Туман между нами

На подходе к машинам прислужник полковника отдает мне рюкзак, в котором, кроме формы, футболки Лари, черного платья и всего нужного для встречи с президентом, ничего нет. Убираю туда рацию, стараюсь затолкнуть ее в самый низ рюкзака.

Сажусь в машину, и дверь закрывается. Через тридцать секунд мы отъезжаем от базы и направляемся к аэропорту. Пару раз останавливаемся, я слышу выстрелы, но даже не поворачиваюсь в их сторону. Когда машина тормозит у аэропорта, я выбираюсь наружу. На взлетной полосе меня ждет металлическая птица огромных размеров. Поднимаюсь на борт и только там замечаю Келлера. Он уже сидит на последнем сиденье и кивает мне.

Я обманула его, а он поверил.

Мне не нужно было скрывать своего горя и ненависти к его семье, точнее, к матери. Все слова исходили из глубины моей души. Но я не ожидала, что он будет так нежен и заботлив. У нас состоялся всего один поцелуй и куча флирта, но именно вчера стало понятно: Зейну Келлеру я небезразлична. Убираю рюкзак наверх и сажусь рядом с ним. В кресло прямо передо мной опускается Логан. Даже в самолете у полковника свои глаза и уши.

– Как ты? – спрашивает Зейн.

Поворачиваюсь к нему и, смотря в голубые глаза, в которых сейчас нет даже маленькой льдинки, отвечаю:

– Сносно.

– Я договор…

Не даю ему закончить, ведь ублюдок Логан рядом, притягиваю Зейна к себе и целую прямо в губы. Сначала он не откликается на мою ласку, а потом нежно, практически благоговейно берет мое лицо в ладони и отвечает. Стараюсь отдаться этому моменту, но в голове сидит только лицо полковника. Я ничего не чувствую. Что-то беззаботное внутри меня погибло там, в кабинете.

Отстраняюсь и слабо улыбаюсь.

– Я договорился, – шепчет он.

– Спасибо.

– Мы будем видеться, – говорит Зейн и сжимает мою руку. – Не часто, но будем.

Меня так и подмывает сказать ему говорить еще тише, но я этого не делаю.

– Попроси Лари присмотреть за Лексой, – прошу я Келлера.

– Хорошо.

Мне странно сидеть тут с ним и держаться за руки. Это настолько нелепо и неуместно. Его мать застрелила мою, я обманула его, он думает, что обманул свою мать ради меня.

Никогда бы не подумала, что снова хочу видеть неприступного Зейна Келлера, которому на меня абсолютно плевать. Сейчас я не хочу приносить ему боль, но понимаю, что рано или поздно он узнает о моем обмане. Сейчас я наглым образом использую его.

– Не думала, что ты такой добряк, – шепчу я, стараясь отвлечься от мыслей.

– Сам шокирован.

Одновременно и лестно, и горько это слышать. Я так же потеряла время с Зейном. Я настолько заигралась во весь этот флирт… я не думала, что идиллии моей жизни так резко придет конец.

Мы ведь всегда не ценим тех, кто рядом с нами, пока не теряем их. Все мы в какой-то степени законченные эгоисты, которые думают только о себе.

Отворачиваюсь от Зейна, и, откинув голову назад, прикрываю глаза.

– Старайся держаться от брата подальше, – шепчет Келлер.

Не могу.

– Почему?

Зейн не отвечает, и тут я догадываюсь. Открываю глаза и снова поворачиваюсь к Келлеру.

– Неужели ты ревнуешь? – с замиранием сердца спрашиваю я.

– Нет. У него свои тараканы, и он… Келлер так и не договаривает.

– Помню, как ты приписывал мне в ухажеры и Хьюго, и Лари.

Кажется, это было в другой жизни, когда моей главной проблемой было уследить за рыжим соседом по комнате.

– Это было давно.

Вглядываясь в глаза Келлера, я решаю сказать ему одну из немногих правд, на которую сейчас способна.

– Зейн? Мне жаль, что между нами так ничего и не случилось.

– Еще случится, – тут же отвечает он и переводит взгляд на мои губы.

Как же ты ошибаешься.

Пилот сообщает о взлете, и через пару минут самолет набирает скорость, а потом шасси отрываются от земли, и я, опустив веки, откидываюсь на спинку сиденья.

Зейн держит меня за руку вплоть до самой посадки. После вооруженные люди сопровождают нас до бронированных машин и дальше три часа дороги. Мы прибываем одними из первых. Огромное здание в виде полумесяца светится тысячами огней, словно и не произошел апокалипсис. В соседних зданиях, которые также находятся в периметре, света нет.

Этот маяк привлечет кого угодно, но трехметровое ограждение не даст непрошенным гостям попасть внутрь. Как только нас доводят до широкой мраморной лестницы, эти люди исчезают, и появляются другие. Они провожают нас на второй этаж и размещают в комнатах. Мне достается отдельная, ведь я – единственная девушка.

Комната больше похожа на люксовый номер дорогого отеля. Все в нежных бежевых тонах, отполировано до блеска.

Стук в дверь отвлекает меня от созерцания красоты. Только после второго стука я осознаю, что нужно пригласить гостя.

– Войдите.

На пороге возникает Логан, его лицо даже с натяжкой я бы не охарактеризовала как дружелюбное.

– Прием через три часа, приведи себя в подобающий вид. Все нужное в рюкзаке.

Логан уходит, показываю его спине фак и тут же бросаю настороженный взгляд на рюкзак, который оставила возле кровати.

Достаю платье, которое, к моему удивлению, совершенно не помялось, и бросаю его на кровать. Отправляюсь в ванную комнату и, используя всевозможные тюбики, что тут находятся, намываю свое отвыкшее от должного ухода тело. Кажется, что под душем я провожу намного дольше нужного. Нос наполняют приятные ароматы, и это немного успокаивает и мысленно возвращает меня во времена, когда обычный душ не был чем-то сверхъестественным. Позволяю себе пролить еще несколько слезинок. Вспомнить пару моментов с мамой.

Выбираюсь, сушу волосы, на это уходит тоже немало времени. Достаю косметику и туфли – все это дар от полковника. Подвожу глаза тонкой стрелкой, крашу длинные ресницы, на губы наношу красную помаду. Собираю волосы в подобии вечерней прически, вынимаю от общего пучка пару прядей. Они слишком длинные, и я подкручиваю их с помощью фена и круглой расчески.

Делая все это, я нахожусь в полнейшей прострации. Все происходит на автомате, словно я снова вернулась в ту беззаботную жизнь в шикарном доме отца и собираюсь на очередную пышную вечеринку. Но вот дома у меня больше нет, как и мамы. Вечеринки – это пережиток прошлого, нормального мира. Но ведь и мира, по сути, тоже нет. Но вот она я, стою перед зеркалом, благоухая какими-то цветочными ароматами. По моему лицу и не скажешь, что внутри меня с каждым последующим вдохом что-то безвозвратно погибает.

Отворачиваюсь от зеркала, я не в силах смотреть на себя такую. Я должна оплакивать маму, а не наряжаться для Закари Келлера. Да. Я знаю, для кого эта красная помада и черное платье. Не для президента и уж точно не для меня.

Возвращаюсь в комнату и смотрю на платье на кровати. Оно прекрасно и ужасно одновременно. Надеваю его и понимаю, что полковник знает обо мне абсолютно все, даже размер одежды. Влезаю в красные туфли на шпильке и подхожу к зеркалу в полный рост. И замечаю косяк на моем наряде. Сквозь шелк ничего невозможно увидеть. Платье в пол, с правой стороны разрез, который начинается на середине бедра, таким образом все увидят мою ногу в элегантной туфле. Дальше талия, облеплена словно второй кожей, грудь так же. Платье переходит в один длинный рукав на левой руке, открывая полностью нагую ключицу, шею и часть спины. Но… Есть одно «но». Это платье не подразумевает под собой нижнего белья. Вообще.

Не снимая туфель, скидываю трусы и убираю их в рюкзак.

Снова смотрю на себя… великолепно.

Расправляю плечи, несмотря на то, что чувствую себя дорогой проституткой. Как сказала полковник: «Нужно? Затащи его в кровать». Надеюсь, что до этого не дойдет, но… Не хочу об этом думать. Вообще не хочу думать. Ни о чем.

Отворачиваюсь от зеркала и иду к рюкзаку. Мягкие ковры спасают меня от цоканья каблуков, но не способствуют элегантности походки. Проверяю рацию и снова прячу ее на самое дно рюкзака.

Выходя из комнаты, подмечаю, что на мне нет украшений, даже сережек, только черный браслет военного базы номер восемь. Нужен ли он мне? Не знаю, но теперь я не хочу с ним расставаться. Только он и футболка Лари напоминают, что там остались мои родные. Они ведь даже не знают, где я и что со мной происходит.

Выхожу из комнаты и замечаю вокруг множество мужчин в черных, серых и темно-синих костюмах. Многие нарядились в дорогие запонки, часы и галстуки. Кого волнует конец света, если ты явишься перед президентом? Все нарядились, чтобы пустить ему пыль в глаза. Все, кроме меня, я тут для других глаз.

Оглядываю всех, но не могу найти взглядом Зейна или мистера Голда, но чувствую на себе десятки посторонних глаз. Делаю вид, что их не существует, но я определенно в центре их внимания. И неудивительно, ведь здесь, кроме меня, нет девушек, а мой наряд словно кричит: «Смотрите, смотрите на меня».

Обхожу мужчин, они, слава богу, уступают мне дорогу, кто-то кивает головой в знак приветствия.

Отвечаю тем же.

– Брукс? – окликает меня голос Зейна.

Останавливаюсь и оборачиваюсь. Когда вижу его, моя челюсть спешит на встречу с землей. Зейн одет в строгий темно-синий костюм, но то, как он смотрит на меня… раньше он так смотрел только однажды, когда мы поцеловались. К щекам подступает жар.

Иду ему навстречу и тут слышу насмешливый голос за спиной.

– Теперь мне все понятно.

Я не оборачиваюсь, пока не вкладываю свою руку в протянутую ладонь Зейна. Обернувшись, теряюсь. И его я должна привести на базу номер восемь? Закари Келлер смотрит на брата и криво улыбается, потом переводит взгляд на меня, наклоняет голову и рассматривает максимально медленно и нагло. Это невозможно, но я физически ощущаю его взгляд, он оставляет после себя ледяную дорожку из мурашек.

– Мышка, тебя не узнать, – говорит он.

– Не смей, – холодно произносит Зейн.

Старший брат переводит взгляд на младшего и выгибает бровь дугой.

– Не сметь что? Спасать задницу твоей Брукс или пялиться на ее задницу?

Зейн делает шаг вперед, но я крепко сжимаю его руку, хотя не должна. Моя задача – поймать интерес Келлера-старшего, но я… не могу. Мне от него жутко.

– Не обижай ее.

– У меня не в приоритете обижать красивых девушек, мучить котят и издеваться над инвалидами. Так что тебе не о чем беспокоиться, – серьезно говорит Закари, а потом улыбается и добавляет. – Наверное.

Зейн утягивает меня от Закари, и я быстрым шагом следую за ним, но чувствую на спине взгляды и точно знаю, что один из них принадлежит голубым глазам.

Зейн затягивает меня в комнату, где я ранее приводила себя в порядок.

– Я что-нибудь придумаю, – говорит он, отпуская мою руку. – Ты не должна ехать на базу номер девять.

О, нет. Нет-нет-нет.

Открываю рот, чтобы воспротивиться, но Зейн не дает мне и слова вставить.

– Это была ошибка. Вчера я вообще не думал, действовал на эмоциях, но сейчас я понимаю, что есть другой выход.

Его нет. Жаль, что вслух я это произнести не могу.

– Зейн.

– Ты отправишься к моему отцу, он… – Нет!

Мой вскрик останавливает тираду Келлера. Он бросает на меня максимально подозрительный взгляд, и я непроизвольно отступаю назад.

– Почему? – медленно спрашивает он и вглядывается в мое лицо.

Он утверждал, что умеет читать мою ложь, вспоминаю все, что он говорил о том, как я щурю глаза, и стараюсь этого не делать. И лгу ему.

– Тогда мы не сможем видеться.

Пару мгновений Зейн молчит.

– Это главная причина?

Еще одна ложь.

– Да.

Дверь открывается без стука, и в комнату входит Закари, руки его в карманах брюк, взгляд обегает комнату.

– Говорят, президент не любит ждать, – произносит он, останавливаясь между мной и Зейном. Келлер-старший протягивает мне руку ладонью вверх и, смотря в глаза, практически приказывает. – Идем.

– Куда? – пищу я.

– На встречу, составишь мне компанию.

Зейн обходит брата и встает рядом со мной, открывает рот, чтобы что-то сказать, но Закари не позволяет ему этого.

– Ты просил меня о защите этой девушки, либо это начинается сейчас, либо никогда.

Не дожидаюсь ответа Зейна, чувствуя себя максимально погано, вкладываю свою руку в ладонь Закари. Он перекладывает ее себе на изгиб локтя, и мы выходим из комнаты. Когда дверь закрывается, я слышу, как там что-то падает.

Глава третья

Идя под руку с Закари Келлером, я нервничаю.

Рука начинает дрожать, и спутник накрывает мои пальцы своею горячей ладонью.

– Не стоит бояться. Президент – обычный человек.

Знал бы ты, что боюсь я вовсе не президента. Меня страшишь ты и все, что будет со мной в дальнейшем. Как я могла оказаться в такой ситуации?

– Не думаю, что меня пустят к нему, – говорю я, продолжая тему президента и моего страха.

– Он не знает даже половины тех, кто сегодня приехал. Но не советую делать резких движений, его телохранители могут случайно расстрелять тебя. Еще лучше.

Холл пуст, больше тут нет десятков мужчин в строгих костюмах, остались только военные президента, они стоят вдоль стен, вооружены и опасны. Цоканье шпилек разносится под сводчатым потолком и отражается от стен гулким эхом. Слышу за спиной шаги Зейна, но не оборачиваюсь. Я вообще плохо понимаю, как мне себя вести. Поднимаемся по лестнице и оказываемся на третьем этаже, тут нет ничего, кроме широкого зала и двери в конце, возле нее стоят четверо мужчин с оружием. Останавливаемся возле них, и Закари отпускает мою руку. Нас проверяют металлодетектором, обернувшись, я встречаюсь взглядом с Зейном. Его лицо снова превратилось в маску, которая ничего не выражает. Было бы проще, если б мое отношение к нему не изменилось, если бы не было всего того флирта, поцелуя при набивании тату и поцелуя в самолете. Было бы намного терпимее, если б он не бросился на мою защиту и спасение.

Поворачиваюсь обратно, мужчина с металлодетектором открывает одну из двух половин дверей, и мы входим в комнату огромных размеров. В центре стоит длинный белый стол овальной формы, мужчины расселись по обе стороны, а во главе сидит президент. Увидев его, я на мгновение сбиваюсь с шага, и теплая рука Закари поддерживает меня за спину.

Проходим вглубь помещения, останавливаемся, немного не дойдя до середины стола, Келлер отодвигает для меня стул, я как можно элегантней сажусь, мой спутник опускается рядом. Все смотрят на нас, в том числе и президент. Никто не замечает, что Зейн садится прямо напротив меня, по правую руку от мистера Голда.

Пару мгновений мы сидим в тишине. Я хочу забраться под стол и спрятаться от всех этих взглядов, Закари приветствует президента, я делаю то же самое.

Для чего я здесь? Как девушка из бедного района Дрим Сити оказалась за одним столом с президентом? Дверь снова открывается, и входят еще три человека, рассаживаются по местам, и президент говорит:

– Приветствую всех вас. Настали сложные времена. Наша страна в упадке, резервации, которые были созданы для не зараженных граждан, не заполнены и наполовину. Военная мощь нашей страны слаба, и в случае войны нам не одержать победы. Но собрал я вас ради другого, – президент выдерживает паузу и продолжает: – Из правительства осталось всего семнадцать человек. Остальные были ликвидированы из-за заражения Т001. Некоторые находятся в лабораториях, но вылечить их уже нет возможности. Остается одно – найти вакцину для выживших, уничтожить зараженных и построить новый мир. Мы, как и наши дети, как и дети наших детей, не увидим спокойствия, но мы можем начать отстраивать цивилизацию уже сейчас для будущих поколений. Я собрал главнокомандующих баз и иных военных объектов для возрождения былого величия сената. Мы должны провести выборы и назначить новых глав в разных структурах, а также рассмотреть мой план, внести в него коррективы или же предложить свои. Господа, я согласен на любые дискуссии. Больше это откладывать невозможно.

Президент замолкает. Я разглядываю всех, кто собрался на противоположной стороне стола. Стулья заняты не все, и я надеюсь, что они просто пусты, а не кто-то не доехал до точки назначения по случаю гибели. У стен стоят вооруженные люди, думаю, именно о них говорил Закари, предупреждая меня о расстреле. Украдкой разглядываю президента, в жизни он выглядит куда хуже, чем на экране. Под глазами круги, морщин вроде как больше. Темные волосы с проседью отросли, а галстук завязан наспех.

– Перед вами лежат папки, в них я расписал всех предложенных мною кандидатов, их заслуги перед страной и характеристики, данные их сослуживцами, прошу вас ознакомиться и проголосовать.

Мужчины начинают шуршать листами. Они читают и отдают свой голос. Передо мной тоже лежит папка, в итоге я ее открываю. Нахожу там одно-единственное знакомое имя, и оно принадлежит полковнику Келлер, и, как оказалось, ее зовут Катарина. Президент видит ее в роли главнокомандующего армией. Вот это да. Беру ручку и выбираю первого попавшегося мужчину. Кто угодно, но только не сука, возомнившая себя вершителем судеб.

Закари замечает, что я делаю, и тихо произносит:

– Тебе придется проголосовать за каждый пункт, иначе твой голос не зачтется.

Бросаю на него косой взгляд, но он на меня уже не смотрит, а с совершенно нечитаемым лицом продолжает голосование.

Принимаюсь за работу и голосую за более привлекательные по звучанию фамилии. Я справляюсь с задачей первой.

За время всего голосования, которое длится не меньше двух часов, никто не произносит ни единого слова. Если даже мужчины и переговариваются, то делают это максимально тихо.

Когда последний из избирателей закрывает папку, президент говорит:

– Благодарю вас, джентльмены и леди.

Ох ты ж, меня он заметил. Надеюсь, что президент больше ничего не скажет о моей размалеванной персоне, так и происходит, он продолжает свою речь, позабыв о моем существовании.

– Прошу вас пройти на четвертый этаж, там состоится небольшой банкет с напитками и закусками. Завтра голоса будут подсчитаны, и вынесены вердикты. Те, кто находятся в бюллетенях или их представители, я прошу вас остаться, остальные могут отправляться домой сразу же после банкета. Если у кого-то из вас есть для меня новая информация, можете обратиться к любому служащему здесь, они проводят вас ко мне. Более не задерживаю.

Звук отодвигающихся стульев такой неожиданно громкий, что я вздрагиваю. Закари помогает мне встать, и на мгновение я пересекаюсь с ним взглядами. Он ничего не говорит и кивает мне в сторону выхода. Теперь я не иду с ним под руку, а шагаю как полноценная единица, но все равно чувствую себя клоуном-неудачником, на которого все смотрят, но не смеются.

Все отправляются наверх, и мы не исключение. Замечаю, как Зейн разговаривает с мистером Голдом. Оставляю их позади и, оказавшись еще на один этаж выше, останавливаюсь. Несколько круглых столов укрыты белыми квадратными скатертями, на них стоят множество яств и фужеров, наполненных игристым шампанским. От запаха изысканной еды сводит челюсти, а рот наполняется слюной. У стен расставлены прямоугольные столы и стулья с резными спинками. Закари провожает меня туда и оставляет одну. Позволяю себе выдохнуть, но, к сожалению, он слишком быстро возвращается.

– Отличная помада, – говорит он, усаживаясь рядом, и подает мне бокал шампанского.

Отпивает пару глотков из своего и не отрывает от меня испытывающего взгляда. Я внутренне сжимаюсь, от настолько пристального внимания хочется бежать без оглядки.

– У меня есть пара вопросов и пара условий, – говорит он, отставляя бокал.

Выпиваю весь фужер, в нос ударяют взрывные пузырьки, я морщусь, а в глазах выступают слезы.

Ставлю пустой бокал на стол и спрашиваю:

– Какие?

С ужасом жду следующих слов.

– Ты будешь жить под моим покровительством, но первый месяц ты можешь считать себя пленницей. Тебе нельзя будет никуда ходить без сопровождения, а на вылазки, так просил мой братишка, ты будешь выезжать только со мной.

– Почему я месяц буду в заложниках?

– Будем считать, что это останется моим маленьким секретом, – непринужденно отвечает Закари, крутит ножку бокала, рассматривая его, а потом бросает на меня колючий взгляд. – У тебя ведь есть секреты?

К чему он это спрашивает? Он знает, для чего я здесь? Сердце пропускает несколько жизненно важных ударов, и от этого начинает кружиться голова.

Или это от шампанского?

– Есть, они тоже маленькие.

Закари снова смотрит на бокал, продолжает поглаживать ножку, криво улыбается и произносит:

– По прошествии месяца ты будешь вольна делать, что тебе угодно, охрана будет снята. Но ты обязана жить по правилам базы номер девять.

С правилами базы номер восемь у меня не сложилось, но тут я постараюсь не наживать себе излишних проблем. Сделаю, что велит полковник, и вернусь к семье.

– Хорошо.

– А теперь вопросы.

Хищный блеск глаз чарует и одновременно вводит в ступор.

– Первый: ты знала, что сегодня не вернешься на базу номер восемь?

– Да.

– Второй: это платье ты надела ради меня?

Воздуха не хватает. Закари смотрит на меня с видимым превосходством и самолюбием. Он не сомневается в ответе.

Вижу, как за спиной Закари к нам идет Зейн, возвращаю взгляд на старшего брата и на выдохе произношу:

– Да.

– Так и думал.

– Самонадеянно.

Мимолетная улыбка и мгновенный ответ.

– Безусловно.

Зейн подходит к нам и садится по другую сторону от меня.

– Принесу еды и еще бокал алкоголя, – говорит Закари и, поднимаясь с места, добавляет: – Братишка, ты не говорил, что она выпивает.

Что вообще Зейн рассказывал обо мне Закари?

Старший брат растворяется в толпе, и я протяжно выдыхаю. Зейн молчит, и я тоже не знаю, что ему сказать. Мне максимально некомфортно, я хочу сбежать из этого зала, переодеться в нормальную одежду и перестать выглядеть так откровенно. Мне не хватает кислорода. Я путаюсь в своих мыслях и эмоциях. Хочу побыть одна и нормально оплакать маму. Мне нужно время для мыслей о дальнейших действиях, ведь сейчас я совершенно растеряна.

– Мы встретимся через семь дней, – говорит Зейн.

Поворачиваюсь к нему и снова чувствую себя дрянью. Мой обман рано или поздно откроется, и он снова возненавидит меня. И правильно сделает. Но если мою ложь откроет Закари, то убьет меня не раздумывая. А если я попытаюсь рассказать о кознях полковника хоть кому-то, то она убьет не только меня, но и Лексу, Лари и, возможно, Габи и Доми.

В какую сторону ни глянь, кругом одна жопа, а я в самом ее центре.

– Что между вами не так? – спрашиваю я Зейна, пытаясь хоть как-то понять их странные отношения с Закари. – Вы же братья.

– Об этом не стоит говорить.

Не собираюсь настаивать. Ладно, выясню это как-нибудь потом.

Закари приносит тарелку еды, приборы и бокал шампанского. Пододвигает тарелку ко мне и говорит: – Ешь.

Я бы с удовольствием съела слона, приправленного лишь солью, но сейчас даже кусок в горло не полезет. Я настолько перенервничала, что могу потерять сознание в любую секунду. Или меня стошнит.

Или все вместе.

– Спасибо, я не голодна.

– Ешь, – повторяет он.

– Закари, отстань от нее. Если она не хочет…

– Но я хочу, – говорит Закари, прерывая тираду брата, он берет вилку и накалывает на нее уже порезанный кусок мяса. Смотря мне в глаза, серьезно произносит: – Если нужно, я сам тебя покормлю.

– Прекрати, она тебе не игрушка. Ты же знаешь, что ее мама…

Зейн не договаривает, а Закари не смущает несказанное братом слово.

– Мертва ее мама, – серьезно произносит он. – Но мышка-то жива.

Забираю вилку из его рук и запихиваю себе в рот кусок мяса. Жую, не чувствуя вкуса и запаха, а на глазах выступают слезы. Стараюсь не слушать, о чем говорят братья, и постепенно съедаю то, что лежит на тарелке. Но все же я распознаю, как Зейн просит Закари поговорить наедине. Они куда-то уходят, а я продолжаю сидеть и есть. Все же слезы не удерживаются на ресницах и летят вниз на элегантное черное платье.

Не стоит Зейну заступаться за меня. Мало того, что я к этому не привыкла, так это только подзадоривает Закари. Я уже давно свыклась с мыслью, что буду сама за себя заступаться, я не хрупкий цветок, который сможет поломать столь холодный ветер. Не думала, что Зейн будет бросаться на каждое слово своего брата. Это мило с его стороны, но не стоит. Вообще еще неделю назад я бы не применила к нему слово «милый». Все перевернулось с ног на голову и навряд ли вернется в исходное положение. Придется научиться жить вверх тормашками.

Чувствую себя куском мяса, который каждый тянет в свою сторону. Не время жалеть себя, чем быстрее я найду подход к Закари Келлеру, тем быстрее все это прекратится.

Хочу к Лари и Лексе. Смаргиваю следующие слезы и откладываю вилку.

– Идем, – говорит Закари у меня за спиной.

Поднимаюсь и спрашиваю:

– Куда?

– Мы уезжаем.

Бросаю взгляд на Зейна, он стоит, руки, как всегда, за спиной.