Избранные. Черная метка II. Лучшие рассказы конкурса в жанре черного юмора

– Вот ведь… – расстроился Лука и спросил с надеждой: – Я зарегистрирован в сорок шестой, а ты?

– Пятьдесят первой, – печально ответила девушка, сворачивая коврик. – Не судьба.

– Не судьба, – вздохнул парень и потрусил к выходу из парка, сделав большой крюк вокруг неподвижного тела упавшего мужчины.

«Наверное, – думал Лука, – так и лучше. Слишком легкомысленно знакомиться на улице. Давно пора зарегистрироваться на сайте с солидной рекламой «Незамужние девушки из вашей очереди на прививку ожидают встречи с вами!»

Нечаянный полётъ

Арина Городецкая

Линочка Котикова была в высшей степени воспитанная барышня. Хорошие манеры она, как говорится, впитала с молоком матери. С раннего детства она изо всех сил старалась быть милой и послушной. Когда их семейство гуляло в парке, знакомые, с умилением глядя на Линочку, говорили: «До чего же хорошенькая у вас девочка!» И Линочка радовалась: больше всего на свете она любила, когда её хвалили.

Но если вы думаете, что жизнь Линочкина была весёлой и приятной, вы глубоко заблуждаетесь. Являя собой натуру утончённую и эфемерную, она совершенно не выносила, если её журили или попрекали. (По-настоящему бранить её, ясное дело, было не за что!) В такие минуты Линочка чувствовала себя глубоко несчастной и тут же принималась плакать. Поэтому главнейшая её забота всегда состояла в том, чтобы, не дай бог, не заругали.

Всё, что Линочка делала, продиктовано было горячим желанием нравиться другим. При этом она вовсе не задавалась вопросом, для чего ей надо им нравиться. А только хотелось ей, чтобы и суровый дворник, и скаредная квартирная хозяйка, и клиенты в универсальном магазине, где Линочка служила продавщицей, все как один думали: «Ах, какая милая и славная барышня!» Её вообще очень живо волновало, что о ней подумают. Мысль эта никогда не покидала её красивой белокурой головки.

Вдобавок к тому, Линочка выросла страшно застенчивой. На улице, встречаясь глазами с прохожими, она всегда поспешно потуплялась. Иногда она даже стеснялась здороваться со знакомыми и потому делала вид, что не замечает их. При этом она рассеянно отворачивалась или начинала неестественно вертеть головой, будто бы глазея по сторонам. Особенное же смущение вызывали в ней мужчины, с их медвежьими ухватками, грубыми голосами и развязными манерами. Когда молодцеватые приказчики в торговых рядах зазывали её в свои лавки, она шарахалась от них, как от чёрта. «Только б не оконфузиться!» – проносилось в такие минуты в её мозгу. – «Ещё подумают…»

Короче говоря, Линочка была трусиха. Но посудите сами, большой ли то грех, коли трусиха прехорошенькая?

Однако тому, кто желает всем угодить, приходится нелегко. Ведь угождая одному, можно запросто тем самым вызвать неудовольствие другого. Вот где западня!

Васю Курочкина-Дальских из отдела мужского платья Линочка изо всех сослуживцев отличала особо. Вася был человек отнюдь неординарный: он бредил космическими странствиями и чужими мирами. Год тому приехавши из Калуги, всё твердил он про тамошнего своего знакомца-чудака по фамилии Циолковский. Когда магазин пустовал, Вася взахлёб рассказывал о таинственных летательных аппаратах, бороздящих небо над американскими штатами. Он был убеждён, что пришельцы с далёких планет давно уж разгуливают по Петербургу как у себя дома.

– Не далее как третьего дня в газетах было-с: один почтенный господин пошёл ночью прогуляться, да и исчез. Окончательно! Куда б ему деться? Ясное дело – ОНИ забрали, для опытов. А вот послушайте, что пишут из Калифорнии: «Мистер В. Г. Хопкинс, сообщивший нам о неопознанном воздушном корабле, лично забирался в него. Там встретил он бородатого командира в серебристом облачении, благородного сложения и с величественным выражением лица, а с ним обнажённую золотоволосую красавицу». Можно ли теперь сомневаться в ИХ существовании?

Линочка слушала, приоткрыв ротик и старательно поддакивая. Васе ей отчего-то хотелось нравиться ещё более, чем всем прочим.

– Ах, вот бы и мне такое приключение, – мечтательно прощебетала она, представляя, как Вася в серебристом облачении увозит её в голубые дали.

– А пирамиды Египта, наконец? Не древние же с их примитивными орудиями выстроили этакие махины! Натурально, и там без НИХ не обошлось! – продолжал между тем разоряться Вася.

До чего же светлый ум, восхищалась про себя Линочка, никакой мужицкой грубости, да и собой недурён. Чтобы не оконфузиться перед Васей, она даже выписала иллюстрированный журнал под грозным и загадочным названием «Смрадъ Лампадъ» и прочитывала его от корки до корки.

– Между прочим, и в правительстве-с… – Вася пучил глаза и делал значительное лицо. – Конечно, власти скрывают, но мы-то люди неглупые, понимаем-с… Как пить дать, кругом ОНИ!

Линочка преданно кивала, не сводя с Васи умильного взгляда, а управляющий Козин, старый, толстый и обыкновенный, проворчал строго:

– Горазды же вы языком молоть, молодой человек. Отнесите-ка лучше заказ на Садовую. А вас, милочка, уж клиентка заждалась.

– Сию минуту бегу, Пётр Иваныч!

Линочка поспешно бросилась в дамское отделение, опасливо косясь на управляющего. Как бы не заругал! Он ведь и из жалованья вычесть может!

Вечером, когда на Невском уже зажгли электричество, Козин вызвал Линочку в свой кабинет на верхнем этаже. «Распекать будет!» – с ужасом поняла она, но делать нечего – пошла. «А ведь не слушай я тогда Васю, что бы он про меня подумал? Ах, до чего скверно получилось!»

Вопреки опасениям Линочки, управляющий встретил её ласково и сказал, что пригласил к себе по важному делу.

– Я, знаете ли, давно за вами наблюдаю. И вижу, что вы девица в высшей степени положительная, скромная и услужливая.

Зардевшись от нежданной похвалы, Линочка мило потупилась. Пётр Иваныч придвинулся поближе и произнёс, явно волнуясь:

– Я слышал ваш давешний разговор и убедился, что вы сами, добровольно, желаете… И потому именно на вас остановил я свой выбор.

«Ах, какой пассаж!» – в панике подумала Линочка. – «Сейчас предложение руки и сердца сделает! Но ведь он старый, толстый и скучный, не то что Ва…»

– Для пользы НАШЕГО дела вы подходите идеально! – торжественно заключил её визави.

С этими словами он отдёрнул штору, и за окном стал виден висящий в воздухе сигарообразный объект с тремя мерцающими красными огнями.

Линочка совсем растерялась и только хлопала мгновенно намокшими глазками. Пётр же Иваныч распахнул окно и схватил бедняжку за руку.

– Прошу на борт! – проговорил он. – И будем без церемоний! Личина эта мне, признаться, порядком надоела.

Твидовый его костюм вдруг сверкнул серебристой чешуёй. Вслед за тем он широко разинул рот, и оттуда полезли толстые шевелящиеся сине-зелёные щупальца с присосками на концах.

– Ой! – пискнула Линочка и немедленно лишилась чувств.

Больше ни её, ни управляющего Козина никто не видел. Вася Курочкин-Дальских по-прежнему служит в универсальном магазине на Невском. Когда при нём вспоминают о Линочке, он хмыкает и презрительно выпячивает губу. «Сбежать с престарелым, заурядным любовником! Экая пошлая, неоригинальная мелодрама!»

Новый господин

Анастасия Голикова

– Что? – растерялся я, позабыв, о чем спрашивал.

– Что? – не понял Мортимер.

Наверно, я сказал какую-то чушь: потому-то дворецкий и оторопел. А что он мне ответил, кстати? Не могу сообразить… Это все Барри! «Посиди со мной. Я не алкаш, чтоб пить один». Тьфу!

– Мне… сейчас идти… дальше убирать листву, да? – я с трудом подбирал слова, стараясь не дышать в сторону Мортимера и выглядеть естественно.

– Именно! – воскликнул дворецкий с явным облегчением. – Мистер Клод звонил. Он прибудет к семи, – на меня глянули очень многозначительно, – вместе с наследником. Постарайтесь управиться к этому времени, мистер Ллойд.

Странное ощущение дежавю растаяло, уступив место маленькому довольству. Мадам, упокой Господь ее душу, звала нас по именам, а наводнившие поместье после ее смерти свидетели динозавров – две сестры и один зять – по фамилиям. Но дворецкий, обращаясь ко мне, Карлу и Барри, никогда не забывал отметить, что говорит именно с «мистером». И это было чертовски приятно!

Я вернулся к своим обязанностям садовника, думая о том, какой Мортимер милейший человек. Взять хотя бы как он расстраивается и переживает, если читает в газете об очередных исчезнувших из соседних деревень. Очень трогательно. Мы-то все здешние и привыкли к такому: в графстве и волки, и болота. Но, справедливости ради, Мортимеру освоиться было сложнее: с тех пор, как он стал работать у мадам, люди начали пропадать намного чаще.

Наследник, молодой симпатичный мужчина, приехал в семь вместе с адвокатом покойной. Мне новый господин показался вежливым и приятным, он явно не собирался никого увольнять и чинить свои порядки.

Весь следующий день господин праздно и бесцельно бродил по особняку, пристройкам и саду. В желании городского американца разглядывать интерьер английского поместья не находилось ничего странного, но в самом «разглядывании» неестественности было хоть отбавляй. Господин вставал у какого-то предмета почти в упор, молча смотрел на него, не прикасаясь, и просто уходил. А потом возвращался и снова пялился на эту же вещь. Я мог понять, если бы он разглядывал картины, доспехи, вазы и прочий антиквариат, которого в доме в избытке. Но господин мог застыть у телефона, мусорного ведра или моих резиновых сапог.

А еще он ни черта не помнил. Иначе зачем ему задавать по несколько раз в день одни и те же вопросы о мадам, о пропавших в округе людях, об истории имения? Не просто уточнять какие-то факты, а спрашивать слово в слово? Иногда он протягивал фотографии или письма, которые уже показывал, и интересовался чужим мнением. Приходилось повторяться – зачем же расстраивать человека? Мортимеру как дворецкому было тяжелее всех. Мало того, что ему нужно было ухаживать за капризными сестрами покойной, так господин еще и забывал, какие распоряжения собирался ему дать. Подзывал, а потом говорил: «Нет, ничего». И так раз десять за день!

Вдобавок ко всему, мы хватились очень многих предметов. Но не драгоценностей или чего-то ценного. В основном Барри жаловался на исчезнувшие инструменты, потом и у меня испарилась лопата на пару с сапогами, Лидия сетовала на утрату заколок, хотя их она, скорее всего, просто потеряла. Апофеозом всего стала пропажа огнетушителя.

Я, Лидия и Карл больше часа шептались на кухне после ужина, пытаясь понять, что происходило с господином, но разобрались только когда к беседе присоединился дворецкий. Он утомился, выслушивая очередные воспоминания госпожи Анны, но нашел в себе силы все нам объяснить. Мортимер предположил, что господин болен, и оттого мадам завещала имение столь дальнему родственнику, внуку покойного брата. Хотела порадовать молодого человека, которому, очевидно, недолго осталось. «Может, опухоль мозга, может, последствия травмы. Симптомы могут быть самые разные. Провалы в памяти, ужасное зрение, даже клептомания», – подводил итог дворецкий, когда на кухню ввалился Барри. Он был сильно напуган и еще сильнее пьян.

– Я видел господина! И огнетушитель!

– Барри, успокойся. Мы знаем, что он его украл…

– Молчите и слушайте! Я был в сарае…

– Где ты прячешь бутылочку?

– Да не в этом дело! Господин вошел без ничего! А потом здоровенный огнетушитель возник у него в руках! Из ниоткуда! Я своими глазами видел. Но так не бывает, – Барри трясло.

– Может, он нес его в руке, а потом поднял на свет?

– Нет! Огнетушитель просто появился. Я не вру! И я не спятил! Черная магия!

Барри выскочил на улицу хохоча, Мортимер с Карлом кинулись следом, Лидия разрыдалась, и я остался ее утешать. Бедный Барри! Бутылка все же его сгубила.

Когда Лидия успокоилась, мы присоединились к остальным, пытающимся отправить Барри на боковую. Он все орал, что физика больше не работает и что он легкий, как перышко, и вот-вот полетит. Стоило Барри захрапеть, как мы с облегчением разошлись по нашим коморкам. После такого длинного дня я заснул, едва голова коснулась подушки. Ночью, правда, разок проснулся – вдохнуть снотворное, пропитавшее тряпку, которую кто-то прижимал к моему лицу.

Очнувшись в следующий раз, я не понял, где нахожусь и почему не могу двигаться. Голова гудела, перед глазами плыло, но постепенно все отчетливее вырисовывался дворецкий с пилой в руках.

– Не волнуйтесь, мистер Ллойд. Больно будет только в начале. Потом вы потеряете сознание.

Мортимер был хорошим человеком, он не стал бы мне врать. Но, к сожалению, даже он мог совершать ошибки. Больно было очень долго. До самого моего конца…

Выронив метлу, я кинулся в дом и сразу натолкнулся на дворецкого: он стоял посреди холла с крайне бледным, даже испуганным лицом. Я мгновенно понял, что он – как я. Тоже в шутку озвучил какое-то глупое желание странному незнакомцу, не ожидая исполнения.

– Это я должен был быть американцем, который обнаружит и победит тебя, понимаешь? – выпалил я. – Осознаешь всю глубину иронии? Сказав, что я не прочь жить в компьютерной игре, я хотел стать крутым и неумирающим протагонистом, а не безликой жертвой с парой реплик! Тем более в квесте!

Дворецкий почти минуту ошарашенно таращился на меня. Наконец, он тихо ответил:

– Я не очень понимаю, что значит «игра» и «протагонист» в ваших словах. Но я знаю слово «ирония». И она в том, мистер Ллойд, или как вас там…

Я не помнил «как меня там».

– …Что больше всего на свете я ненавижу две вещи. Стариков. И англичан.

– Что ты пожелал? – задал я вопрос, уже не зная зачем. Меня наполняли только смятение и чувство дежавю.

Дворецкий ответил с улыбкой, почему-то заставившей меня подумать о пиле.

– Вечность заниматься любимым делом безнаказанно.

– Что? – растерялся я, позабыв, о чем спрашивал.

– Что? – не понял Мортимер. Его лицо вытянулось.

Наверно, я сказал какую-то чушь: потому-то дворецкий и оторопел. Он хмурился, будто силясь что-то вспомнить. А что Мортимер мне ответил, кстати? Не могу сообразить…

– Мне… сейчас идти… дальше убирать листву, да? – промямлил я, стараясь выглядеть естественно.

– Именно! – воскликнул дворецкий. Его лицо расслабилось. – Мистер Клод звонил. Он прибудет к семи вместе с наследником. Постарайтесь управиться к этому времени, мистер Ллойд.

Странное ощущение дежавю растаяло, я вернулся к своим обязанностям садовника.

Побег из могилы

Кирилл Ахундов

Очнулся в темноте. На жестком и холодном полу. Или это земля? Лежу, вытянувшись. Как мертвец. Блин, я умер? Поморгал… упс! А глаз-то у меня нет! Или есть, но не работают. Глазные яблоки не вращаются. К хренам яблоки ¬– кто я? Где я?

Не могу пошевелиться, не чувствую рук и ног. Даже рта раскрыть не могу. Парализован и ослеп?

Как ни странно, это предположение не вызвало паники. Главное, я мыслю, следовательно, существую, заявил Аристотель. Или Познер.

В пробудившемся мозгу резво закопошились идеи. Словно цыплята в инкубаторе вылупились.

Первое соображение: это не сон!

Тогда погадаем. Допустим, я был у бабы, потом не вовремя явился ее муж, и она спрятала меня под кроватью. Для надежности замаскировала чемоданом. Ну, на троечку эта версия сойдет. Все же лучше, чем лежать… в гробу. Ёк макалёк! Я умер?

Или как бы умер, меня закопали, а сейчас вот проснулся от этой самой летаргии. Ух, как все плохо – я бы застонал, но рта не было. Или он заклеен. Господи, а вдруг какие-то бандиты меня связали, сунули в багажник, везут убивать. Тьфу… маразм.

Спокойно! Не паниковать! У меня просто пьяный бред. Бухал, перебрал, отключился, а белочка утащила в дупло. Типа вытрезвитель. Полежу во тьме, приду в себя, опохмелюсь, побреду домой. Эта версия мне понравилась. Я бы даже облегченно вздохнул. Если б мог дышать.

Но я не дышал. Зато чувствовал запах…

Запах! Я принюхался, хотя знал, что нос не работает, да и не было его вообще, носа. И все же я ощущал запах – может, впитывал его обездвиженным туловищем, лишенным рук и ног. Пахло мертвечиной!

Я в морге. Лежу после аварии, изрезанный патологоанатомами. Поэтому не могу двигаться. Эта жуткая мысль почему-то успокоила. Появился фундамент, на котором я разложил свои соображения.

Итак, я очнулся в темноте, в незнакомом месте, без рук, без ног, без глаз, носа и рта. Хер-то хоть при мне? К черту хер, потом вернемся к малышу, сейчас о главном! Значит, я попал в аварию, меня выпотрошили и оставили в морге. Стоп! В морге ли?

А человек ли я вообще?

Может, мумия.

Попытался представить себя фараоном в саркофаге. Как там… Хуфу? Пирамиды, сфинкс, священный жук не воодушевили. Хуфу с ними.

Или разобрали на органы. Остался беззубый череп с заначкой мыслишек. Вы все подонки, подонки, подонки! Мысли начали путаться, меня понесло куда-то… я игрушка, примитивный искусственный интеллект со сбоем программы, меня сдали на перепрошивку. Я Иона, проглоченный китом. Пророк во чреве, ага.

Бриллиант в бархатной шкатулке. Вот сейчас загадочная красавица откроет ларец, прикоснется ко мне с вожделением нежными пальчиками.

Я клык в пасти белой акулы-людоеда, погибшей от заворота кишок, потому что она сожрала мутанта, пропитанного радиацией, ГМО и мельдонием.

Семечко, прилипшее к ботинку старого садовника Савельича, любителя клубничного самогона и газеты «Правда». Псих в момент ломки. И тому подобное.

Надо сосредоточиться.

Я жив.

У меня ничего не болит, не хочу ни есть, ни спать, ни трахаться. С последним пунктом определюсь позже. Я бессмертен.

А если я… бог?! Это самое приятное предположение, открывающее заманчивые перспективы. Исполать мне, алоха и марш гладиаторов.

Я бог в зачаточном состоянии. Скоро рожусь. На радостях я потянулся всем телом, словно ребенок после сна…

…и вдруг явно почувствовал, как шевельнулось в груди нечто острое. Кол?!

Итить его через селезенку, оказывается, я вампир! Упырь, вурдалак, кровосос. Дракула, забаненный Высшим Модератором.

Полный песец и катастрофа от великого до смешного.

Горькое открытие. Но оно воодушевило.

Упыри тоже люди. В смысле, имеют права, твари дрожащие.

Прикинул позитив. Нечто вечное, вне времени и пространства. Пока существует эта планета, мы не сгинем, не канем в небытие. Мы будем жить и цвести. С этой мыслью я попытался приподнять голову. Яростный миг сопротивления – и мне удалось выпрямить шею! Макушкой коснулся доски. Так и есть, лежу в гробу.

Думаете, забили в грудь кол, избавились навеки?

Слава КПСС! То есть… да здравствует вампиры и мировой упыризм!

Я рванулся вновь, чувствуя, как тело наливается силой, как начинают шевелиться пальцы, на которых медленно прорастают когти. Что ваша острая палка против моих когтей и клыков?

А ну-ка! Осторожно нащупал тонкий паз в досках гроба и вонзил в эту щель удлиняющийся коготь. Путь к свободе сквозь могильную тоску и мать сыру-землю.

Я взламывал доски, росла моя сила. Я жаждал солнца, хотя сомневался, что яркий свет полезен упырям. Но древний инстинкт, словно навигатор в джипе, направлял меня в сладкий мир тепла, воды, звуков и обладания природой. Пела во мне охота радостного безумия. Аппетит ветра и дождя.

Люди, я скоро встречусь с вами. Кстати, когти еще больше выросли.

Доски, наконец, треснули, скособочились, и я оказался наполовину освобожденным. Что за аферисты гробы делают! Говно, а не гробы, соплей перешибешь. Привет вам от дракулевича…

Двигаться сквозь почву было уже легче. Во мне ширилась мощь, играл кураж. Я пробивался к свободе, как граф. Земля, песок, перегной, щебень, мусор, – раскапывал, как адский крот. Словно потусторонний земснаряд. Дрожь земли, десятая серия. Я Тот, Кто Удрал Из Могилы.

Растолкав последние комочки земли, я с торжествующим воплем рванулся на волю…

…из рыхлой бороздки, пересекающей холмик захоронения, выглянул ликующий бледный росток вьюнка с пружинками гибких усиков.

Посмотрел вниз, вздохнул, спасибо за поддержку, Савельич! За подпитку, которой невольно поделился. За юдоль и душу тебе низкий поклон.

Отдыхай, друг.

Дальше я сам.

Девятый инвестиционный форум

Вячеслав Слесарев

Нужду братья справили прямо на Лиговском проспекте, без особых церемоний, просто подойдя поближе к стене жилого дома. Улица была пуста. Лишь по противоположной стороне, напоминая робота из малобюджетного фантастического фильма, проковыляла какая-то бабка в противогазе и резиновых перчатках по локоть.

Некоторое время они шли молча. Первым молчание нарушил Виктор:

– Похавать бы чего, – тоскливо простонал он.

– Да? И где ты хавчика возьмёшь, гений? – поддел его Моисей.

– Да магазинов кругом хоть жопой жри. Только закрылись все. Из-за этого, как его, вир… – Виктор сосредоточенно пощелкал в воздухе пальцами, – из-за вер… из-за версуса!

– Из-за вируса, даун, – поправил его Моисей, – ви-ру-са!

– Данунах, нет сил терпеть, вот возьму и… – с этими словами Виктор схватил металлическую урну, размахнулся и приложил ею по витрине небольшого продуктового магазинчика. Результата не последовало. Даже после нескольких ударов стекло удалось разве что поцарапать.

– Погодь! Смотри-ка! – Моисей указал на дверь магазинчика. Та была закрыта, но из замка свисала связка ключей. Он повернул ключ и отпер дверь. Тут же заверещала сирена.

– Сигналка! Валим! – Виктор бросил урну на землю, и собрался, было, бежать.

– Херня, я щас её взломаю! – Моисей зашёл внутрь, сорвал со стены огнетушитель и принялся яростно дубасить им по источнику звука – чёрной сирене под потолком. Сирена сначала захрипела, а потом, когда огнетушитель перебил провод, замолкла вовсе.

– Чисто! – крикнул Моисей брату, победно потрясая над головой обеими руками. Перед ними простирался продуктовый супермаркет, ещё не тронутый, затаренный под завязку.

– Это мы неплохо зашли. Тут хавчика – горы, – Моисей схватил с хлебного лотка лепёшку и разом умял её. Потом открыл банку «яги» и залпом её опустошил.

Наевшись и напившись до отвала, братья припасли с собой по сумке с чипсами и пивом, и решили, теперь уже в качестве развлечения, снова отравиться на улицу на променад.

Не пройдя и сотни метров, Виктор заметил, что по левую руку от него семенит стройная женщина, блондинка, лет под сорок. Причёска её растрепалась, но одета она была в элегантный тёмно-красный костюм бизнес-леди. Женщина жадно смотрела, как Виктор запускал руку в пакет с чипсами и отправлял их пригоршнями в рот. Проводив глазами очередную порцию, она, наконец, потянулась к пакету:

– Дай мне, есть хочу! – голос у неё был низкий и весьма сексуальный.

– Э, не! Так не пойдёт, – Виктор убрал от неё подальше пачку, – еда денег стоит. Деньги-то есть? – спросил он, скептически отмечая, что у дамочки нет сумочки.

– Денег? Нееет… – брови женщины поползли вверх.

– Ну, а как же ты платить будешь?

Женщина посмотрела на пачку, потом нетерпеливо покрутилась на месте, и наконец ответила:

– Буду… Писей!

– Ну, вот это совсем другое дело! Тогда идём обратно, в магазин, – Моисей демонстративно позвенел ключами и положил руку даме на плечо.

Жанна Григорьевна – по дороге в магазин братьям удалось узнать, что именно так звали девушку, стояла на коленях на ленте кассового транспортёра и жадно уплетала шоколадки из поставленной перед ней коробки с надписью «Марс». Казалось, она не предавала особого значения тому, что Моисей подошёл к ней сзади, задрал юбку и резким движением сорвал с неё трусики. Потом, когда он сходу приступил к своему делу, было неясно, то ли она мычит от радости потребления батончика, то ли это реакция на происходящий с ней половой акт.

Наскоро справив похоть, Моисей плюхнулся в кресло кассира и закурил взятый здесь же, на кассе, Винстон.

– Вить, ты-то бабу будешь? – спросил он у брата, который всё это время стоял рядом, задумчиво потягивая пиво из бутылки. Тот как-то резко спохватился и судорожно принялся расстёгивать штаны.

– Да не спеши ты так! – добродушно рассмеялся Моисей, отправляя кольцо дыма под потолок, – никуда она не денется. Теперь у нас целая куча времени.

Выйдя в очередной раз подышать воздухом, братья заметили разительные изменения в уличном пейзаже. Прямо перед их магазином, припарковавшись носом в покосившийся столб, стояла полицейская машина. Водитель был придавлен к сиденью подушкой безопасности, и то ли спал, то ли умер. Второй полицейский стоял снаружи машины и сосредоточенно скрёб ногтями дверь. Очевидно, он что-то там забыл или захотел поговорить со своим коллегой, и теперь безуспешно пытался войти внутрь.

– О! Менты! За нами походу приехали? – нахмурился Виктор.

– Может и за нами, только, кажется, им тут и без нас весело, – заметил Моисей.

– Позвольте-ка, господин милицейский, это ручка, она открывается вот так, – он демонстративно дёрнул за ручку, открыл дверь патрульной машины, и сделал пригласительный жест.