Непринятый да Непринявший

– Команда судна, что вернулась, сообщила, что войну нам Ведны открыто объявили.

– Ты понимаешь, что несёшь? – Камус вопросил. – Ведна – мошка, не иначе.

– У них судов боле всего из всех наших данников. – как бы про себя отметил Пересвет.

– Однако войска нет. – развёл руками Камус. – Да и числом судов их вчетверо меньше моих.

– Войско у них есть. У них посадник помер. От дани хотят отбиться, видно. Цель эта их слепит.

– Какое войско, уж тем паче без посадника иль глав? – Камус засмеялся. Пересвет же резко сбил:

– Значит, выбор невелик. Ты сам отправляешься туда. Восстание подавишь, как муж от рода Чурова. Посадника назначишь. Дань от них возьмёшь.

– Я свободен в своих действах? – Камус поглядел на Пересвета. – Или вновь в какой-то план ты меня не посвятил? Говори сейчас.

– Коль будут недовольные – делай что считаешь нужным, но не перестарайся. – Пересвет изрёк. – Держи своих в узде.

Глава 17

Мутны небеса

Олег с ложа поднял главу и, вобрав в грудь воздух, тяжело закашлял. Тьма в зеницах ужаснула и разбудила память. Что с глазами? Что? Взор князя метался. Проблески света отыскав, Олег торопливо двинулся на ощупь к ним. Вырвавшись из мрака, князь зажмурился. Грудь ещё болела, но не так, как раньше. Незнакомца не было. Глаза Олега от вчера стали лучше видеть, но всё же не как накануне. Похоже, покалечил всё же. Вокруг довольно мутно. Рядом с землянкой, из коей Олег показался, князь увидал строение. Баня, похоже, в коей его незнакомец парил. Остальное во дворе находилось в беспорядке. Стол стоял в центре двора. Окружался пнями. Вокруг двора высокий лес с тёмными деревьями в высь уходившими верхами. Чем выше, тем не ясней они виделись Олегу. Он вновь руками затёр веки. Но не менялось ничего.

Как бы Олегу возвратиться в Перун, да побыстрей? Камус всплыл вдруг в памяти. Неждана, Пересвет. Князь губы нервно сжал. Да возвратиться надо. И так отсутствовал довольно. Понять бы, как далече Олег от столицы. Куда унесло теченье? Холку вновь взлохматят дома. Олег тихо застонал. Да не в лесу же оставаться?

Вдруг князь увидал тёмную фигурку, коя издавала звук стонущего плача. Дева. Она пыталась, как казалось, укрыться в углу у банной стены. Суетилась – видно, вытирала мокрое лицо. Олег смутился. Не приметить её мог разве что совсем слепой, да и глухой, пожалуй.

– Ты чего? – спросил он. Дева попыталась спрятаться сильней. – Тебя видно, бестолковка.

Дивчина поднялась с опущенным лицом и громко носом шмыгнула.

– Спасибо, что мя…

– Что рыдаешь?

От вопроса девица икнула и внезапно разразилась таким рёвом, что оглушила князя:

– Да ты чего?

– Я брата потеряла!

– Тихо ты! Где потеряла?

– Я не знаю! Унесли, а я…

– Да не вопи!

– Я потеряла брата!

Олег перстом прочистил ухо. Дева продолжила реветь потише и обратно села. Князь затоптался, подошёл к столу и на пень опустился. Попытался оглядеться. Поморгав, ладонями он на очи надавил привычно и поднял глаза. Видел он, может, и мутно, но достаточно неплохо, чтобы понимать, что куры вышли из строения и стали клевать что-то. Солнце светит ярко. Князь видел, как сквозь ветви лучи поляну пронизают.

Олег вновь глянул на дивчину. Весна лишь занялась, а её лик и руки уже светило обласкало. Светло-русая коса падала на спину. Несмотря на то что дева сама довольно крепенька, одёжа на ней велика. Возможно, незнакомец, спасший их, ей дал. Князь недоумённо брови свёл. С чего вдруг Олег её смог разглядеть так ясно? Мутно ж всё вокруг. Князь головой тряхнул и яростно протёр глаза вновь, молвив сдавленно:

– За братом сигала в реку?

– Нет. – пискнула она. – Не пойму, что деется.

– Что? – Олег не понял.

– Не знаю. Я бежала… они Родимовича унесли… а я…

– Уймись! – не вынося криков её, резанул Олег. – По порядку расскажи, что с тобой случилось?

– Ой, милые. А я тут вам принёс…

Олег глазами пробежал по старику и удивлённо задержался. Непонятно, что с ним было. Кожа будто бы в земле вся. Измазаны лицо и руки. Одет также странно. В седых волосах шишки застряли. Горбик на спине. Старик миску на стол с орехами поставил. Олег вопросил:

– Ты кто?

– Я, друже, Лесовитый. А тебя как нарекли матушка да батюшка?

– Я Олег. Сын Богдана, князь Сварога. Вхожу в род Чуров.

Алёна вдруг на князя вылупила очи.

– Ты… как же… – изрекла.

– Мне в Перун нужно вернуться. – глухо перебил Олег.

– Не пойму тебя я, друже. То ты князь Перуна, то Сварога, хотя и выше их быть невозможно. И разве не Чур твой прародитель?

– Да что ты, дед, несёшь?! – Олег терял терпенье. – Сварог – земля под властью рода Чурова, Перун его столица – град! Я оттуда!

– Это светлые владыки. – засмеялся Лесовитый, будто бы не замечавший дёрганье Олега. – О какой земле ты мне тут твердишь?

Олег дыханье задержал и глянул на Алёнку.

– Как же я в Перун попала? – меж тем уронила дева. Олег еле удержал в себе язвительные вопли. Красный от натуги, он выдохнул сквозь щель меж губ. Князь вернул взор к Лесовитому:

– Река, на берегу которой ты нас подобрал, теченьем унесла нас от столицы. Мне нужно к ней!

Улыбка незнакомца упала. Он лес оглядел.

– Мои владенья в этом месте. Тут тоже хорошо. Оставайтесь, милые.

– Не понимаешь, что ли? Я князь! Мне нужно воротится.

– Я не знаю, как ты попал сюда. Но, увы, отсюда вы уйти не сможете.

– Как не сможем? – Алёна спохватилась. – Я не могу остаться здесь. Мой брат…

Она запнулась. В глазах вновь проявились слёзы.

– Прости, Алёнушка, но я правду говорю. Мои владенья – этот лес. Он маленький, день туда и по деню в стороны, – руками Лесовитый замахал. – Далее мои собратья. Но бороться с ними иль в их владения пройти не по силу вам. Я ничем не помогу, роднушки, увы. Мне б за собственным леском уследить.

– Я не могу! Родимович!… – взвизгнула Алёна. И разразилась плачем.

Олег поморщился от крика. Но яд новый удержал.

– Отведи меня к границе владений твоих и других, – князь молвил. Вздохнул Лесовитый:

– Ты не выйдешь, милый…

Более не хотел князь попусту болтать.

– Отведи меня до краю.

Глава 18

В ожидании судьбы

Миролюба поднялась в постели и колени обняла. Легко упало покрывало с ложа у неё. Игривый настрой у княжны был. Она улыбалась.

В постельной её с сёстрами было просторней и светлее по сравнению с другими горницами в тереме. Зимой, в морозны дни даже хладно становилось. Печи хоть и жарили, но в Свароге дни снежные бывали круты да суровы, благо, что нечасто. Но сейчас-то весна в небе. Даже окна приоткрыты.

Феня вновь ушла учиться. Ранняя птаха она. Миролюбе б таку прыть и умок, как у сестры. Да не могла себя заставить столько читать и слушать мудрых. Была на год она младше Миролюбы, да взрослей. Часто Феня с сёстрами делилась новыми познаниями, те же с завистью боролись. Порою даже часть запомнить они не могли из речей сестры. У главы их рода – брата Пересвета – Феня любимицей была. Сколь мог, он проводил с ней время. Та ж с его детьми и женкой помогала часто, хоть и мало их любила. Миролюба не могла этого понять.

– Есть какая вещь, сестра, как почтение и благодарность. – Феня отвечала ей. С гордостью перс подымала и грозила им: – Ни для кого из вас столько брат не делает, сколи для меня. И не потому что он меньше любит вас, а потому что видит то, что я могу, и то питает.

В её речах звучал голос Пересвета. Не её эти слова, а явно вбитые ей в разум. И это утешало. Сварожечий владыка – братик Ярослав – в отличие от Пересвета, неприкрыто любил девок Чуровского рода. Баловал, как и отец когда-то тешил их. Пересвет не был таким. Много из сестер он беседовал лишь с Феней. От остальных был вдалеке. Но из слов всё той же Фени ничего не укрывалась от взора Пересвета. Всемогущий брат следил за всем и даже за самим Владыкой.

Но сегодня грустные раздумья Миролюба сбросила. В её яви вскоре произойдёт прекрасное. Покраснев, она запищала радостно и подскочила к сундуку с платьями своими.

– Иди умой лицо вначале. Что ты мечешься опять? – услыхала Миролюба, глас Ясинки. Хитро сощурила глаза вошедшая в двери сестра и скрестила на груди руки: – Авось плывущий к нам князёк будет с свиным рылом.

– Завидуй, Ясенька. Завидуй. – сестре Миролюба показала язычок. – Ведь сама всё знаешь. Не князёк, а отингир33. И он, как мне сказали, нравится многим девицам! Чернобровым его кличут. Был в бою, мир повидал. Я женою ему буду.

Ясеня губы сузила и к окну отвернулась. Видно, как сама сестрица раскраснелась за напускную строгостью.

Одевшись, Миролюба быстро подошла к зерцалу, гребень ухватила и принялась космы чесать, кинув те через плечо:

– Утешься, милая. И ты счастье своё сыщешь.

– Камус, видела, подрался? – перевела внезапно Ясеня разговор.

Воздушность Миролюбы мигом тяжестью поникла.

– Я всегда его боялась. Когда проходит рядом, мне кажется, что он сейчас меня ударит.

– Да с чего бы? – удивилась в ответ Ясенка. – Греза говорила, он ни разу не поднял руку на неё.

– Я не верю ей. Она его уж слишком любит, или же боится. Видела, как он её за руку схватил? Она же отмахнулась просто… а он так её…

– Но не побил же. Чего ты суетишься? – Ясенька запнулась и заметила с улыбкой: – Помнишь, как она-то припустила, когда к ней стражник подбежал – сообщил о драке?

– «Да что ж такое?» – вякнула и припустила к крепости. – Миролюба прыснула. – Да, то потешно было. Особенно лицо её.

– А кто это подрался с ним? Я не представляю, кто б на то осмелился?

– Я тоже не скумекаю. – призналась Миролюба. – Да коли разбирать, с кем дерётся Камус, если верить Грезе, дня мало одного. Он не человек.

– А вдруг и твой красавец не лучше будет? Камус тоже ведь нравится многим девицам и мир-то повидал, и в боях-то был… – вставила Ясенька и с испугом осеклась. – Ой, извини, родная.

В груди защемило у Миролюбы сильно. Видно, выдала себя, потому как Ясенька тут же всполошилась. Пытаясь успокоить Миролюбу, сестра делала лишь хуже. Пришлось притвориться, чтоб Ясенька утешалась.

Заутрок34 прошёл с сёстрами в лучах от солнца, что проникали в горницу. Окна отворили. Но из-за того, что Аделя с Надей были с ними, любое утро – как в тени. Опечалились сестрицы Чуровского рода. Все молчали, и кто бы ни пытался разговор начать, их Аделя обрывала. Спорить со старшей из сестёр опасно. Особенно сейчас.

Надя зрела в пустоту – будто не жива.

Миролюба ощущала всю тяжесть, что витала над вдовицами. Она уже и позабыла, что это за ноша. Пять годов назад на них рушились несчастья одно за другим. Батюшка погиб так резко. Никто не ожидал. Каким же он был бодрым! Таким добрым был. Его гибель потрясла не только Чуровых. Как скверно. Слёзы прожгли вдруг очи Миролюбы. Она сбросила из дум образ батюшки, но вдруг в памяти возник лежащий Пересвет. Как страшно в муках умирал от своей ужасной хвори. Как же было страшно и больно нестерпимо. Какое счастье, что он жив, только вот их Игорь… Не успел род даже порадоваться за Пересвета. Миролюба проглотила душащий её ком. Как же семья страдала. Что же с ним стряслось? Никто так и не смог с ясностью ответить. Игоря не хоронили. Пропал с супругой он бесследно.

Как ушли Аделя с Надей, дышать легче стало. Обменявшись фразами, княжны разбрелись каждая по делу. В эти ясные деньки братья позволяли не слишком много заниматься и даже гулять. Кто-то из княжон пошел с чадами играться. Миролюба ж села безмолвно на скамью крыльца.

Кто же этот отингир, что едет к Миролюбе? В голове всплывали разговоры о нём братьев. Славный воин Матс, младший брат владыки Рамодана, что когда-то поддержал род Чуров в Асгароте. «Девки его любят, говорят, – Миролюбе добавлял покойный Огнедар. – Тебе, княжна, понравится. Молод, справедлив и храбр». Но Камус ведь такой же, по чьим-то словам! Миролюба содрогнулась и вздохнула напряжённо.

– Что-то случилось? – услыхала она грубый голос. Перед ней предстал дружинник с редкой, короткой бородой и потрёпанным лицом. Миролюба даже не сразу ответ разыскала. Нечасто к ней из воинов кто-то обращается. Она глаза неловко опустила:

– Я побыть одна хотела.

Дружинник на мгновенье задержался, но после отвернулся, чтоб уйти.

– А зачем вы подошли? – княжна вопросила. – Я выгляжу тревожно?

– Да.

Тоска Миролюбы стала тихо отступать. Грустить иногда надо. Но отчего сейчас-то, да на глазах у всех? Княжна встала, отвернулась и яростно потёрла своё лицо ладонями. После снова глянула на ратника.

– А так?

– Тебя обидел кто-то? – дружинник произнёс.

Вновь Миролюба загрустила и села на скамью обратно. Задумалась. А кто обидел? Камус ведь не обижал.

– Знаете, сейчас столько на нас навалилось. Но я не хочу грустить. Меня должны замуж отдать. Но только страшно, вдруг всё будет не так, как грежу я.

Дружинник, лоб наморщив и выпучив глаза, опустил взор в землю и спросил:

– О чём ты грезишь?

– Ой, – глаза Миролюбы осветились. – Я хочу, чтоб он был прекрасный и сердечный, отважный, умный и могучий, достойный, но только чтоб мне предан был он. Чтоб братьев он… – княжна запнулась, открыв рот. Ратник подсказал:

– Потряс.

– Правда! – княжна запылала. – Как же я того хочу.

Дружинник рот скривил и тупо закивал.

– А вы кто? – Миролюба оглядела наконец дружинника. – Я вас не помню.

– Я недавно… – воин от земли взор не отрывал.

– А имя ваше?

– Д-Добрыня.

– Тот, что добро несёт. – Миролюба улыбнулась. – Я сына так назвать хочу. Оно моё любимое, но коли мой супруг, конечно…

– Ты меня не помнишь? – сбил её воин внезапно.

Миролюба стихла, глядя на него, так же не отрывающего взора от земли. Она смотрела и молчала долго удивлённо. Да, в памяти её никак не проявлялся этот человек.

– А скажите мне, прошу… Я вас не узнаю. – робко княжна произнесла, кулачок к губам прижав.

– Ты говорила, что с меня это имя полюбила. – дружинник глухо молвил и глянул на княжну. Миролюба замерла, глядя будто сквозь него. Ручки на щёчки положила и уронила:

– Ой.

Рядом кто-то чертыхнулся, и княжна увидела двух невдалеке стоящих ратников, коих она знала, но имена не помнила.

Добрыня что-то пробурчал и, поклонившись, поспешил прочь.

– Добрыня, стой! Добрыня! – Миролюба крикнула. – Добрыня, стой! Прости меня!

Но Добрыня шёл прочь, так же выпучив глаза, глядел себе под ноги.

– Ну, что ж. И так бывает. – пробубнил Баян, как догнал Добрыню. – Ты… это… ну… Ай, да ладно… – Баян махнул в конце рукой, неловко замолчав.

Добрыня его не услышал. Чувствовал себя он странно. Ни разочарования, никакой досады нет. Ничего не ощущал. Даже будто облегченье. Ведь всё об этом предвещало. А чего он ждал? Впервые наконец он себе позволил задать вопрос, что все ему уж задавали. Чего ты ждал, Добрынька? Что она ждать тебя будет? Что о тебе грёзы её? Окстись. Добрыня усмехнулся. Ты на кого тут облизался и на что надеялся? Воислав пред внутренним взором его встал. Наверное, Добрыня и сам давно уже смирился, только вот не признавал. А сейчас услышал. Эх, Миролюба, Миролюба… Ветер в твоей ладной головушке гуляет. Добрыня ж клялся ей замуж её взять. Был уверен, что она также этого желает. То, что ей он говорил, он помнил хорошо, да вот незадача! Сейчас, пытаясь помянуть, что Миролюба отвечала, он просто руки опускал. На самом деле он чуял, как и слова, что говорил Добрыня ей зимы назад, из памяти летят вслед ответу Миролюбы.

– Ты чего тут, чёрт с улыбкой? – догнал с вопросом Якоб. – Она там надрывается. Ты чего ушёл?

– Благодарен, мужики. Без вас бы ещё дни плутал. – Добрыня скривил губы. Якоб и Баян переглянулись.

– Ну, чего? Пойдём на поле, чёль. Тебе Желан велел резвость набирать.

Глава 19

Терем

Миролюба вихрем в терем ворвалась, где княжны сидели, по-прежнему с детьми играли.

– Греза, Ясенька, вы знали?

– Миролюбка, ты чего? – Феня вышла из-за угла.

Миролюба за голову ухватилась, села, но вновь подскочила и кинулась к окну.

– Да что случилось? Объясни! – Греза стукнула рукой по лавке и вышивание кинула. – Сядь! Хватит метаться!

– Ой-ёй-ёй! Я не могу! Как неловко, батюшки!

Миролюба бухнулась на скамью и на колени руки положила. В ладонях лик свой спрятала.

– Что ты натворила?

– Да нет! Добрыня воротился! Мой Добрыня! Помните? Я с ним в лес бежала после смерти папеньки!

Греза резко выдохнула. Ясенька раскраснелась.

– Добрыня, кой тебя похитил? Кто его пустил сюда? – Феня оробела.

– Он средь наших гридней! Недавно, говорит, что прибыл.

– Да ты что? Вот беда! – Ясенька глянула на Феню. – Его же братья разорвут, коль узнают, кто он! Его сейчас же нужно гнать, пока он взоры не привлёк их.

– Вон он! – У окна Миролюба пискнула. Греза, Ясенька и Феня к окну подбежали и проследили за взором сестры.

– Боюсь спросить, – Греза уронила. – А это, случаем, не тот, кто давеча с моим сцепился? Пояс-то красный его.

– Ой, а ведь и вправду. – Миролюба пригляделась. – А я и позабыла. Точно ведь, и лик его!

– Миролюба! Бестолочь!

– Девоньки, Камус идёт!

Княжны замерли, как ледышки, когда сверху разглядели, как Камус с кем-то из купцов шагает навстречу дружинникам, средь коих шёл Добрыня. Казалось, столкновенье вот-вот произойдёт. Княжны дыханье затаили. Но оба, не заметив друг друга, прошли мимо. Сёстры вздохнули облегчённо и одновременно на скамью осели. Миролюба прыснула:

– Что мне делать, девоньки?

– А как он подошёл к тебе?

– Ой, так неожиданно! – расплылась Миролюба. – Так спросил, что, мол, случилось? Я ж вся об отингире в думах. Волнуюсь. Не ответила. А он так настоял! Сказал, что, мол, кто-то меня обидит, он его убьёт.

Лицо Ясинки осветилось.

– А что ещё сказал?

– Ой, он много говорил!

Греза же в окно в это мгновенье зрела на супруга. Тот готовился к чему-то и с кем-то говорил. По поведению его она уже всё поняла. Камус поднял глаза к окну терема и, повстречав взор Грезы, удивился на мгновение и поманил двумя перстами, чтобы та спустилась. Как жена сошла, он мирно произнёс:

– Уплываю я, голуба.

Глава 20

Лесные грани

Олег шёл за Лесовитым. Лес зарос неслабо, и пробираться было трудно. Князь меж тем всё привыкал к собственному взору. Через некоторое время он стал осознавать, что не в глазах мутно его, не в воздухе витает что-то – туман иль рассекающие в ветру паучьи нити… Всё вокруг само каким-то было ненормальным. Всё так же, как и раньше вроде, но неясно как-то. Даже если б захотел Олег то, что ловил глазами, никак не смог бы объяснить… Тени бегают, кои порой даже обретают цвет. Иногда внушал себе князь, что то ему казалось. Уже и очи незаметно он потирать переставал. Алёна ж в нетерпении всё ещё их тёрла. Похоже, что округа так же тревожила её. Но что Олег сказать ей мог? Мог только успокоиться, что не у одного него неясности такие.

Лесовитый всё вздыхал и поправлял листву молодых деревьев, кои по пути встречались. К кустарникам он нагибался, бубнив что-то под нос… Горб мешал его движеньям. Власы в глаза лезли. Олегом понемногу же мысля овладевала. Это ведь не человек – этот Лесовитый.

– Ты можешь пошустрей? – терял терпенье князь.

– Куды нам поспешать? – ответил Лесовитый.

Шаги Алёны слышал Олег за своей спиной, да уж не оборачивался.

Животных столько вокруг было, сколь князь не видел за всё бытие свое. К Лесовитому тянулись, но сразу сторонились, как приближались люди к ним. День целый путники плелись. На ночь им пришлось даже остановиться. Олег хотел костёр разжечь, но Лесовитый не позволил.

– Ночки здесь, родной, тёплые.

– А звери? – князь недовольно сплюнул. Лесовитый ж уронил:

– Они не тронут.

Два дня шла троица всё прямо. Две ночи ночевали. И наконец у края леса они остановились.

– Дальше, я боюсь, мальчик, хода мне не будет.

– Тут твой лес кончается?

Олег вышел вперёд. Увидев пред собой овраг, князь прошёл поближе. Прикрикнул Лесовитый:

– Олекша, не ходи. Шустрик осерчает.

– С чего это? – князь встал на месте.

– Олег, не ходи. Прошу. – послышался Алёнин голос. – Лешие бывают грозны.

Олег скривился. Что за чушь? Коль хозяин этого леса был бы жутким, то и сам лес был бы скверным. Это если вспомнить придания Сварога. Олег не шибко слушал их.

Ветер покачнул деревья. Князь не шевельнулся. Он стоял и смотрел прямо, пока не разглядел в просветах силуэт.

– Эй! – окликнул князь. – Это ты хозяин леса?

Человеческий ребёнок показался им. Мальчик сосал кулачок. Князь причмокнул недовольно и к Алёне повернулся. Она, поймав его взгляд, быстро качнула головой, указав тем самым – это не её брат.

Второй силуэт явно был побольше. Могучий муж с такой же грязной кожей, что у Лесовитого, взял малыша на руки да молча глянул на Олега.

– Здрав буди, хозяин леса. – Олег молвил. – Не граничат ли твой лес с людским поселением?

– Нет. – коротко ответил тот, чем обескуражил князя. Как же нет, когда в той стороне Перун?

– Могу ли я пройти через владения твои?

– Проходи. – ответил он. – Но плату заплати.

– Чем примешь?

Незнакомец глянул за спину Олегу. Князь, недовольно скривив губы, оглянулся. На Алёну скот смотрел.

– Почто тебе она? – Олег процедил сквозь зубы.

– По-другому расплатиться со мною ты не сможешь. Иных плат не принимаю. Мне дороги лишь девичьи твари.

– Чёртов вымесок! – буркнул Олег. Незнакомец усмехнулся и мягко высвободил из ручек ребёнка собственные власы. Олег прикрикнул: – Так вон, мальчишка у тебя. Почто меня-то не пускаешь?

– Девчурка это. – Шустрик главу пригладил чаду и в лоб поцеловал. Вновь на князя глянул. – Таких, как ты, я убиваю или отпускаю, взяв за житие уплату.

– Не буду я по-твоему… – князь закашлялся. Простуда, видать, не отошла. Все молча ожидали окончания приступа княжеского кашля. Шустрик стоял, усмехался, но также молчал странно. Наконец Олег с досадою и раздраженьем сплюнул слизь из горла и рявкнул Лесовитому: – С тобой граничит и другой лес! Отведи меня к нему!

Лесовитый лишь собрался что-то вякнуть князю, но…

– Лесовитый. – Шустрик негромко кликнул. Старик несмело глянул на соседа. – Твои силы на пределе, и твой век почти прошёл. Так вот, парниша. – Сосед вновь на Олега глянул. – Ты жив, поскольку я с почтеньем отношусь к веку соседа. Как жизнь его придёт к концу, я завладею этим лесом. Ты умрёшь. А ты, девочка, не бойся. – Алёна тихо охнула, когда Шустрик обратился к ней. – Если что те будет нужно, я всегда буду опорой. Приди, когда захочешь.

Шустрик побрёл в лес. Олег пошёл за Лесовитым. Он даже не сразу обнаружил, что Алёна с места не сошла.

– Алёнушка. – окликнул её Лесовитый.

– А если… – девка молвила. – А если он поможет мне б-брата отыскать?

– Алёнушка, коль ты пойдёшь к Шустрику – то навсегда. Ты до смерти там жить будешь. Он не выпустит тебя.

Алёна на Олега взгляд перевела, кой так же на неё глядел. Лесовитый снова двинулся вперёд. А девица пошла вблизи с Олегом.

– Прекрасно. – уронил князь, кивнув на лес соседа. – Дед говорит, что ты от той бабской наседки боле не уйдёшь, коли решишь к нему податься. Так мы и так, коль ему верить, отсюда не уйдём.

Алёна замерла на месте, молвив:

– Что ты говоришь? Ты хочешь выменять меня? Уйти, а для меня, мол, жизнь не переменится…

– Накрутила… – Олег бросил. – Я этого не говорил. Но сама скумекай. С этим ли навечно ты останешься, иль с тем. А для меня ж различие, буду ли я жив, когда помрёт Лесовитый.

– Почто ты это говоришь?

– Просто разъясняюсь. – князь отмахнулся. – Не вникай. Нам просто надо выбраться.

Олег пошёл за Лесовитым дальше. Алёна недолго постояла, но всё же нерешительно двинулась за ними.

– Лесовитый, – князь окликнул лешего, тот, крякая, на Олега поглядел, кой указал в сторону. – Там ведь лес другого лешего? Так?

Вместо ответа Лесовитый замотал главой косматой.

– Не ходи туда, Олежка. Тот скверный – Стрыжник. Не ходи. Опасности притянешь!

Олег с трудом сдержался. Доколи его хватит?

Глава 21

Байки

Тучи собирались над крышами Перуна. Ветер колыхал деревья. Но буря не спешит. Добрыня видел, как прошла та где-то в стороне. И досаду ощутил. Как же он задохся. Дождя не будет. Значит, хоть какому-то продыху не быть.

– Болит чего? – Воислав к нему тревожно подошёл.

– Терпит. – отбросил Добрыня и поднял глаза. Бока ж на деле разрывало. Испарина на лбу тесьму промочила. Дыханье грудь вздымало. Но Желан Добрыню щадить не собирался.

– А-а, девка! – десятник засмеялся. – Сопли утирай и бегом вдоль поля. Что? Нянька суетится?

– Воислав, свали! – Добрыня броском отмахнулся и кинулся куда велели.

До войны, честно сказать, его гоняли даже больше. Впервые, как Добрыня под Велес прибыл пять зим ещё назад, его так впрягли, что он мыслил тогда было: «Да к бесам! Жить хочу!» Какая Миролюба там? Какие обещания?! Хотелось просто бросить всё и удрать как есть! Почему так не решился? До сих пор не знает. Опосля ж Косториана Добрыне и не позволяли так скакать, как раньше. Пеклись, хоть и посмеивались, мол, «Княжеский зятёк. Коврик постелите». Желан Добрыню испытал и возмутился с такой дури. «Паря меня переживёт!» – десятник заключал.