Клеопатра

– Благодарю. Я оценю его по достоинству.

– Как ты знаешь, скоро я отбываю во главе своих легионов в Галлию. Предстоит тяжёлая война. Я надеюсь, Рим по итогам её получит новые земли и славу, но это трудный путь, и я, находясь там, хочу получать только добрые вести из дома. Вот поэтому особые надежды я возлагаю на тебя. Скажи мне, Публий Клодий Пульхр, я могу быть спокоен за Рим?

– Не стоит волноваться, сенат Рима будет в наших руках, – Клодий зло усмехнулся.

– Есть одно дело, с которым нужно покончить как можно быстрей. Великий Рим должен, наконец, решить вопрос с кипрским Птолемеем. Его старший брат из Египта оказался гораздо дальновидней младшего, заплатив за своё царство. А младший делиться монетами явно не торопится. Вести переговоры с ним бесполезно. Мои посланники несколько раз возвращались ни с чем. Рим не считает больше его притязания на трон обоснованными, – Цезарь вопросительно посмотрел на народного трибуна.

– Я займусь этим вопросом. Это для меня еще и вопрос чести. Думаю, сенат поддержит нас. Закрома кипрского Птолемея были бы не лишними для твоей армии в Галлии.

– Ты тоже живёшь легендами о богатстве Кипра?

– Тому есть доказательства, один мой знакомый богатый грек, лично знающий кипрского царя, говорил о несметных его богатствах. Он спит на золоте и гадит им. Тысячи и тысячи талантов лежат во дворце в Пафосе и ожидают, чтобы Рим забрал их себе.

– Нужно убедить сенат, что наши действия принесут только благо Риму, и у нас есть полное право на захват острова.

– Цезарь имеет в виду завещание правителя Египта Птолемея Александра II? Но существует ли оно вообще?

– Я думаю, что это такие же сказки, как и золотые горшки кипрского Птолемея, – засмеялся проконсул. – Все говорят про этот документ, но никто никогда не держал его в руках.

– В таком случае мы можем стать первыми. Если все наслышаны о нем, мало, кто удивится его появлению. И если прежний правитель завещал свой трон Риму, он мог бы подарить ему по завещанию и некоторые его земли… например, Кипр, – вкрадчиво намекнул Публий.

– Я не ошибся в тебе. Главное, чтобы подделка была качественной, – одобрил Цезарь.

– Боги помогут нам. У меня есть люди, которые знают толк в этих делах, – пообещал народный трибун.

– Славно, – заключил Цезарь. – Кипрскому царю, чтобы показать благодушие Рима, нужно предложить что-то взамен, дабы наша экспедиция не выглядела разбойничьим захватом, возможно, почётное место жреца в одном из храмов, впрочем, это на твой выбор. Война дает право завоевателям диктовать покорённым любые условия.

Клодий расхохотался:

– Ему там самое место быть!

– Я вижу, как в тебе клокочет злость, неужели та история, когда ты был в плену у пиратов и он отказался заплатить за тебя выкуп, правда?

Воспоминания заставили Пульхра поморщиться:

– Сущая, правда, Цезарь, клянусь богами! Кипрский Птолемей порядочная сволочь и он водил тогда дела с киликийскими пиратами. Я по глупости попал к ним в плен и попросил его выкупить меня. Он открыто издевался, когда ему передали мою просьбу. Эта жирная свинья пожалела денег за моё спасение.

– Значит, это дело будет для тебя особенным. Попробуй отправить на Кипр этого мерзавца Катона. Подальше с глаз, чтобы не мешался. Он расторопный и исполнительный. Во имя Рима Катон распашет всю землю острова собственноручно. Заодно избавишься на время от его нравоучительных речей. Ещё это дерьмо шлюхи Марк Тулий Цицерон. Он по-прежнему опасен. Мы признавали его таланты, Красс и Помпей неоднократно предлагали ему быть нашим другом, но он хочет с нами войны.

– Тогда он её получит, – решительно заявил народный трибун. – Его эпоха закончилась! Цезарь, у меня хорошая память! Я стараюсь воздавать всем по их заслугам. Ты простил меня за тот дерзкий поступок, и я этого не забуду. Но я не прощу Цицерона и его обвинительную речь по отношению ко мне. Я выгоню эту плешивую собаку вон из Рима. У меня есть еще один повод для мести. Публий Корнелий Лентул Сура35 был не чужим мне человеком.

– Я был против казни нобилей36 Катилины. Мало того сам тогда был под подозрениями.

– Знаю, Цезарь! Старика, как и всех других, задушили в тот же день. Эта брехливая гиена Цицерон самоутвердилась на казни достойных римлян.

Несколько минут оба молчали, пока тягостную тишину не нарушил Цезарь.

– Скажи, моя бывшая супруга была близка с тобой?

– Нет, клянусь всеми богами, – замотал решительно головой Публий Клодий Пульхр, – но сказать по чести, это могло быть. Я просто не успел.

– А ты наглец! Но мне это нравится! Благодарю тебя за откровенность, – удовлетворенно молвил Цезарь. – Ты, станешь надежным щитом и острым мечом Рима. Моим словом и моей волей. Ну а теперь настало время попробовать хорошее вино, – он пригласил гостя проследовать в обеденный зал, где уже был накрыт стол.

Гай Юлий Цезарь не ошибся в своем выборе. Публий Клодий Пульхр заступил на стражу его интересов в сенате, спустив на оппозицию, как собак на дикого зверя, всех своих сторонников. Первый удар он нанес по Цицерону. Народный трибун знал его больное место и именно туда и было направлено заточенное лезвие возмездия.

Он предложил проект закона, по которому любой магистрат,37 приговоривший к казни римского гражданина без соблюдения законной процедуры, карался ссылкой. Римский политик Цицерон в своё время без суда и следствия расправился с сообщниками Катилины. Были казнены Сура, Цетег, Цепарий и другие влиятельные граждане. Это взбудоражило знатных римлян, многие из которых были против такого самоуправства и затаили злобу на Цицерона. Теперь пришла расплата. Испуганные сторонники Цицерона понимали, что за этим законом стоят набравшие силу Цезарь и Помпей, а потому побоялись встать на защиту своего лидера и, по сути, предали его, малодушно проголосовав за этот закон. Понимая, что за этим последует, Цицерон в отчаянии просил его спасти действующего консула Пизона, но тот проигнорировал эти просьбы. На протяжении всего этого времени сторонники Клодия Пульхра всячески издевались и преследовали Цицерона. Встречая его на улице, они оскорбляли Марка, забрасывали грязью, нечистотами и камнями. У Цицерона остался один путь, поклониться Помпею. Помпей не горел сильным желанием встречаться с опальным оратором. Первый раз ему удалось благополучно скрыться. Узнав, что Цицерон ищет с ним встречи, он выскользнул, как змея, через потаённые двери своей виллы, но вот во второй раз, когда он явился к Гнею вместе с Лицинием и Лукуллом, удрать уже не удалось. Пришлось выслушивать скулящие просьбы Цицерона о пощаде. В завершении оратор и вовсе бросился Гнею в ноги, но, увы, было тщетно. Помпей проявил твердость и ответил отказом. «Совесть нации» Марк Тулий Цицерон оказался вне закона.

Вскоре он бежал из Рима и укрылся в Греции, став изгнанником. Торжествующий Публий Клодий Пульхр самолично сжег роскошную виллу философа на Палатине, помочился на угли и долго прыгал на её тлеющих остатках.

Второй удар народный трибун нанес по Кипру. По его инициативе магистрат Тит Авелий Прокул созвал заседание сената, где этот вопрос был главным в повестке заседания.

На рассвете одного из дней месяца квинтилия,38 в великолепной Курии Гостилии,39 построенной ещё в древний царский период по поручению царя Тулла Гостилия, ожидалось очередное заседание сената.

Патриции приходили на заседание по-разному, кто-то из них шёл быстрым шагом, не задерживаясь, и сразу входил в большой зал Курии, полы которой были украшены интарсиями из ценных пород мрамора, потом занимал место на деревянной сенаторской скамье в ожидании начала, другие подходили, не спеша, и прежде, чем войти в зал, оживленно беседовали с другими сенаторами на ступенях сената.

Здесь можно было увидеть настоящий цвет римской знати и аристократии. Вот размеренным шагом на заседание идет Великий Гней Помпей в белой тунике, на которой прочерчены две красные полосы, символизирующие власть. Римский политический деятель что-то обсуждает с двумя другими сенаторами. Помпей размахивает руками, видно, что он чем-то недоволен. Вот появился один из консулов Рима курносый голубоглазый Пизон, вслед за ним почти бегом по ступеням в сенат залетел другой консул курчавоволосый Габиний. Они заняли курульные кресла,40 предназначенные для консулов и находившиеся посреди зала.

А вот уверенным шагом мимо застывшего караула в зал входит Марк Лициний Красс, он гордо расправил плечи и надменно посмотрел на своих коллег. Совсем недавно он увеличил своё состояние, купив и перепродав очередной сгоревший особняк одного из знатных граждан. Ходили упорные слухи, что созданная по его инициативе в Риме пожарная команда не только тушила дома объятые пламенем, но и успешно поджигала их.

В этот день на повестке дня было несколько вопросов, и главный из них, – это исполнение законных притязаний Рима к острову Кипр. По традиции перед открытием заседания председатель сената, а в этот раз им был почтенный Тит Авелий Прокул, как обычно вместе с несколькими жрецами, совершил жертвоприношение и, исследовав внутренности жертвенного животного, убедился, что боги благоприятствуют решению их дел. Об этом были оповещены сенаторы, которые, поднявшись со своих мест, приветствовали магистрата.

– Уважаемые сенаторы, наше заседание проводится по инициативе народного трибуна Публия Клодия Пульхра. Вопрос, который мы будем обсуждать, очень важный для Рима, – он закашлялся и, внимательно оглядев всех, продолжил немного хриплым голосом:

– К сожалению, многие патриции проигнорировали это заседание, как вы знаете, неявка по неуважительным причинам грозит им крупным штрафом, но кворум, чтобы принять важное решение, есть.

– Говори Dominus41 Публий Клодий Пульхр, – обратился председатель к народному трибуну. Тот вскочил со своего места. Он поприветствовал всех присутствующих и свою речь начал с нападок на соратников опального Цицерона.

– Благодарю тебя, Тит Авелий Прокул. Боги свидетели мы обойдемся без этих сенаторов, которые из-за своей трусости не явились на заседание. В большинстве своём, это сторонники преступника Цицерона. Мне хотелось бы спросить у них, где сейчас ваш учитель? Скорее всего он просит милостыню и плетется по какой-нибудь пыльной дороге, опираясь на посох. Вы тоже хотите этой участи?

Большая часть зала засмеялась при этих словах и наградила оратора аплодисментами. Некоторые из сенаторов покраснели и опустили низко головы. Другие недовольно перешептывались между собой.

– Этот сын шлюхи, изнасилованной шакалом так запудрил вам головы, что, когда выносятся решения во славу Рима, вы стыдитесь их принимать. Что вами движет? Чего вы боитесь?

– Когда победы нам приносили Гай Юлий Цезарь или Марк Лициний Красс, – он поклонился в сторону Красса, заметив, как тот довольно покачал головой, – или Гней Помпей Магн, – оратор повернулся к сидящему ярусом выше Гнею Помпею, – всегда находились подлецы, завидовавшие их славе, боявшиеся их возвышения. И таким был предатель Цицерон. Слава Юпитеру, с ним покончено! Я только жалею, что не сбросил его самолично с Тарпейской скалы!42 Отныне только дела во славу Рима должны двигать всеми вами. И пусть обрушат гнев боги на головы тех патрициев, которые будут сегодня против Рима. Слышите! Лучше подожмите свои хвосты и молчите. – Публий Клодий Пульхр погрозил неведомому врагу кулаком и снова удостоился аплодисментов.

— Теперь о главном. Один тиран, поправ все законы и главное – наплевав на римское право, царствует на острове Кипр. Этот остров был передан Риму ныне покойным правителем «Чёрной земли» Птолемеем Александром II в своем завещании.

Это завещание существует. Мы можем предоставить этот пергамент тем, кто сомневается. Но если Египет и его царь принял добрую волю Рима и стал его союзником, а мы признали его законным царем, то царь Кипра эту дружбу отверг. Этот узурпатор пользовался тем, что Риму долгое время было некогда заниматься внешней политикой. Возможно, он подкупил некоторых наших людей, которые, боясь разоблачения, не явились сегодня.

В зале поднялся шум, и те из сенаторов, кто придерживался другой точки зрения, попробовали протестовать.

– Уважаемый магистрат, народный трибун бездоказательно обвиняет часть наших сенаторов, – вскрикнул побагровевший Аврелий Квинт, но в зале поднялся такой шум и свист сторонников Публия, что они перекричали своих противников, заставив их замолчать.

– Тихо! Непозволительно кричать, – Тит Авелий Прокул призвал сенаторов к порядку. – Продолжай, Публий Клодий Пульхр, но будь осторожен в своих высказываниях, любое обвинение требует доказательств, – обратился он к народному трибуну.

– Благодарю за напоминание, председатель. Я продолжу. Купающийся в золоте Птолемей Кипрский не только угнетает своих добрых подданных, но еще и был в сговоре с пиратами, которые использовали остров как базу, делясь с ним награбленным. Я думаю, вам не стоит говорить, как мы натерпелись от киликийских пиратов. Многие из знатных римлян были в плену у этих разбойников. Я могу вам рассказать о своей встрече с ними. Гай Юлий Цезарь может также поведать свою историю. Слава великому Помпею, что он очистил Средиземное море от этих разбойников и разбил их. При этих словах, те кто обратил внимание на Помпея, не могли не заметить, как у того от удовольствия зарделись щеки.

– Я прошу сенаторов поддержать меня и направить в Кипр наши легионы. Птолемей Кипрский должен быть низложен. Я закончил.

Под шумные аплодисменты Публий Клодий Пульхр, довольный собой, уселся на место.

Он переглянулся с одним из консулов Габинием, поднял вверх ладони и стал обсуждать со своими сторонниками свою произнесенную речь.

Слово взял председатель Тит Авелий Прокул:

– Народный трибун, Публий Клодий Пульхр, – ты готов предоставить как доказательство сенату, завещание царя Египта Птолемея Александра II, о котором упомянул в своём выступлении? – спросил он.

– Да, готов. Сенатор Квинт Фульвий Сципион, я прошу тебя показать завещание римскому сенату, – попросил Публий Клодий Пульхр одного из патрициев.

Тут же засуетился указанный сенатор, маленького роста человек, с большой лысой головой и короткими толстыми руками. Он цепко держал в них пергаментный свиток, и с ним стал обходить ряды сенаторов, которые с изумлением смотрели на этот взявшийся из небытия документ, о котором столько слышали, но никогда его прежде не видели и даже не верили в его существование.

– Я прошу других патрициев высказаться по предложению народного трибуна Публия Клодия Пульхра, – попросил магистрат, когда сенаторы познакомились с завещанием.

Практически все из выступающих, а среди них были и Марк Лициний Красс, и Гней Помпей Магн, поддержали народного трибуна.

Оппозиция после изгнания Цицерона была обезглавлена, и те, кто мог возразить против отправки римских легионов на Кипр, предпочли молчать.

Не молчал только Марк Порций Катон младший, непримиримый противник Цезаря. Однажды Катон сорвал планы Юлия, выступив с обструкцией против его одновременного консулата и триумфа, и это сошло ему с рук, но в другой раз, когда он открыто выступил против предложений Цезаря, сторонники последнего с ругательствами вынесли Катона с форума и бросили наземь в грязь. То унижение Катон запомнил надолго. Ходили слухи, что он даже готовил покушение на своего обидчика, вернее, занимался подстрекательством, подговаривая некоторых людей совершить это злодеяние, но прямых доказательств этому не было.

– Уважаемые «отцы города», Публий Клодий Пульхр много наговорил здесь про изменников, про Цицерона. Но он ничего не сказал о том, что Кипр – часть Египетского царства. Как отнесется царь Египетский, которого мы совсем недавно восславляли, сделали своим союзником к тому, что Рим посягнет на его остров? Ведь тот самый кипрский тиран – правитель, как выразился Публий, его кровный брат. Вам показывают завещание за подписью царя Птолемея Александра II, а кто докажет, что оно подлинное? Откуда оно у тебя, Публий Клодий Пульхр? Многие хотели бы это узнать! Я, как и все, слышал о его существовании, о том, что диктатор Луций Корнелий Сулла силой заставил египетского царя его подписать, но никто не знал, где его искать. Как к тебе, прямо скажу, не выдающемуся человеку, мог попасть этот важный документ?

Народный трибун снова вскочил со своего места.

– Уж не хочет ли сказать выдающийся Марк Порций Катон, что мы предлагаем сенату фальшивку? Да отсохнет мой язык, если я говорю неправду. Клянусь Юстицией,43 оно настоящее! Это завещание мне передал лично Цезарь. А к нему оно попало недавно прямо из дворца Египетских правителей. Теперь я отвечу на второй вопрос. Хотите знать, как отреагирует египетский царь, когда услышит, что Рим хочет забрать остров Кипр? Никак! Он союзник Рима, а значит все, что делает Рим, неоспоримо. У его брата было время, чтобы принять предложения наших посланников. Он их проигнорировал. Теперь дело за Римом!

Многие сенаторы вскочили со своих мест, чтобы снова наградить аплодисментами Публия Клодия Пульхра.

При голосовании, которое последовало после обсуждения, большинство отцов города высказалось за ввод войск на Кипр. Судьба острова и его правителя была решена. Оставался только открытым вопрос, кто возглавит экспедиционные силы.

Слово снова взял Публий Клодий Пульхр.

– Я предлагаю сенаторам для лишения прав царствования Птолемея Кипрского рассмотреть и поддержать кандидатуру Марка Порция Катона, и в помощь ему также отправить уважаемого Публия Канидия Красса. И возложить на этих уважаемых господ решение кипрского вопроса. Для них это будет почётным делом.

Это была отличная возможность – удалить Катона из Рима, при этом сделав его поневоле исполнителем задумок Цезаря, и она Публию блестяще удалась. Гордый он надменно смотрел победителем на ошарашенных Катона и Канидия, которые встали со своих мест. Катон хлопал глазами и беззвучно, как рыба, открывал рот, шлепая потрескавшимися губами, не зная, что сказать. Он ожидал чего угодно, но только не этого. А вот Публий Канидий Красс так и не понял, что его назначение было подстроено. Он принял его с радостью как ребёнок и вежливо поклонился «отцам города», которые аплодировали такому предложению Публия Клодия Пульхра. Но многие из знатных римлян раскусили план Публия и теперь открыто потешались, над сторонниками Цицерона, видя в какое неловкое положение они были поставлены.

Глава X. Последние дни

Со скоростью стрел Юпитера громовержца прилетели тревожные вести из «Вечного города» в столицу Египта – Александрию. Сенат Рима принял решение аннексировать Кипр. Это известие застало Птолемея Неос Диониса врасплох. Он не подозревал, что Рим, объявив его союзником, так быстро примется за колонии Египта. Более того, он не ожидал, что его кровный брат откажется заплатить Риму за дружбу. Так или иначе, захват Римом Кипра мог означать для него одно – новые, гораздо более страшные потрясения. Он понимал, что потерю острова ему как фараону Египетского мира ни за что не простят его подданные. Однако царь всё ещё надеялся, что ветер, принёсший дурные вести, переменится и кипрскому Птолемею удастся договориться с римлянами.

До поры до времени египетскому царю удавалось делать вид, что ничего не произошло. Он уклончиво отвечал на призывы своих министров об оказании помощи острову, ничего не ответил, когда сам кипрский Птолемей написал о своих проблемах с Римом и о том, что может произойти в ближайшие дни.

Обстановка накалялась, масла в огонь подлила делегация посланников с Кипра, которая прибыла в Александрию просить о помощи. Фараон долго не хотел их принимать, под предлогом занятости. Когда же состоялась их встреча, своим безразличием он удивил всех присутствующих.

Возглавлял делегацию энергичный грек Фавос, приближенный кипрского царя, который к тому же являлся близким другом военачальника Ахиллы, который после случая расправы с римским гражданином Марком Тулием Северусом попал в немилость к царю и был смещён с командных должностей. Но Ахилла, забыв обиды, также явился к царю вместе с киприотами.

Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис испуганно смотрел на этих людей, которые не вставали со своих колен и молча ожидали его решения. Рядом с царём была его дочь Клеопатра и находилась практически вся египетская знать.

Наконец Фавос прервал затянувшееся молчание:

– Великий, солнцеликий правитель Египта. Что мне передать своему царю? Ещё раз молю, защити своих подданных. Образумь римлян, используя свои богатые связи, или направь силу своего гнева и египетского оружия на захватчиков. Вместе с нашими богами мы выстоим!

У Птолемея Неос Диониса округлились глаза. По его лбу катились крупные капли пота, которые скатываясь с бровей, точно с горки, и затем падая на ресницы правителя, застывали там, словно плоды на ветке фруктового дерева. Он переглянулся со своими министрами, затем посмотрел на свою дочь, которая с грустью наблюдала за посланниками.

– Я много лет служил трону верой и правдой, – вставил своё слово Ахилла. – Земля Кипра, это земля Египта. Там живут наши братья. Нападая на них, они объявляют войну нашей стране. Пошли наше войско в защиту Кипра, великий царь. Я согласен возглавить его или быть при нём простым советником.

– Вы обезумели, – наконец ответил Птолемей. Он был в ужасе, у него тряслись руки. – О чем вы просите?! Опомнитесь, несчастные. Вы толкаете нас на войну с Великим Римом? Вы хотите торжества Ареста? Что мы сможем им противопоставить? Ахилла, кому как не тебе знать, что наша армия в несколько раз меньше римской, гораздо хуже обучена. Римляне покорили множество народов, а вы хотите с ними воевать? Нет, только не это!

– Но владыка, – изумленно прошептал Фавос, – как же так, мы, живущие на Кипре и твои поданные. Ты оставляешь нас?

– На защиту Кипра, если кинуть клич, поднимется весь Египет от мала до велика, – добавил Ахилла. Надежда, как угольки остывающего костра, все ещё теплилась в его глазах, однако после следующих слов фараона она окончательно погасла.

– Я ничего не хочу об этом знать, – замахал руками Птолемей. – Это не моё дело. У вас есть свой правитель, мой брат. Он должен был решить все свои споры с Римом. Это несложно. Почему он упрямится? Всё, можете расходиться. Я никого не задерживаю.

При этих словах придворная знать недовольно громко зашепталась. Один из посланников закрыл лицо руками, у других, в том числе из свиты царя, на глазах появились слезы.

– Великий правитель, мы не бросим своего царя и будем сражаться за него, – с вызовом бросил Фавос.

– Это ваше дело, – язвительно ответил Птолемей Неос Дионис. – А еще лучше помолитесь богам может они снизойдут на землю и покарают римлян. Моя армия и флот останутся в Египте. А кто воспротивится царской воле, будет жестоко наказан.

Последние слова касались больше всего Ахиллы. Тот с гневом посмотрел на Птолемея, злобно сверкнули его глаза, но ничего не ответил.

Рим приветствовал решение египетского царя – не оказывать помощь Кипру. Поступок Птолемея был высоко оценён, в частности Гнеем Помпеем Магном. «Мы с Цезарем не ошиблись в своем выборе, признав тебя единственным законным царем», – писал тот. Между строк Помпей приглашал фараона со своими близкими посетить Рим, обещав, что тому будут несказанно рады. Что имел в виду политик и полководец, непонятно, может, таким образом, он давал понять египетскому правителю, что в случае беспорядков Рим готов приютить его. Ещё Помпей обещал, что с его кипрским братом римляне обойдутся деликатно, «оставив место царя, он может занять предложенный нами высокий пост». Какой именно, Помпей не уточнил в своём послании.

Марк Порций Катон действительно не хотел крови. Прибыв на остров Родос, он обосновался там и отправил на Кипр одного из своих близких друзей, квестора Публия Канидия Красса. Тот посоветовал Птолемею уступить остров без сопротивления, обещая ему в этом случае безоблачную и почётную жизнь. Римляне предложили Птолемею стать жрецом в Пафосе, который в то время был центром религиозного культа богини Афродиты, но кипрский царь с гордостью отверг это предложение.

Перед римским вторжением он собрал свой народ, обратился к ним с проникновенной речью, заявив, что лучше умрёт, но не покинет их, и не сдержал слёз. Несмотря на то, что киприоты, все как один, поклялись государю, что встанут на защиту Родины грудью, на деле оказались не такими воинственными. Когда римляне прошлись по Кипру, лязгая железом, им не было оказано практически никакого сопротивления. Армия побросала оружие и разбежалась по домам. Словно мыши, киприоты спрятались по своим норам, не рискуя вылазить из них, чтобы не попасть на глаза хищнику.

Единственная стычка с римскими легионерами произошла в районе царского дворца. Гвардия царя во главе с греком Фавосом вступила в неравный бой с людьми центуриона Марка Эмилия Альбина. Киприоты были все перебиты, Фавос оказался заколот самим центурионом. Римляне завершили эту кампанию без потерь, только несколько из них получили легкие ранения, да выбыли из-за болезней. Когда римские пехотинцы штурмовали дворец, царь, поняв всю бесполезность сопротивления, умертвил себя, приняв яд.