Туман между нами

– Пока, – говорю я.

– Увидимся через неделю, – напоминает он.

Я немного мнусь на месте, не зная, что сделать. Должна ли я обнять его на прощание или поцеловать? Кем мы вообще стали друг другу? Пока на горизонте не появился Закари, этих вопросов у меня не возникало.

В итоге я ничего не делаю, ухожу за Закари и замечаю в углу комнаты Логана, он провожает меня пристальным взглядом. В полной тишине Келлер сопровождает меня до комнаты.

– Я быстро, – говорю я перед тем, как скрыться от его взгляда за дверью.

– Не снимай платье.

– Что?

– Платье не снимай. Бери вещи и на выход.

В его голосе больше нет и тени юмора или издевки. Только приказы.

Захожу в комнату, хватаю рюкзак и быстро выхожу. Идем по холлу, и я спрашиваю:

– Что-то случилось? Почему мы так спешим?

– Кто сказал, что мы спешим? И тут до меня доходит…

Платье на мне – это его прихоть.

На улице идем к воротам, там ожидаем машину с военными. Уже ночь, и ее прохлада заставляет меня поежиться. Келлер бросает на меня короткий взгляд, снимает с себя пиджак и накидывает его на мои плечи.

– Спасибо, – шепчу я.

Он не отвечает. Приезжает машина, мы садимся и едем вдвоем, не считая водителя.

– А где остальные? – спрашиваю я.

Из базы номер восемь на встречу с президентом прилетели тридцать человек.

– Кто?

– Ты приехал один?

– Нет. Четверо остались в аэропорту.

Больше не задаю вопросов. Если бы я была в машине одна, то мерное покачивание уже давно бы усыпило меня. Но я не одна. Удивляет то, что на машину не нападают зараженные, их тут словно и нет. Начинаю снимать пиджак, но Келлер останавливает меня.

– Оставь.

Снова не перечу ему, бросаю взгляд на рюкзак, словно он мог сбежать. Закари откидывается на спинку, расстегивает пару пуговиц на рубашке и, пристально смотря на меня, произносит:

– А теперь расскажи мне, для чего ты здесь на самом деле.

Глава четвертая

Вот это вопрос.

Сердце бухает о ребра, ладони потеют, но я не смею пошевелиться, чтобы обтереть пот о платье. Закари так пристально смотрит на меня, что душа начинает метаться внутри тела, она не может найти выхода, как и я. Смотря в глаза этого человека, я знаю одно – правду ему говорить нельзя. Кто бы знал, как я желаю переложить эту ношу на чужие плечи, но плечи Закари Келлера для этого максимально не подходят.

Отвожу взгляд в сторону, смотрю в окно и решаю сказать часть правды, ту, за которую ни мне, ни сестре не будет грозить смерть.

– Для того, чтобы выжить, – в итоге тихо произношу я.

Машина набирает скорость, и я немного вдавливаюсь в сиденье. Уже отвыкла от быстрой езды, в основном все вылазки проходили в городах, а там загруженные хламом дороги не способствуют скорости.

До слуха доносится смешок Закари, и я еще сильнее вжимаюсь в сиденье. Кто бы знал, как меня беспокоит сейчас мой внешний вид. Даже будучи в шикарном платье, при макияже и прическе, я не смею и думать начать заигрывать с Закари и хоть как-то вызвать его интерес. Больше всего желаю, чтобы его заинтересованность моей персоной и вовсе пропала.

– Если тебе удалось провести вокруг пальца Зейна, то не думай, что…

Он не договаривает. Машина резко виляет влево, и я практически сваливаюсь с сиденья. Закари оборачивается к водителю и спрашивает:

– Что там?

Водитель не отвечает, еще раз сворачивает налево, шины свистят, и мы врезаемся во впереди стоящий автомобиль, мотор глохнет. Вскрикиваю и практически перелетаю через сиденье. Гудок машины звучит как призыв к пиру для зараженных. Что произошло? Закари проверяет водителя, голова которого покоится на руле и вызывает весь этот шум.

– Свернул шею, – сообщает он, перевешивается вперед, пытается завести машину, но она больше не движима, мотор молчит.

Я, конечно, хотела, чтобы разговор с Закари подошел к концу, но не думала, что всевышний услышит меня и тем более поможет.

– Выходи, – говорит Закари, и я моментально всовываю руки в рукава его пиджака.

Я хотела бы переобуться, но времени нет, со стороны, куда изначально направлялась машина, бегут зараженные. Я их не вижу, туман не позволяет, но безошибочно слышу голодную толпу. Они издают ужасающие звуки, а шлепанье босых ног по асфальту и вовсе посылает дрожь по рукам.

Единственное, что я успеваю сделать, так это скинуть туфли и закинуть себе за спину рюкзак. Его потерять я не имею права. Если в один из оговоренных полковником дней я не выйду на связь, то Лекса, Лари и дети будут мертвы.

– Оружие? – в надежде спрашиваю я Зака.

– На встречу с президентом не принято приносить пистолеты и ножи.

– А в машине?

– Пусто.

Выбираюсь из машины и не понимаю, куда мне бежать, дорога словно проходит посреди парка, слева и справа деревья.

– Туда, – указывает Закари, и я тут же срываюсь с места.

Бежать по асфальту босиком не сложно, но стоит нам очутиться между деревьев, как я вскрикиваю от боли в стопах. Мелкие камни и ветки практически рвут кожу, но страх не позволяет появиться мыслям об остановке. Звуки погони за спиной подстегивают перебирать ногами быстрее и быстрее. Преодолеваем полосу деревьев и снова оказываемся на асфальтированном участке дороги.

Черт! Тут ничего нет! Негде спрятаться, оружия у нас нет, нужно только бежать, но босиком я далеко не убегу. Оборачиваюсь, зараженные близко, но я успею.

– Стой! – кричу я Закари.

На ходу скидываю рюкзак, достаю свои ботинки и натягиваю их как можно быстрее. Я удивлена, но от Келлера неслышно никаких претензий, он не кричит и не торопит меня, внимательно наблюдая за толпой, которая с каждой секундой неумолимо приближается. Теперь и я их вижу. Максимально быстро перевязываю шнурки вокруг ног, собираюсь закинуть рюкзак за спину, но Закари забирает его, рывком поднимает меня на ноги, и мы продолжаем бежать. Зараженные практически дышат нам в спину, я слышу их смрад. Снова оказываемся между густо посаженных деревьев, отталкиваю руками ветки, но это слабо помогает. Стараюсь не потерять из виду Закари, который бежит справа от меня. Ночь, туман и вездесущие деревья вообще не помогают рассмотреть дорогу перед собой. Ветки хлещут по лицу, и от прически ничего не остается. А что, если мы бежим прямо в их логово и скоро станем закусками для голодных зараженных?

Меньше думай, Алекс, больше перебирай ногами!

Не оборачиваюсь, бегу, ветки бьют по лицу, ноги передвигаются с невероятной скоростью. Снова оказываемся на асфальте, дальше забор выше меня ростом.

– Там забор! – кричу я.

– Вижу.

Келлер перегоняет меня, присаживается на одно колено перед высокой преградой, складывает руки на своем колене, не притормаживая подпрыгиваю, отталкиваюсь от его рук ногой, цепляюсь за забор и больно ударяюсь всем телом о металл. Закари подталкивает меня выше, и я практически перелетаю через преграду, мешком падаю на землю. Стону от боли во всем теле, но Закари уже пересек забор, в который врезаются зараженные, и поднимает меня.

– Ничего не сломала?

– Вроде нет. Но платью конец.

Я практически бегаю по темноте с голой задницей.

– Нам нужно в город, – говорит Закари, и я тут же забываю про порванное платье, которое с трудом, но все же скрывает некие голые участки моего тела.

– Там их будет еще больше.

– Вероятно, да. Но там транспорт, а без него мы будем очень долго идти до аэропорта.

Не спорю, потому что на это нет времени. Через забор переваливается первый зараженный, на него тут же падает второй. Срываемся с места и бежим в сторону города, преодолеваем километр, не меньше. Я уже готова выплюнуть легкие, ноги подкашиваются, а горло болит. Но мы оторвались. Надолго ли?

Идем прямо по дороге. Ночь, тишина. Окраина города полностью без света, из-за любого темного уголка на нас могут выпрыгнуть зараженные. Это опасно – разгуливать тут без оружия. Краем глаза замечаю, как Закари закатывает рукава рубашки чуть ниже локтей. Он так пристально всматривается во тьму, словно может там что-то увидеть. Запахиваю пиджак и связываю его внизу живота. Так я хоть как-то прикрываю себя, да и бежать в таком огромном балахоне не очень удобно.

– У третьего дома стоит машина. Если там есть топливо, то берем ее.

– И ключи.

Закари бросает на меня мимолетный взгляд и никак не комментирует мои слова. Может, он и умеет заводить машину без них, но не стоит вести себя как заносчивая задница. Кошусь на рюкзак, он висит на плече Закари, надеюсь, рация цела.

Доходим до машины, водительская дверь не заперта. Закари заглядывает внутрь и вытаскивает из бардачка какую-то линейку. Отправляется к баку, открывает его и проверяет.

– Пусто. Идем дальше.

Чем дальше мы проходим, тем больше домов и машин встречаем на своем пути. Иногда распознаю какие-то звуки, но стараюсь не думать о том, кто может их издавать. Если Закари не паникует, то и я не буду. Наверное. Только если самую малость.

Проходит больше часа, а мы так и не нашли ни одной целой машины. У некоторых спущены колеса, у других нет топлива, а у тех, что есть, нелады с чем-то другим. На мое предложение слить бензин, Закари сообщает, что не с любой машины это можно сделать. Можно пробить бак, но от этого будет слишком много шума.

Продолжаем движение вплоть до перекрестка, который полностью завален телами. Вонь тут стоит невообразимая, несмотря на прохладу я слышу жужжание множества мух. Половина тел изглоданы до самых костей. Мы словно забрели в ад, в кормушку для зараженных. Тошнота подступает к горлу, отворачиваюсь в сторону и в первом же доме в окне замечаю свечение, которое тут же исчезает.

– Закари, – зову я.

– Можно просто Зак.

Указываю рукой на окно, которое, в отличие от большинства, не выбито, и говорю:

– В окне был свет. Фонарик или свеча…

Не дослушав меня, Зак направляется в сторону одноэтажного простенького дома. Плетусь следом и подмечаю, что на участке намного чище, чем на соседних. Тут точно кто-то живет. Все окна и дверь целы, но на крыльце я вижу темное овальное пятно, скорее всего засохшая кровь. Глаза уже болят от натуги. Вглядываться сквозь туман непросто, чаще всего от долгого пребывания на улице начинают болеть голова и слезиться глаза.

Зак останавливается перед дверью, поднимает руку и просто стучит. Тихо стучит. Естественно, никто не отзывается.

Зак оборачивается и говорит:

– Там кто-то есть. Будь добра, отойди с линии огня.

Тут же захожу ему за спину. Я не совсем поняла, что такое линия огня, думаю, это место напротив двери.

– Мы пришли с миром, – начинает Зак, оглядываясь по сторонам. – Но если не откроете, боюсь, мне придется сломать дверь, и тогда ваша защита будет уже не столь уверенной.

Тишина. Я уже готова закатить глаза, как слышу шарканье у двери. Зак отодвигает меня еще дальше, и дверь приоткрывается на пару сантиметров. Из тени на нас смотрит глаз, обрамленный морщинами и седыми ресницами.

– Вы привели их с собой? – хрипит старик.

– Нет, – отвечает Зак.

Глаз хозяина дома прищуривается.

– Хотите меня ограбить?

– Нет.

– Я вооружен.

– А я – нет.

Вот я и выяснила самое популярное слово в лексиконе Закари Келлера.

Дверь открывается еще шире, и я вижу невысокого, очень пожилого мужчину, в его руке двуствольное ружье. Оружие тяжелое, и старик, больше не в силах держать его на весу, ставит у двери.

– Опасно тут ходить, – сообщает он неожиданную новость.

Закари не убирает руку, которая преградой не дает мне выйти вперед.

– Мы заблудились. Нам нужна машина.

Старик раздумывает и, хмуря брови, сообщает:

– У Руби есть машина.

– Я был бы рад поговорить с Руби и купить ее машину.

«Купить» – какое далекое от нашей жизни слово.

«Своровать» – вот самое то.

Старик отрицательно качает головой.

– Она не продаст.

– Где она? – спрашивает Келлер.

Старик кивает, чтобы мы вошли, закрывает за нами дверь и запирает ее. Чиркает зажигалкой, и слабый свет дает рассмотреть маленькую, неказистую кухню. Старик проходит дальше, мы следуем за ним. Он останавливается в комнате, отодвигает половик и открывает подвал. Там, в отличие от комнаты, есть свет.

– Руби, – говорит старик в дыру в полу, – тут у нас гости.

Старик спускается первым, и только из-за этого я спускаюсь следом. До последнего не могу поверить, что мы нашли живых людей, которые открыли нам двери в свой дом просто так. Зак спускается после меня.

– Молодой человек, закройте дверь, иначе нас могут увидеть.

Зак опускает деревянную панель и поворачивается. Смотрю на него, не в силах побороть желание улизнуть отсюда. Как я была наивна, полагая, что два других члена его семьи самые страшные. Здесь, под землей, в слабом свечении лицо Закари похоже на маску, столь неживую и злую… мне жутко от него.

Закари переводит на меня взгляд, и я тут же отвожу свой в сторону.

На импровизированной постели у противоположной стены лежит девушка. Я точно не могу сказать, сколько ей лет, может двадцать, может, и тридцать. Она вся грязная, точнее, ее одежда. Волосы спутались, под глазами круги, на лице пот, хотя в подвале достаточно прохладно. У девушки отсутствует кисть на левой руке и правая нога до колена. На оголенных участках тела видны множество укусов.

Она смотрит на нас по очереди, но словно не видит.

– Дед, кто это?

Голос девушки слабый, она словно говорит из потустороннего мира. Руби больше мертва, чем жива.

– Они ходили по улице и зашли к нам, – отвечает старик и с болью смотрит на девушку.

– Зачем?

– Им нужна машина.

Девушка прикрывает глаза и, кажется, засыпает, но все же через пару минут ее бледные губы шевелятся, и она произносит категоричное «нет».

Зак проходит к Руби, присаживается у ее кровати и осматривает укусы, но к девушке не прикасается.

– Как давно? – спрашивает он.

Руби открывает глаза. Она смотрит прямо на Закари, сглатывает ком и сообщает:

– Три недели назад.

– Медицинской помощи ведь не было?

– Нет.

Наступает тишина. Никто не произносит ни единого слова, слышно только тяжелое дыхание Руби.

– У меня к тебе сделка, – серьезно говорит Зак, смотря Руби в глаза. – Ты отдаешь мне машину, а я прекращаю твои страдания.

Ха. По части предложений он явный профан.

– Нет, – шепчет Руби. – Я не умираю.

Закари кивает.

– В этом и есть вся проблема, – спокойно говорит он.

– Что? – спрашивает Руби, и ее глаза расширяются.

Я вижу, как ее зрачки увеличиваются, а потом уменьшаются. Это как биение сердца.

Зак поясняет, и я подступаю ближе, потому что об этом мне ничего не было известно.

– Ты не умрешь. Слишком много укусов. Слишком. В тебе сейчас находится Т002, видоизмененный вирус. Он не позволит тебе умереть, но и не даст выздороветь. Ты будешь гнить очень долго. И это будет больно.

– Что ты такое говоришь? – спрашивает старик скрипучим голосом.

У Руби на глазах выступают слезы, она кривит лицо, пытаясь сдержать рыдания. Мне тоже становится дурно. Как это бестактно, говорить умирающему, что дальше ей будет только хуже. Бесчеловечно.

– Лучше не будет? – спрашивает она, и в голосе отчетливо слышна надежда.

– Не будет, – говорит Зак.

Девушка закрывает глаза и пытается сдержать рыдания, ее лицо морщится в потугах, но все же несколько слезинок скатываются по вискам и ныряют в спутанные волосы.

Мне так ее жаль.

Руби открывает глаза и смотрит только на Закари.

– Ты ученый, врач?

– Всего понемногу.

– Куда вы поедете? – спрашивает она.

– До аэропорта, больше ничего рассказать не могу.

– Там, куда вы направляетесь, есть безопасность?

– Да.

– Я отдам тебе машину, если ты возьмешь с собой деда, – быстро проговаривает девушка.

Старик больше не лезет в разговор, он стоит и с безграничной печалью смотрит на Руби. Его губы дрожат.

– Хорошо, – соглашается Зак.

– Хорошо, – говорит Руби, и ее тело расслабляется.

– Я не оставлю тебя, – говорит дед и склоняется над импровизированной кроватью Руби.

Закари отходит от девушки, но не сводит с нее пристального взгляда.

Девушка с трудом поднимает руку и кладет ее на морщинистую ладонь старика. Она ничего не говорит, ни слов прощания или надежды на будущее. Руби молчит, но в ее взгляде столько слов, которые понимают только эти двое. Дед наклоняется к девушке, как можно нежнее обнимает ее и, поднявшись, сглатывает ком, так что это слышат все.

– Машина за домом, не знаю, слили с нее топливо или нет, ключи найдете вон в той сумке, – говорит Руби, и, кажется, на этом ее силы заканчиваются.

Поворачиваюсь к противоположной стене и вижу среди множества вещей маленькую женскую сумку на тонком ремешке. Беру ее и подношу к кровати.

– Сама… у меня нет сил на это. Моя рука…

Открываю сумку, достаю ключи и замечаю там складной нож, который больше похож на зажигалку крупных размеров. Достаю и его тоже. У меня нет оружия, никакого.

– Забери, – говорит Руби. – Мне он больше ни к чему.

Я не буду отказываться. Киваю девушке, но стараюсь не смотреть на нее, это слишком сложно. Но даже будучи в респираторе, я чувствую ее запах, он очень схож с вонью зараженных. Гниение и горечь.

– Спасибо, – говорю я ей, перевожу взгляд на Зака. – Мне нужно переодеться.

– Переодевайся, – позволяет он.

Я не дура, и покидать подвал в одиночестве не собираюсь. Забираю рюкзак у Закари и внутренне протяжно выдыхаю. Моя ноша вернулась. Отхожу в угол, где лежала сумочка Руби, и начинаю доставать все, что мне пригодится, из рюкзака. Скидываю ботинки, надеваю носки и, не снимая платья, натягиваю трусы, следом идут военные брюки с кучей карманов. Одеваясь, слышу, как Руби тихо стонет, а потом раздается спокойный голос Зака.

– Я могу это прекратить.

Никто не уточняет, о чем он говорит. Все и так понимают, что он предлагает Руби быструю смерть.

– Я откажусь… я не настолько храбрая.

– Ошибаешься, – говорит старик. – Ты самая храбрая.

Переодевшись, убираю все в рюкзак, закидываю его за спину и, держа в руках нож и ключи, оборачиваюсь.

Старик еще раз прощается со своей внучкой, отходит от нее и поворачивается лицом к нам. В его глазах слезы, а губы дрожат. Словно не в силах находиться в подвале, он выбирается наверх первым. Зак стоит и смотрит на девушку, она не сводит с него пристального взгляда.

– Поднимайся, – говорит он мне.

– А ты?

Ответа нет.

Выбираюсь наверх и слышу хруст снизу, тут же собираюсь спуститься, но Закари уже поднимается наверх.

– Что ты сделал? – тихо спрашиваю я.

Ответа я снова не получаю, но знаю – он убил Руби. Он что… свернул ей шею?

Меня начинает трясти, но я словно марионетка иду следом за Закари Келлером. Хорошо, что старик ушел дальше и не знает, что его дорогой Руби больше нет в живых.

Меня Закари рано или поздно так же убьет. Если узнает… когда узнает. Выходим из дома и тише любой мыши обходим жилище старика. На заднем дворе стоит старый красный пикап. Закари забирает у меня ключи и открывает дверцу, садится, заводит машину, проверяет горючее и командует:

– В машину. Быстро.

Не думая, запрыгиваю на переднее сиденье и подсаживаюсь ближе к водителю. Старик забирается следом и громко хлопает дверью. Кладет ружье себе на колени и с грустью бросает взгляд на дом, где, как он думает, продолжает страдать Руби.

Бросаю косой взгляд на водителя и внутренне содрогаюсь. Он только что убил человека, а по нему этого и не скажешь. По его лицу вообще ничего невозможно предугадать, понять или прочесть. Непроизвольно сравниваю его с младшим братом. А ведь раньше я думала, что Зейн холоднее льда. Как же я ошибалась. Неожиданно для себя самой осознаю – я скучаю. Не так, как по родным, это печаль иного рода. Неожиданная доброта и забота Зейна сделали его для меня особенным. Словно я смогла расколдовать всю эту неприступную крепость и увидела под холодной коркой душу. Чуткую и отзывчивую душу. Еще месяц назад я бы даже и помыслить о таких рассуждениях не смела. Как быстро меняется жизнь.

Машина, урча и пыхтя, выруливает через задний двор и выезжает на дорогу. Хорошо, что это край города, и тут не так много брошенных машин. Некоторые из них Закари просто отталкивает пикапом.

– До конца на ней нам не доехать, – сообщает водитель. – Готовьтесь бежать.

Не уверена, что старик сможет бежать, он шел-то еле-еле передвигая ноги.

– Как вас зовут? – спрашиваю я у старика.

– Уилл.

– Уилл, вы сможете бежать?

– Не уверен, – честно признается он.

Поджимаю губы и вижу, как Закари, сидящий рядом, снимает с себя респиратор и передает его мне.

– Почему снял?

– Эта бутафория ни к чему.

– Как это?

– Новых зараженных нет уже больше двухсот дней.

– И?

– Из этого можно сделать два вывода. Первый: туман больше не заразен. Второй: он заразен, но все, у кого была предрасположенность к заражению, уже подвержены ему.

Снимаю свой респиратор и вдыхаю прохладный воздух.

Крайние дома выныривают из завесы тумана, и моя душа тут же мчится к пяткам. В одну идеально ровную линию выстроились зараженные. Их практически черные тела поблескивают от света фар.

Закари останавливает машину.

– Они ждут нас, – шепчу я.

– Держитесь за что-нибудь, – говорит Закари и стартует с места, визжа шинами.

Вскрикнув, хватаюсь за руку Уилла и зажмуриваю глаза. Момент столкновения невозможно ни с чем спутать. Мы, как шар для боулинга, сшибаем кегли и еще сильнее набираем скорость. Оборачиваюсь и вижу через заднее окно, как зараженные – те, что не были сбиты, бегут следом за машиной. Один прыгает с нечеловеческой силой и приземляется прямо в кузов пикапа, машину шатает. Зараженный встает в полный рост и, подняв голову вверх, начинает вопить.

– У нас гость, – говорит Закари сам себе, а потом бросает на меня короткий взгляд. – Сможешь ехать на этой машине?

– Да.

– Тогда перелезай.

– У нас есть ружье, – напоминаю ему я и киваю в сторону Уилла.

– Ружье есть, но в нем нет патронов, – отвечает Закари. – Перелезай.

Бросаю взгляд на старика, он лишь пожимает плечами.

Твою ж мать!

– Хорошо, – соглашаюсь я, возвращая взгляд на Закари.

Перекидываю ногу через коробку передач и практически сажусь Закари на колени.

– Не стесняйся, устраивайся поудобнее, – говорит он и резко выруливает налево.

Я практически валюсь на него.

– Ставь ногу на педаль на счет три. Один, два, три. Бери руль.

Делаю, как было велено. Через несколько секунд Закари перебирается на мое место, берет у Уилла ружье и бьет рукоятью по стеклу за нашими спинами.

– Не сбавляй скорость, – говорит он мне. – Отставшие не остановились.

– Откуда ты знаешь?

– Они голодны.

Отлично. Второй удар по стеклу, и оно разлетается вдребезги. Закари вылезает в кузов, и я тут же бросаю взгляд в зеркало заднего вида. До слуха доносится вопль зараженного. Замечаю, как мелькает Закари и нежданный гость. Я не вижу, что там происходит, и от дороги лучше не отвлекаться, поэтому я полностью сосредотачиваюсь на асфальте. Несколько минут борьбы, и наступает тишина. Интересно, если Закари погибнет, полковник отменит свой приказ и отпустит мою семью?

– Зак?

Тишина.

Снова бросаю взгляд в зеркало заднего вида. Если он умрет, то и Лекса с детьми тоже. От полковника и не пахнет адекватностью, так что на ее благоразумие в случае гибели Закари Келлера рассчитывать не стоит. Твою ж мать!

– Зак?! – громче зову я.

Он перелезает через окно и садится между мной и Уиллом.

– Твое переживание – лестно.

Протяжно выдыхаю и сжимаю руль еще сильнее.

Живой.

– Куда дальше? – спрашиваю я.

– Прямо до самого конца, пока не закончится бензин.

Бросаю взгляд на Зака и вижу, как он смотрит на свою ладонь, на которой красуется достаточно глубокий укус.

– Тебя укусили, – на выдохе произношу я.

– Без сомнений.

– Что делать?

– Ехать.

В этот момент мы слышим достаточно громкий гул, а после в небе загораются огни самолета.

– А что, если твои люди уже улетели? – спрашиваю я, стараясь не отвлекаться от дороги.

– Исключено.

– Почему?

– У них приказ.

На этом наш разговор заканчивается. Около часа едем в полнейшей тишине, а потом машина медленно останавливается. Топливо закончилось. Сворачиваю с дороги, и автомобиль замирает в метре от ближайшего дерева.

Ночь, туман, пустынная дорога и три путника. В течение минуты выбираемся из транспорта, забираю рюкзак, и мы продолжаем путь пешком.

О каком беге говорил Закари, если мы движемся со скоростью раненой улитки? Уилл с трудом передвигает ноги и слишком громко тащит за собой бесполезное ружье, а я то и дело озираюсь по сторонам, готовая к новому нападению зараженных. Поправляю рюкзак и еще сильнее сжимаю нож Руби в правой руке.