Пираты Мексиканского залива

Дон Хусто, не утруждая себя философскими рассуждениями подобного рода, начал непосредственно с того, с чего начали мы, то есть с брака, решив, что для достижения цели надо прежде всего ввести в заблуждение мать девушки.

– Ах, сеньора! – воскликнул он. – Найти выгодную партию для вашей Хулии весьма просто, – ведь кроме ее личных прекрасных качеств, имеется еще одно немаловажное обстоятельство.

– Какое же, сеньор дон Хусто?

– Ее семья, сеньора.

– Ее семья?

– Вот именно. Когда мы, мужчины, собираемся соединить свою судьбу с девушкой, мы больше всего задумываемся над тем, в какую семью мы входим, могла ли эта семья преподать достойный пример нашей будущей супруге, ну и прочее. Вы понимаете меня, сеньора?

– Да, сеньор.

– Так вот, ваша дочь располагает еще тем преимуществом, что вы, сеньора, – поверьте, я вам не льщу, – что вы одна из самых уважаемых дам, которых я когда-либо знал.

– Но, сеньор…

– Я почел бы за счастье принадлежать к вашему семейству, сеньора.

– Много чести для нас, сеньор.

– Поверьте, сеньора, я был бы бесконечно счастлив, если бы вы разрешили мне просить руки вашей дочери.

– Но, сеньор дон Хусто, вы ее так мало знаете…

– Вполне достаточно, сеньора. Я свободен, богат, еще не стар. В Мехико вы можете справиться обо мне и о моих родителях. Скажите, сеньора, могу ли я надеяться?

– Говоря откровенно, я была бы рада назвать вас своим зятем, конечно, если моя дочь согласна. Вы испанец?

– Нет, сеньора, я уроженец Мексики.

– Тем лучше…

– Лучше?

– У каждого свои соображения, не спрашивайте меня о моих. Повторяю, меня радует, что вы мексиканец.

– Так я могу рассчитывать на ваше согласие, сеньора?

– Да, при условии, что моя дочь не станет возражать.

– Ну, конечно.

– Вы уже говорили об этом с мужем?

Дон Хусто покраснел, не зная, что ответить. Лучше всего сказать правду, подумал он, и признался:

– Да, сеньора.

– И что же?

– Дон Педро Хуан… – начал дон Хусто и запнулся. – Как видно, мое предложение ему не по душе.

– Понятно. Но пусть это вас не смущает. Если вы получите согласие Хулии, то вам достаточно моего слова. Можете на него рассчитывать; я сделаю все, чтобы поддержать вас, конечно, если Хулия согласится. Вот единственное условие.

– Благодарю вас, сеньора, благодарю, я не ожидал встретить столь дружеское расположение.

– В дальнейшем старайтесь не посвящать дона Педро Хуана в свои планы. У мужчин, как известно, бывают свои капризы, и ради мира в семье приходится с ними считаться.

– Отлично, сеньора, я ни словом не обмолвлюсь ему о нашем разговоре.

– Надеюсь на вашу рассудительность.

Тут на пороге гостиной показался Педро Хуан, и сеньора Магдалена с хладнокровием, присущим женщине, ловко и невозмутимо продолжала разговор, не имевший начала. Таким образом, бывший живодер ни о чем не догадался.

– Вы говорите, на последнем корабле с Филиппин пришли большие китайские вазоны? Они просто необходимы для нашего дома, мне надо посадить несколько апельсиновых деревьев.

– Но, дорогая моя, – сказал Педро Хуан, – у тебя их и без того немало, право, это совершенно лишний расход.

– Обещаю, что больше вазонов покупать не стану, – ответила сеньора Магдалена.

– Пусть будет по-твоему, – согласился Борика.

И все трое заговорили о диковинных товарах, прибывших на корабле с Филиппин.

III. ГРОЗОВЫЕ ТУЧИ

Педро Хуан де Борика воспринял с глубоким неудовольствием предложение дона Хусто, потому что по-прежнему лелеял мысль овладеть девушкой. Правда, дальше планов дело пока не шло.

Впрочем, робостью Педро Хуан не отличался: он уже открылся Хулии в любви, испытав при этом, как и следовало ожидать, горькое разочарование. И все же он не терял надежды. Настойчивость казалась ему верным средством для достижения желанной цели: не проходило дня, чтобы он не делал молодой девушке нового предложения, зачастую весьма дерзкого, если позволяли обстоятельства.

Жизнь Хулии превратилась в настоящую пытку; она и ненавидела, и боялась отчима, но выхода из этого положения не находила.

Рассказать обо всем сеньоре Магдалене? Пожаловаться на его преследования? Невозможно. Хулия с ее мягким сердцем не способна была нанести матери такой удар. И она молчала.

Она боялась оставаться наедине с Педро Хуаном, боялась сидеть с ним рядом за обеденным столом. В те времена ходило немало толков о приворотном корне, который продавался колдуньями на вес золота; с его помощью, говорили, удавалось овладеть самой добродетельной женщиной. Хулия опасалась, что отчим и впрямь опоит ее волшебным зельем, как он однажды пригрозил ей в порыве ярости.

Однако время шло, а Педро Хуан не прибегал к злым колдовским чарам, хотя по-прежнему преследовал девушку.

Сеньора Магдалена между тем стала кое-что замечать и, чтобы проверить свои догадки, позвала Хулию и попыталась выведать у нее правду об ее отношениях с отчимом, не признаваясь ей, однако, в своих ревнивых опасениях.

Хулия постаралась рассеять подозрения матери, однако ничего этим не достигла, напротив, еще больше огорчила сеньору Магдалену: бедная женщина решила, что Хулия, если и не отвечает на любовь отчима, то, во всяком случае, с удовольствием выслушивает его признания.

С этого дня в сердце сеньоры Магдалены не утихала жестокая борьба страстей; ревность, любовь к дочери, слепой гнев, глубокая печаль, отчаяние и надежда кипели в сердце оскорбленной женщины: мать ревновала мужа к собственной дочери.

Сеньора Магдалена стала подозрительной, научилась хитрить, выслеживать. Она то и дело справлялась у слуг, где Хулия, где Педро Хуан, и трепетала при мысли, что они вместе, но заговорить об этом, бросить им в лицо жестокое обвинение она не смела, – ведь у нее не было никаких доказательств, все было основано лишь на ревнивых подозрениях.

Единственный виновник столь тягостного положения, Педро Хуан, оставался по-прежнему спокоен, терпеливо выжидая, когда наступит «его день». Он шел на все, чтобы добиться цели, и не понимал, какая буря разыгрывается дома, не замечал, как следит за ним сеньора Магдалена и как ширится пропасть между дочерью и матерью.

Узнав о домоганиях дона Хусто, Педро Хуан задумал ускорить события и силой овладеть Хулией. Сеньора Мащалена увидела в предложении дона Хусто путь к спасению. Так дон Хусто сыграл роль искры, воспламенившей бочку с порохом.

В тот день Педро Хуан ушел после полудня из дому, а сеньора Мащалена позвала дочь и заперлась с ней у себя в спальне.

– Хулия, – начала мать, – мне надо поговорить с тобой об одном весьма важном деле, касающемся твоего будущего.

– Я вас слушаю, матушка, – ответила Хулия.

– Хулия, пришла пора подумать о твоем замужестве. У тебя нет другой защиты на земле, кроме меня, а я, несмотря на видимое здоровье, чувствую, что силы мои гаснут.

– О матушка, ради бога, не говорите так…

– Почему же я не должна говорить об этом? Моя жизнь на закате; мысль, что я покидаю тебя одну на белом свете, отравила бы мои последние минуты. Что станется с тобой без родных, без друзей?..

– Матушка, еще не пришло время думать об этом.

– Никому не ведомо, когда наступит его конец. Можно ли быть уверенным в завтрашнем дне, в особенности в моем возрасте, когда силы угасают? Хулия, ты должна выйти замуж, и как можно скорее.

– Выйти замуж, и как можно скорее? Но почему?

– Я тебе изложила все причины, кроме тех, о которых я молчу, хотя они не менее важны. Сегодня один кабальеро, местный житель, попросил у меня твоей руки; он дворянин, богатый, благородный человек.

– Я не хочу выходить замуж, матушка.

– В этом мире не всегда можно делать лишь то, что желаешь, иногда надо поступать так, как этого требуют честь и достоинство.

– Матушка, – произнесла Хулия, испуганная тоном матери, – что вы хотите этим сказать?

– Я говорю это не зря; и, может быть, к несчастью, ты меня понимаешь. Тебе надо выйти замуж, Хулия.

– Сеньора, ради бога, мне неясен смысл ваших слов, хотя я догадаюсь, что он должен быть ужасен. Но поймите меня, я не хочу выходить замуж.

– Может, ты объяснишь мне почему?! – воскликнула сеньора Магдалена, вставая и бледнея от негодования: для нее не оставалось больше сомнений, что между Хулией и Педро Хуаном существует любовная связь.

– Вы же знаете, матушка, дрожащим голосом произнесла Хулия, – вы знаете – и я не могу долее скрывать, – я люблю другого.

– Мне это слишком хорошо известно! – крикнула сеньора Магдалена, судорожно хватая Хулию за руку. – Я знаю, я догадывалась. Ты низкая женщина и недостойная дочь.

– Матушка! – в ужасе воскликнула Хулия.

– Не называй меня матерью, я тебе не мать, нет, я не могла породить такое чудовище. Будь ты моей дочерью, ты никогда не нанесла бы мне этого удара. Нет, ты мне не дочь…

– Сеньора, сеньора! – простонала Хулия и, рыдая, упала на колени перед матерью. – Ради бога, объяснитесь, что это значит.

– Оставь меня, оставь. Ты мне не дочь. Дочь никогда не решилась бы вступить в преступную связь с мужем своей матери.

– Господи, спаси меня! – воскликнула Хулия, выпустив из рук подол материнского платья и вскочив как безумная.

– Презренная! Презренная! Ты мне не дочь, а если ты моя дочь, я проклинаю тебя.

– Боже! – крикнула Хулия и замертво упала наземь.

В этот миг дверь отворилась и на пороге показался смертельно бледный Педро Хуан.

– Низкий человек! – сказала Магдалена, указывая на неподвижно простертую Хулию. – Вот до чего вы ее довели. Я презираю вас!

И сеньора Магдалена, словно подхваченная вихрем, выбежала из комнаты.

Педро Хуан неподвижно застыл, с молчаливым ужасом глядя на Хулию и не решаясь оказать ей помощь, привести ее в чувство. Так прошло немало времени; наконец Хулия очнулась, привстала и обвела комнату помутившимся взором.

– Боже мой! – тихо простонала она, обхватив руками голову. – Что это было? Сон? Где я? Что случилось? Я разговаривала с матерью… и вдруг она рассердилась… Но за что? Она сказала, что я… Боже, какое тяжкое обвинение!.. И потом, потом она прокляла меня! Ах! – вскрикнула Хулия, поднимаясь: она заметила наконец Педро Хуана, который молча смотрел на нее. – Вы наслаждаетесь моими страданиями? Из-за вас матушка заподозрила меня в низости, из-за вас, по вашей вине она отреклась от меня и прокляла. Я проклята, проклята! Проклята, проклята! – повторяла как безумная Хулия.

– Но вы ведь этого не допустите! – продолжала она в сильном возбуждении. – Прошу вас, на коленях умоляю.

– Но что, что я должен сделать? – спросил потрясенный Педро Хуан.

– Прошу вас, – продолжала Хулия, опускаясь перед ним на колени, – заклинаю именем бога и памятью вашей матери, ступайте, расскажите, признайтесь ей во всем, скажите, что я не желала слушать ваши нашептывания и никогда не любила вас, что я вас ненавижу… Ступайте, ради бога, ради бога, разве вы не понимаете, не видите, что проклятие матери жжет и убивает меня…

– Но поймите, она мне не поверит.

– Сеньор, попытайтесь убедить ее, расскажите всю правду. Почему вы не спешите к ней? Почему? Боже мой! Именем бога молю. Неужто у вас нет сердца? Вы говорили, что любите меня. Так что же вы не торопитесь меня спасти? Ступайте, убедите ее, уговорите, и я вовек не забуду этой милости, я буду вашей рабой. Что вам еще надо?

– Хулия, я попытаюсь. Только сейчас все будет напрасно. Не лучше ли обождать, дать ей время успокоиться?

– Но я не в силах терпеть это позорное пятно; ее проклятие сведет меня с ума…

Дверь открылась, и на пороге показался слуга.

– Чего тебе? – с негодованием бросил Педро Хуан.

– Прошу прощения, ваша милость, сеньора велела немедля передать вам это письмо.

Педро Хуан взял из рук слуги пакет.

– Ступай отсюда.

Слуга вышел. Педро Хуан вскрыл пакет, и Хулия с ужасом услышала, как он прочел:

«Сеньор, я не могу оставаться долее под одним кровом с вами и этой женщиной. Вы нанесли мне оскорбление. Оставляю вас обоих на суд вашей совести.

Магдалена».

– Это ужасно! – воскликнул Педро Хуан и выбежал вон.

– Всему виной я, – прошептала Хулия. – Пускай безвинно, но я проклята матерью и должна покинуть этот дом.

Бросившись вниз по лестнице, она устремилась на улицу.

Начинало смеркаться.

IV. ПРОКЛЯТИЕ МАТЕРИ

Как безумная бежала Хулия по незнакомым улицам; пугливо озираясь, она отворачивалась от попадавшихся ей прохожих и от освещенных окон.

Куда шла она? Этого она и сама не знала, но продолжала неутомимо идти вперед.

Вечерело, улицы обезлюдели. Измученная усталостью и жаждой, Хулия опустилась близ какой-то двери в узком и темном переулке; хотелось уснуть, умереть или хотя бы на миг потерять сознание, позабыть все, что с ней случилось; но сознание не покидало ее.

Она попыталась подняться, идти дальше, но не смогла сделать и шагу и примирилась с тем, что останется здесь. Она порылась в памяти, стараясь отыскать в ней имя друга, но так и не вспомнила ни одного имени, ни одного человека, который мог бы принять в ней участие, приютить ее у себя.

Было около десяти часов вечера, когда в переулке послышались чьи-то шаги. Молодая девушка испугалась и прижалась к стене, стараясь слиться с мраком улицы.

Человек приближался; не дойдя двух шагов до Хулии, он остановился и постучал в дверь рядом. Его, очевидно, поджидали, потому что на его стук тотчас же откликнулся женский голос:

– Кто тут?

– Это я, Паулита.

Дверь отворилась, на улицу упал луч света, человек вошел, и все опять погрузилось в сумрак. А Хулия снова отдалась своим грустным размышлениям. Прошел час, и за дверью послышалось движение.

«Кто-то выходит, – подумала Хулия, – дай бог, не заметит меня».

В самом деле, дверь снова распахнулась, и тот же человек в сопровождении женщины со светильником в руке показался на пороге.

– Ступай, Паулита, – сказал он, – ночь холодная, ты можешь простудиться.

– Я хочу посветить тебе, пока ты не выберешься из этого переулка, ответила женщина.

– Ладно, до свидания.

– Храни тебя бог.

Человек сделал шаг и невольно вскрикнул, увидев Хулию.

– Что с тобой? – спросила женщина, подбегая со светильником ближе.

– Ты только погляди, Паулита, – ответил тот, показывая на перепуганную Хулию.

– Женщина, и совсем одна! – воскликнула Паулита, подходя к Хулии. – Сеньора, что с вами случилось, что вы здесь делаете?

Хулия не отвечала.

– Ах, бедняжка! – сказала Паулита. – Пойди-ка сюда, Москит, погляди, мне кажется, она «тронувшаяся», – молчит, не отвечает. А какая красивая.

– Сеньора, сеньорита, – начал Москит, – как вас звать? Что вы здесь делаете? Паулита, как видно, она из богатой семьи, погляди на ее серьги, юбку.

– Пускай войдет в дом, как ты думаешь? – предложила Паулита.

– А что, если она и впрямь сумасшедшая? – ответил Москит.

Паулита в испуге попятилась.

– Ах, нет, сеньора, я не сумасшедшая! Я просто несчастная женщина. Меня прокляли!

– Пресвятая дева! – воскликнули разом Паулита и Москит, осеняя себя крестом.

– Да, надо мной висит проклятье моей матери. Но бог мне свидетель, что я невиновна.

И, закрыв лицо руками, Хулия громко разрыдалась.

Паулита не выдержала; сердце ее переполнилось жалостью, и она подошла к Хулии.

– Не плачьте, – ласково сказала она. – Войдите в дом. Встаньте, пойдемте к нам; ночь холодная, да и случайные прохожие могут вас увидеть. Встаньте, зайдите в дом.

Паулита попыталась приподнять девушку. При звуках ласкового голоса Хулия и сама было встала, но от усталости не смогла удержаться на ногах.

– Москит, – позвала Паулита, – помоги мне. Внесем сеньору в дом, она совсем обессилела.

Москит, хоть и был невелик ростом, легко поднял Хулию на руки.

– Посвети-ка, Паулита, – сказал он, – сеньора потеряла сознание.

Действительно, Хулия была в обмороке. Паулита отворила дверь, и Москит, войдя в дом, опустил свою ношу на кровать во второй комнате.

– Хочешь, я останусь с тобой? – спросил Москит Паулиту.

– Не надо. Ступай по своим делам и долго не задерживайся.

Москит вышел, Паулита заперла за ним дверь. Хулия пришла в себя и глубоко вздохнула.

– Вам уже лучше? – спросила Паулита, подойдя к кровати.

– О да! Как я вам благодарна! Ведь я так несчастна, так несчастна!..

– И девушка снова залилась слезами.

– Успокойтесь, сеньора, успокойтесь! – повторяла Паулита, ласково гладя по руке свою гостью. – Вы нашли здесь мирный приют, забудьте же ваши невзгоды и успокойтесь. Я не прошу вас доверить мне свои тайны, я вашего доверия не стою, но я постараюсь принести вам утешение.

– Боже мой, сеньора, вы, конечно, имеете право знать, кого вы у себя приютили. Вы имеете право обо всем расспросить меня и даже выгнать из дому, если мой рассказ приведет вас в ужас.

– Выгнать вас? За что? Да сохранит меня бог от такого зла. Нет, сеньора, я у себя хозяйка и не считаюсь здесь ни с кем, кроме моего мужа – это он взял вас на руки и внес в дом. Знайте, мой муж одобряет все мои поступки. Нет, здесь вам будет покойно, здесь никто даже имени вашего не спросит.

– У вас золотое сердце, я доверю вам все мои горести. Слушайте…

– Помните, сеньора, я ни о чем вас не расспрашиваю, ничего не хочу знать.

– Да, я вижу, вы не любопытны, и все же я хочу довериться вам, облегчить свое сердце. Наконец-то в мире сыскался человек, которому я могу поведать мои невзгоды. Я уверена, мне не найти более достойного сердца, чем ваше; только вам я могу открыться, поведать мою тайну.

– Тогда говорите, сеньора, я сохраню вашу тайну и постараюсь утешить вас в горе.

Хулия приподнялась на кровати, Паулита села рядом с ней. Две женские головки, такие непохожие, хотя обе прелестные, прижались друг к другу, спаянные нерасторжимыми узами страдания и жалости.

Хулия не сразу справилась с волнением; наконец, решительно вытерев слезы и сделав над собой усилие, она стала рассказывать. Паулита с участием слушала ее исповедь.

Хулия поведала ей все свои беды, не умолчав ни о своей любви к Антонио, ни о домогательствах отчима, ни о проклятии матери. В свой рассказ, прерываемый слезами и тяжкими вздохами, она вложила столько искреннего чувства, что Паулита была растрогана.

– О, вы невиновны, и вы так несчастны, сеньора! – сказала она, выслушав исповедь до конца. – Я счастлива, что приютила вас у нашего бедного очага.

Прижав к себе головку Хулии, она поцеловала ее в лоб.

– Вы мой ангел-хранитель, – ответила Хулия. – Что было бы со мной, беззащитной и бесприютной, потерявшей всякую надежду на помощь? Вы – мое провидение. Я буду вечно благодарить вас.

– Не говорите больше, вы утомлены. Хотите чего-нибудь поесть?

– Нет, но мне уже лучше.

В эту минуту раздался стук в дверь. Паулита почувствовала, как Хулия вздрогнула.

– Не пугайтесь, это Москит, мой муж. – И, тихонько отстранив от себя девушку, Паулита поспешила к двери.

В комнату вошел Москит, но он был не один, его сопровождал закутанный в плащ незнакомец в низко надвинутой широкополой шляпе.

Ни слова не сказав Паулите, Москит подошел вместе с незнакомцем к порогу спальни, где лежала Хулия, и спросил, указывая на нее:

– Вот. Это она?

– Она! – воскликнул незнакомец, откидывая плащ и снимая шляпу.

– Дон Хусто! – удивилась девушка, узнав его.

– Да, это я, – ответил дон Хусто, – я, невольная причина всех бед, происшедших сегодня в вашем доме. Москиту я всецело доверяю; прослышав о вашем исчезновении, я послал за ним, чтобы разыскать вас. Судьба была ко мне милостива: едва я обратился к нему с просьбой найти вас, как узнал, что он приютил у себя незнакомую молодую девушку. Я сразу подумал, что это вы, и, не колеблясь, пришел сюда убедиться. Бог помог мне найти вас и предложить вам мои услуги в столь тягостный час.

Паулита, стоявшая позади дона Хусто, не удержалась от насмешливого движения, а Москит в ответ слегка нахмурил брови.

– Благодарю вас, сеньор, – ответила Хулия, – благодарю вас. Вы ни в чем не виноваты, поверьте, я сама ни о чем не догадывалась. Однако я пока не знаю, на что решиться. Я не в силах двинуться с места, мысли у меня в голове путаются, и, если хозяева мне разрешат, я останусь у них еще хотя бы дня на два.

– Конечно, конечно, – с жаром откликнулась Паулита, подходя к Хулии и словно желая защитить ее. – И не два дня, а два года. Я буду так счастлива, и поверьте, мы ни в чем не будем нуждаться, я заставлю Москита работать. Не правда ли, Москит, ты с радостью позаботишься о сеньоре?

– Верно, сеньора, – ответил Москит, – здесь вам будет спокойно, и вы ни в чем не будете терпеть недостатка.

– В таком случае, – сказал дон Хусто, – больше говорить не о чем. Тем не менее послезавтра я снова навещу вас, чтобы узнать, не надо ли вам чего-нибудь. До свидания, Хулия, до послезавтра. Если же вам что-либо понадобиться раньше, передайте через Москита.

– Благодарю вас, сеньор, благодарю, – повторила Хулия, протянув ему руку.

– Прощайте.

– Да, я хотела просить вас об одном одолжении, – сказала Хулия.

– Пожалуйста, всегда готов служить вам.

– Обещайте никому не говорить, что вы разыскали меня. Ни моей матери, ни дону Педро Хуану.

– Обещаю. Об этом будем знать только мы четверо на целом свете.

– Ах, сеньор, вы так добры! – Дон Хусто удалился, Москит проводил его до дверей. Паулита и Хулия остались вдвоем.

– Замечательный человек! – воскликнула Хулия.

– Напрасно вы так думаете, – возразила Паулита.

– Как?

– Не советую доверять ему.

– Но…

– Тише, Москит идет, он ему очень предан.

Закрыв за гостем дверь, Москит вернулся в спальню.

– И зачем ты только притащил с собой этого жука? – сказала Паулита.

– Что это с тобой? – спросил Москит.

– Ты знаешь, я недолюбливаю его.

– Он принял горячее участие в судьбе сеньоры, я хотел ее порадовать. У вас бывали с ним раньше размолвки?

– Нет, – ответила Хулия.

– Так в чем же дело?

– Просто предчувствие, – сказала Паулита.

– Если он себе хоть что-либо позволит, ему не поздоровиться, – пообещал Москит. – А теперь давайте спать.

Радушные хозяева ушли на ночь в соседнюю комнату, уступив гостье свою спальню.

V. СДЕЛКА

Пробежав глазами прощальную записку жены, Педро Хуан бросился на ее половину, решив во что бы то ни стало помешать ей покинуть дом, и подоспел как раз в тот момент, когда сеньора Магдалена переступила за порог своей комнаты.

– Магдалена! – воскликнул Педро Хуан. – Куда ты?

– Я ухожу навсегда, – надменно ответила сеньора Магдалена.

– Понимаешь ли ты, что делаешь? Произойдет ужасный скандал, о нас пойдут сказки по городу.

– Я все обдумала. Что будет, то будет, но в этом доме я не останусь.

– Магдалена, ради бога!

– Пустите меня.

– Дай сказать тебе хоть слово.

– Ничего не желаю слышать.

– Магдалена, опомнись, подумай…

– Дайте мне пройти.

– Послушай…

– Не желаю слушать! – решительно воскликнула Магдалена и направилась к лестнице.

– Что ж, поступай как хочешь, Магдалена, но завтра тебя замучают укоры совести, несправедливая, бесчеловечная мать!

– Ты говоришь – несправедливая! – Сеньора Магдалена с негодованием повернулась к мужу. – Несправедливая? Бесчеловечная?

– Да, – повторил Педро Хуан, – несправедливая!

– И ты смеешь говорить это после того, как Хулия нанесла мне самое тяжкое оскорбление, какое только может нанести дочь своей матери? Ты называешь меня несправедливой за то, что я отреклась от дочери – твоей соучастницы?

– Ты несправедлива, Магдалена. Чудовищно несправедлива. Хулия невинна.

– Невинна?

– Да, невинна! Клянусь спасением моей души! Она невинна, Магдалена.

– А ее замешательство? Ее обморок?

– Магдалена, настало время открыть тебе правду. Во всем виноват я. Я пытался соблазнить невинную девушку…

– А что же она?

– Она не желала слушать мои слова, всегда избегала и, наконец, возненавидела меня. Но дочерняя любовь, желание оградить тебя от горя заставляли ее молчать, а ты отплатила за ее любовь гнусным подозрением.

– Так это правда, Педро Хуан? Ты не обманываешь меня?

– Клянусь тебе всем святым, что есть на земле, Магдалена! Неужто ты не чувствуешь искренности моего признания?

– Да, да, сердце мое подсказывает, что это правда, что ты не лжешь. Моя Хулия, моя дочь невиновна, а я оскорбила ее подозрением, я прокляла ее.

– Ты ее прокляла?

– Да. Ах, как я была жестока! Я должна увидеть ее, попросить у нее прощения!.. Хулия! Хулия!