Роза пустыни

Да, тот день рождения оказался чертовски хорошим!

Лучшего подарка ко дню рождения он никогда не получал, думал Хилберт Уинтерз, попивая свой портвейн. Его отец и дядя сделали удачный выбор. Он иногда думал, попробовали ли они Дару сначала сами, чтобы убедиться в том, что она – именно тот подарок, какой нужен тринадцатилетнему новичку. Однако он ни разу не задал им этого вопроса.

С него достаточно было воспоминаний.

Хилберт допил портвейн и с трудом поднялся на ноги.

Амелия.

Его глаза сузились при мысли о его «жене» и помощнице.

В последнее время ему редко удается обслуживать эту подколодную змею – не то, что вначале. Он ведь уже немолод, и его сексуальные аппетиты угасают. Но сегодня у него с этим проблем не будет. Вот – уже тверд, как камень.

Полковник заковылял к спальне Амелии, спотыкаясь о ковер. Она спала отдельно с того первого дня, как они приплыли в Луксор. Он хотел было постучать, но потом передумал – имеет право заходить к ней в спальню, когда ему вздумается. И он решительно распахнул дверь.

Комната была пуста.

Однако полковник прекрасно знал, где искать Амелию. Он снова закрыл дверь, прошел через дом и вышел под звездное небо пустыни.

Он найдет ее.

Глава 20

Услышав сквозь полуоткрытое окно томный голос Амелии, полковник понял, что не ошибся.

Она с графом Полонски.

В этом доме остановился Полонски, а поскольку перевалило за полночь, неразумно было предполагать, что они встретились за чашкой чая.

Нетвердо держась на ногах (он первым признал бы, что этим вечером выпил немалое количество портвейна), Хилберт Уинтерз уперся рукой в стену из древних камней, а второй осторожно открыл ставни. Теперь он мог видеть все, что происходило в гостиной дома, который почти в точности походил на тот, что занимали они с Амелией.

Андре Полонски сидел на красном бархатном диване, более подходящем для лондонского борделя. Лицо его было обращено в сторону окна. Он был полностью одет и, как обычно, безупречно выглядел: свежевыбритое лицо, волосы приглажены, галстук аккуратно завязан… Точно так же он выглядел этим утром. Видимо, отсутствие Жоржа, сбежавшего с Колетт, не имело катастрофических последствий – по крайней мере в том, что касалось внешности графа.

А вот на Амелии были только ночная рубашка и пеньюар. Она стояла на коленях между ног джентльмена, своей стройной спиной к окну.

Полковник прекрасно знал повадки этой бабенки, чтобы сразу понять, чем она занята. Ее рука двигалась вверх и вниз, казалось, она сбивала масло, но вот уж кем Амелия никогда не была, так это простушкой-молочницей.

Хотя, конечно, подумал Хилберт, раздвигая губы в кривой развратной улыбке, эта кошка умела выдоить мужчину досуха.

Он наклонил голову, прислушиваясь к разговору парочки.

Первым заговорил Андре Полонски.

– Ты действительно считаешь, что этой девице что-то известно?

Глуховатым голосом, который обычно она оставляла для спальни, Амелия ответила:

– Наверняка.

– Значит, отец с ней поделился своей тайной?

Хилберту легко было представить, какая довольная улыбочка сейчас блуждает на губах Амелии.

– Не думаю, чтобы лорд Стенхоуп знал что-то стоящее, чем мог бы поделиться с дочерью. Я считаю, что это девице что-то известно.

Надо было отдать должное Полонски: тот оказался человеком на редкость хладнокровным. Полковник заметил только чуть приподнявшиеся брови.

Однако наверняка это было не единственным, что находилось сейчас в процессе подъема.

– Значит, леди Элизабет – это ключ.

– Я в этом почти уверена, – заявила Амелия, склоняя голову у него между ног.

Хилберт снова почувствовал сексуальное возбуждение. Он еще не до конца остыл, когда вышел из дома на поиски своей кошки-чертовки. Теперь ему было хорошо слышно, как она причмокивает, смыкая губы вокруг наверняка налившейся плоти своего любовника.

Полонски обхватил ее голову руками и теснее прижал к себе.

– У тебя это очень мило получается, дорогая. – Он безмятежно продолжил: – Я хочу спросить тебя кое о чем. В ответ можешь просто кивать или качать головой. Не обязательно прерываться.

Амелия кивнула, мгновенно сообразив, что это движение еще сильнее возбуждает ее партнера, и невнятно заворковала, не разжимая губ.

– Господи, ты действительно прекрасно это делаешь, – процедил граф сквозь стиснутые зубы. На лбу у него выступили блестящие капельки пота. – Скажи мне, – с некоторым усилием проговорил он, – ты считаешь, что леди Элизабет известно местонахождение гробницы Мернептона Сети?

Светловолосая голова чуть двинулась в знак согласия. Полонски со свистом втянул в себя воздух, так что даже полковнику было слышно. Прошло несколько мгновений, прежде чем графу удалось овладеть собой.

– Ты… ты упоминала, что обыскала – вернее, пыталась обыскать – комнату девицы в первую ночь, которую мы провели в пещерах. Что ты надеялась найти?

Амелия подняла голову.

– Сучка где-то прячет записки и карты.

Красавец, небрежно откинувшийся на спинку дивана, вдруг резко выпрямился:

– Что?!

– Она прячет в своих вещах записки и карты.

Полонски наклонился, просунул руку за ворот ночной рубашки Амелии и начал гладить ее грудь. Она откинула голову, и из ее полуоткрывшихся губ вырвался глухой животный стон. Пеньюар и ночная сорочка соскользнули с лилейно-белого плеча. Тут ее любовник зажал между большим и указательным пальцами сосок обнажившейся груди и постепенно сжимал так, что она вскрикнула от наслаждения, граничившего с мукой.

Хилберт жадно облизнулся. Это было даже лучше, чем сидеть в темноте и вспоминать Дару. И даже приятнее, чем самому обрабатывать чертову кошку. К тому же от него не требовалось почти никаких усилий.

Но дело было не только в этом. Ему приятно щекотало нервы то, что на его глазах другой мужчина занимается любовью с его якобы супругой. Оставалось только жалеть, что он прежде до этого не додумался…

Тем временем Амелия пыталась объяснить графу, откуда у нее такая уверенность.

– Несколько недель назад мы с Хилбертом поздно вечером вышли прогуляться по палубе «Звезды Египта» и заметили, что в каюте леди Элизабет еще горит лампа. Мы заглянули в окно и увидели, что она уснула за секретером… – Хорошенькая блондинка оттолкнула руку графа и прикрыла свою грудь, как бы говоря: «Сначала дела, а потом уже удовольствия». – Мы увидели много листов тонкой бумаги, покрытых записями, рисунками и иероглифами. Естественно, нам захотелось рассмотреть все это получше, но как раз в ту минуту девица проснулась. Так что нам пришлось подождать, пока мы не окажемся в пещерах.

– А ты хитрое создание, дорогая.

Оба воспринимали эти слова как комплимент.

Амелии он был явно приятен.

– Поскольку я меньше Хилберта и двигаюсь быстрее, а он к тому же каждый вечер оказывается в подпитии из-за своей любви к дорогому портвейну, естественно, я и попыталась прокрасться к ней в спальню. Мне надо было отыскать ее бумаги.

– И ты их нашла?

– Нет, – сердито ответила она. – Чертова девица опять проснулась. Я и опомниться не успела, как она громко закричала, вскочила с постели и кинулась на меня, так что мне пришлось убежать.

Андре Полонски запрокинул голову и откровенно расхохотался.

– Жаль, что я не оказался свидетелем. Забавное было зрелище!

Видимо, Амелия пустила в ход свои острые коготки, потому что он изумленно охнул.

– Я так рада, что вы нашли меня забавной, дорогой мой граф.

Он уже не смеялся. Откашлявшись, проговорил:

– Так что, по-твоему, ключ находится у дочери.

– Я в этом уверена.

– Тебе легенда известна не хуже, чем мне. В усыпальнице Мернептона Сети якобы хранятся сокровища, превосходящие все, что может вообразить человек. – Он начал водить своими изящными, чувственными пальцами по волосам стоявшей перед ним на коленях женщины. – Хорошо бы нам с тобой этими сокровищами завладеть, дорогая.

Ее голос стал глубже и звучнее:

– Только мы с тобой?

Он ритмично гладил светлые пряди.

– Мы могли бы украсть бумаги Элизабет Гест, в том числе и карты, найти сокровища и жить по-королевски до конца наших дней.

Амелия повернула голову: теперь Хилберт Уинтерз видел ее профиль. Жадная сучка облизывала губки!

– Мы могли бы жить там, где пожелаем, – прошептала она.

– Мы могли бы иметь несколько домов: один в Лондоне, еще один, например, в Париже или в Вене.

– Мы могли бы ездить туда, куда захотим.

– Хоть вокруг света.

Оба засмеялись.

Полонски напомнил ей:

– Мы оба все еще молоды, но там хранится такое богатство, что даже мы с тобой не смогли бы все истратить.

– Больше, чем могли бы истратить даже мы?

– Я буду покупать тебе только самые редкие и красивые драгоценные камни. Такая прекрасная женщина, как ты, создана для того, чтобы носить изумруды в волосах, бриллианты в безупречных ушках, бесценный жемчуг вокруг шеи… – Полонски обхватил пальцами стройную шею Амелии. Голос его звучал как заклинание: – Ты рождена для того, чтобы стать царицей меж женщин, императрицей.

Амелия радостно согласилась:

– Да. Да!

Почти бесцветные глаза графа вдруг сузились.

– А что твой муж?

Она пожала плечами:

– А ничего.

– Ты его бросишь?

Амелия ни секунды не колебалась:

– Да.

– Он не станет нам мешать?

– Не сможет, если мы будем действовать быстро. Нам необходимо увидеть бумаги леди Элизабет, – нетерпеливо напомнила она ему. – Что-то подсказывает мне, что у нее есть информация, которая приведет нас прямо к гробнице Мернептона Сети.

На этот раз лицо Андре оставалось совершенно серьезным.

– Ты действительно пробралась в ее спальню в пещерах?

– Да.

– Тогда я должен сделать тебе признание. После того, как мы с тобой договорились «случайно» встретиться в Музее древностей в Каире, я нанял местного бандита, чтобы он хорошенько напугал дочку лорда Стенхоупа. Он должен был следить за ней и в удобный момент что-нибудь предпринять. Получилось так, что она ушла от остальных, и ему удалось затолкнуть ее в гроб из-под мумии и захлопнуть крышку.

– Ах, какой ты негодник, Андре!

– Идея состояла в том, что на помощь ей приду я и она будет вечно мне благодарна. Тогда я мог бы воспользоваться этим и сблизиться с ней.

– Но что-то не задалось, – догадалась Амелия.

Он кивнул:

– Надо полагать, это из-за Уика. Видимо, он первым ее нашел. Помнишь, как странно они вели себя в тот день, когда снова присоединились к нам?

– Да, теперь припоминаю, – ответила блондинка, постукивая указательным пальцем по нижней губе. – А я-то решила, что он просто украл у нее поцелуй-другой.

– По-видимому, он сделал гораздо больше этого, раз они теперь официально помолвлены.

– Ублюдок! – прошипела она.

– Нет, милая моя Амелия. Ублюдок – это я, – отозвался граф с горькой иронией. – Если ты согласна быть со мной, то тебе следует знать, на что ты идешь. Я хочу, чтобы ты сделала выбор с открытыми глазами. – Его рука скользнула с ее шеи на обнаженное плечо. – Ты поистине дивное создание.

Усадив Амелию рядом с собой, он начал поочередно прикасаться кончиком языка к ее соскам, а потом забрал один из них в рот в долгом и крепком поцелуе. Она запрокинула голову и застонала.

Жадно наблюдая за любовниками в полуоткрытое окно, Хилберт признал, что графу в опытности не откажешь. Полонски прекрасно знал, как доставить женщине наслаждение. Амелия буквально таяла.

– О, я прекрасно понимаю, на что иду, – прошептала она. – Лучшего любовника у меня не было.

– От тебя это надо воспринимать как комплимент, – сардонически заметил граф.

Она не стала ни оправдываться, ни извиняться.

– Я такая, какая есть, Андре.

– И я такой, какой я есть, Амелия.

– Мы договорились?

– Договорились.

– И теперь мы выпьем этого чудесного шампанского в честь нашего союза?

Полонски налил два бокала, и они торжественно подняли их.

– За нас, милая моя Амелия.

– За нас, – подхватила она и отпила небольшой глоток искристого вина.

А потом Амелия жадно выпила весь бокал, отняла бокал у Андре и поставила оба на столик. Снова усадив графа на диван, она принялась за дело. Ее ловкие пальцы двигались быстро и уверенно, и в считанные минуты Полонски был раздет. Его обнаженное тело оказалось под ней. Она уселась на него верхом. Светлые волосы и прозрачная рубашка окружали ее тонким облаком.

– Андре, – промурлыкала она его имя.

Он отозвался не сразу.

– Да?

Наклонившись, она нежно прикоснулась к его лицу.

– Ты мне поможешь, правда, милый?

Он кивнул.

– Ну, мне нужны честные ответы, – сказала она, склоняясь над ним в полутьме гостиной. – Не надо говорить неправду только для того, чтобы сделать мне приятное.

– Не буду.

Она засмеялась.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Святой истинный крест?

Андре гортанно засмеялся: видимо, они далеко не в первый раз разыгрывали этот сценарий, – и перекрестил свою грудь.

За окном дома Хилберт Уинтерз начал ежиться. Его лицо побагровело. Сучка разыгрывает его фантазию, его воспоминание о той первой ночи с Дарой!

Ему не стоило ей об этом рассказывать. Ему следовало бы знать, что она не сможет хранить тайны. Ему хотелось обхватить руками ее шею и стиснуть так, чтобы она посинела, чтобы у нее выкатились глаза, чтобы в ее чудесном греховном теле не осталось жизни.

Полковник слушал, как Амелия томно протянула:

– По-твоему, у меня слишком большие груди?

Андре быстро покачал головой и ответил:

– Нет.

Похоже, граф уже успел понять, что результат игр, которые ведет Амелия, бывает непредсказуем. Однако скучными ее игры не были, а порой получались удивительно интересными.

– Правда-правда?

– Правда-правда.

– Не врешь?

– Не вру.

– Клянешься?

Чертова кошка запомнила каждое слово его рассказа, изумился Хилберт Уинтерз, наблюдая за парочкой.

Он с ней сквитается.

Придет время, и Амелия ему заплатит.

А тем временем полковник почувствовал, что возбужден, как никогда. Это извращенное удовольствие оказалось сильнее всего, что он знал прежде. Он смотрел на свою собственную фантазию. Он наблюдал за тем, как посторонние мужчина и женщина воплощают ее в жизнь. Он был возмущен. Он был в ярости. Он был возбужден до боли.

– Клянусь.

– Может, тебе надо получше их рассмотреть, прежде чем клясться, милый. – С этими словами Амелия подняла руки и одним быстрым движением сняла через голову свою полупрозрачную рубашку. Не колеблясь ни секунды, она бросила ее на пол. – Ну, что теперь скажешь?

Ее груди были округлые и пышные, соски розовые, идеально правильные и наморщенные. Цвет у них был чудесный, как у спелой земляники.

Хилберт подумал, что они кажутся очень аппетитными, и ему по опыту было известно, что они действительно такие.

Рот у него наполнился слюной, губы пьяно приоткрылись, так что струйка сбежала по подбородку. Ему вдруг очень захотелось ощутить вкус Амелии. Руки у него зудели от желания дотронуться до нее. Ему хотелось дразнить ее, опять и опять, пока она не взмолится о том, чтобы он закончил то, что начал за него другой.

Ему видно было, как Андре Полонски пожирает ее взглядом, наслаждаясь ее чудесным телом.

Амелия наклонилась и прошептала ему на ухо, проводя кончиком языка по мочке:

– Можешь трогать меня, если хочешь.

Ее любовник поначалу был робок, разыгрывая эту сцену так, как они, видимо, играли ее и прежде. Он протянул руку и прикоснулся к ее набухшему соску одним пальцем. Потом он накрыл ее грудь ладонью и неловко погладил.

Амелия наклонилась еще ниже, так что ее розовые соски оказались у самых его губ.

– Ты такой большой мальчик, такой хороший мальчик, что я разрешаю тебе взять меня в рот, если хочешь..

Он начал облизываться, как волк, готовый броситься на ничего не подозревающую жертву, – Правда?

– Конечно, правда. – Она гортанно засмеялась. – Давай я тебя научу. Расслабься и приоткрой рот немного шире. Вот так. – Она вложила ему в рот твердую ягоду соска. – Можешь легонько покусывать, пока не разберешь, что к чему. А тогда мы попробуем всякие разные штуки.

– Да что ты говоришь?

В этот момент они отошли от сценария. Руки, губы и язык Андре скользили по всему телу Амелии. Она называла его способным учеником и время от времени хрипловато постанывала.

От этого глухого стона у полковника по спине бежали мурашки. Он опустил руки и достал свою пульсирующую плоть. Сама того не зная, Амелия этой ночью даст удовлетворение двум мужчинам.

И когда светловолосая женщина скользнула к ногам Андре Полонски и умело взяла в рот его плоть, полковнику едва удалось подавить хриплый крик, который рвался из его горла.

Несколько минут спустя Амелия уже поднимала голову, спокойно облизывая губы.

Полковник Уинтерз поправил брюки и неслышно скрылся в темноте. Хотя он не мог не восхищаться способностями Амелии, ему было совершенно не жалко уступить эту сучку графу.

Но им его не провести. Теперь ему известны их планы.

Полковник был уверен, что последним смеяться будет он.

Глава 21

Элизабет поняла, что любит.

Это было ужасно глупо с ее стороны. Это было страшно неразумно. И скорее всего это было очень опасно.

И она совершенно ничего не могла с этим поделать.

Она просто проснулась однажды утром, через несколько недель после того дня, когда было объявлено о ее помолвке с Джонатаном Малькольмом Чарльзом Уиком, и поняла, что это так.

Ее жених прекрасно сознавал, что он ей нравится: невозможно было скрыть ту страсть, которая вспыхивала между ними всякий раз, когда они оказывались наедине. Однако Джек очень повеселился бы, если бы обнаружил, насколько глубокое чувство она к нему питает.

В конце концов именно она ответила отказом на его первое предложение. Это она настаивала на том, что их помолвка будет только уловкой, чтобы помешать отцу перепоручить ее какому-нибудь молокососу, считающему, что можно провести интереснейший вечер за «зажигательной» партией виста и последними сплетнями о том, кто с кем спит. Все аристократическое общество знало, что в большинстве поместных домов гости играют не в «музыкальные стулья», а в «музыкальные постели», постоянно меняя партнеров.

Да, Элизабет любит Джека, но не намерена ему в этом признаваться.

Конечно, положение осложнялось еще и тем, что он оказался прекрасным актером. Джек безупречно исполнял роль влюбленного жениха: все дни напролет проводил с нею, окружал ее вниманием, постоянно делал ей небольшие подарки и целовал ее – крепко, страстно и при каждом удобном случае. Он утверждал, что по женщине видно, «целована» она или «нецелована», и при этом напоминал ей, что она не хочет, чтобы кто-нибудь начал испытывать подозрения относительно подлинности их помолвки. Элизабет почему-то очень трудно было с ним спорить.

Кроме того, ей нравилось с ним целоваться. По правде говоря, она с нетерпением ждала его поцелуев. Хотя повторения великолепной близости, которую они позволили себе ночью в пещере, больше не было.

К глубокому ее разочарованию.

Более того, с момента их помолвки Джонатан Уик превратился в безупречного джентльмена.

Это было крайне досадно.

Элизабет стояла у окна своего дома и наблюдала за тремя мужчинами, находившимися в некотором отдалении: отцом, Али и Джеком.

Рассвело совсем недавно. Ее отец и красивый юноша-египтянин грузили на повозку какое-то новейшее геодезическое оборудование, только что полученное из Англии. Джек стоял поблизости, скрестив руки на широкой груди и нахмурив брови. Вся его поза говорила о бессильном гневе.

Папа снова сказал «нет».

Каждый день в течение последних двух недель она или Али (молодой человек стал в этих вопросах ее надежным союзником) просили отца разрешить ей посмотреть на место раскопок, которое он выбрал в Долине царей. И каждый день он твердо отвечал отказом. Он утверждал, что пустыня для девушки неподходящее место.

Этим утром Джек решил замолвить за нее слово перед лордом Стенхоупом. Он лучше других понимал, как это для нее важно.

Да, подарки, которые Элизабет каждый день получала от Джека: тонкой работы шаль, сотканная на его станках и изготовленная из хлопка, выращенного на его собственной ферме, или редкая книга о растительности и животных пустыни – все они были выбраны со вниманием и радовали ее. Однако Джек знал, чего ей хотелось больше всего. Элизабет мечтала оказаться в Долине царей, участвовать в работе отца, добиться, чтобы он признал ее интеллектуальные способности.

Именно этого ей хотелось больше всего на свете.

И именно это скорее всего ей никогда не будет дано.

Элизабет увидела, как Джек в негодовании воздел руки и направился к ее дому. Ей не было нужды всматриваться в его лицо, чтобы понять, что он принесет ей неприятную весть.

Вздохнув, она еще несколько секунд смотрела на двух мужчин, которые продолжали работать. Ее беспокоило что-то, но она сама никак не могла это определить. Что-то, касавшееся Али и отца…

Элизабет перевела взгляд на приближавшегося к дому Джека. Луч утреннего солнца скользил по его правой руке, и она снова вспомнила о золотом кольце в форме анка, которое он по-прежнему носил на среднем пальце. Возможно, настанет день, когда Джек начнет доверять ей настолько, что расскажет о подлинном значении этого кольца.

Возможно, настанет день, когда она начнет доверять ему настолько, что поделится с ним своими секретами.

Но доверие не дается даром – его надо заслужить. И пока этот день не настал (если он вообще когда-нибудь настанет), они оба будут соблюдать то хрупкое перемирие, которое им удалось установить.

Они помолвлены уже две недели. И Джек, наверное, очень смеялся бы, если бы узнал, что ей уже хочется, чтобы их помолвка была настоящей!

Элизабет пыталась представить, как Джек отнесется к ее решению вернуться в Англию. Рассердится ли он или испытает одно только чувство облегчения?

Элизабет побывала в Египте. Она видела много чудес. Она поднялась вверх по Нилу и, как и предсказывал Джек, нашла гораздо больше того, на что рассчитывала. Один мужчина заставил ее пережить острую горечь разочарования, второй разжег в ней подлинную страсть.

Теперь, когда Элизабет стояла у окна, ей не давали покоя строки из письма Флоренс Найтингейл, которые процитировала в розарии леди Шарлотта: «Можно только удивляться, как это люди, возвратившись из Египта, продолжают жить прежней жизнью».

Элизабет Гест была уверена, что никогда не будет такой, какой была прежде. Ее жизнь стала совершенно иной. В прошлом осталась наивная юная девушка, которая всего несколько месяцев назад уезжала из Йоркшира.

Она стала старше и несравненно мудрее. Пусть она не жила по-настоящему, в полном смысле этого слова, однако теперь она знала тайну, которую представительницы ее пола открывали для себя с незапамятных времен: женщиной не рождаются, женщиной становятся.

Она стала женщиной.

Джек и Элизабет мирно пили чай, когда до них донеслись крики и мольбы о помощи, а также громкий топот копыт ворвавшихся во двор лошадей. Молодые люди выбежали из дома.

Запряженных в коляску лошадей отчаянно сдерживал один из помощников лорда Стенхоупа. Граф сидел на заднем сиденье, закрытый брезентом от обжигающе яркого солнца. Его окровавленную голову придерживал другой помощник. Достаточно было одного взгляда, чтобы все стало понятно.

Эвери Гест, граф Стенхоуп, был мертв.

Элизабет прижала дрожащую руку к губам. Она неуверенно шагнула к коляске, однако Джек задержал ее.

– Оставайся здесь, а я пойду посмотрю, – распорядился он.

Элизабет не послушалась. Она сделала глубокий вдох и пошла к неподвижному телу отца. Словно во сне – да, конечно же, это был просто кошмарный сон! – она подошла к нему и прикоснулась к его лицу.

Его кожа была теплой. Однако это было тепло не живого тела, а жаркого солнца пустыни.

– Ах, папа…

– Мне так жаль… – запинаясь, проговорил человек, сидевший на заднем сиденье.

Элизабет посмотрела на того, кто держал в руках вожжи. В широко распахнутых глазах блестели слезы.

– Что… что произошло?

– Это был несчастный случай. Ужасающий, невероятный несчастный случай, миледи, – ответил молодой археолог. Он принялся рассказывать, но говорил путано, сбивчиво… Элизабет только позднее удалось до конца разобраться в том, что же все-таки случилось. – Высоко над долиной – скалистый карниз. Казалось, он ведет к входу в пещеру. Лорд Стенхоуп был уверен… Ваш отец заявил, что пойдет туда первым, в гробницу Мернептона Сети, а мы все возражали… мы предостерегали…

Молодой англичанин замолчал и вытер рукавом слезившиеся глаза.

Его рассказ продолжил другой помощник отца:

– Карниз обрушился под весом тела лорда Стенхоупа. Мы ничего сделать не могли. Он упал прямо вниз с высоты в сорок или пятьдесят футов.