Белый Z на лобовой броне

Нет уж, нет уж, как-нибудь в другой раз. Хорошо еще в машине сейчас был неплохой запас продуктов, даже с учетом резко пополнившегося числа путешественников.

В душ Виталий полез последним, дав ребятам вдоволь наплескаться. А то не мылись они давненько. Гигиену пытались соблюдать, но в машине, пока ехали, все равно чувствовался запашок. Сам он тоже хорошенько сполоснулся, благо горячая вода имелась, не так уж и плохо в этом отношении жили коммерсанты. А когда он вышел, попутчики уже дрыхли – намаялись…

Некоторое время Третьяков сидел, маленькими глотками прихлебывая чай, благо хотя бы с кипятком проблем не было. И мысли его плыли одновременно в двух направлениях. Во-первых, по поводу дальнейшего маршрута, а во-вторых, вокруг оружия, сейчас хозяйственно убранного в шкаф – на всякий случай и во избежание.

Да уж, если обыватели начинают столь обыденно и даже безразлично относиться к набору оружия, которого лично ему хватило бы на небольшую войну, это о многом говорит. И ни о чем хорошем точно – разоружать эту страну даже после окончательного ее разгрома и капитуляции придется не один год.

Задумчиво покрутил в руках пистолеты, на автопилоте провел неполную разборку, собрал обратно и отложил в сторону. «Беретта» – хорошая вещь, «стечкин» – тоже. Состояние обоих близко к идеальному. Те, у кого он их забрал, были плохими людьми, но хорошими солдатами. Пристрелять бы… Хотя для короткой дистанции особой разницы нет. А вот автоматы надо опробовать обязательно. Выбрать завтра место по-укромнее – и вперед. Сегодня времени не было, да и места подходящего на глаза как-то не попадалось, а вот завтра – обязательно.

С маршрутом было сложнее. Днем он сколько ни крутил старомодную шайбу на олдскульной (блин, да она же под кассеты рассчитана!) магнитоле, поймать ничего интересного не смог. На всех волнах только патриотичные вопли на трудновоспринимаемой мове. Ведущие звиздели, как депутаты на митинге: если им верить, то русская армия была уничтожена уже как минимум трижды. Нет, депутатов слушать все же приятней. Врут почти так же, зато хотя бы на знакомом языке.

Но интерес интересом, а составить в голове хотя бы подобие картинки не получалось. Он четко знал, какие расклады были на момент высадки, имел представление о ближайших планах командования, но сейчас все это могло оказаться уже неактуальным. Как быстро может изменяться обстановка в зоне боевых действий, знает каждый, хоть раз оказывавшийся на передовой. Виталий уяснил это на собственном опыте давным-давно. Увы, дальше приходилось рассчитывать исключительно на собственные силы.

Сзади скрипнула кровать, послышались осторожные шаги. Виталий обернулся, кивнул Тане:

– Садись, наливай чай.

Та не стала жеманничать, быстро наполнила кружку, кинула в нее пакетик и тут же вгрызлась в бутерброд. Прожевала, а затем с некоторой опаской спросила:

– Скажите, почему вы нам помогли?

Потому что дурак, хотел ответить Третьяков, но вслух лишь сказал:

– Это было правильно.

– У нас нечем вам заплатить…

Под острым взглядом собеседника она невольно поежилась. Виталий мысленно вздохнул. Пожалуй, он не удивился бы, предложи она в качестве оплаты саму себя. Да и чего удивляться? Сталкивался уже как-то, причем та сопля не испытывала к подобному ни капли негатива. Деловое предложение, не более.

Впрочем, Таня промолчала, и это, на взгляд Третьякова, характеризовало ее совсем неплохо. Зато ее вопрос, прозвучавший после короткой паузы, звучал вполне здраво:

– Что с нами будет?

– Вариантов не так и много, честно говоря. – Виталий отхлебнул из своей кружки, задумчиво покатал во рту шарик горячей жидкости. Проглотил без удовольствия: гостиничный чай был, как и положено, из самых дешевых, и вкус имел соответствующий. – Во-первых, можем разбежаться хоть завтра. Я поеду своей дорогой, вы пойдете своей. Устраивает?

Девчонка замотала головой. Похоже, расклады она умела оценивать неплохо, можно сказать, по-взрослому. Впрочем, на изломе времен, да и вообще на войне, дети взрослеют быстро.

– Второй вариант – доставить вас домой. Это не устраивает уже меня: не то время, чтобы кружить по вашей стране сверх необходимого. Пристрелят еще случайно.

– И что тогда?

– Можно спрятать вас там, где вы сможете отсидеться, пока все это не закончится. Если повезет и связь будет, еще и с родителями созвонитесь и предупредите, чтобы не дергались. Есть у вас такое место?

Таня вновь помотала головой. Излишне резко получилось – не успевшие до конца просохнуть волосы темными сосульками хлестнули по воздуху.

Третьяков вздохнул:

– Почему-то я так и думал. Ладно, иди спать, утро вечера мудренее.

Следующее утро не принесло чего-то нового. Заспанный дежурный принял ключи и ушел спать, не обращая внимания на далекий, на грани слышимости, грохот взрывов. Что уж там стреляло, Виталий гадать не стал: звук был нечеткий, а слух у него и в лучшие годы музыкальным не считался.

Выехали они рано, дорога сегодня выглядела неплохой. И лишь ближе к обеду появилось какое-то разнообразие. Вначале Третьяков услышал рев двигателей. Довольно поздно услышал, к слову: «Нива», как ей и положено, завывала так, что способна была заглушить что угодно. Однако услышал, а через пару секунд увидел и сам его источник. И испытал двойственные чувства.

«Грач», он же Су-25. Тяжелобронированный, по меркам авиации, штурмовик, несущий столько оружия, что способен разделать под орех любую наземную цель. Его характерный силуэт, однажды увидев, не спутаешь ни с чем.

В свое время Третьяков привык, что появление этих машин означает перелом в ходе боя. Причем в нужную, то есть русскую, сторону. И потому, несмотря на прошедшие годы, рефлексы сработали независимо от сознания. Радость – именно это он испытал. Вот только этот самолет нес опознавательные знаки врага.

Украинский штурмовик мчался вдоль самой земли, выписывая кренделя. Летчик у него, видимо, был хорош. Ну да и неудивительно, школа пилотирования на Украине имела в основе те же, что и в России, советские наработки, а это серьезная база, кто угодно подтвердит.

И пускай они качественно «просели» из-за вечного недостатка финансирования, какое-то количество грамотных пилотов у них просто обязано быть. Да и вообще, с учетом потерь, кто-нибудь из «стариков», которых готовили еще в Союзе, мог и сам за штурвал сесть. У них, конечно, возраст для подобного великоват, но ради такого дела – почему б не рискнуть?

Петлял самолет не просто так. Откуда-то из-за горизонта вынырнула, оставляя инверсионный след, ракета. Сколь мог судить Третьяков, авиационная. Похоже, русский истребитель засек цель и отработал по ней с дистанции, на которой штурмовику просто нечем ответить.

Ракета уверенно зашла в хвост украшенному тризубами самолету, но в последний момент тот отработал рулями, заставив машину совершить немыслимый и противоречащий законам аэродинамики маневр. Уклонившись от удара, он резко сменил курс и нырнул куда-то за холмы. Что с ним было дальше, Виталий уже не видел.

Вот так. Это была украинская машина, и за штурвалом сидел враг, но… Но вот не получалось его ненавидеть, хоть тресни. Этих, на земле, с дегенеративными рожами – да сколько угодно. А летчика почему-то нет, хотя он, возможно, был ничем их не лучше. Наверное, именно знакомый силуэт в небе повлиял. И Виталий искренне пожелал им обоим выжить в этой войне, а там – как карта ляжет.

Однако это был единственный эпизод за полдня, даже патрулей не попадалось. А затем Виталий свернул на неприметный проселок, чтобы буквально через пару километров въехать в очередную станицу и подрулить к дому, расположенному аккурат на противоположной от въезда окраине.

Честное слово, не хотелось заниматься этим сейчас, но особого выбора не было. Не выкидывать же и впрямь пассажиров на обочину. Заехать по этому адресу Виталий планировал намного позже. В идеале, когда закончится творящееся здесь безобразие. И уж в любом случае после выполнения задания. Просто чтобы не подставить в случае чего.

Увы и ах, обстоятельства так сложились, что особого выбора не было. Человек, к дому которого на следующий день подрулила «Нива», был его единственным контактом в этих местах. Точнее, единственным, кому можно было доверять без оглядки и без раздумий.

Забор, окружающий дом, был высок и капитален. Никакой лишней красоты вроде кованых финтифлюшек, зато металл качественный и в высоту, как на глаз определил Третьяков, почти три метра. Разглядеть через него можно было разве что крышу второго этажа. Тоже капитальную, крытую железом. Простой и надежный вариант, без лишней красивости.

На стук из-за забора внушительно загавкала собака. По звуку судя, что-то большое и грозное, хотя Третьякову приходилось слышать, как таксы гавкают страшнее. Впрочем, тот, кто здесь жил, мелких собачек не любил никогда: привычка у него была такая.

Виталий постучал еще раз, только громче. Собака еще пару раз брехнула и замолкла. А затем послышались очень мягкие, почти беззвучные шаги, и щелкнул, открываясь, замок.

Из ворот появился мужик, по сравнению с которым Третьяков, сам человек вышесредних габаритов, терялся, будто холмик под скалой. Метр девяносто четыре ростом и поперек себя шире. Вдобавок отрастивший немалое, истинно казацкое брюхо и буйную, отроду не чесанную бородищу. Учитывая, что человек этот вполне мог проломить голой рукой кирпичную стену, картина впечатляла. Такого в переулке встретишь – сам карманы вывернешь.

Все невольно попятились, и лишь Виталий остался недвижим. Прищурившись, внимательно посмотрел на встречающего и выдал то, что рискнул бы, наверное, только он один.

– Здорово, морда хохляцкая!

Мужик скорее удивленно, чем зло, посмотрел на него, а потом вдруг заржал как конь, хлопнув себя руками по бокам:

– Привет, москаль!

В следующий миг Третьяков узнал, что чувствует томат в соковыжималке. Именно на нее объятия и походили. А еще через миг Виталий почувствовал, как ноги его отрываются от земли… Впрочем, зная характер этого человека, можно было ожидать чего-то еще.

– Пусти! Немедленно поставь командира на место! Планета не простит тебе гибели лучшего представителя человечества!

Вот так, не забыл прапорщик Кравченко своего командира. Не забыл, как на себе его двенадцать километров пер, уходя от вконец оборзевших абреков. И как двумя месяцами позже выносили уже его, а Третьяков с парой бойцов засели в ущелье и прикрывали отход. Вот так…

Жаль, потом судьба развела. Кравченко после службы уехал на Украину, к родственникам. На неделю поехал, но встретил женщину своей мечты да там и осел. Виталий стал… тем, кем стал. Иногда переписывались, благо интернет расширяет границы и снимает преграды к общению, но и только. Встретились первый раз по-чти за двадцать лет и, как оказалось, друг друга все же не забыли.

Уже ближе к вечеру чисто вымытый и немного отдохнувший с дороги Виталий сидел и внимательно разглядывал бутылку со сливянкой. Кравченко заявил, что жена его наливку сию готовит дивно и не попробовать ее – смертный грех и великая обида. Хотелось верить, хотя пахла настойка, конечно, заметно приятнее любого импортного коньяка.

Впрочем, бутылка была не слишком большой – как раз такая, чтобы двум мужчинам хватило душевно посидеть, но при этом не нажраться в зюзю. Именно двоим: и пассажиры Виталия, и дети самого хозяина уже дрыхли, а мадам Кравченко деликатно покинула их, дабы не мешать мужу общаться со старым товарищем. Интеллигентка в лучшем понимании.

Вообще, удивительно даже, как они уживались. Неплохо, судя по всему, но как? Более непохожую пару стоило еще поискать. Великан Кравченко – в предках бандиты, пираты, бунтари, словом, уважающие себя запорожские казаки. Потом лихая година гражданской войны занесла прадеда в Сибирь, где он и осел в славном городе Иркутске. И оттуда родом сам Анатолий, унаследовавший от предков богатырскую стать, буйный норов и любовь к приключениям, которая его, собственно, в армию когда-то и занесла.

А его жена – с точностью до наоборот. Интеллигентка из Питера, даже вроде бы дворянских корней. Для женщины довольно высокая, но все равно ниже мужа больше чем на голову. Худощавая и подвижная, даже возраст и рождение троих детей не заставили ее фигуру расплыться. Учительница музыки. Была. После развала страны приехала к родственникам, занималась чем придется.

А сейчас открыла собственную маленькую частную школу – на первые три класса. Крупных поселков с полноценными школами в округе нет, и местным куда выгоднее отдавать детей в обучение здесь, чем везти неведомо куда. Особенно в последние неспокойные годы. Как с усмешкой, но по-доброму сказал Анатолий, прибыли чуть, но работает не себе в убыток. Да и она при деле.

Чем занимался он сам, Кравченко не распространялся, а Виталий не спрашивал. Захочет – сам расскажет, не захочет – значит, так нужно. Однако же не бедствовал, это точно. Дом могучий, во дворе средней потрепанности «Крузак». Ну и прочая атрибутика преуспевающего сельского жителя имеется.

– Вздрогнули?

Кравченко аккуратно набулькал сливянку в небольшие, напоминающие скорее стопочки-переростки, стаканы. Виталий лишь кивнул. Обжигающая, градусов под шестьдесят крепостью, жидкость лихо скатилась по пищеводу. Следом полетело сало, захрустели на губах огурчики.

Кравченко выдохнул:

– Хорошо!..

– Это точно. Как тут, на тебя еще наезжать не пытались?

– Да приходили тут какие-то. Говорили, что из «Азова», но я им не поверил: уж больно вид мелкотравчатый.

– И что?

– Да ничего. Автоматы в хозяйстве сгодятся, особенно по нынешним временам. А они там, у оврага. Отдают земле свою органику и прочее железо с цинком.

Виталий понятливо кивнул: значит, убил и закопал подальше. Зная товарища, можно предположить, что вначале по-хорошему попросил убираться, а когда его с первого раза не послушали, решил вопрос кардинально. Учитывая, что в полку Кравченко был лучшим рукопашником, да и стрелком не из последних, плюс в горячих точках приобрел ценную привычку не бояться крови, вряд ли для него гости представляли реальную угрозу.

– Ну, тогда за упокой.

Выпили, закусили. Потом Кравченко побарабанил кончиками пальцев по краю стола и спросил:

– Вот ты мне скажи: чем все закончится?

– Да хрен его знает, слишком много факторов. Одно знаю точно: останавливаться наши не будут, пойдут до конца. До любого. Нельзя нам уже останавливаться.

– А людям что?

– Да ничего. На ком крови нет, тех никто и пинать не будет… сверх меры. Хотя, думаю, любителей в Сетях гадости писать под шумок отловят. И не удивлюсь, если втихую удавят: на них уж больно многие злы, а кто писал да откуда известно сразу. Ты вон, хоть у старшего своего поинтересуйся, он подтвердит, что дело это достаточно простое.

– Да я и сам знаю.

– Тем более. И отлично знаешь, что, с точки зрения государства, люди – ценный ресурс. Конечно, многие территории кое-кто предпочел бы видеть без фауны. Их можно понять, но большинство оценивают расклады куда более трезво.

– Да уж…

– Ладно, не кипишуй. У тебя-то паспорт наш.

– Угу. Если местные узнают…

– Тут же настучат, – ухмыльнулся, закончив за него фразу, Виталий. – И после этого ты пополнишь свою коллекцию еще парой-тройкой стволов.

– Ну, в принципе, да, – вернул усмешку товарищ и тут же посерьезнел. – А ты сам-то здесь по каким делам?

– По работе. Спецзадание.

– Значит, ты опять в рядах?

– А я, считай, и не уходил. Разве что вывеска другая.

– И какая же?

Виталий сказал.

Кравченко впечатлился. Покрутил головой:

– Высоко взлетел, большим человеком стал.

– Если бы. По сути, обычный чиновник, разве что полномочия запредельные. И то не всегда. Хотя иной раз приходится тряхнуть стариной. И работы, чувствую, скоро будет еще больше.

– Ну, ты замученным жизнью не выглядишь.

– Годы берут свое, но на покой нам еще рано. – Третьяков улыбнулся. – Ну, за молодость?

– Давай.

Выпили, закусили. Чувствуя, что немного захмелел – усталость все же сказывалась, – Виталий несколько раз глубоко вздохнул и поинтересовался:

– Сам-то что дальше планируешь?

– Не знаю. Сейчас ничего: война плохое время для бизнеса, надо переждать. Эх, не успел я себе унитаз золотой купить…

– И зачем тебе золотой унитаз?

– От серебра задница чернеет. Ну да ладно. Пережду. А потом – по ситуации. А у тебя что, есть идеи?

– Откуда ты взял?

– Да уж больно у тебя рожа хитрая стала.

– Знаток, блин… Ладно, идея есть. Точнее, вполне сформировавшееся предложение. Сам, – Виталий многозначительно ткнул пальцем вверх, – предложил вновь собрать нашу группу. Тех, кто его в Чечне прикрывал. Ну, кто согласится, конечно. Грядут крутые времена, работы будет много. А людей, на которых можно положиться, всегда нехватка. Нас же он помнит хорошо, причем всех.

– Серьезно, – после короткой паузы ответил Кравченко. – Но зачем ему пенсионеры?

– Поверь, сам никогда не делает предложений, не подумав. Если предложил – значит, есть для нас работа. Впрочем, это все потом. Сейчас же у меня есть задание, которое необходимо выполнить. Когда решу вопрос, заеду за тобой, поговорим более предметно. Если останусь жив, конечно.

– Останешься. Мы с тобой не раз уходили и всегда возвращались. Ну, за успех!

Когда утром Виталий уезжал, на душе было удивительно тепло. Все же есть на свете что-то незыблемое. Как друзья, которых достаточно попросить о помощи – и они придут, не требуя ничего взамен и не спрашивая, насколько это опасно. Просто потому, что так надо.

А еще он вновь был один. Найденыши остались у Кравченко: тот пообещал, что прикроет их до конца смуты. Даже с родителями удалось связаться: мобильные хоть и с перебоями, но работали. Что же, за них можно быть спокойным.

А вот за самого себя – нет. Те, кто охотится за ним, просто обязаны были за время, что Виталий им дал, вычислить его маршрут. Можно не сомневаться, они сделали это, иначе грош им цена. А этих людей можно обвинить в чем угодно, только не в том, что они напрасно получают свое жалованье.

Село, в котором жил Кравченко, располагалось в чем-то даже удобно. Полчаса езды – и первая «реперная» точка. Еще одно село, а в нем в неприметном доме живет такой же неприметный человек. Встретиться, передать кое-что маловажное, получить столь же ненужную информацию и свалить куда подальше. Смысл встречи совсем в другом.

Впрочем, этой встречей задание не ограничивалось. Поэтому Виталий продолжал наматывать километры, надеясь уехать сегодня как можно дальше.

Сегодня веселье началось почти сразу же, и полусотни километров отъехать не успел. Но что характерно, к заданию Виталия оно не имело никакого отношения. И уже в который раз началось все с рева двигателей, идущего с небес. На сей раз вертолетных.

Вертолет шел в гордом одиночестве. Старый добрый Ми-24, надежная и неприхотливая машина, вполне способная превратить любую цель в море огня. Почему один? Да хрен его знает. То ли со вторым что-то случилось, то ли вертолетчики обнаглели вконец. Если так, то зря. Одиночный вертолет слишком уязвим, это азбука.

Но красиво шел, Виталий аж залюбовался. Такие вертолеты вблизи похожи на таран, способный проломить любую стену. В воздухе от него словно бы исходит аура стремительной мощи. Не зря же их прозвали «крокодилами». Это вам не похожие на стрекоз «Апачи», это добротный летающий БМП старой советской школы вертолетостроения. Но при этом издали он все равно кажется изящным и стройным, как балерина. И тоже напоминал стрекозу, правда, изрядно отъевшуюся.

Вот в эту красоту кто-то и пальнул «Стингерами». Откуда пошли ракеты, Виталий не увидел, зато вертолетчики не оплошали, совершив грамотный противоракетный маневр. Более современные Ми-28 или «Аллигатор» наверняка уцелели бы, но старая машина выполнять пируэты столь лихо не могла. Да и тепловой след у Ми-24, несмотря на все модернизации, солидный. В общем, зенитчики попали. Раз или два, Третьяков не понял, все же дистанция была великовата. И тут же выяснилось, что «попали» обе стороны.

Вертолет, отчаянно рубя винтами стылый утренний воздух, разворачивался. Дым валил, словно кто-то плеснул в костер соляра, однако пламени видно не было. Управление машина тоже не потеряла и, хотя медленно снижалась, явно не собиралась брякаться оземь, разбрасывая вокруг обломки.

Вместо этого пилот развернулся в направлении, откуда прилетела ракета, и вернул подарок сторицей. Виталию не раз приходилось наблюдать за работой боевых вертолетов, и он неплохо представлял, что может нести на своих пилонах издали такая изящная и хрупкая с виду «стрекоза». Тем, кто не успел разбежаться, оставалось только посочувствовать.

Ракетный залп превратил если не ровное, то хотя бы пристойно выглядящее поле в изрытый кратерами лунный пейзаж. Вряд ли там могло хоть что-то выжить, и уж тем более не осталось ничего, способного стрелять.

Вертолетчики это, видимо, тоже понимали и двинулись вперед, быстро разгоняясь. Вполне понятный маневр: если не хватает мощности двигателя, набери скорость, и встречный поток воздуха подхватит машину и поможет ей уйти вверх.

И у них бы все получилось, но как раз в этот момент откуда-то сбоку ударил еще один «Стингер», и уклониться от атаки шансов у поврежденной машины уже не было.

Это страшно видеть, как полыхает и клубком огня падает вниз еще недавно могучая стальная птица. Еще страшнее понимать, что внутри экипаж. Как минимум двое в кабинах и еще, может статься, кто-то в десантном отсеке. Третьякову приходилось уже видеть, что остается на месте падения. Но на сей раз получилось иначе.

Несмотря на быстро разгорающийся пожар, тот, кто сидел за штурвалом, не потерял головы и не бросил управление. С техникой авторотации у него тоже был порядок, а набранной высоты вполне хватало. Вместо неуправляемого падения было снижение, очень быстрое, но все же не столь гибельное.

– Ах ты ж!.. – непроизвольно вырвалось у Третьякова, когда вертолет ударился о землю.

Посадка вышла жесткая, но машина выдержала, только стойки шасси вырвало, но это на общем фоне было наименьшей из возможных неприятностей. В бинокль было хорошо видно, как из раскрывшихся кабин выбираются пилоты. А затем распахнулся десантный отсек, и из него кубарем, сбивая пламя с одежды, выкатились еще двое.

Дальнейшее запомнилось Виталию фрагментарно, в основном потому, что он отчаянно гнал машину по бездорожью, на кочках подлетая едва не до потолка. Это было нарушением всех и всяческих инструкций, но давным-давно, еще в Чечне, он понял: иногда лучше нарушить правила, но остаться в собственных глазах человеком, чем поступиться совестью. И будет она грызть ой как долго и болезненно. Особенно в случае, когда нельзя выбить ей зубы, чтоб нежно посасывала.

Сейчас был именно такой случай. С точки, откуда он вел наблюдение, хорошо было видно, как вылезают из кустов украинские сепаратисты. К нацбату они относятся или еще к какой структуре – хрен их маму знает. И не видно, и неважно. В любом случае, если летчики попадут к ним в лапы, то позавидуют мертвым. Но «хероям» было добираться не меньше километра, а Виталию от силы метров пятьсот.

Он успел. Выкатился к вертолету как раз в тот момент, когда его экипаж закончил тушить своих пострадавших товарищей. Хорошо затормозил вовремя, а то изрешетили бы: вертолетчики буквально ощетинились стволами. Конечно, АКСУ – слабейшая из версий «калашникова», но с такой дистанции попавший под огонь вряд ли заметит разницу.

– В машину, быстро! – Виталий распахнул дверь и высунулся, показывая пустые руки. – Скорее, болваны!

– У нас…

– Мне плевать, что у вас. Через пять минут здесь будут хохлы, не отобьетесь.

Ему поверили. Главным образом потому, что хорошо понимали: в покое их не оставят и помощь с неба вряд ли успеет. Народ был опытный и тертый: от Виталия не укрылось, что, забираясь в машину, они постоянно держали его на мушке одного-двух стволов. Правда, двое обожженных залезали с трудом, но тут уж он им ничем помочь не мог. На ногах стоят – и ладно.

Двое на заднее сиденье, один на правое, и еще один, недолго думая, запрыгнул в багажник. Там, правда, был запас продуктов и канистры, ну да ничего, поместится как-нибудь.

Виталий оглянулся вокруг, прыгнул за руль и скомандовал:

– Если что, стреляйте во все, что движется.

– Не учи…

– Заткнись, ученый. Там сзади оружие, можете использовать. А сейчас держитесь!

«Нива» – далеко не спортивный болид, а вот прыгать козлом с кочки на кочку у нее получается знатно. Как они не перевернулись, знал только ангел-хранитель Виталия, потому что пару раз машина отчетливо зависала на двух колесах. Но обошлось: отчаянно выкручивая руль, Третьяков вывел машину к проселку, успел даже немного отъехать, когда увидел выбирающийся на дорогу тентованный КамАЗ характерной армейской окраски. И дистанция до него была ой как невелика.