Крымский круиз следователя Железманова

– Эй, ты почто благоверного мутузишь? – вступился за избиваемого Рыбников скорее ради мужской солидарности, чем из-за служебного рвения: на рабочих окраинах всякое бывает, да и влезать в семейные отношения дело неблагодарное…

– Ирод проклятый! Погубит он нас, все по миру пойдем! Ребятишки маленькие еще! – запричитала женщина, награждая супруга очередным тычком.

– Так уж погубит? – воскликнул служитель закона.

– Опять всю неделю мурцовку6 есть будем.

– Так в чем дело? – стал настаивать Рыбников, ситуация его заинтересовала.

– Проигрался опять, ирод! Опять у Липы этой гадины был, всю получку спустил. А завтра за квартиру платить. На что мы жить будем? – не унималась крестьянка.

– Проигрался? – начал понимать ситуацию унтер-офицер. – В карты, что ли? Много?

– Ну да, в карты! Три рубля спустил! Все зарплату недельную! И неделю назад то же было. И так на мои копейки перебивались, мурцовкой питались. Он уж так неделю назад клялся, что последний раз. Так клялся и – нате вам – опять проигрался.

– Прости меня, Маня! Не буду больше, вот тебе крест! – неожиданно подал голос мужик.

– Так ты и неделю назад это говорил, обещал! – еще больше зарыдала женщина. – А вчера вечером деньги получил и опять все проиграл, он вон одежду и ту всю проиграл, сапоги были почти новые, кафтан, картуз – тоже вполне добротные еще были.

Рыбников понял ситуацию. Она была вполне банальной. Рабочие, измученные тяжелой рабочей неделей, были рады расслабиться в выходной. Однако из-за низкого образовательного и культурного уровня выбор способов проведения досуга был невелик. Чем мог заняться неграмотный рабочий в свой законный выходной? Читать не умеет, а если даже грамотен, то привычки такой нет или купить печатную продукцию не на что. Кинематограф тогда уже существовал, но к уездным городам только подбирался. В Касимове как раз начали строить здание кинотеатра на Соборной улице. Театров в помине не было. Про телевидение и Интернет тогда не слыхивали. Оставалось одно – в кабаке водку пить и в карты играть. В карты в царской России играли все: мужчины и женщины, дети и взрослые, знатные и незнатные, богатые и бедные. Играли и просто так, и с азартным интересом: на щелчки, перышки, гимназические завтраки, деньги, имения. Проигрывали целые состояния, сходили с ума. В этом и вся особенность карточной игры: страсть не знает границ, она заставляет жертвовать все и отдавать все. У кого были заводы и имения – отдавали заводы и имения, а у кого не было имения – спускали свою зарплату и последние сапоги с картузом, а потом сами и вся семья буквально перебивались с хлеба на воду.

Пройти мимо Рыбников не мог по двум причинам. Во-первых, он услышал знакомое имя Липа, во-вторых, само по себе заявление должно было вызвать интерес у добросовестного слуги закона. Дело в том, что хоть в карты и играли все подряд, содержание притонов, где играли на деньги, законом преследовалось. Поэтому он задал еще пару вопросов:

– А Липа – это кто?

– Да гадина она самая настоящая, всех смущает, каждую субботу у нее играют, без копейки наших мужиков оставляет, – запричитала женщина.

– То есть Липа – это содержательница игорного дома? – догадался Рыбников.

– Она, скотина такая, – рыдая произнесла женщина. – Вовлекает мужиков наших, как в субботу получку на заводе получат, так идут к ней, кто половину проиграет, кто все. Вон мой даже вещи проиграл, ирод проклятый. Мы из деревни приехали, на кирпичный завод устроились, думали, хоть тут полегче будет, а он все проигрывает, комнату снимаем, за нее платить надо, детей кормить надо.

– Так? – Рыбников повернулся в сторону мужичка, который смущенно переминался с ноги на ногу. В ответ он только кивнул головой.

– Пошли со мной, – приказал ему полицейский.

– Это куда его? На цугундер? За что? Помилуй, батюшка, он больше не будет, – зашлась в рыданьях женщина, вцепляясь в плечо мужа.

– Да не рыдай так, поговорить нужно, через пару часов получишь своего благоверного, – успокоил ее унтер-офицер.

– Словом, сидит этот невезучий игрок у вас в коридоре, я сторожу приказал приглядеть за ним, чтобы не сбежал, – закончил доклад Рыбников.

Надо ли говорить, что, несмотря на выходной день, Железманов поспешил в свой рабочий кабинет? Там с отрешенный видом на стуле примостился тот самый мужичок в странной одежде. Хорошо, что погода теплая, не замерз в подштанниках.

– Давай, друг сердечный, рассказывай, где тебя так замечательно приодели, – обратился к нему следователь.

Мужчина молчал.

– В карты играешь? – спросил напрямик Петр.

Последовал молчаливый кивок.

– Ты, я надеюсь, язык не проиграл. Давай-ка не кивай, не мотай, а отвечай нормально. Где играешь?

– В доме одном, – наконец начал говорит свидетель.

– Где находится?

– На Овражной, в самом конце улицы.

– Показать сможешь? Как часто играете?

– Да кто как, многие каждую субботу приходят.

– А по воскресеньям играете?

– Ну, у кого деньги остались, те и в воскресенье приходят.

– Кто хозяин?

– Ее Липой зовут. Она там хозяйка.

– Процент себе берет?

– Да. С выигрыша несколько копеек обязательно себе удержит.

– А если кто без денег приходит, в долг дает? – не особо большой служебный опыт молодого следователя уже сформировал представление о нравах таких игорных домов.

– Дает, и вещи покупает, некоторые так и приходят: денег нет ни копейки, они ей картуз предлагают или ремень в надежде отыграться и выкупить, она бросит копеек 10 или 20, вещь себе забирает. Ну, кому-то удается потом выиграть и себе опять свою вещь забрать, – рассказывал рабочий.

– Во что играете?

– В «Три листика».

– Ааа, – протянул Петр, он не любил карты, хотя немного играть тоже умел. Во-первых, гимназические каникулы, проведенные в Одессе среди уличных мальчиков7, прибавили Петру это умение. Во-вторых, по долгу службы ему приходилось знать многое, в том числе и про карточные игры, принятые в низах общества. Карточные игры бывают разные, некоторые требуют логического мышления, умения просчитывать на много шагов вперед. Другие отличаются примитивизмом, построены на удаче и везении. «Три листика» была именно такой игрой. Неграмотным или малограмотным рабочим было не до логических построений преферанса, их как раз привлекали такие простенькие игры типа «Три листика», создававшие иллюзию возможности внезапного и быстрого обогащения, поэтому игорный дом на окраине Касимова каждую субботу был полон. И вроде никого играть не заставляли, можно просто сидеть и смотреть. Но, как правило, зрители быстро становились участниками игры, тем более что первоначальная ставка буквально копеечная – одна или две копейки. Но потом сумма, стоящая на кону, постепенно растет, иногда уже доходит до трех рублей. Очень соблазнительно, потратив копейку, отхватить такой куш! Только заканчивается это часто именно так: семья остается без денег, хорошо если хоть уходили в той же одежде, что приходили. Железманову было и жалко мужика, и в то же время он недоумевал, как можно давать себя раздевать до такой степени? Впрочем, это был вопрос не просто философский или этический, а еще и правовой: содержание притонов с азартными играми и в самом деле попадало под одну из статей Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Надо было оформлять показания официально. Плюс еще был очень важный вопрос:

– А татар среди вас не было?

– Татар? Было пару человек. Но они не часто приходят, им вроде нельзя это.

Азартные игры для мусульманина такой же харам, как и употребление алкоголя. Поэтому если кто из татар вовлекался в этот порок, то тщательно скрывал от знакомых и семьи. Если Азаматов стал посетителем этого игорного дома у Липы, то понятно, что он и словом никому не обмолвился.

– А парня по имени Тимир Азаматов не было? – Петр подошел к самому главному вопросу.

– Тимир? – напрягся мужчина.

– Да, Тимир, высокий, темноволосый, молодой.

– Так они все чернявые, ваше благородие. Вроде был такой, только он не часто приходил.

– Удачно играл?

– Да как все. Пятак выиграет, рубль проиграет.

– А вчера его не было?

– Нет.

– А сегодня игра продолжится?

– Наверное, если кто придет, ну, у кого деньги остались, то будет игра.

Теперь стало понятным, куда Тимир уходил в «самоволку», почему возвращался в различном настроении. Выиграет – приходит веселый, готов со всеми обниматься, проиграет – приходит злой. Понятно, для чего взаймы просил, да и почему на преступление решился, тоже понятно. Игра – это настоящая форма зависимости, игрок не может не играть. Ему деньги всегда нужны.

– Так, ты сейчас нам покажешь этот дом, потом пойдешь домой, на вот тебе 50 копеек, чтобы жена не прибила, – следователь вынул несколько монет из кармана. – И самое главное – никому ни слова! Скажешь кому что, из свидетелей переведу в обвиняемые.

Конечно, он блефовал в чистом виде, ни при каком раскладе эта жертва азарта не могла оказаться в обвиняемых. Но откуда это знать малограмотному рабочему? Напугать надо обязательно, а то разболтает всем подряд. А вечером как раз можно будет взять полицию и наведаться в этот веселый домик, с одной стороны, и про Тимира можно будет узнать – вдруг он там и околачивается? А с другой стороны, как ни крути, надо в отношении этой Липы дело возбуждать и пресекать ее незаконный бизнес.

Вечером Железманов вместе с унтер-офицером Рыбниковым и еще с несколькими полицейскими заняли наблюдательный пост в доме на Овражной улице. Хозяева дома страшно перепугались, когда увидели на пороге молодого человека в сопровождении людей в форме. Но следователь объяснил, что предмет их интереса в доме напротив, им нужна только точка обзора. Пока ждали и смотрели, разговаривали с хозяевами. Естественно, беседа шла о жильцах дома напротив. Точнее о жиличке. Говорили про нее много, охотно и преимущественно осуждающе.

– Мужа у нее нет. Старики давно померли, некому к порядку призвать. Вот она и нашла себе забаву и заработок одновременно: стала мужиков принимать, в карты у нее играют.

Тем временем сумерки сгущались. К дому стали подтягиваться мужские фигуры. Становилось очевидным, что и сегодня игра состоится. Когда число визитеров достигло десятка, Петр Андреевич решил: пора! Приказав одному полицейскому дежурить у входа, он решительно потянул на себя дверь, она оказалась незапертой, хозяйка игорного дома так привыкла к безнаказанности, что даже не приняла элементарных мер безопасности. Поэтому и следователь, и его спутники легко попали в комнату, где за столом сидели несколько игроков. Еще несколько мужчин стояли у стены, посматривая на игру со стороны. На столе лежали карты, кучка медных монет, стоял графин с мутноватой жидкостью. «Даже на казенную водку поскупилась, поит игроков самогоном», – подумал Петр Андреевич. Впрочем, это было сейчас не самое главное.

– В карты играем? – спросил он.

– Играем, ваше благородие, – простодушно заявил один мужчина. Ему в голову не приходило, что все происходящие является противозаконным.

– А во что играете?

– В «Три листика», – ответил тот же голос.

– А ставка велика?

– 15 копеек, – ответил другой мужчина, который судя по всему был жутко раздосадован, видимо, удача пока улыбалась ему и он надеялся на легкое обогащение.

– Да что ты врешь? – раздался визгливый голос. Железманов посмотрел вглубь комнаты и увидел владелицу притона: женщину лет 35, весьма миловидную, но со злым взглядом.

– Что ты врешь? Какая ставка? Просто сидим, разговоры разговариваем, вот водочки чуток приголубили в честь воскресенья. Ну перекинулись слегка в картишки, подумаешь. Только ставки никто не делает, – визжала она.

– Ага, и деньги просто так на столе лежат, – кивнул головой Железманов, потом внимательно посмотрел на присутствующих и сказал:

– Что не комплект у вас сегодня? Тимир Азаматов есть?

Мужчина, который высказывал сожаление о прерванной игре, живо отозвался:

– Нет.

– А так бывает?

– Бывает, ваше благородие.

Следователь потребовал отвести Липу в другую комнату и не сводить с нее глаз, а сам достал бумаги и стал допрашивать игроков, которые достаточно охотно подтверждали, что играли на деньги, что собираются каждые выходные, что Липа удерживала процент от выигрыша, давала в долг под залог вещей. Словом, полный состав преступления, о котором вчерашние крестьяне, пришедшие на заработки в город, просто не догадывались. Зато Липа понимала, что влипла, поэтому злилась и первоначально вообще отказывалась разговаривать со следователем. А тот не настаивал, сказал просто:

– Мы у тебя обыск проведем!

Результат был замечательный: несколько серебряных ложек с вензелем «АГ» были извлечены из комода. «Скорее всего, планировал на них не просто сыграть, но и выиграть по-крупному, а потом сбежать с деньгами. Поэтому родителей обманул, что уезжает. А вот деньги, возможно вполне искренне, собирался присылать. Если выиграет. Но не случилось!» – подумал Петр.

– Откуда это у тебя? – этот вопрос он был обязан задать. В принципе и ответ можно назвать вполне логичным, хоть и не правдоподобным:

– Подарили!

– Кто же тебе такие дорогие подарки делает?

– Не твое дело, ваше благородие. От кого хочу, от того подарки и принимаю, я дама незамужняя, свободная, мне отчитываться не перед кем.

– Боюсь, что ты не понимаешь тяжести своего положения. Наверное думаешь, что тебя просто на содержании игорного дома взяли? За это ты, конечно, ответишь. Показаний свидетелей хватит с лихвой. Тюрьма тебе обеспечена. Но за эти ложечки можно не просто в тюрьму попасть, за них светит тебе каторга на долгие годы.

Липа ошарашенно подскочила:

– С чего это вдруг мне каторга? Я что убила кого?

– Вот получается, что убила. Ты про убийство в доме Гиреева слышала?

Женщина молчала, про громкое преступление она была в курсе. К счастью, убийства не случаются каждый день, поэтому преступление в доме Гиреева стало резонансной новостью среди местных сплетниц.

– А что из дома столовое серебро пропало, в курсе?

Женщина мотнула головой. Вот это она и в самом деле могла не знать. Придется провести политинформацию о текущем моменте:

– Так вот, у хозяина дома, где произошло убийство, пропало столовое серебро – ложки, вилки, ножи как раз с таким красивым вензелем «АГ» – Амет Гиреев. Поняла? – Петр Андреевич специально говорил крайне равнодушным тоном, стараясь дать понять Липе, что ее судьба уже предрешена. Но самой Липе это очень не понравилось:

– Да что же это такое делается? Ну, играли у меня люди, ну, подумаешь, на деньги, это признаю. Так что же теперь, на меня и убийство повесить? Да откуда мне знать, кто откуда вещи берет, которые мне несут.

Железманову именно это и надо было:

– Ты правильно сообразила, что лучше признать содержание игорного дома и получить за это несколько месяцев тюрьмы, чем отрицать все и оказаться на каторге. В твоих интересах говорить правду. Значит, эти ложки тебе принесли?

– Да. А что?

– Кто именно?

– Татарин этот. Молодой. Вроде Тимир его зовут. Ну он из дома Гиреевых.

– Знаешь, где искать Азаматова?

– Откуда? Мне никто адресов не оставляет.

– Он сам пришел или его кто привел?

– Привел Никита с кирпичного завода. Первый раз они вместе пришли.

– Фамилия у Никиты есть?

– Не знаю, может фамилия, может просто кличут его так, но его еще называли Щербатым.

В принципе, это уже зацепка. Не так уж много рабочих на кирпичном заводе, чтобы не найти там Никиту, то ли прозываемого Щербатым, то ли имеющего такую фамилию. На следующий день, с помощью мастера на заводе опросив рабочих завода, следователь имел записанный на клочке бумаги адрес. Плюс описание внешности и еще устную характеристику этого Никиты: ленивый, грубый, водились за ним и запои, и прогулы. Вот и сейчас его на работе несколько дней нет, на его место уже другого парня приняли.

Адрес, написанный на бумажке, обозначал неприметный домишко на одной из улиц Касимова, расположенной почти на самой окраине города. Жила там одна пожилая чета, у которой взрослые дети уехали на заработки. Супруги освободившимся местом распорядились просто: отгородили угол избы простынкой и стали сдавать его приезжим на заработок рабочим. Естественно много за подобные «апартаменты» не выручишь, но и на такое жилье находились клиенты, у кого-то денег совсем мало. Именно таким жильцом и был Никита Шепелев (Щербатый – это все же прозвище). Когда подошли к дому, хозяин как раз вышел во двор. Можно было просто спросить:

– Жилец твой дома?

– Дома они, проходи, водку пьют, ироды, – пробурчал мужчина.

– Они? У тебя сколько жильцов-то?

– Вначале Никита был, а сейчас он второго привел, обещался платить больше, но пока и за себя должон.

Поставили охрану под окно и дверь и пошли внутрь. За столом сидело двое молодых парней, бутылка с самогоном, огурцы, черный хлеб дополняли картину. Было видно, что пьют уже долго и преуспели в этом деле: красный цвет лица выдавал достаточно сильную степень опьянения. Особенно это было видно на Никите – белокуром парне с прозрачной кожей (приметы дали на кирпичном заводе). А вот его собутыльник сразу вызвал ассоциации с южными народами – черные волосы, смуглая кожа, карие глаза. Увидев гостей, оба парня вскочили, Никита бросился наперерез полиции с криком:

– Беги, я их задержу.

Чернявый парень бросился к окну, Железманов кинулся к нему и был отброшен достаточно сильным ударом. Никита в этот момент пытался сбросить с себя Рыбникова, поэтому догонять чернявого все равно надо было Петру. На его счастье чернявый оказался недостаточно ловок в перелезании лавок и едва не упал, и следователь уже ухватил край рубахи, дернув ее на себя, он окончательно лишил равновесия ее обладателя, который свалился на пол. Однако в этот момент Никита сумел сбросить с себя унтер-офицера, схватить со стола бутылку водки и разбить ее об угол стола. Розочка – страшное и универсальное оружие воровских притонов на все времена. Перед лицом Петра оказались острые края стекла. Началось переминание из стороны в сторону, фактически фехтование, только не по мушкетерским правилам. Но именно занятия фехтованием очень помогли следователю в настоящий момент: он несколько раз ушел от выпадов грозным оружием, более того сумел перехватить руку молодого человека и начать ее выкручивать, в конечном итоге у него это получилось, но с небольшими потерями: края стекла скользнули по плечу. Хорошо, что в начале ХХ века мужчины не носили легких футболок с короткими рукавами, иначе глубоких ранений с перспективой инвалидности было бы не избежать. Но тогда одевались в более плотную одежду и рукава закрывали всю руку, это существенно смягчило поражающую силу розочки. Петр отделался легкой царапиной и порванной сорочкой. Он успел ударить противника ногой, получилось удачно: попал по голени, и на пару секунд парень замер от боли. В это время чернявый поднялся с пола и сделал еще одну попытку прорваться к окну. Но зачем-то ведь ставили постового к окну? Он и пришедший в себя Рыбников скрутили второго. Потом помогли Петру связать Никиту. Следователь с интересом смотрел на чернявого парня и понимал, что тот идеально подходит под приметы разыскиваемого татарина:

– Ты Тимир Азаматов?

– Я.

– Вот ты-то мне и нужен.

– А ты кто?

– Следователь я, Петр Андреевич Железманов.

– И чего тебе надо?

– Разговор один есть.

– Большой?

– Чуть короче среднего, но сейчас судя по всему он удлинится…

Задержанный поник, а Петр приказал делать обыск в доме. Результат был неоднозначный: нашли кое-что из столового серебра. Те самые ложки и вилки с вензелем «АГ». И все. А украшения крымской принцессы так и не были обнаружены. Запонки тоже. Денег всего несколько медных монет, облигаций из сейфа Гиреева тоже не было.

– Украшения где? – спросил он Азаматова.

– Какие украшения?

– Такие, которые в кабинете твоего хозяина хранились, и ты их украл.

– Не крал ничего! – заверещал Тимир. Потом он неожиданно затрясся всем телом и зарыдал. У парня началась самая настоящая истерика, после которой он впал в какое-то оцепенение. Железманов испугался и послал за Кауфманом. Тот осмотрел задержанного, накапал ему какой-то резко пахнущей жидкости и вынес свой вердикт:

– Ничего страшного. Обычная истерика и шок на нервной почве. Его даже пожалеть можно: он, наверное, много дней был в постоянном нервном напряжении из-за своего долга. Думаю, что завтра задержанный будет вполне адекватен. А пока советую дать ему передохнуть. Что и вам не мешает, – закончил Осип Сидорович, подозрительно оглядывая порванный рукав следователя. Убедившись, что там его помощь не нужна, доктор повторил свое пожелание про отдых и покой и отбыл восвояси.

Дома Петру пришлось выдержать бурчанье Прасковьи по поводу безнадежно испорченной сорочки. Домашняя работница искренне заботилась о молодом человеке. Она яро возмущалась, когда ее работодателя вызывали ночью на работу или ему надо было уезжать по делам («да кто же вам там готовить будет?»). Сегодня она жалела не сколько рубашку, хотя и ее тоже («это надо же, расход какой!»). В первую очередь она переживала за молодого человека, понимая, что ему чудом удалось избежать серьезного ранения. Несмотря на постоянные трения с этой неповоротливой двуногой, Тимофей проявил солидарность с женщиной. Он тоже всем своим видом и сердитым мяуканьем показывал, что крайне недоволен поведением своего двуногого: не можешь охотиться – нечего лезть в это дело. Сиди дома, книжки читай. А то вздумал без когтей и клыков ловить там кого-то. Самое главное – кому потом лечить этого неразумного двуногого? В прошлый раз сколько потребовалось его кошачьего умения, чтобы плечо Петра перестало болеть8? Вот то-то же. Правда, Петр имел что сказать своему лохматому другу по поводу его претензий:

– Можно подумать, ты сам никогда не дрался? Кому я несколько раз раны промывал? А кто являлся с разорванным ухом? – припомнил он зверю. Зеленые глаза отвернулись в сторону. Подумаешь, он же кот, у него бороться за свою территорию – это видовой признак, его другие коты на смех поднимут, если он уйдет без боя. Самое главное: победителем вышел? Вышел! Какие тогда вопросы?

                                 * * *

Утром следователь собрался идти в тюрьму, но допрос Тимира пришлось снова отложить. Посыльный доложил, что следователь потребен в деревне за 20 верст от Касимова на происшествие. Случившиеся было печальным и весьма обыденным для российской деревни: напившись до потери разума, молодой крестьянин стал бегать с топором за домочадцами, принимая их за демонов. На крик прибежали односельчане, но они опоздали: буквально на их глазах жертва зеленого змия зарубила топором свою жену, которая пыталась спрятать от смертельной опасности двоих детей. Два дня Железманову пришлось потратить на допросы свидетелей, а потом и самого обвиняемого, который, придя в себя немного от пьяного угара, никак не мог понять, почему жена не желает дать ему попить огуречного рассола от похмелья. Следователю пришлось решать еще один крайне тяжелый в моральном отношении вопрос: принять участие в судьбе детей алкоголика, которые в одночасье лишились обоих родителей. К счастью, мать и отец обвиняемого, то есть бабушка и дедушка детей, согласились взять сирот к себе и им больше не грозила голодная смерть. Но это не спасло Петра от возвращения домой в крайне подавленном состоянии. Ему было жалко всех: и молодую женщину, так безвременно погибшую, и детей, лишившихся родителей и нормальной семьи, и даже самого алкоголика. Молодой следователь был уверен, что если бы жизнь в русской деревне не была такой тяжелой, если бы были другие способы проведения досуга, кроме как выпивки, то желающих заглядывать в бутылку стало меньше.

Тимофей проникся мрачным настроением своего двуногого друга и отложил свои планы пошататься (на что был большой мастер) и весь вечер провел дома, стараясь развлекать Петра, и даже снизошел до ловли бантика на веревочке. Взрослые коты обычно этим не занимаются. Но ради друга можно отбросить принципы вида.

На следующий день Петр Андреевич отправился в тюремный замок. Вначале он попросил вызвать Никиту, следователя искренне мучило любопытство, почему молодой человек так рьяно рвался защищать Азаматова? Сообщники?

Но эту версию задержанный отмел сразу:

– Я к делам Азаматова не причастен, может он там и обокрал кого, только мне до этого дела нет. Я ни при чем.

– А что тогда на меня с розочкой кинулся?

– Да испугался, что на меня хозяин заявил.

– За что?

Никита немного помялся и признался, что имел привычку иногда выносить с завода кирпичи и сбывать их налево. Обычное дело для российского обывателя.

– А что, кто-то покупал по два-три кирпича? – удивился Петр.

Парень развел руками. Мол, если бы не было желающих, то не воровал бы. Петр не стал погружаться в криминальные дела на кирпичном заводе (все равно заявлений от владельца завода не было, а ущерб незначительный), его интересовали другие вопросы: