Свидание с убийцей
Сандра Браун
Свидание с убийцей
Героиня романа с детства разговаривала на языке жестов – она практически ничего не слышит.
Чтобы достоверно рассказать о ней, мне пришлось обратиться за помощью к сообществу глухих.
Одна молодая женщина особенно мне помогла.
Дженни, большое тебе спасибо.
1
– Майрон, ты меня слушаешь? – Карл Херболд зло посмотрел на своего сообщника и, раздраженно покачав головой, пробормотал: – Вот кретин!
Не обращая внимания на оскорбление, Майрон Хаттс продолжал бессмысленно улыбаться. Карл приблизился к нему вплотную:
– Перестань ухмыляться, Майрон! Я говорю о серьезных вещах. Неужели ничего так и не остается в том куске дерьма, который ты носишь на плечах? Ты слышал, что я тебе сказал?
Майрон искоса посмотрел на свою конфету.
– Ну конечно, Карл, я тебя слушаю. Ты ведь мне сказал, чтобы я слушал внимательно.
– Ну ладно.
Карл немного расслабился, но все равно не был уверен в том, что до Майрона хоть что-нибудь дошло.
Тот, мягко говоря, особым умом не отличался. Пожалуй, его коэффициент умственного развития выражался однозначным числом.
Майрон был физически крепок и всегда готов услужить, но недостаток сообразительности представлял собой угрозу для выполнения тщательно разработанных планов Карла. Впрочем, у любого сообщника есть свои недостатки.
С другой стороны, Майрон Хаттс был нужен Карлу. Такой подельник будет без разговоров делать то, что ему сказали. Вот почему Карл считал, что ему повезло.
Пусть Майрон не Эйнштейн, но зато абсолютно лишен такой штуки, как совесть.
У него отсутствовал «внутренний диалог». Хороший термин, верно? Карл вычитал его в каком-то журнале. Он заучил его наизусть и потом использовал на заседании комиссии по досрочному освобождению, когда его в последний раз туда вызывали. В течение пяти минут он заливался соловьем по поводу того, что постоянно ведет внутренний диалог с самим собой относительно своих прошлых грехов. Этот диалог якобы раскрыл ему ошибочность его действий и всю важность ответственного поведения. Он кается и желает искупить свою вину.
На членов комиссии эти громкие фразы не произвели ни малейшего впечатления. Посчитав его речь тем, чем она и была на самом деле – дерьмом собачьим, – они отклонили его просьбу о досрочном освобождении.
Но даже если предположить, что совесть – это действительно внутренний диалог, Майрону все равно такие абстракции были совершенно недоступны. Не о чем ему было с собой разговаривать. Нет, Майрон будет действовать, подчиняясь импульсу. Именно поэтому Карл его и выбрал. Майрон не станет привередничать, если дело примет неприятный оборот.
Кстати, о неприятном – Майрон имел на редкость отталкивающую внешность. Его почти лишенная растительности кожа была к тому же практически бесцветной. Весь цвет концентрировался на губах – очень больших и неестественно красных. По контрасту радужная оболочка глаз была тусклой, а из-за светлых и отнюдь не густых бровей и ресниц его пустой взгляд казался еще более бессмысленным.
Редкие, но грубые белесые волосы торчали из головы словно проволока.
Наполовину обсосанный леденец во рту привлекательности ему не прибавлял. Посмотрев, как с губ Майрона капает слюна, Карл с отвращением отвернулся.
Многие удивлялись тому, что эти двое скорешились, – уж слишком они были не похожи. Карл – высокий, темноволосый, с приятной внешностью. Чтобы держать себя в форме, он с религиозным рвением приседал и отжимался в камере, а когда было настроение, то и с тяжестями баловался. У Карла была улыбка киллера, напоминавшая о молодом Уоррене Битти. По крайней мере так ему говорили.
Лично он всегда считал, что выглядит лучше актера, к которому относился с презрением. Правда, жена у этого Битти – загляденье! Настоящий лакомый кусочек.
По части мозгов Карл, разумеется, сильно превосходил Майрона Хаттса. Тем, чего не хватало Майрону, Карл располагал в избытке. Он прекрасно умел строить планы.
Блестящие замыслы, казалось, сами рождались в его голове.
Более того, едва сформулированную смутную идею он без труда превращал в четкую схему.
Будь Карл военным, он наверняка стал бы генералом. Но даже высшим чинам для воплощения в жизнь их стратегии нужны солдаты. Такие, как Майрон.
Конечно, ему ничего не стоило подобрать в сообщники любого из заключенных. Ведь если Майрон отпугивал даже закоренелых преступников и те старались держаться от него подальше, то к Карлу людей словно магнитом тянуло. Среди обитателей тюрьмы старшинство давало ему массу преимуществ.
Это и еще присущая ему харизма. Короче говоря, он мог найти кого-нибудь посообразительнее и поподлее Майрона – несмотря на склонность к насилию, Майрон был, в общем-то, добродушен.
Но умные Карлу ни к чему.
Он не хотел, чтобы с ним спорили. Споры неизбежно отвлекли бы внимание от главного и привели к катастрофе – их поймали бы. Для исполнения задуманного Карлом побега нужна была лишь еще одна пара глаз и ушей плюс умение действовать не раздумывая. Майрон Хаттс отвечал этим требованиям. А хитрости Карлу не занимать.
Кроме того, можно выслушать соображения Сесила. Сесил, пожалуй, даже слишком много думает. Он чересчур скрупулезно все анализирует, взвешивает – и в результате теряет имеющиеся возможности. Вроде парня с одной смешной открытки, которую как-то довелось видеть Карлу: пока тот наводил фотоаппарат на Эйфелеву башню, рядом прошла голая француженка. Сесил точь-в-точь такой же.
Но сейчас Карлу не хотелось думать о своем старшем брате. Потом когда-нибудь, на досуге.
Прислонившись к ячеистой сетке, он быстро окинул взглядом спортивную площадку. Бдительность стала его второй натурой. Двадцать лет тюремного заключения приучили его всегда быть настороже. Безусловно, Карл пользовался здесь большим влиянием и имел много друзей, но ведь всем не угодишь.
На другом конце площадки ворочали тяжести несколько черных, которые посмотрели на него с нескрываемой ненавистью. Они ненавидели Карла только за то, что он не был одним из них. Газеты часто болтают о соперничающих бандах, об уличной войне, о вендетте. Чепуха все это! Пока ты не попадешь за решетку, считай, ты ничего не знаешь о бандах.
Тюремное общество – самое поляризованное, самое сегрегированное в мире.
У Карла уже были разногласия с черными заключенными, перераставшие в оскорбления, а затем в драки, заканчивающиеся дисциплинарными взысканиями.
Но сегодня или в ближайшем будущем он не собирался ни с кем устраивать разборки. Вплоть до того дня, когда они с Майроном отправятся на дорожные работы, Карл Херболд собирался быть идеальным заключенным.
Эта новая программа представляла собой часть тюремной реформы, которая ставила своей целью дать возможность заключенным почувствовать себя полезными членами общества. Конечно, Карлу на все эти социальные аспекты было наплевать. Его заботило только одно – как это можно использовать в своих интересах. Когда подойдет его очередь покинуть тюремные стены и поработать снаружи, он первым сядет в автобус.
Поэтому он вел себя тихо, старался не делать ничего, что могло бы привлечь к нему внимание вертухаев. Никаких нарушений правил, никаких драк – исключительно хорошее поведение. Если Карл слышал, как кто-то бормочет в его адрес оскорбления, то он отворачивался. Да, уж чего Карл не любил – так это делать вид, что ничего не замечает. Несколько дней назад ему пришлось наблюдать, как Майрон отсасывает у одного заключенного. Этот тип, южанин, два года назад получивший пожизненное заключение за убийство жены, подкупил Майрона подачкой.
Наиболее агрессивные из заключенных и раньше пытались воспользоваться умственной неполноценностью Майрона, но Карл в таких случаях обычно вмешивался. Однако сейчас, перед самым побегом, он не хотел рисковать. Да и Майрон как будто ничего против и не имел. За работу он получил в награду живую мышь, которую потом распотрошил длинным ногтем.
– Запомни мои слова, Майрон, – сказал ему Карл, понимая, что время прогулки истекло и теперь до конца дня они не смогут поговорить наедине. – Когда наступит наша очередь работать в дорожной бригаде, ты не должен этому слишком радоваться.
– Ладно, – обронил Майрон, с интересом разглядывая мозоль на большом пальце.
– Было бы даже хорошо, если бы мы казались чуточку недовольными. Сможешь ты это изобразить? Выглядеть недовольным?
– Конечно, Карл. – И он стал энергично грызть мозоль.
– Если они подумают, что мы очень хотим туда пойти, то…
Он не успел договорить. Мощный удар буквально сбросил Карла с бака, на котором он сидел. Карл повалился на бок прямо в грязь. В ушах звенело, перед глазами все плыло.
В этот момент он забыл о своей решимости не ввязываться в конфликты. Движимый инстинктом самосохранения, Карл перекатился на спину и резко ударил неприятеля ногой в пах.
Черный тяжелоатлет, очевидно, полагавшийся только на силу своих мышц, не ожидал контратаки. Упав на колени, он скорчился и застонал. Естественно, остальные черные тут же набросились на Карла и начали молотить его кулаками.
Размахивая дубинками, вскоре прибежали тюремщики. К этому времени заключенные успели отскочить в сторону, подбадривая дерущихся выкриками. Когда порядок был восстановлен и ущерб подсчитан, выяснилось, что он минимален: пришлось отправить в изолятор всего лишь двоих травмированных заключенных. Одним из них был Карл Херболд.
2
– По-моему, все прошло очень мило.
Это замечание жены заставило Эззи Харджа возмущенно фыркнуть:
– Мясо было ужасно жестким, а кондиционер работал вполсилы. Я чуть не расплавился в этом черном костюме.
– Ну, тебе обед не понравился бы в любом случае. Ты с самого начала был настроен поворчать.
Эззи женился на Коре за два года до того, как стал шерифом округа Блюэр, то есть пятьдесят два года назад. Он впервые увидел ее на проповеди, куда забрел с друзьями просто смеху ради. Огненно-красный бант в волосах Коры и под цвет ему губная помада словно бросали вызов адскому пламени, о котором вещал с кафедры странствующий проповедник. Когда запели церковный гимн, девушка оторвала взгляд от книги псалмов и посмотрела на Эззи, который уже давно взирал на нее с большим интересом. Глаза Коры горели отнюдь не религиозным рвением – в них светилось дьявольское лукавство. И вдруг она ему подмигнула…
За прошедшие годы огня в ней так и не убавилось, что до сих пор нравилось Эззи.
– Жителям округа пришлось похлопотать и потратить массу денег, чтобы устроить обед в твою честь. Надо было хотя бы постараться изобразить, что ты им благодарен. – Сняв халат, она легла к нему в постель. – Если бы обед проводился в мою честь, уж я-то наверняка была бы благодарна.
– Я не напрашивался на званый обед. Я чувствовал там себя просто дураком.
– Ты злишься не из-за обеда. Тебя бесит то, что приходится уходить на пенсию. – Кора обычно выражалась прямо, и сегодняшний день не был исключением. – Не думай, что я с нетерпением ждала, когда ты уйдешь на пенсию, – сказала она, без особой необходимости взбивая подушку. – Ты полагаешь, я хочу, чтобы ты весь день сидел дома, дулся и вертелся у меня под ногами? Нет, сэр!
– Наверно, ты предпочла бы, чтобы однажды ночью меня подстрелил какой-нибудь псих и избавил тебя от моего общества!
Кора замерла.
– Ты весь вечер пытался меня спровоцировать и в конце концов своего добился. Такие разговоры приводят меня в бешенство, Эзра Хардж.
Выключив свет, она повернулась к нему спиной. Обычно они спали лицом к лицу.
Она знала его слишком хорошо. Он специально сказал так, чтобы ее разозлить. Ирония заключалась в том, что каждый день его службы Кора молилась, чтобы его не застрелили на работе и ей бы не пришлось возиться с окровавленным трупом.
Хотя с практической точки зрения ему было бы лучше умереть на боевом посту. Для всех это было бы проще. У лидеров общины отпала бы необходимость намекать, что ему не стоит баллотироваться на новый срок. Кроме того, они могли бы сэкономить деньги, потраченные на сегодняшнее празднество, или истратить их на что-то более полезное.
Если бы Эзра умер раньше, ему не надо было бы страшиться будущего, в котором он стал бы таким же бесполезным, как лыжи в Сахаре.
Семьдесят два года, идет уже семьдесят третий. Артрит в каждом суставе – или, во всяком случае, так кажется. И голова работает теперь не так хорошо, как раньше. Нет, он-то ничего такого не замечает, но другие, возможно, все подмечают и втихомолку смеются над ним.
Самое ужасное заключается в том, что все они правы. Он действительно уже старый и дряхлый и не должен возглавлять такую службу. Да, он это понимает. Нравится ему или нет, но он обязан уйти на пенсию, потому что жителям округа будет лучше, если в этой конторе станет заправлять человек помоложе.
Он просто очень не хотел уходить со службы до того, как выполнит свой долг. А это значит – пока он не узнает, что случилось с Пэтси Маккоркл.
Вот уже двадцать два года эта девушка лежит в постели между ним и Корой. Фигурально выражаясь, конечно.
Почувствовав себя виноватым в том, что об этом вспомнил – особенно в свете нынешней ссоры, – он повернулся на бок и любовно похлопал жену по бедру.
– Кора!
– Даже не думай! – проворчала она. – Я слишком зла на тебя.
* * *Когда Эззи через несколько часов вошел в управление шерифа, дежурный сначала лишь сонно приподнял голову, но тут же, поняв, кто пришел, поспешно встал со стула.
– Эй, Эззи, какого черта ты тут делаешь?
– Прости, что прервал твой сон, Фрэнк. Не обращай на меня внимания. Нужно разобраться с несколькими папками.
Помощник посмотрел на большие настенные часы.
– В такое-то время?
– Не могу заснуть. Теперь, когда я официально ушел, я, пожалуй, заберу все свои вещи. Шериф Фостер захочет завтра занять кабинет.
– Да уж конечно. Так что ты о нем думаешь?
– Он хороший человек. И будет хорошим шерифом, – искренне сказал Эззи.
– Может, и так, но он не Эззи Хардж.
– Спасибо на добром слове.
– Прости, что не был вечером на банкете. Как он прошел?
– Ты ничего не потерял. Ужасная скучища. – Войдя в свой кабинет, Эззи включил свет – возможно, в последний раз. – За всю свою жизнь не слышал столько речей. И почему люди становятся такими многословными, когда им в руки попадает микрофон?
– Им есть что сказать про живую легенду. Эззи фыркнул:
– Я больше тебе не начальник, Фрэнк, но все равно не искушай меня такими разговорами. У тебя не найдется чашки кофе? Я был бы тебе очень благодарен.
– Сейчас принесу.
Не в состоянии заснуть после той эмоциональной встряски, которую он получил сегодня вечером, не говоря уже об отказе со стороны Коры, Эззи полчаса назад встал, оделся и, стараясь не шуметь, выскользнул из дома. У Коры была радарная система не хуже, чем у летучих мышей-вампиров, а Эззи не хотел с ней ругаться из-за того, что он тратит ночные часы на ту работу, на которую округ отвел ему неделю.
Тем не менее Эззи отдавал себе отчет в том, что, сколько бы его ни заверяли, что в управлении шерифа округа Блюэр ему всегда рады, отныне не стоит мозолить здесь глаза. Он совсем не хотел превратиться в жалкого старика, цепляющегося за воспоминания о прежних славных днях и не понимающего, что он больше не нужен.
Он поблагодарил помощника, поставившего на стол дымящуюся кружку с кофе.
– Пожалуйста, закрой за собой дверь, Фрэнк. Я не хочу тебя беспокоить.
– Да ты меня и не беспокоишь. Ночь была тихой. Однако дверь он все-таки закрыл. Эззи, в общем-то, не волновало, побеспокоит ли он дежурного. Ему просто ни к чему лишняя болтовня. Дело в том, что сейчас Эззи собирался разобрать папки, накопившиеся за годы его работы.
Конечно, не те официальные отчеты, которые хранились в архивах городской полиции, Департамента общественной безопасности Техаса, «Техасских рейнджеров» – короче говоря, всех правоохранительных структур, с которыми его контора сотрудничала в проведении расследований.
Нет, папки в его кабинете содержали личные заметки Эззи – списки вопросов, которые нужно задать подозреваемому, даты и имена людей, связанных с данным делом, сведения, сообщенные надежными информаторами или свидетелями, пожелавшими остаться неизвестными. Большей частью эти записи были выполнены Эззи собственноручно на первых попавшихся под руку клочках бумаги карандашом номер два, причем он всегда использовал придуманную им самим систему сокращений, которую никто больше расшифровать не мог. Эззи считал эти материалы чем-то вроде личного дневника. В них было зафиксировано все, что произошло за время его службы.
Он отпил кофе, подкатил кресло к металлическому шкафу и выдвинул нижний ящик. Папки были более или менее разложены по годам. Эззи достал несколько самых ранних, быстро пролистал и, посчитав, что их незачем хранить, бросил в поцарапанную коричневую корзину для бумаг, стоявшую здесь с тех пор, как он впервые появился в этом кабинете.
Методично продолжая работу, Эззи неуклонно приближался к тысяча девятьсот семьдесят пятому году. К тому времени, когда он добрался до папок с материалами этого периода, весь кофе уже перекочевал в его желудок.
Одна папка отличалась от остальных прежде всего тем, что была толще и имела более потрепанный вид. Собственно, это была связка из нескольких скоросшивателей, скрепленных вместе толстой резинкой. За эти годы Эззи неоднократно доставал ее и просматривал содержимое, каждый раз засовывая связку обратно в кипу менее значительных дел.
Сняв резинку, он нацепил ее себе на запястье поверх медного браслета. Он носил этот браслет потому, что, как считала Кора, медь помогает при артрите, хотя сам Эззи в это не верил.
Положив папки на стол, он сделал глоток свежего кофе, который без всякого напоминания с его стороны только что принес помощник, и раскрыл верхнюю. Папка открывалась страницей из ежегодника средней школы. Эззи хорошо помнил тот день, когда он вырвал эту страницу. Третий ряд сверху, второй снимок слева. Патрисия Джойс Маккоркл.
Она смотрела прямо в объектив фотоаппарата с таким выражением, словно знала какой-то секрет, который фотограф был бы тоже не прочь узнать. Надпись под ее фамилией сообщала, что Патрисия занимается в хоре, в испанском клубе и клубе будущих домохозяек. Ее совет школьникам помладше был таким: «Развлекайтесь, развлекайтесь и развлекайтесь!»
На такого рода фотографиях люди обычно выходят не очень привлекательно, но Пэтси выглядела просто ужасно – главным образом из-за того, что и в жизни была отнюдь не красавицей. Глаза маленькие, нос широкий и плоский, губы тонкие, подбородок почти полностью отсутствует.
Тем не менее Пэтси пользовалась в школе огромной популярностью. Эззи очень скоро выяснил, что в том году Пэтси Маккоркл бегала на свидания чаще, чем любая другая старшеклассница, включая первых красавиц.
Почему? На его недоуменный вопрос один из ее одноклассников – который теперь владеет заправочной станцией на Крокетт-стрит – ответил: «Пэтси была доступна, шериф Хардж. Вы понимаете, что я имею в виду?»
Эззи понимал. Он сам когда-то учился в средней школе, и все мальчишки знали, кто именно из девочек доступен.
Однако подмоченная репутация Пэтси нисколько не облегчила его миссию, когда Эззи жарким августовским утром отправился к ней домой, чтобы сообщить новость, которую никто из родителей никогда не пожелал бы услышать.
Маккоркл руководил в городе коммунальным хозяйством.
Эззи знал его в лицо, но близкими знакомыми они не были.
Маккоркл заметил шерифа прежде, чем тот успел подойти к веранде. Открыв дверь, он сразу же спросил:
– Что она натворила, шериф?
Эззи попросил разрешения войти. Пока они шли на кухню, где Маккоркл уже готовил кофе, хозяин дома рассказывал шерифу о том, что в последнее время его дочь совсем отбилась от рук.
– Мы ничего не можем с ней поделать. Пэтси чуть ли не вдребезги разбила свою машину, гуляет где-то до утра, напивается допьяна, а потом ее рвет. Она курит сигареты, и боюсь даже подумать, что еще. Она нарушает все наши правила я не делает из этого тайны. Пэтси даже не говорит мне или своей матери, с кем уходит, но я слышал, что она шляется с этими братьями Херболд. Недавно я спросил ее, как она может общаться с такими подонками, и она сказала мне, чтобы я занимался своими делами. Ее собственные слова! Дескать, ей не возбраняется встречаться с кем угодно, в том числе с женатыми мужчинами, было бы желание. Учитывая ее поведение, шериф Хардж, меня бы это не удивило. – Он подал гостю чашку свежего кофе. – Я думаю, рано или поздно дочь неизбежно нарушила бы закон. Так как сегодня она дома не ночевала, я, в общем, вас уже ждал. Что же она натворила? – повторил он.
– Миссис Маккоркл здесь?
– Наверху. Она еще спит.
Эззи кивнул, посмотрел на свои черные форменные ботинки, затем взглянул на рыжего кота, вытянувшегося возле ножки стола, и перевел взгляд на занавеску.
– Ваша девочка сегодня утром была найдена мертвой, мистер Маккоркл.
Эту часть своей работы он просто ненавидел. Слава богу, такие вещи случались редко, иначе он стал бы заниматься чем-нибудь другим. Трудно смотреть человеку в глаза, сообщая ему, что кто-то из его домочадцев не вернется домой. И вдвойне трудно, если всего несколько секунд назад о покойном плохо отзывались.
Глаза Маккоркла мгновенно погасли, мышцы лица бессильно повисли, как будто оторвались от костей. Как потом говорили в городе, Маккоркл с этого дня сильно изменился, став совсем не тем, что прежде. Эззи мог бы с точностью до секунды сказать, когда в нем произошла эта перемена.
– Что, автокатастрофа? – прохрипел Маккоркл. Эззи печально покачал головой. Если бы так!
– Нет, сэр. Ее, гм, нашли на рассвете, в лесу, вниз по реке.
– Шериф Хардж!
Он повернулся и увидел, что в дверях стоит миссис Маккоркл в летнем халате, разрисованном маргаритками. На голове у нее были бигуди, а глаза припухли после сна.
– Шериф Хардж! Эззи!
Эззи посмотрел на дверь кабинета и увидел стоявшего гам помощника. Он совсем забыл, где находится. Воспоминания унесли его в прошлое. Сейчас он был на кухне Маккорклов, и не Фрэнк, а миссис Маккоркл звала его с ноткой ужаса в голосе. Эззи потер покрасневшие глаза.
– Да-да, Фрэнк. Что там такое?
– Не хочу мешать, но звонит Кора, спрашивает, здесь ли ты. – Он подмигнул. – Как, ты здесь?
– Угу. Спасибо, Фрэнк.
Не успел он сказать: «Алло!», как Кора уже на него набросилась:
– Мне совсем не нравится, когда ты выскакиваешь из дома, пока я сплю, и не говоришь, куда идешь.
– Я оставил тебе записку.
– Ты сказал, что идешь на работу. А так как вчера вечером ты официально ушел на пенсию, я представления не имею, где ты теперь работаешь.
Он улыбнулся, думая о том, как она сейчас выглядит.
Стоит, уперев руки в бока, глаза сверкают. Пусть это уже штамп, но Кора действительно в гневе кажется красивее.
– Я вот думал пригласить тебя на завтрак, но раз ты в расстроенных чувствах, то я могу позвать какую-нибудь другую девушку.
– Разве какая-нибудь другая девушка тебя вынесет? – Помолчав, она добавила: – Я буду готова через десять минут. Не заставляй меня ждать.
Прежде чем покинуть кабинет, он прибрался и уложил то, что хотел забрать, в несколько коробок, предусмотрительно заготовленных округом. Фрэнк помог ему перенести коробки в машину. Погрузив все в багажник, они обменялись рукопожатиями.
– Надеюсь, скоро увидимся, Эззи.
– Будь осторожней, Фрэнк.
Дождавшись, когда дежурный скрылся в здании, Эззи положил сверху дело Маккоркл. Пока Кора поблизости, он не будет разгружать багажник. Если она увидит дело, то поймет, почему он встал среди ночи и чем занимался последние несколько часов. Вот тогда она действительно расстроится.
3
– Значит, завтра – помнишь? – прошептал Карл.
– Конечно, Карл. Я помню, – ответил ему Майрон.
– Так что не делай ничего, что могло бы помешать тебе попасть в дорожную бригаду.
– Не буду, Карл.
«Тупой как дуб», – подумал Карл, заглянув в интеллектуальную пустыню, простиравшуюся в голове Майрона.
Конечно, было не совсем справедливо говорить Майрону о его поведении, когда сам Карл чуть не сорвал весь их план.
Хотя, с другой стороны, он всего лишь пытался защитить себя от избиения. Но если что-то подобное повторится, он больше не будет драться.
После того как этот ниггер напал на него, Карл прямо-таки обезумел от ярости. Чтобы отправить его в изолятор и привязать к кровати, потребовались усилия четырех человек. Но даже тогда он попытался укусить за руку санитара. Поскольку Карл получил травму черепа, а характер ее был пока неясен, успокоительных ему не давали.
Не обращая внимания на ужасную головную боль, он бушевал остаток дня и всю бесконечную ночь. Он завывал, словно баньши,[1] проклиная бога, дьявола и гнусных ниггеров, которые лишили его единственного шанса на побег.
