Соборище. Авангард и андеграунд новой литературы

День шерсти

Сочные жабры бабьи.Точные вирши рабьи.Как на последнем вздохе,Чуют День Шерсти блохи.Лепят из снов да хлебаМусоропровод в небо.Топливом потных сутокПоят газетных уток.Стоящее – нестойко.Вот и попробуй – спой-ка!..Прежде могилы новойДа чешуи еловой —Жадно глотнуть направо,Не расплескав азарта…Ты – как картинка «ава»,Я – рана авангарда.По бытию – микробом —Вынести эту легкость…Неба ли я мокрота?Или у новых блох гость?Смерить успеть до смертиВновь приходили черти.Сдал их молве безмудойВместе с пустой посудой.Вслед за говном вагонов —Оттепель новых звонов.Конница цепких весенМежду Господних десен.Перемирившись с бредом,С герпесом, с винегретом,Чуют День Шерсти блохи.Копят гнилые бздехи.Жирные ребра рыбьи.Синие вопли выпьи.Точные вирши рабьи.Сочные жабры жабьи.

«Дрожали в озноб объятия…»

Дрожали в озноб объятия,Сентябрь краснел рябиной,Прохлада плела апатии,С залива тянуло тиной.Мерцало о прошлых, хороших днях.Сползали пустые вестиФасадами в старых пролежняхДа крышами сплошь из жести.Сидели и снова верили,Что вечность мудрее утра.Увечья стаканом мерили,Бледнели похмельем утло.Тащили стихи калечныеПо скулам да лбам кобыльим,И падали просторечияПод ноги высоким штилям.Неслось окаянное «звонче жги!»,Рвалось свистоплясом синим.И дамы ломали зонтики,Мешая гламур с мартини.И кролик с глазами пьяницыРонял в тротуары траур.Никто никого не хватится,Все мимо, миледи, фрау!…Натужные рукопожатия,Азарты над картой винной…Прохлада плела апатии,С залива тянуло тиной…И город, как будто спросонья – тих,Сквозь памяти позолоту,В каденциях альбиноньевыхНавек уходил под воду.

Метанойя

Выстелить плечи цветами маяДумал, ключами звеня-играя.Ягодой греть глаз твоих лукошко,Жажду мешая похмельной ложкой,Жадной охапкой сгрести застолье,Выменять воды на богомолье,В милость елея гортань лелея…Не поборол ветрогон Борея,Грузно споткнулся о не отпетых,Пузом полег, как и те, – в поэтах.Выжал до изнури тела губку,Не изменяя ни тьме, ни кубку.Не потакая ни дну, ни веку,Радугу плел через сердца реку.Вечность измаяв в сожженном храме,Тлен перемерив в погостной яме.Вымолив тихо у неба крышу,Кинулся дуть, где хоть что-то дышит,Слышит, шуршит, расчехляет поры,Чистит от мнений помета норы.Выхлебав хляби спиртной цистерну,Глаз твоих высосав всю инферну,Сдал спецодежду мой искуситель,Скинул крыла трубочист-хранитель.Не приманив козырей за ворот,Чахлой чахоткой стыл горе-город.Я уходил от наветов прежних,Запеленавшись в слова нездешних…

Я не помню (Вишни Эдема)

Я не помню, что было до этого.Помню лишь непрерывность забвенийДа поэта в углу не отпетого,Да кромешности кровосмешений.Барагозили до запределицы,Бились в быль за гнилое корыто.И скрипели корявые мельницыНа холодных уступах Аида.Я не помню, что стало спустя себя.Помню только, что вышло без толка —Расставаний похмельные насыпи,Старых песен неровная челка.Синей осени вязкое тление —Экзистенций узлы да экземы…Бескорыстие грехопаденияНа заснеженных вишнях Эдема.Заплетали язык канителями,Ворожбою лохматили звезды.Задирали подолы апрелями,Ноябрем конопатили гнезда….Я не помню, как встречу Нездешнее,Как забуду следы да наветы…Снова сны – как объятия вешние,Шепелявые ставни рассвета…

Ангелу необъяснимого

В полуночь Луну расспрашивалС надеждой тонкой:Кто жизнь мою высосал заживоНезрячей гонкой?Кто выставил в посвист липовыйПокоя ставни?Кто выстелил пляской ВиттовойСвятые камни?Кто вымазал полумерамиЗвенеть призванье?Кто выгрыз мышами серымиАлмаз незнанья?Подвесив за заусеницыНад бочкой винной,Над всем, что горит и пенитсяТоской картинной…Кто в чрево червями ринулся,Когда споткнулся?Кто выждал и ощетинился,Когда я сдулся?…Полуночь тянула из зримогоОзноб наружу…И Ангелу НеобъяснимогоШвырнул я душу.

«Город лунный. Храм высокий…»

Город лунный. Храм высокий,Золотые письмена.Голод юный по далеким,Светлооким временам…Тянет волок повиликуПо великой тишинеМает сорок дней без крикаВ захлебнувшейся войне.Спален тайны, пеленальни,Наковальни и столы.Ожиданий чужедальнихПоминальные углы.Смех месили, драли нары,Топь крестили в свистопляс.Затопили окуляры —Проглядели в небо лаз.Очи – черные берлоги —Ночь исчавкали до дна…Лунный город. Сон далекий.Золотые имена.

«Ищет ветер снегиря…»

Ищет ветер снегиряВ летаргии декабря.Ищет память старых стульевПозолоту летних ульев,Ищут лиры и кумирыВ камасутрах и сортирах,Ищет невская трясина —В спинах и несвежих минах…Руки, ноги, звуки, боги —Все смешалось под шумок.Только страхи давят сокиНеутоптанных тревог.На мозгу – мозоли синейПроспиртованный узор.Голова корявой дынейУкатилась под забор.Зеленеет жирной жабой,Сев на отмель, самоцель,И матросы тихой сапойДоедают карамель.И невнятные вопросы«Почему?», «зачем?» и «как?»,Тянет стужи папироса,Перелетный льет кабакПо стаканам и по жилам,По настилам и столам,По насиженным могилам,По неспелым голосам —В омут правды стопудовой,От зари до фонаря…В летаргии декабревойИщет небо снегиря.

Пасха

Слишком ранняя Пасха,Слишком пропитый Пост.Запоздалою ласкойЯ ползу на твой мост.С непонятным оттенкомВоспаленных глазницБултыхаюсь нетленкойВ рукавах твоих птиц.Маясь мелким испугомПод подолом Луны,Забываюсь досугомВ звукоряде вины.Я надтреснут, надвыпит,Подраспродан, не цел.И за шиворот сыпетСтранных лет беспредел.Я застрял в междуречьеНепонятных эпох,Вековеча увечьяВ романтический вздох.В поминальные пляскиПо заблеванным дням,По судьбе без развязки,По корытам-мечтам.Обожженное небо,Ядовитый язык —И больная утробаНедописанных книг.Слишком ранняя Пасха,Слишком поздний финал.Слишком старая маска —И прошел карнавал,И растеряны перья,И обвисли носы.И аорта безверьяМечет сор на весы.Все резвятся в прибоеСтаи кухонных крыс,Все глумятся над Ноем,Чертыхаясь на бис.Слишком ранние слезы,Слишком сильная дрожь.Я сосу твои лозы,Я зарос в твою рожь.И внутри, и снаружи —Сколько не колобродь —Слишком старые души,Слишком свежая плоть.Где помру – там воскреснуНа таможне в аннал,Затеряюсь, исчезнуМелководьем зеркал…Поистерт, поистаскан,Подзабит в круговерть.Слишком постная Пасха.Слишком мелкая смерть.

«Сами мы – не местные…»

Сами мы – не местные,Сами мы – небесные.Птицами подбитымиЖмемся над корытами —Контуры телесные,Трепетно-словесные.Сами мы – не местные,Сами мы – небесные.С сорванными крышами,С белками и грыжами,С огненными душами,С радугой над лужами.Память-несуразицаМеж стаканов квасится,Ночи-вознесения,Утренние тления…Дома все зачтется нам,Раненым, покоцанным.Все же мы – не местные,Легкие, небесные.С кузовами тесными,С песнями болезными —Серость порем виламиПод паникадилами.Пьяные пророчества,Поступь одиночества,Посвисты кошмарныеПравополушарные.Не порвать субтитрами,Не измерить литрамиОпухоль сомнения,Золото рождения.Куйте свои счастьица,Коль копейка ластится,Тритесь ягодицамиКухнями-бойницами..Ну, а мы – не местные,Вроде как небесные.Чуть отпустит – тронетсяЭтих дней бессонница —Выше, в запредельное,Светлое, бестельное,Скрип под половицамиОбернется лицами.Шорохи безвестные,Сполохи воскресные…Сами мы – не местные,Сами мы – небесные.

Обрастаю

Радиус сотканных сутокТянется к полному Пи.Скрипы сатировых дудокЛепят лобок из любви.Можешь – отмойся плевками.Хочешь – вздохни и прими…Я обрастаю стихами,Ты обрастаешь детьми.Чисел дощатых и тощихЧеткий стучит звукоряд.Мысли становятся проще,Толще становится взгляд.Кузов с корявыми днями,Пазуха с мокрой душой…Ты обрастаешь делами,Я обрастаю молвой.Важно смакуя нюансыСквозь многоцветие призм,Чинно цедил декадансы,Цепко рубил реализм.Бредил сердцами иными,Крысами мерил прибой…Ты обрастаешь чужими,Я обрастаю собой.Завтра нас вывернет в небыль,Сдует с Хозяйской Руки —Кормом подножным у неба,Отмелью мутной реки.И невесомыми снамиВ полночь уйдем босиком.Ты обрастаешь корнями.Я обрастаю венцом.Ты обрастаешь мирами,Я обрастаю концом.

Время стареет

Дни воскресений в разнос сочтены.В зенках текут виртуальные сны.Льдами придавлена солнца ладья.Время стареет быстрее, чем я.Лижет промоины чахлая тень.Тешит покоем родительский день.Без рукавиц – в пересуд воронья.Время стареет быстрее, чем я.Лица лелеют сомнений часы.Помнят карнизы оргазмы грозы.Время ровняет кривые края,Время стареет быстрее, чем я.Раз оступившимся – душный уют.Песней пролившимся – марля и жгут.Дряхлые сплетни. Гнилая скамья.Время стареет быстрее, чем я.Позатыкали портянками течь.Позолотили канонами речь.Кем залитована радость моя?Время стареет быстрее, чем я.

Птицы Иерихона

Птицы костлявыми крыльямиБились в помин над бессильями.Гнулись кривыми фантомамиНад канделябрами томными,Над многотомными взглядами,Над малокровными датами.Скалились черными перьямиНад чернокнижными кельями.Чуяли – скоро под звездамиГости залягут погостами.Видели – пляски козлиныеВыстелят норы змеиные,Заживо память сосватаютС трупно-зеленой Гекатою,Вытекут в сырость застенную,Сгинут телесностью тленною.Сжаты промежностью жалости,Смяты величием малости,Сны раскидают подмостками,Смоются пьяными блестками…Век с чердака хламом брякал.Августа пульс тикал-такал.Иерихон дрожал и плакал.Иерихон дрожал и плакал.

Пыль из-под ботинок

Тушевались локоныВ запертой тревоге,И сомнений коконыПадали под ноги.Я листал столетияПрошлых половодийВ пелене бесцветия,В пене непогодий.Ты ждала рожденияВ патоке поминок,Я искал забвения…Пыль из-под ботинок.Золотые приискиВ тысяче напастей,С похмелюги вылазкиПогорелой пасти.Срань желает здравствоватьГадостной субботой,Разделять и властвоватьЖирною икотой.Справа – оправдание,Слева – черный рынок.Кабы знать заранее!..Пыль из-под ботинок.Я ходил над водами,Ты ждала на суше.Я блевал болотами,Ты вязала туже —Остудить шипениеНеотпетых песенТам, где пир – без тления,Там, где мир – не тесен,Где не стоит выделкаТонких паутинок.Воронье да иволга…Пыль из-под ботинок.Снова аксиомамиЗабрюхатят мозги.Зацветут хоромамиЗлой тоски обноски.Словно не топорщилось,Будто не рождалось.Заждалось и сморщилось.Высохло и сжалось.И веков на дне не жаль,И смешных сурдинок.Выпитая невидаль,Пыль из-под ботинок.

«Я скучаю в своих правдах…»

Я скучаю в своих правдах,Я стремглав желаю Истины.Во вчерашних пыльных завтрах,Аргументами окрысенных, —Гнут вертлявые дороги,Полем боя сердце стелется.Хоть полны иголок стоги —Все тоскою канителятся.Хоть грехи упрячь от слуха,Хоть вино на воды выменяй —Не познать томленья духа,Не назвав его по имени,Не порвав его на блесткиОчевидного-чудесного…Все к утекшим дням наброски,Жижа быта бесполезного.Не успел свое измерить —Все тамары уже парами.В старость лезет тела челядьМолодыми санитарами.Гной невымытых упреков,Муть протухшего величия,Заусеницы порогов —Чужедальние обличия.Ищут Неба астронавтыВ зодиаковой залысине…Я скукожен в полуправдах,Я стремглав растянут к Истине.

«Как рассветом пеленали…»

Как рассветом пеленали —Даль курлычную стреножить,Как закаты разливалиВ косогорах лунный свет!…Обернулись пылью дали,Видно, где-то недодали…И сажень несвежей кожиТащит немощью скелет…Как пленяли-зазывалиПодземелья древних башен,Как сверкали зазеркальяПо аккордам и холстам!…Завернулись ржой медали —Не по тем дворам плясали…Разбежался хрустом кашельПо зашторенным глазам…

«Далекой звезды антрацитовый рай…»

Далекой звезды антрацитовый рай.Похмелья саднящие звоны.Я вытолкал память из сердца – за край,Я выплевал смерти поклоны.Меж двух полюсов – беспросветная гладь.Бегонии, поручни, слухи.Мне здесь не впервой – умирая – сиять.Все рядом – и страхи, и духи…

«Доверяясь первозданно…»

Доверяясь первозданноГлаукомам февраля,Я шагал по старым ранам,Округляясь до нуля.Звоны в ми-минор елозя,Грел гортанно горечь дна.Бился абстинентно оземь,Ржой пятнел в вине вина.И не чуял, и не помнил —Как оно – когда свербитИ в сердечной камнеломнеСмехом напоказ торчит?Как оно – когда без Ноя,Без разлужья, без морщин,Без похмельного прибоя,Без натруженных личин?…Мысли пасмурно метеля,Я добрел в твою страну.И, застряв в зубах апреля,Выжал соки на весну…

Марина Павлова

Марина Павлова

Поэт, сценарист, режиссер.

Автор-создатель художественно-исторического проекта «Мария Стюарт: портрет королевы».

Поэзия – это уникальная возможность вести откровенный диалог с собой, с читателем, со вселенной. И. Бродский в «Нобелевской лекции» говорил: «Существуют, как мы знаем, три метода познания: аналитический, интуитивный и метод, которым пользовались библейские пророки, – посредством откровения. Отличие поэзии от прочих форм литературы в том, что она пользуется сразу всеми тремя (тяготея преимущественно ко второму и к третьему), ибо все три даны в языке…» Откровение, составляющее основу подлинной поэзии, исключает возможность неискреннего высказывания. Поэт всегда говорит больше, чем хотел бы сказать. И эта откровенность откровения – то, ради чего я пишу стихи.

«Хоронили балерину…»

Вечерело. Пели вьюги.Хоронили Магдалину,Цирковую балерину.Н. Зубовский, А. ВертинскийХоронили балерину.Провожал ее весь город…С макияжем от Диора,В болеро от ВалентиноУходила балерина…В свете розовых софитовБалерина умирала.Умирала – не играла!Меркли музы и хариты.Даже критик знаменитыйВосхитился – браво, браво!Балерина оживала.Шум, овации из зала,В этот миг кипящей лавойПадал занавес кровавый.А в партере – клоун грустныйОбнимал букет розалий,Глядя песьими глазамиНа высокое искусство…Розы – к сердцу, сердце – пусто…Так бывает в каждой сказке —Клоун любит балерину.Он расписывал картины,Не жалея свежей краски.Он урвать пытался ласки.Как собака, шел по следу,Норовил схватить за юбку…Уверял, что счастье хрупко —Обещал закликать беды,Пел куплеты про балеты.Он мечтал о балерине!Он хотел на ней жениться……Так змея желает птицу.За малиновкой – в малину.Поводок казался длинным…Песья верность оборвалась.Он служил ей за подачку.Не дала! И вот он плачет,Дверью хлопает – дождалась!В дождь идет. Какая жалость…Все больны болезнью разнойВ этой вечной круговерти:Балерина – жаждой смерти,Клоун – тягою к прекрасным.Все усилия напрасны?Жизнь богата чудесами.Балерины – на подмосткахКак цветы… сорвать их просто.Соберет букет розалийКлоун с песьими глазами.

Петербургский вечер

Тротуар, заплаканный сосульками…Месяц, как пуховое перо…Замерцал под солнечными струйкамиСероглазый парадиз Петров.Словно после пьяного гулянияГород вспомнил свой вельможный чин.Бледные фасады нарумянены.Небо – синим шелком, без морщин.Далеко, за Невскою излучинойСолнечная баржа залегла.Парадиз все тянется измученноК северному призраку тепла.

Трехсотлетие Санкт-Петербурга

Волны серы, небо хмуро.Городские очертанья —Как старинная гравюраВ окруженьи легких тканей —Петербург стоит жемчужный,Провожая час вечерний,А над ним – такой ненужныйРазноцветный праздник черни.С плотно сжатыми устамиСмотрит медный императорКак кладет цветы на каменьМедноликий губернатор,Как кричат и воют музыВ нотах варварских мотивов,Тащат праздничные грузыВдоль по Невской першпективе,Как идут полки Петровы —Не солдаты-гренадеры,А смотрящие суровоКуклы, двойники, актеры…Как гремит «виват» над градом,Осыпаясь грязной пенойНа пастельные фасады…Так неспешно, так надменноИз туманной белой ложи,В кружевах тая усмешку,Петербург встает вельможно —Утонченный и нездешний,Переливчато-жемчужный,Провожающий вечерню…И под ним – такой ненужныйРазноцветный праздник черни.

Призрак

Белые ночи за пыльным окном.Сумерки – время химер.Будто бы кто-то стучится в мой дом,Огромный, как Гулливер.Тихо стучится – и движется прочь,Чайки уносятся вслед.Я окунаюсь во влажную ночь.Взглядом рисую портрет:Вьется воздушно на фоне ЛуныБелый каскад парика.Это фонтаны – вознесены —Пенят собой облака.Тускло мерцает жемчужный камзол,Кружевом черным расшит.Это оград неподвижный узорВдоль тротуара бежит.На треуголке – лиловый плюмаж,Вязь синеватой тесьмы…Это сирень распускает меланжВ дымном узоре листвы.Бледные щеки, изогнута бровь,Кисть в серебристой парче.В жилах его – благородная кровь,Сумерки белых ночей.Это – его вековая земля,Нам здесь позволено жить.Пьем забытье из его хрусталя.Строим свои миражи.

Сновидение

сестре…

Смотри, как больно —Горят ладони.В оврагах лунныхТы прячешь крылья.Бежишь по струнам —…Вы были, были…Луна и горы…Зовут предгорья…Залиты кровьюЛуга Наварры,Кричат вороны:…Элиза Барра…Бежать по крови —Не оглянуться!Забыть при бегеШамана танцы,Лицо из снега……Вернись, останься…Упасть в соцветья.Услышать небо —Как гром грохочет —О, где вы? Где вы?Луга и руны,Луна и чары……Элиза Барра……Элиза Барра…

Мэри

В темных лужах асфальтовых прерийОтражалась большая луна.Я случайно зашел к милой Мэри,Чтоб согреться за чаркой вина.Я печально стоял у порога,И, закутавшись в клетчатый плед,Хозяйка смотрела так строгоНа следы моих мокрых штиблет.Я увидел большие ресницы,Пену кружев на нежной груди…Мэри тихо спросила: «Не спится?Слишком теплая ночь… Заходи».И за мною захлопнулись двери,И хозяйка, задвинув засов,Предложила: «Согреемся шерри?»И пробило 12 часов…Моя милая, милая Мэри,Голубой мотылек у огня…Ты свое слишком сладкое шерри,Пригубив, пролила на меня.Я сказал: «Ничего, все нормально…»Ощутив себя явным лжецом,Так как Мэри вздыхала печально,В мокрый галстук уткнувшись лицом.Под ладонью горячее телоТрепетало, как будто струна,А в окно тихой спальни смотрелаИ смеялась большая луна.Мир уснул, затуманенный влагой,И сражались со сном только мы,Покоряя друг друга отвагойВ теплых сумерках этой зимы…Но рассвет постучался в окошко,Я увидел его у стекла…А под боком, свернувшись, как кошка,Мэри делала вид, что спала.Сумасшедшая, нежная Мэри!Она молча глядела в глаза…И было что-то в этой манере,Отчего я дрожал, как слеза.Словно стебли ползущих растений,Ее руки держали меня,И как плющ, обвивали колени.Было утро… Час нового дня.Я недолго стоял у порога,Так как Мэри, кутаясь в плед,Отчего-то дрожала немного…Я смотрел на следы от штиблет,На испорченный галстук, на двери,И – сквозь дым сигарет – на нее.Она плакала – бедная Мэри —А слезинки текли на белье…И я вышел, смущенный, как мальчик,Окунувшись в морозный туман…Чей-то крохотный солнечный зайчикОпустился в мой черный карман.Этот город асфальтовых прерийНаконец-то очнулся от сна.Я зайду еще как-нибудь к Мэри…И тогда вдруг наступит весна.

Невыразимость

Шестое чувство седьмого неба,

Восьмое чудо девятого света…

Как же сладко я ночью плакала!..Это ты, мне родной по крови,Утешал меня взглядом ласковым,Усыплял меня тихим словом…Так бывает в часы безмолвия:Изливается дух на волю,Если сердце разбито молниейНеподвластного звукам горя,Если руки летят, зовущие,К серебристому свету Веги…Только ты мог прочесть беззвучие,Властелин темноты и снега.Хоть на миг погостить в бессмертии.Быть скиталицей слишком страшно.Я проснулась, а снег все вертитсяВ круглом куполе черной башни.

Песнь дракулы

Отсюда, из башни высокой моейЯ вижу – бегут облака.Я вижу внизу табуны лошадей,Ущелье, где вьется река…Я вижу в долине цыганский костер,Я вижу пастушьи стада.Вечерний туман опускается с гор,И церкви звонят в городах…И я устремляюсь к ущелью. Туда,Приникнуть к сырой глубине!Пусть травы свивают венки, чтоб отдатьХолодной лиловой волне.Мне чудится шепот, дыхание в ней…И падает тихо слеза,Она солонее кровавых морей.А где-то грохочет гроза,И полночь-цыганка колдует в окне,Монистами капель звеня.Там небо чужбины рыдает по мне,Там сны воскрешают меня!Я – птица, пронзившая холод вершин,Я – рыба в расщелине скал,Я – хищник, бегущий в еловой глуши,Охотничий длинный кинжал,Я – эхо среди остывающих крыш,Я – ропот пугливых овец,Дыхание леса, летучая мышь,Биение спящих сердец.Легенда и тайна, и призрачный звон,На глади озерной круги…Я знаю, что вечность короче, чем сон.Мне жаль просыпаться другим.

Ночь

Полночный час. Незримый ритуал.Поблескивает в неба полыньеЛуна, словно мифический омфал.Свершается мистерия теней:Богиня мановением рукиСпускает свору страхов с поводка,И лижут сердце песьи языки…Где след слюны – там завязи цветка:Лиловый зев открытого окна,Росистые извивы органзы,И в складках – лик. Не спрятать, не прогнать.Не вырезать осколками слезы.Укрыться от себя… куда, куда?Так память нам рисует миражи…Так ярко обнажает темнотаДвуличие предметов… и души.

Елисейские поля

Как светел ты, мой темный сад,Постель из легких сновидений,Где притаился водопадВ объятиях тугих растений,Где нежится в нагом смятенииНагретый солнцем виноград…Где синяя печаль дорог,Где топчет нежные фиалкиСеребряный единорог,Где ручеек, что нить от прялки,Сверкает в пальцах у русалки,Где в небе – ониксовый рог…Где тихо плещется у ногПрозрачный океан мечтаний,И тростниковый ждет челнок,Чтоб провезти меня над тайной.Я отворю ворота в дальний,Бескрайний, царственный чертог.

Письмо с того света

Ваше Величество, Вам донесение с флота.В целях проверки открыты секретные пломбы.Вот содержимое: текст – две страницы – и фото.Как Вам угодно. (Сама… ну конечно… еще бы…)«Ваше Величество, кланяюсь низко, до гроба.Судно лежит на мели у зулусского порта.Гроб заказали. Дождитесь. Мы будем к Вам оба —Гроб, вероятно, живым. Я, конечно же, мертвым.Ваше Величество, очень прошу Вас не плакать.Судно достанется морю. Матросы убиты.К чести державы, мы все-таки бросили якорь.Берег похож на родной. Только крепко забытый.Ваше Величество, море – опасная штука.Я наблюдал его в зоне сплошных аномалий.Лодка похожа на горсть, а точнее – на руку.Впрочем, о чем я сейчас – Вы уже догадались.Ваше Величество, здесь погибает сильнейший.Слабый плывет вдалеке от открытого моря.Это – пространство, в котором мне чудятся вещи,Сходные вкусом и запахом только с любовью.Ваше Величество, гибель какого-то флотаЗначит не больше, чем след, утонувший в метели.Я научился сражаться с ненужной зевотойСилою мысли о Вашем заснеженном теле.Впрочем, забудется. Вот впечатления плена:Видел русалок в период вечернего клева.Был на концерте прославленной местной Сирены.Словом, отсюда мне многое видится новым.Я благодарен за этот билет в бесконечность.Море синеет, и глаз наполняется цветом.Я не прощаюсь. Надеюсь на новые встречи.Ваш Адмирал. (Попрошу – не спешите с ответом,Почты здесь нет, но сие не предмет для истерик.Письма в бутылках – бутылки я шлю Вам на фото —Раз в сотню лет океан доставляет на берег.«Warte nur, balde», и далее – прямо по Гете)».

Письмо на тот свет

В ответ на «Письмо с того света»

Господин Адмирал, Вам изволит писатьКоролева. Вот новости, вкратце:Я отправилась в море, желая спасатьВашу жизнь. Постарайтесь дождаться.Мне известно, что Вы оказались в плену.Государство радеет о флоте,Бережет его кадры. Я буду тонутьКак монарх, – на монаршей работе.А ведь все начиналось почти хорошо.Выходили из нового порта, —Канонада, салют. Отдыхали с душой:Развлечения – покер и портер.Наш корабль летел, обгоняя ветра,Но судьбу не настигнешь, – пустое…Настигает она. И однажды с утраВсе приборы вдруг вышли из строя.Мы плывем второй месяц. Висят паруса.Я просила идти только прямо.Ну, а прямо – циклон. Ночью будет гроза.Капитан стал ругаться при дамах.Нет, он предан отчизне и явно не трус,Но сказал, что я «дура в квадрате».Я ему доверяю, он знает наш курс.Но квадрат не указан на карте.Что о картах, – играем теперь без купюр, —Над водой поднимается ветер,Одевая волну в серебристый гипюр.Доверяем всю ставку монете, —У нее, как известно, лишь две стороны,Выпадает орел или решка.Там, где путь в неизбежность, все шансы равны.Что судьба? Отвечает усмешкой.Небо смотрит сюда, но глазами слепца.Облака, – словно мертвые бельма.Скоро полночь сожрет нас, и будут мерцатьГрозовые посланники Эльма…Мне есть смысл прощаться со словом «земля»,Но не с Вами. В лазоревой бухтеВы увидите тень моего корабля.Будет повод сказать себе «ух ты»!Вы шагнете на палубу, крикнув: «жива»!Но кто выплыл из смерти – тот мертвый.И я буду молчать. Что слова? Жернова.Мелют ложь, и последнего сорта.Я пишу Вам сейчас, ведь потом немотаОтсечет эти правды и кривды.Одиночество – это такие врата, —Пострашнее, чем Сцилла с Харибдой.Кто проплыл через них, – тот открыл небеса,И нашел среди следствий причину.Вот и все, Адмирал. Я кончаю писать.Я бросаю бутылку в пучину.

Письмо к…

Что значит выстрел?Скажите даме,Поручик, искренне.Победа близкоДля ваших армий,И мне не выстоять.Все – лишь скрещеньеИз двух парабол —Любви и бренности.Мир с упоеньемВстает на граблиЗакономерностей.Матрасу радостьВдруг стать поляной,Узнать вкус свежести,Матросу надоБыть капитаномВ потопах нежности:Ворваться в рубку,И на вершинеСкрестить параболы:Рука под юбкой —Как Ламборджини,К тому же Дьябло.Откуда стимулУ этой прыти —Нелепо спрашивать.Поручик сгинул,Снимая китель,Чтоб стать фельдмаршалом,А может дажеВладыкой мираИ Повелителем…Однако важно,Что честь мундира,Нашивки кителяС последним стономГорят в пожаре,Сжигая звания.Земля в ладони,Как синий шарик.Конец сознания.Теперь ты: воздух,Большое древо,Залив взлохмаченный,Дождинки в розах,На небе серомЗвезда прозрачная,Вино в кувшине,Котенок шустрыйПо кличке Дьябло,И Ламборджини —Вся в перламутре,Как рыба камбала.Вас, – генералаНебесных армий,Завоевателя,Сейчас не стало.Земля – под Вами,И шарик катитсяК носку ботфорта…Ах, это мячик.Поручик, мысленноБросаю: к черту!