Леди и авантюрист

Лиз Карлайл

Леди и авантюрист

ПРОЛОГ

Покажите мне добродетельные деяния, и я не буду придираться к побуждениям.

Лорд Честерфилд. Этикет истинного дворянина, 1776

Апрель 1826 года

Теперь она была старухой. Многие уверены, что она такой и появилась на свет – закутанной в бомбазин и старомодные черные кружева, отличающаяся своей неуступчивостью, показной набожностью и нравом, который становился порой и вправду невыносимым. София Жозефина Ди Биазе Кастелли похоронила трех мужей, любимую дочь и, как невольно казалось, даже внука.

На своем веку она повидала мир, влюбилась в Париже, вышла замуж во Флоренции, а состарившись, пресытилась всем и обрела мудрость в Лондоне. Но когда-то очень давно она была такой же юной и романтичной, как все влюбленные пары с сияющими от счастья глазами, неспешно прогуливающиеся по скверу у нее под окнами каждый Божий воскресный день. Среди прогуливающихся она могла заметить своим не настолько старым взглядом черты так знакомого ей грызущего чувства одиночества.

Драпри из тяжелого темного бархата не пропускали ни единого луча послеполуденного солнца в громадную, до духоты натопленную столовую синьоры Кастелли. Хотя за крепкими кирпичными стенами особняка и стоял пригожий весенний день, в камине громко трещал вовсю полыхавший огонь. С царственно-чопорным видом старуха сидела за столом в обтянутом черной кожей кресле с высокой спинкой, машинально потирая зябнувшие руки, и все никак не могла решиться на то, от чего мучительно ныло сердце. Протянув руку к четырем стоявшим на столе урнам, она подагрическими пальцами по очереди сняла с них крышки.

– Земля, вода, ветер и огонь, – поочередно пробормотала старуха, бросая по щепотке сухих трав из каждого сосуда в стоявшую перед ней богато разукрашенную латунную чашу.

В полумраке столовой неуверенно шевельнулась другая женщина.

– Мария! – повелительно щелкнула пальцами синьора Кастелли. – Где колода таро? Живо неси ее сюда!

– Слушаюсь, синьора Кастелли, – присела в глубоком реверансе Мария. Она открыла дверцы старинного серванта с явной неохотой и дрожащей рукой извлекла небольшую резную шкатулку эбенового дерева, окаймленную по краю потускневшей от времени медью.

С глухим стуком она неловко поставила шкатулку на стол, но рук с нее не убрала.

– Синьора Кастелли, – запинаясь, прошептала она, – вы уверены, что поступаете мудро?

Старуха зло сощурилась и уставилась на нее острым взглядом.

– Я стара, Мария, – возвестила она не терпящим возражения тоном. – Мой внук не оставил мне иного выбора. Хочется ему или нет, но в брак он вступит! И прежде чем я умру, под крышей моего дома его жена родит мне моих внучат!

После каждого слова она яростно тыкала скрюченным пальцем в висевший над камином портрет своего внука.

– Простите великодушно, синьора, но Максимилиан давно уже не столь молод и простодушен.

– Я знаю, Мария, но ты сама видела, какие взгляды на него бросают женщины.

Мария опустила глаза и пристально посмотрела на шкатулку.

– Вы правы, но преподобный О’Флинн?

– Стал владельцем нового ландо! – огрызнулась синьора. – Куплено, между прочим, на мои деньги! Так что он прекословить не будет. И потом, Мария – Матерь наша для каждого находит свои слова. Только ты ее не слушаешь.

Мария поджала губы и торопливо оттолкнула от себя шкатулку, как если бы ее вдруг объяло пламенем.

Синьора Кастелли с нежностью взяла шкатулку, открыла ее и извлекла завернутый в черную шелковую ткань сверток. Быстрым движением она сноровисто сдернула ткань, и у нее в руке оказалась толстая колода карт, закругленные края которых истерло время. Держа колоду перед собой, синьора свободной рукой взяла со стола одну из горящих свечей, наклонив, опустила ее в латунную чашу и подожгла травы. К потолку, змеясь, потянулись тонкие кольца белого дыма. Правой рукой она несколько раз провела колодой карт через дым.

– Земля, вода, ветер, огонь, – торжественно повторила она. – Да свершится очищение!

Дым пошел на убыль. Старуха трижды сняла колоду направо, потом точными и быстрыми движениями сдала их, выложив крест. Протянув руку к лежавшей в центре рубашкой вверх карте, она на мгновение замешкалась, но потом все-таки открыла ее.

– Боже! – только и выдохнула она.

Мария торопливо склонилась над столом.

– Король Мечей! – благоговейно прошептала она. – Максимилиан?

Старуха кисло посмотрела на служанку:

– Верно. Не желаешь ли понаблюдать?

Мария робко отодвинула кресло и присела на самый краешек. Синьора Кастелли вновь обратила свое внимание на разложенные перед ней карты и быстро открыла следующие три. Мария тихонько вскрикнула и невольно отшатнулась от стола.

– Нерон! – в ужасе прошипела она. – Господи! Кто же умрет?

– Да никто не умрет, глупое создание! – сердито проворчала синьора и открыла еще три карты. При виде третьей брови у нее поползли вверх. – Так-так, еще не время. – Она легонько, по очереди, притронулась к каждой карте пальцами. – Однако грядет большая беда. Белокурый мужчина с нечистым сердцем. Обман. Измена. Но где-то в другом месте. Только не здесь, не в этом доме. – Последние слова она произнесла с подчеркнутым высокомерием.

Открыв еще одну карту, старуха что-то пробормотала себе под нос и торопливо осенила себя крестом.

– Вот, Мария, вот где ответ. Женщина в большой опасности. Дама Чаши. – Она легонько постучала по карте костлявым пальцем. – Ваза, полная змей. Сердце, переполненное алчностью. Слава Богу, я ее не знаю.

Она задумчиво цокнула языком и внимательно вгляделась в соседние карты:

– Какая жалость, какая жалость!

– Почему, синьора?

– Она обречена, Мария, ее по губит собственная жадность, – грустно покачала головой старуха, назидательно ткнув пальцем в Пятерку Жезлов: – Вот в чем дело! Видишь?

– А как же Максимилиан? – Взмолилась Мария и разве что не легла грудью на стол. – К нему-то все какое имеет отношение?

Старуха пожала затянутыми в черный шелк плечами:

– Беда бродит совсем рядом с моим внуком. Эта женщина несет некую опасность.

Она еще раз задумчиво оглядела разложенные перед ней карты:

– Что еще, мне не по силам различить.

Мария прерывисто вздохнула, и синьора Кастелли перевернула новую карту.

– Вот она! – громко воскликнула она, и ее морщинистое насупленное лицо буквально засветилось от неописуемой радости. – Смотри, Мария! Видишь? Королева Пентаклей. Наконец-то! Все, о чем мы столько молились, теперь на расстоянии протянутой руки! Я давно предчувствовала такой расклад!

– Королева Пентаклей? – озадаченно переспросила Мария. – Но вы ни разу ее не открывали, синьора!

Синьора Кастелли пренебрежительно отмахнулась:

Потому что она ни разу не приходила, вот почему!

– Кто же тогда она? – вопросительно посмотрела на хозяйку Мария.

Старуха едва заметно усмехнулась:

– Она, Мария, та самая. Матерь Земля. Она все и вся – благость и сладострастие, доброта и истина. Посмотри вот сюда, – синьора Кастелли указала пальцем на карту, – в руке она держит все тайны природы. Но равновесие ненадежно. В сердце у нее слишком много космической дисгармонии. Я ее очень явственно чувствую.

Она замолчала и, медленно нахмурившись, открыла оставшиеся карты – все масти пентаклей. Синьора всплеснула руками и метнула на Марию исполненный неприкрытого восторга взгляд:

– Фортуна на нашей стороне! Быстро! Быстро! Где мои четки?

Мария поспешно протянула руку и извлекла их из кармана платья синьоры Кастелли.

– А что еще вы увидели, синьора? Что вы собираетесь делать?

– Сейчас мне нужно помолиться, – старуха стиснула четки, сложила молитвенно ладони и поднесла свои заметно трясущиеся руки к лицу Марии, – она близко. Совсем близко. Но беда еще ближе. Нам нужно молиться о том, чтобы беда не коснулась Максимилиана. И нужно молиться о том, чтобы Королева Пентаклей благополучно была доставлена нам в руки, чтобы мы смогли исполнить то, что должно исполнить.

ГЛАВА 1

Истинный джентльмен должен всегда заботиться о том, чтобы не иметь мрачного и неприступного вида.

Лорд Честерфилд. Этикет истинного дворянина

Ужасные несчастья могут обрушиться на любого, кто очертя голову бросается в неведомое. Кэтрин знала об этом. И все же расстилавшийся перед ней туман, синевато-серый и непроницаемый, ни на миг не задержал ее, как можно было бы ожидать. Напротив, она неутомимо стремилась все дальше вперед и лишь морщилась время от времени от промозглой и липкой сырости, что обволакивала ее со всех сторон. Копыта Ориона приглушенно застучали по мягкой земле, когда молодая женщина небрежно подстегнула коня в направлении смутно видневшихся впереди высоких зарослей вереска.

Горе и смятение погнали ее прочь сначала из Глостера, а теперь в Лондон. Хотя, может быть, и не стоило отправляться в путь в такой непроглядный туман. Разумнее дождаться, когда наступит день, а не нестись со всех ног в предрассветной темноте через необъятный Гайд-парк. Но выносить заполнявшую дом и воцарившуюся у нее в сердце мертвящую тишину больше не осталось сил.

Она несколько раз хлопнула Ориона ладонью по крупу, понукая коня вперед и гоня прочь мысли о том, как будет браниться ее брат Кэм, когда узнает о ее безрассудстве. Внезапно впереди из непроглядного тумана до ее ушей донесся посторонний звук. Резкий, хотя и приглушенный, как если бы кто-то наступил на сухую ветку, засыпанную мокрыми листьями. В следующий миг она его увидела – в тот же самый момент его увидел и Орион. Подобно языческому колдуну, призывающему огнедышащего дракона, прямо перед ними неясно замаячил высокорослый мужчина в развевающемся черном длиннополом плаще, заслонив собой лежащую впереди тропу.

Орион пронзительно заржал, метнулся куда-то вправо и, слепо забив копытами, поднялся на дыбы. Мужчина выплыл из тумана, схватил лошадь под уздцы и играючи одним рывком поставил ее на все четыре ноги, как будто перед ним оказался не обезумевший от страха конь, а своенравный пони. Глаза у Ориона стали белыми от ужаса, он елозил задними ногами, разбрасывая вокруг себя куски дерна. Мужчина же с поразительным спокойствием продолжал безжалостно тянуть уздечку, удерживая морду Ориона, к земле. В конце концов, лошадь в последний раз фыркнула и утихомирилась.

В воздухе повисло долгое и неловкое молчание.

– Приношу свои извинения, мэм, – проскрипел наконец незнакомец. – Боюсь, из-за мокрой земли я не расслышал вашего приближения.

Онемевшая Кэтрин какое-то мгновение смотрела на него сверху вниз, потом взгляд ее скользнул к его сжимавшей уздечку руке.

– С моим жеребцом я вполне могу и сама управиться, сэр, – отрывисто заметила она. Однако по непонятной причине в ушах у нее гулко отдавались частые удары сердца.

Мужчина выпрямился, и Кэтрин завороженно смотрела, как не спеша его длинные изящные пальцы отпускают кожаную уздечку.

– У меня сложилось обратное впечатление, – спокойным тоном заметил он и посмотрел ей прямо в глаза. – По всей видимости, я ошибался.

– Вот именно, – выдавила из себя девушка.

Выражение сомнения на своем лице незнакомец даже не попытался скрыть; он окинул тропу внимательным быстрым взглядом, и Кэтрин отчего-то испытала тревожное чувство, что он может видеть то, что ей увидеть не по силам.

– Сударыня, вы путешествуете без провожатого? – поинтересовался он обманчиво-равнодушным тоном.

Вот тут-то до Кэтрин и дошла вся безумная глупость ее деяния. Она оказалась в полном одиночестве, в густом тумане в компании подозрительного и наводящего страх мужчины. Отважно выпрямившись в седле, она уставилась на кончик своего носа, изо всех сил стараясь придать своему взгляду ту надменность, что так удавалась ее старшему брату.

– Мои дела касаются только меня, сэр, резко отпарировала она. – Однако раз уж вы завели речь об очевидном, то позволю себе заметить, что вы весьма беспечно прогуливались по верховой тропе.

Глаза незнакомца блеснули согласием, и он покосился на нее странным взглядом.

– Тем не менее, здесь не место для одинокой леди.

Кэтрин с досадой пришлось признаться самой себе, что он прав. Она окинула своего неожиданного собеседника быстрым взглядом. Мужчина выглядел худощавым и темноволосым и моложе, чем показался ей сначала, хотя на лице его и лежала печать усталости прожитых лет. Исполненные холодной проницательности глаза и высокие скулы не позволяли назвать его красавцем, но взгляд к себе каким-то непонятным образом он, тем не менее, приковывал, чего Кэтрин не могла не признать. И еще одна странность – говорил он с едва заметным акцентом, то ли немецким, то ли итальянским. Несмотря на толстую с серебряным набалдашником трость и изящество, с которым на нем сидело платье, человек явно не был английским джентльменом.

Мужчина, вне всякого сомнения, услышал, как она прерывисто перевела дыхание. Избежать его холодного темного взгляда она не сумела.

– Отправляйтесь домой, и немедленно, сударыня, – требовательно сказал он. – Гайд-парк в такой час отнюдь не безопасное место.

Кэтрин не смогла себе объяснить, отчего она продолжала медлить.

– Вынуждена признаться, что вы дали мне фору, – сказала она, намеренно растягивая слова. – Вы всегда в такой туман бродите по парку?

Орион с фырканьем беспокойно вскинул голову. Мужчина, отпустив короткое проклятие на непонятном языке, вновь схватил коня под уздцы.

– Поверьте, сударыня, где и когда я, как вы изволили выразиться, слоняюсь, не вашего ума дело, – раздраженно ответил он. – А вот лондонский сброд только-только собирается завалиться на боковую.

Похоже, он говорил серьезно. Кэтрин согласно кивнула:

– Возможно, вы и правы, мистер.

С непроницаемым лицом мужчина сдернул с головы шляпу и отвесил поклон, одновременно учтивый и высокомерный, вовсе не по-английски. Затем незнакомец так же внезапно, как и появился, прошагал мимо нее и растворился в тумане, который и не думал редеть.

Только теперь Кэтрин углядела, что за ним по пятам трусит громадная черная зверюга. Молодая женщина растерянно уставилась на скользящую мимо нее массивную тень. Собака? Господи, Боже мой, хорошо если так! Она всем сердцем надеялась, что она не ошиблась и видела в самом деле собаку.

Кэтрин зябко повела плечами и вдруг обнаружила, что стремление к бегству у нее изрядно поубавилось, а прежняя бесшабашная смелость куда-то незаметно испарилась. Так что поступила она в точности так, как распорядился незнакомец. А в том, что он именно распорядился, сомнений быть не могло. Приказ слетел с его губ с такой легкостью, как если бы он только и делал, что командовал.

Проехав несколько минут обратно по тропе, Кэтрин стегнула Ориона и, направив его влево, вверх по склону, довольно быстро выехала из-под деревьев на открытое место. Рассеянный свет позднего апрельского утра, наконец, пробился сквозь сплошной облачный покров, и все стало видно как на ладони. Тут-то она вновь увидела незнакомца, который стоял на близлежащем холме, небрежно опираясь на свою трость. Когда Орион, прядая ушами, тронулся в направлении Оксфорд-стрит, Кэтрин почувствовала, как ее провожает угрюмый и пристальный взгляд. Казалось бы, такое беспардонное разглядывание должно было смутить ее, но, напротив, она почувствовала себя увереннее. Как если бы стоявший на холме стремился удостовериться, что с ней ничего не случится дурного, а то и еще раз перекинуться парой-другой слов.

Однако Кэтрин ошиблась. Едва ее лошадь тронулась с места, мужчина повернулся и решительно зашагал в противоположную сторону. Прежде чем исчезнуть за деревьями, он остановился и обернулся через плечо. Исполненная благодарности, Кэтрин учтиво склонила голову и подняла затянутую в перчатку руку.

Ответить на ее жест незнакомец и не подумал.

Примерно в миле отсюда, в гостиной лорда Сэндса на Принсес-стрит, где недавно разожженный в каминном очаге огонь старательно разгонял промозглую сырость, тишину нарушали лишь шипение горящих углей да унылое тиканье высоких напольных часов, стоявших у стены в промежутке между двух завешанных тяжелыми шторами окон. Рядом с камином развязно развалился в кресле Гарри Маркэм-Сэндс (более известный как лорд Сэндс), имевший с головы до ног вид завзятого дворянина из сельской глубинки – румяное, пышущее здоровьем лицо, легкие залысины и заметное брюшко.

Настроение в гостиной царило довольно унылое. Лорд Сэндс своим пристрастием к алкоголю делал себя несчастным человеком. Он пребывал в таком состоянии уже столько лет, что многие, и в первую очередь его сестра Сесилия, уже отчаялись их сосчитать. Менее милосердная женщина просто-напросто пожала бы плечами, заметив, что Гарри все свои несчастья накликал на себя сам. Сесилия относилась к тому человеческому типу, для которого характерна терпимость и доброжелательность. Однако сегодня ноги у нее ныли с самого раннего утра, а поясницу немилосердно ломило. Все накопившееся за восемь лет каждодневной терпимости к брату, в конце концов, прорвалось наружу.

– Ну что, Гарри! – воскликнула она, сердито расхаживая по гостиной. – Все твои неприятности исходят только от тебя самого!

Гарри с простодушным видом выудил из кармана своего платья серебряную флягу.

– Полагаю, я этого заслужил, – ровным голосом проговорил он. Однако когда он наклонил флягу, чтобы добавить бренди себе в кофе, рука у него тряслась так, что горлышко громко застучало о край чашки.

Сесилия наклонилась вперед с быстротой ястреба, углядевшего желанную полевую мышь, и выхватила у брата флягу.

– Сколько можно, Гарри! Во французском коньяке давешний скандал не утопишь.

Лицо Гарри еще больше покраснело.

– Никакого скандала не было, Сели.

– Твоя жена, Гарри, – уже сама один большой скандал и больше ничего! – раздраженно стояла на своем Сесилия. – А когда прошлым вечером в театре ты накинулся с угрозами вышвырнуть ее из ложи, то лишь подлил масла в огонь!

Гарри сжал кулак и с осторожностью провел костяшками пальцев по глубоким и длинным царапинам у себя на щеке.

– Так я вовсе и не собирался так делать.

Однако Сесилия осталась беспощадной.

– Не много же тебе нужно, чтобы напиться, Гарри! – воскликнула она, и, взяв двумя пальцами флягу за горлышко, презрительно подняла ее перед собой. – Джулия, наверное, уже устала разыскивать и выливать твои заначки, так? Или она смиренно дожидается, когда ты с чувством налижешься в передней?

Гарри скрестил руки на груди, немного сполз с кресла и поежился.

– Сели, да ведь никто ничего не услышал, слово дворянина! – промямлил он. – Ну, хорошо, слышали только те, кто сидел в соседних ложах.

Сесилия с несчастным видом расположилась в кресле с облезлой позолотой напротив старшего брата.

– Господи, Гарри, – тихонько проговорила она, подпирая ладонью подбородок, – дорогой мой, ты же присутствовал в высшем свете. Хватит одного слова. За окном раннее утро, а до меня уже добрались первые пересуды!

– Для вас с Делакортом я настоящая обуза, – с жалким видом пробормотал Гарри.

– Давай не будем, Гарри! У нас с Дэвидом все хорошо. Я не о нас беспокоюсь, понимаешь? Меня волнуешь ты.

Гарри угрюмо покачал головой:

– Слишком поздно, Сели. Я на ней женился, и тем хуже для меня. Сколько лет я был рогоносцем на глазах у всего Лондона! Мне остается одно – тем более что Джулия совсем распоясалась, – подать на развод. Уж сколько месяцев я ей угрожаю разводом – и все без толку.

Сесилия какое-то время молчала и задумчиво грызла ноготь.

– Ну что ж, Гарри, полагаю, что на развод вполне можно пойти, – наконец заговорила она. – Но все будет ох как непросто. Влияния в палате у тебя, считай, никакого, а в парламенте слишком много так называемых дворян, которым совсем не захочется, чтобы кое-какие имена стали предметом толков. Полагаю, ты понимаешь, о чем я говорю.

– Боже, – тяжело вздохнул Гарри. – Мне такое и в голову не приходило.

И он растерянно провел рукой по своим взлохмаченным волосам.

Бедный Гарри! Он никогда не был самым ярким бриллиантом семейной короны. Сесилия, отставив в сторону флягу, поспешно перегнулась через стол.

– Послушай, Гарри, откажись от аренды вашего дома и увези ее назад, в поместье Холли-Хилл. – Или убавь ей денежное содержание! Черт возьми, она даже наследника тебе не подарила!

Гарри презрительно усмехнулся:

– Ничего не выйдет, да она и не согласится. – Он горестно покачал головой. – Я ей на вот столько не могу доверять, понимаешь? Пусть уж лучше титул перейдет к дяде Реджи или кому-нибудь из его выкормышей. А касательно экономных расходов, то тут ничего нельзя сделать. Только на булавки Джулия тратит такую сумму, которая лишь немного не дотягивает до моего ежемесячного дохода. И сделать ничего нельзя, все по брачному договору – в свое время она постаралась и все учла.

У Сесилии вырвалось ругательство, которое вряд ли могло бы украсить воспитанную женщину высшего света. Нахмурившись, она подтолкнула стоявшую рядом с ней флягу к брату.

Тот с виноватой улыбкой взял ее, открыл, щедрой рукой плеснул бренди себе в кофе, посмотрел на сестру и вопросительно поднял бровь. Сесилия испытала искушение, но быстро взяла себя в руки, покачала головой и поднесла к губам чашку с настоящим ароматным кофе. Не спеша, сделала глоток и аккуратно поставила чашку на блюдце.

– Послушай, Гарри, а с кем она тогда была – с лордом Бодли, мистером Востом или с кем-то еще?

Гарри с угрюмым видом покачал головой:

– Не разглядел, чья карета.

– Если не везет, так сразу во всем. – Брат и сестра молча допили кофе, и Сесилия поднялась из-за стола, собираясь уходить. – Хочу тебе сказать, Гарри, – проговорила она, пытливо вглядываясь ему в лицо, – что мы с Дэвидом всегда будем на твоей стороне, что бы там ни случилось. Впрочем, ты и так знаешь, верно?

Гарри молча кивнул.

Сесилия протянула руку и с нежностью притронулась ладонью к его расцарапанной щеке.

– Через несколько дней мой муж вернется из Дербишира, и я спрошу у него, как нам лучше всего поступить с Джулией. Думаю, что Дэвид знает, как справиться с ней.

При упоминании имени своего до жестокости сурового зятя Гарри малость даже просветлел. Поддавшись порыву, Сесилия приподнялась на цыпочки и поцеловала брата. К ее изумлению, он взял ее за плечи и стиснул их с неподдельным отчаянием, которое ему удавалось скрыть во время их разговора.

– Все будет хорошо, Гарри, – шепнула Сесилия ему на ухо. – Не сомневайся. Я обещаю.

И вдруг где-то в доме раздался леденящий кровь крик, тут же опровергая слова Сесилии ...

Чуть более к югу от Принсес-стрит, в высоком кирпичном особняке на Беркли-сквер к половине десятого утра знающая свое дело Изабель, леди Кертон, уже успела поцеловать на прощание своего любовника, распорядилась затопить камин, раздвинуть шторы на окнах, сделала указание накрыть завтрак в малой столовой, а затем приказала, чтобы с Мортимер-стрит привезли завтракать ее племянницу.

Исполненная благодушного довольства, самая богатая женщина бросила взгляд через весь обеденный стол на леди Кэтрин Вудвей, которая с нескрываемым раздражением тыкала вилкой в кусок бекона. Леди Кертон незаметно подала знак своим ливрейным лакеям удалиться.

– Я так рада, Кэтрин, – осторожно заговорила она, – что ты уступила уговорам надоедливой старухи и, наконец, приехала в город.

Кэтрин с недовольным видом перестала мучить бекон.

– А я-то ломала голову, какая нелегкая меня сюда занесла! – воскликнула она, вызывающе поднимая вилку и брови. – Оказывается, из-за того, чтобы не огорчать тронувшуюся умом престарелую тетушку!

Леди Кертон рассмеялась как-то вовсе по-детски, что никак не вязалось с ее видом почтенной женщины.

– Я хочу, чтобы ты задержалась у меня подольше, дорогая, – с настойчивостью в голосе заявила она. – Дочь отправилась в Индию, и теперь я совсем одна.

Кэтрин бросила на тетю полный сомнения взгляд.

– У вас же есть полковник Лодервуд.

Леди Кертон задумчиво посмотрела на стоящую перед ней чашку.

– Господи, в этом мире Джека интересуют лишь две вещи – организация благотворительных акции и посиделки в клубе офицеров. На благовоспитанный высший свет ему глубоко наплевать.

– Вот как? А вам?

– Отнюдь нет, дорогая, отнюдь нет! – проказливо улыбнулась леди Кертон. – Я только тем и занимаюсь, что жду очередных балов, Званых вечеров да пикников. Ни один ни в коем случае нельзя пропустить!

Кэтрин рассмеялась.

– Полный вздор, – заявила она.

Положив на стол вилку, она взглянула в голубые глаза своей тетушки.

– Да вас высший свет никогда ни на йоту не интересовал.

После довольно долгого молчания Леди Кертон не спеша наклонилась вперед.

– Моя дорогая Кэтрин, – спокойно сказала она. – Уилл был сыном моей родной сестры, и я его искренне любила. Но ты до конца дней не можешь оставаться вдовой. Если только, осмелюсь предположить, ты не хочешь выходить замуж.