И грянул гром, услышь крик мой…

– Должно быть, он тоже так думает, – сказала я. – Поэтому и не был сегодня в школе.

– Сказал, что болен, – добавил Кристофер-Джон.

– А если не болен, то заболеет, – предсказал Малыш, сжав свои маленькие кулачки и приготовившись к бою. – Будет знать, как наговаривать на маму.

После школы, как только Клод свернул на лесную тропу, ведущую к дому Эйвери, мы пошли за ним. Когда мы вышли из лесу и попали в их двор, дом Эйвери показался опустевшим, но потом мы заметили Т. Дж., лениво качавшегося, широко расставив ноги, верхом на автомобильной покрышке, свисавшей со старого дуба, который рос в палисаднике.

Стейси тут же направился к нему, и, когда Т. Дж. заметил, как он подходит, попробовал перекинуть правую ногу через покрышку, чтобы удрать. Но не успел. Стейси сам вспрыгнул на покрышку и давай ее раскачивать, пока оба не свалились на землю прямо на куст азалий миссис Эйвери.

– Кретин, что на тебя накатило? – закричал Т. Дж., выбираясь из-под Стейси и оглядываясь на примятый куст. – Мама убьет меня, когда увидит его.

Стейси вскочил и схватил Т. Дж. за шиворот.

– Так, значит, это ты? Ты это сделал?

Т. Дж. смотрел на него, словно ничего не понимая.

– Что сделал? О чем ты толкуешь?

– Ты все это сказал? Наговорил Уоллесам на маму?

– Я? – переспросил Т. Дж. – Я? Ну, знаешь, старик, мог бы и лучше обо мне думать.

– Он правильно о тебе думает, – влезла я. – Зачем мы здесь, ты догадываешься?

– Стойте, подождите минутку, – стал оправдываться Т. Дж. – Не знаю, кто вам что сказал, но я Уоллесам ничего не говорил.

– Ты ходил туда, – предъявил Стейси свое обвинение ему. – В тот день, когда мама поймала тебя со шпаргалками, ты отправился к этим Уоллесам.

– Ну и что, это еще ничего не значит, – заявил Т. Дж., вырываясь из цепкой Стейсиной хватки и вскакивая на ноги. – А мой папа говорит, что я могу туда ходить, если хочу. Это еще не значит, что я что-то такое говорил этим Уоллесам.

– Другие слышали, как ты много что говорил… будто мама ничего не знает и не может учить, как полагается…

– Ничего подобного! – отрицал все Т. Дж. – Не говорил я такого. Я только сказал, что это она… – Он вдруг осекся, поняв, что сболтнул лишнее, и начал натужно смеяться. – Да послушайте, наконец, не знаю я, почему уволили миссис Логан, я ничего такого не говорил, чтобы ее уволили. Я сказал только, что она опять меня провалила, вот и все.

Всякий может взбеситься из-за такого дела, нет разве?

Стейси, прищурившись, посмотрел прямо на Т. Дж.

– Ну, положим, – сказал он. – Но ходить и трепать языком, о чем не следует, ты никакого права не имеешь.

Т. Дж. отступил на несколько шагов, беспокойно оглядываясь через плечо на юг, где поля лежали еще под паром. На протоптанной фургоном дороге, идущей через поле от дальнего особняка Грэйнджера, появилась фигура худенькой женщины, быстро приближавшаяся к нам. Видно, фигура эта придала Т. Дж. храбрости, и он снова обнаглел.

– Не знаю, кто что говорил, только не я.

После короткого молчания, глядя на Т. Дж. холодно и с презрением, Стейси спокойно сказал:

– Это был именно ты, Ти-Джей. Ты!

Потом, повернувшись, подал нам знак рукой возвращаться назад к лесу.

– Ты что, не отколотишь его? – спросил разочарованный Малыш.

– Отколотить? Он заслужил худшего, чем просто отколотить, – ответил Стейси.

– А что может быть хуже? – спросил Кристофер-Джон.

– Узнаешь, – сказал Стейси. – И Ти-Джей узнает.

Первый день снова в школе после недельного отсутствия сложился для Т. Дж не очень-то удачно. Избегая нас утром, он пришел с опозданием, чтобы не встречаться и с остальными учениками. Поначалу он делал вид, что отношение к нему одноклассников его не волнует, однако после полудня, когда занятия кончились, он поспешил вслед за нами и все пытался убедить нас, что он оказался просто жертвой обстоятельств.

– Послушайте, неужели вы поверили этому Крошке Уилли, всяким его россказням? – нудил он.

– Ты что же, хочешь сказать, что Крошка Уилли все наврал? – задал прямо вопрос Стейси.

– Конечно, все это чепуха! – воскликнул Т. Дж. – Ну, попадись мне этот маленький негодяй, я из него душу вытрясу! Ишь, ходит и треплет повсюду, будто из-за меня уволили миссис Логан. И со мной больше никто не хочет разговаривать. А может, Крошка Уилли все сам рассказал Уоллесам и, чтобы выгородить себя, ходит теперь и говорит всем, что это…

– Кончай врать, Ти-Джей, – разозлилась я. – Тебе все равно никто не поверит.

– Подумаешь, я и сам знаю, что ты мне не веришь, Кэсси, детка.

Ты всегда меня недолюбливала.

– Вот уж что правда, то правда, – согласилась я.

– Зато, – ухмыльнулся Т. Дж., оборачиваясь к Малышу и Кристоферу-Джону, – мой маленький приятель, Кристофер-Джон, верит мне, правда, дружище? И мой дружок Малыш тоже?

Малыш с негодованием посмотрел на Т. Дж., но не успел ничего сказать, его опередил более проворный Кристофер-Джон:

– Это ты наговорил на маму, Ти-Джей. И теперь она очень переживает, потому что ей больше нельзя учить в школе. Во всем ты виноват, и мы с тобой больше не дружим.

– Да! – поддакнул Малыш.

Т. Дж уставился на Кристофера-Джона, не веря, что он мог сказать такое. Затем натужно засмеялся.

– Не понимаю, что на вас всех нашло? Просто с ума все посходили…

– Знаешь что, – сказал Стейси, остановившись, – сначала ты бежишь с доносом к Уоллесам, а теперь взваливаешь свою вину на Крошку Уилли. Почему бы тебе не признаться, что все это ты сам сделал?

– Вот еще! – воскликнул Т. Дж., бесстыдно скаля зубы.

Но, спохватившись вдруг, что ухмылка и одни и те же слова больше не работают, изобразил на своем лице удрученное выражение.

– Ну, ладно, ладно. Может, я что и сказал про миссис Логан, ну и что? Я даже не помню, говорил я что-нибудь или нет. Но уж если и Крошка Уилли, и Кларенс оба твердят, что говорил, может, и говорил.

Во всяком случае, мне очень жаль, что ваша мама потеряла работу и…

Мы все, включая Клода, с отвращением посмотрели на Т. Дж. и пошли прочь от него.

– Эй, подождите… Я же сказал, что мне жаль, разве нет? – Он побежал за нами. – Послушайте! Что же вам еще надо? Эй, подождите, я же ваш старый друг Ти-Джей. Каким был, таким и остался. Почему вы все вдруг отвернулись от меня, только потому что…

– Ты сам отвернулся, Ти-Джей, – бросил Стейси через плечо. – Так что оставь нас в покое. Мы с тобой больше не хотим иметь дело.

Т. Дж., только сейчас поняв, что мы больше ему не друзья, остановился. Потом, продолжая стоять один посреди дороги, крикнул нам вдогонку:

– Да кому вы нужны! Я уже устал от всех вас, никуда от вас было не деться. Я еще слишком долго с вами нянчился, хотел по-хорошему…

Да чего с вами толковать. Надоело мне вечно с мелюзгой таскаться, ну и видик, ха, ха, ха! Мне-то уже четырнадцать, почти взрослый…

Мы уходили, не отвечая ему.

– У меня есть дружки и получше вас! Они-то мне кой-что дают и обращаются со мной как со взрослым… И они белые…

Мы уходили все дальше, ветер относил его слова, и мы больше его не слышали.

9

Пришла весна. В начале марта она незаметно просочилась в красную землю, пребывавшую в долгом ожидании; смягчила твердый грунт, подготовив его к грядущей вспашке; разбудила жизнь, уютно спавшую всю холодную зиму. А к концу марта ее приметы стали видны уже повсюду: в коровнике, где мычали три только что народившихся теленка и пищали цыплята нежного бледно-солнечного цвета; в саду, где глицинии и кусты кизила выбрасывали бутоны, готовясь распуститься на пасху, а на смоковнице набухали почки – предвестницы будущих сочных коричневых плодов, за которые мальчики и я еще должны будем сражаться с фиголюбивым Джеком; и даже в самом запахе земли. Пропитавшаяся дождем, свежая, бодрая, полная жизни весна взбудоражила всех нас.

Я снова рвалась в поле, чтобы почувствовать под ногами мягкие, влажные борозды только что вспаханной земли; мечтала походить босиком по прохладному лесу, обнять деревья и посидеть в их покровительственной тени. Но, хотя все живое на свете чувствовало, что пришла весна, мисс Крокер и другие учителя явно не замечали этого, так как школьные занятия продолжались как ни в чем не бывало.

В последнюю неделю марта, когда папа и мистер Моррисон начали вспашку восточного поля, я добровольно согласилась пожертвовать школой, чтобы помочь им. Но мое предложение отвергли, и я еще неделю с неохотой таскалась на занятия.

– Боюсь, после следующей пятницы мы редко будем видеться, – сказал Джереми как-то вечером, когда мы приближались к лесной тропе.

– А чего тут бояться, – отозвался Стейси.

– Вот было бы хорошо, если бы в вашей школе занятия кончались, как у нас.

– С ума сошел! – вскричала я, вспомнив, что в школе Джефферсона Дэвиса занимаются до середины мая.

Джереми стал, заикаясь, оправдываться.

– Я-я просто имел в виду, что мы тогда могли бы еще встречаться. – Он помолчал немного, потом вдруг повеселел: – А можно мне иногда навещать вас?

Стейси покачал головой.

– Не думаю, что папа это одобрит.

– Ну, ладно… просто я подумал… – Он пожал плечами. – Как я буду один, без вас?

– Один? – удивилась я. – А все твои братья и сестры?

Джереми нахмурился.

– С маленькими скучно играть, а старшие… Лилиан Джин, и Эр-Ве, и Мелвин… мне кажется, я не очень люблю их.

– Что ты такое говоришь? – сказал Стейси. – Как ты можешь не любить своих собственных братьев и сестер?

– А что, я могу понять это, – трезво рассудила я. – Мне они тоже не нравятся.

– Но это же его родственники. Каждый должен любить своих родственников.

Джереми задумался над его словами.

– Ну, Лилиан Джин еще ничего. Она перестала быть такой привередой с тех пор, как Кэсси бросила с ней дружить. – Он чему-то улыбнулся про себя. – А вот Эр-Ве и Мелвин, они не такие уж хорошие.

Вы бы видели, как они обращаются с Ти-Джеем. – Он запнулся, посмотрел на всех в нерешительности и не стал продолжать.

Стейси остановился.

– А как они обращаются с Ти-Джеем?

Джереми тоже остановился.

– Не знаю, – ушел он от ответа, как будто жалея, что вообще упомянул об этом. – Поступают с ним не честно.

– Ну как?

– А я думал, ты больше его не любишь.

– Что ж… и не люблю, – словно в свою защиту, сказал Стейси. – Просто я слышал, что он увивается вокруг Эр-Ве и Мелвина. Я все удивлялся, зачем. Этим братьям твоим ведь лет по восемнадцать-девятнадцать.

Джереми посмотрел вверх на солнце, прищурился, потом бросил взгляд на лесную тропу в нескольких шагах перед собой.

– Они раза два приводили Ти-Джея к нам домой, когда папы не было. Тогда они обращались с ним ну почти что как друзья, а когда он ушел, смеялись над ним, обзывали по-всякому, говорили про него разное. – Тут Джереми, прищурившись, еще раз посмотрел на тропинку и заторопился: – Я лучше пойду… Увидимся завтра.

– Мама, как ты думаешь, почему Эр-Ве и Мелвин проводят время с Ти-Джеем? – спросила я, отмеряя две полных столовых ложки муки для кукурузного хлеба.

Мама заглянула в бочонок с мукой и нахмурилась.

– Достаточно одной ложки, Кэсси, и не такую полную.

– Ну, мама, мы же всегда сыпем две.

– Этого бочонка должно хватить, пока папа не уедет на железную дорогу. Высыпь одну обратно.

Я высыпала столовую ложку муки обратно в бочонок и снова задала маме вопрос:

– Как ты думаешь, ма? Почему эти братья Симмз водятся с Ти-Джеем?

Мама отмерила сухих дрожжей и подала мне. Их было на чайную ложку меньше, чем мы клали обычно. И к тому же без верха. Но я не стала спрашивать почему.

– Право, не знаю, Кэсси, – сказала она, поворачиваясь к плите, чтобы помешать каролинские бобы с молоком. – Может, потому они водятся с ним, что он им удобен.

– Когда Ти-Джей водился с нами, ничего удобного в этом не было.

– Ну, ты же мне говорила, что Джереми рассказывал, как его братья смеются над Ти-Джеем за глаза. Есть люди, которые любят держать других при себе только затем, чтобы потешаться над ними, для этого он им и нужен.

– Удивляюсь, как это Ти-Джей не понимает, что они смеются над ним? Неужели ты думаешь, он такой дурак?

– Ти-Джей вовсе не дурак, Кэсси. Он просто хочет к себе внимания, но добивается его неверным путем.

Я хотела спросить, неужели Т. Дж. на самом деле может быть кому-нибудь нужен, но меня прервал Малыш, который как раз вбежал в кухню.

– Мама! – закричал он. – К нам приехал мистер Джемисон!

Малыш вместе с Кристофером-Джоном чистил в коровнике куриные насесты, и соломенные крошки прилипли к его волосам. Я хмыкнула и хотела подразнить его, что он такой грязнуля, но не успела, так как он опять убежал.

Мама бросила вопросительный взгляд на Ба, потом вышла вслед за Малышом. Кукурузный хлеб может подождать, решила я и выбежала вслед за ними.

– Вернись-ка, девонька, кончи замешивать хлеб! – окликнула меня Ба.

– Счас, Ба, – ответила я, – я скоро вернусь.

Догнать меня Ба не успела, я уже выскочила через заднюю дверь и бросилась бегом через двор к подъездной дорожке.

Когда появилась мама, мистер Джемисон приподнял шляпу.

– Как поживаете, миссис Логан? – спросил он.

– Прекрасно, мистер Джемисон, – сказала мама. – А вы?

– Прекрасно, прекрасно, – ответил он рассеянно. – А Дэвид дома?

– Он на восточном участке поля. – Мама внимательно присмотрелась к мистеру Джемисону. – Что-нибудь случилось?

– О, нет… нет. Просто хотел поговорить с ним.

– Малыш, – обернулась мама, – беги, позови папу.

– Да не стоит, не надо. Я и сам туда дойду, если разрешите. Мне полезна прогулка.

Мама кивнула, и мистер Джемисон, поздоровавшись со мной, пересек двор и направился в поле. Малыш и я хотели было последовать за ним, но мама позвала нас назад и велела возвращаться к своим делам.

Мистер Джемисон задержался ненадолго. Уже через несколько минут он появился с поля, сел в свою машину и уехал.

Когда ужин был готов, я первая схватила чугунный колокольчик, пока Кристофер-Джон и Малыш еще не успели это сделать, и выбежала на заднее крыльцо звать папу, мистера Моррисона и Стейси домой. Когда все трое вымылись, мама подошла к папе, стоявшему в дальнем углу, в стороне от всех.

– Что нужно было мистеру Джемисону? – чуть слышно спросила она.

Папа взял протянутое мамой полотенце и не сразу ответил. Я в это время находилась в кухне, вылавливала из молока бобы, и подошла поближе к окну, чтобы услышать его ответ.

– Дэвид, ничего не скрывай от меня. Если какая-нибудь неприятность, я хочу знать.

Папа посмотрел на нее.

– Не из-за чего волноваться, детка… Кажется, Тёрстон Уоллес был в городе и пустил слух, что не позволит некоторым слишком самонадеянным цветным вредить его торговле. Заявил даже, что положит конец их покупкам в Виксберге. Вот и все.

Мама вздохнула, устремив взгляд на вспаханное поле и дальше на склон холма, под выгон.

– Мне страшно, Дэвид, – сказала она.

Папа отложил полотенце.

– Пока не из-за чего, Мэри. Пока рано бояться. Это все только слухи.

Мама повернулась и посмотрела на него.

– А когда они кончат пускать слухи?

– Тогда… вот тогда будет пора. А сейчас, дорогая наша хозяйка, – сказал он, ведя ее за руку к двери на кухню, – сейчас нам есть о чем подумать, более приятном.

Я быстренько выложила последние бобы в миску и поспешила через всю кухню к столу. Когда мама и папа вошли, я уже успела незаметно проскользнуть на скамейку рядом с Малышом и Кристофером-Джоном. Папа, улыбаясь, бросил взгляд на стол.

– Ого, смотрите, что делается! – воскликнул он. – Великолепные каролинские бобы и маисовый хлеб! Идите скорей, мистер Моррисон! И ты, Стейси, – позвал он. – Наши женщины постарались и устроили нам настоящий пир.

Как только занятия в школе кончились, весна быстро уступила лету; а папа так еще и не уехал на железную дорогу. Казалось, он ждет чего-то, и я про себя надеялась: что бы это ни было, пусть оно никогда не придет, и тогда он, может, никуда не уедет. Но однажды вечером, когда он, мама, Ба, мистер Моррисон и Стейси сидели на переднем крыльце, а Кристофер-Джон, Малыш и я бегали во дворе и ловили светлячков, я услышала, как он сказал:

– В воскресенье мне пора трогаться. Хотя очень не хочется. Есть у меня предчувствие, что не все кончилось. Слишком тихо вокруг.

Я выпустила пленного светлячка и села на ступеньки рядом с папой и Стейси.

– Пожалуйста, папа, – начала я, прислонившись к его ноге, – не уезжай в этом году.

Стейси глядел в надвигающуюся ночь, на лице его было написано смирение; он не сказал ни слова.

Папа, вытянув свою большую руку, погладил меня по лицу.

– Должен, Кэсси, девочка моя, – сказал он нежно. – Понимаешь, детка, у нас счета, которые надо оплачивать, а откуда деньги возьмутся? У мамы осенью уже не будет работы, а надо подумать о закладной и о налогах на будущий год.

– Папа, мы ведь посадили больше хлопка в этом году. Разве этого не хватит на налоги?

Папа покачал головой.

– В этом году нам помог посадить больше мистер Моррисон, но хлопок пойдет только на то, чтобы прожить, а на закладную и налоги деньги будут с железной дороги.

Я оглянулась на маму, надеясь, что она заговорит и убедит его остаться, но, когда я увидела ее лицо, я поняла, что она не станет этого делать. Она знала, что он уедет, собственно, мы все знали.

– Папа, ну хотя бы недельку или две можешь ты…

– Не могу, детка. Возможно, я уже потерял эту работу.

– Но, папа…

– Хватит, Кэсси, – раздался голос мамы из сгущающихся сумерек. Я замолчала; папа обнял Стейси и меня, положив нам руки на плечи. С того края лужайки, где Малыш и Кристофер-Джон все еще охотились за жуками-светляками, раздался голос Малыша:

– К нам кто-то идет!

Через несколько минут из сумерек вынырнули мистер Эйвери и мистер Лэньер и стали подниматься по луговому склону. Мама послала Стейси и меня на заднее крыльцо за стульями; потом мы расположились позади папы, который сидел на ступеньках, прислонившись спиной к стояку и лицом обратившись к гостям.

– Вы собираетесь завтра ехать в магазин, Дэвид? – спросил мистер Эйвери, когда все слова приветствия были сказаны.

После первой январской поездки в Виксберг еще раз ездил только мистер Моррисон, папа в этом не принимал участия. Папа указал на мистера Моррисона.

– Мы с мистером Моррисоном собираемся туда послезавтра. Твоя жена принесла вчера список того, что вам надо.

Мистер Эйвери, явно волнуясь, прочистил горло.

– Собственно, я и пришел… пришел из-за этого списка, Дэвид…

Не надо нам больше ничего покупать там.

На крыльце настала тишина.

Так как никто не сказал ни слова, мистер Эйвери переглянулся с мистером Лэньером, на что мистер Лэньер кивнул и продолжал сам:

– Дэвид, мистер Грэйнджер сильно давит на нас. Сказал, мы должны отдать ему со сбора хлопка шестьдесят процентов вместо пятидесяти… а мы уже хлопок-то посадили, так что еще сажать поздно… Э-э, да какая разница, не в этом дело, я думаю. Теперь хлопок идет по такой цене, что получается, чем больше мы посадим, тем меньше мы выручим денег…

Кашель мистера Эйвери прервал его, и он терпеливо ждал, пока кашель не кончился.

– Мне будет тяжело выплачивать этот долг в Виксберге, Дэвид, но все равно я выплачу… и хочу, чтоб ты это знал.

Папа кивнул и посмотрел в сторону дороги.

– Наверно, Монтьер и Гаррисон тоже подняли свои проценты, – заметил он.

– Монтьер да, – отозвался мистер Эйвери. – Но Гаррисон, как я знаю, вроде нет. Он человек приличный.

– Или прикидывается, – устало вздохнула мама.

Папа продолжал смотреть в темноту.

– Сорок процентов. Я полагаю, если кто привык жить на пятьдесят, проживет и на сорок… если очень постарается.

Мистер Эйвери покачал головой.

– Времена слишком тяжелые.

– Времена тяжелые для всех, – сказал папа.

Мистер Эйвери прочистил горло.

– Я знаю. Мне… мне и в самом деле очень неприятно, что Ти-Джей так поступил…

– Я не об этом, – отрезал папа.

Мистер Эйвери, испытывая чувство неловкости, кивнул, потом наклонился со стула вперед и долго всматривался в лес.

– Но… но это еще не все. Мистер Грэйнджер сказал, что, если мы не перестанем покупать в Виксберге, мы можем убираться с его земли.

Сказал, ему надоело, что мы устраиваем беспорядки против приличных белых людей. А потом и эти Уоллесы… они приходили и ко мне, и к брату Лэньера, и к другим, сказали, что мы должны им деньги. Сказали, не можем платить наши долги, так они вызовут шерифа, чтоб забрал нас… сковал всех цепью и заставил отработать.

– О господи! – воскликнула Ба.

Мистер Лэньер кивнул и добавил:

– И завтра нам должно пойти в ихний магазин, чтобы показать нашу преданность.

Мистер Эйвери снова закашлялся, и на какое-то время все замолчали, слышен был только кашель. Когда кашель прекратился, мистер Лэньер сказал:

– Молю бога, только б нам выдержать, не можем мы больше ходить в цепях, Дэвид.

Папа кивнул.

– Никто этого и не ждет от вас, Сайлас.

Мистер Эйвери тихонько засмеялся:

– А все ж таки мы заставили их побегать, а?

– Да, – спокойно согласился папа, – заставили.

Когда оба ушли, Стейси взорвался:

– Они не имеют права выходить из игры! Стоило Уоллесам постращать их, они уж из кожи вон лезут – готовы сразу наутек, все врассыпную, как испуганные зайцы…

Вдруг папа вскочил и, обхватив Стейси, поднял его на ноги.

– Знаешь, юнец, у тебя еще нос не дорос, чтобы судить о том, чего сам толком не знаешь. А этим людям приходится поступать, как они вынуждены. Ты лучше подумай, как они рисковали, когда в первый раз согласились покупать все в Виксберге. Если их закуют в цепи, их семьи ведь останутся безо всего. Их вышвырнут с земли, которую они арендуют, а куда им идти? Некуда! Понимаешь ты это?

– Да, папа, – ответил Стейси.

Папа выпустил его и невесело уставился в темноту.

– Ты родился счастливчиком, парень, потому что у тебя есть своя земля. А если б не было, ты только б о ней и мечтал, стараясь как-то прожить… как стараются мистер Лэньер и мистер Эйвери. Может, пришлось бы поступать, как они вот сейчас. А это нелегко для мужчины – сдаться. Но иногда, оказывается, другого выхода нет.

– Ты… ты прости меня, папа, – пробормотал Стейси.

Папа тут же протянул руки и положил их Стейси на плечи.

– Папа, – сказала я и встала, чтобы присоединиться к ним, – а мы тоже сдадимся?

Папа посмотрел на меня, прижал к себе, потом махнул рукой в сторону дороги.

– Видишь ту смоковницу, Кэсси? Во-он там? И другие деревья вокруг… вон тот дуб и грецкий орех – они много больше смоковницы, и занимают больше места, и отбрасывают такую тень, что она покрывает и эту бедную смоковницу. Но зато у смоковницы очень глубокие корни и она также украшает наш сад, как дуб и грецкий орех. Она цветет, приносит год за годом прекрасные фиговые плоды, хотя знает раз и навсегда, что никогда не дорастет до этих деревьев. Просто растет и делает свое дело. Она не сдается. А если сдастся, умрет. С этого дерева стоит брать пример, Кэсси, дочка моя, потому что мы похожи на него Мы будем делать свое дело и не сдадимся. Мы не можем сдаться.

После того как мистер Моррисон удалился в свой домик, а Ба, мальчики и я пошли спать, папа с мамой остались на крыльце и разговаривали приглушенным шепотом. Было так уютно слышать их голоса: мамин журчал быстро, звонко, а папин жужжал спокойно, неторопливо.

Через несколько минут они покинули крыльцо, и их стало еле слышно. Я вылезла из постели, осторожно, чтобы не разбудить Ба, и подошла к окну. Они медленно ходили по залитой лунным светом лужайке, обнявшись.

– Завтра же утром я первым делом объеду всех, чтобы проверить, сколько человек остались верны нашему делу, – сказал папа, останавливаясь под дубом возле дома. – Мне надо это узнать до нашей поездки в Виксберг.

Мама минуту помолчала.

– Не уверена, Дэвид, что вы с мистером Моррисоном должны ехать сейчас в Виксберг, раз Уоллесы так угрожают нашим людям. Немного надо обождать.

Папа подошел к дереву и сломал веточку.

– Не можем мы бросить начатое дело только из-за угроз Уоллесов, Мэри. Сама знаешь.

Мама не отвечала.

Папа прислонился к дереву.

– Я думаю взять с собой Стейси.

– Ой, Дэвид, нет…

– Ему в следующем месяце уже тринадцать, детка. И просто надо, чтобы он чаще бывал со мной. На железную дорогу я его не могу взять, но когда я здесь куда-нибудь еду, всегда могу прихватить и его. Я хочу, чтобы он разбирался в наших делах, чтобы проявлял о них заботу, чтобы знал, как за что взяться, когда меня нет рядом.

– Дэвид, но он еще совсем мальчик.

– Детка, мальчик возраста Стейси здесь у нас – это почти мужчина. Он должен знать обязанности мужчины. И должен научиться правильно себя вести.