановился на поразительном портрете, который висел над каминной полкой и господствовал в столовой.

С первого взгляда становилось ясно, что портрет работы кисти не заезжего художника, а настоящего мастера. Краски были темными и насыщенными, вся сцена – само совершенство домашнего уюта. Поразительно красивый юноша сидел в похожем на трон кресле, одетый с небританской европейской элегантностью; ворот и манжеты его костюма утопали в Кружевах. На одном колене лежала открытая книга, щеку вяло подпирала сжатая в кулак рука, на пальце которой виднелся крупный изумрудный кабошон цвета его глаз, которые горели непонятным рвением. Слегка квадратный подбородок говорил о врожденном упрямстве. Длинные волосы цвета воронова крыла отброшены назад, открывая высокий лоб и нахмуренные черные брови.