
Полная версия
Семь шагов над обрывом
Овчар не отставал, держался рядом с хозяйкой, на ходу успевал метить чужие заборы и лавочки. Возмущенный лай и обиженное тявканье раздавались отовсюду. Пёс, гордый и довольный собой, бежал дальше.
Местное кладбище приткнулось прямо за селом. От крайних домов его отделяло небольшое бесхозное поле и накатанная проселочная дорога.
Высокие крепкие заборы сменились кривыми штакетниками, покосившимися плетнями и дряхлыми изгородями. Исчезли такие привычные для обжитых улиц пышные цветники и ухоженные палисадники. Часть домов была заброшена. Заросшие сорной травой дворы и заколоченные ставни навевали тоску. Кое-где, правда, сохло на веревках белье, слышались обрывки разговоров, детский плач. Хотелось как можно быстрее пройти мимо, не заглядывая в темные узкие проулки, не встречаясь с хозяевами. Соня зябко ежилась, настороженно разглядывая кособокие постройки, облезлые стены, ржавые ворота.
Лерка, напротив, заметно оживилась, с явным интересом вертела головой по сторонам.
– Круто, правда? – она оглянулась на притихшую Соню. – Как в другой реальности. Говорят, в старых брошенных домах заводится всякая чертовщина. Кладбище ведь рядом. Я у тетки Оксаны как-то попросилась тут переночевать, так она меня полдня хворостиной по двору гоняла и пригрозила к родителям отправить.
– Правильно гоняла. Тут…тревожно!
– Это же старая часть поселка. Некоторым халупам под сотню лет! – восхищалась Лера. – Вон, глянь – настоящая мазанка начала века! Прошлого! А там дальше старый фундамент панского дома – представляешь! Когда железную дорогу проложили, то центр подтянулся к станции: рынок, школа, почта, магазины. А тут время замерло. Люди переезжали, часто бросая дома. С мебелью, одеждой. Кто их купит в этой дыре?!
– Почему? Тут же недалеко. Ну, километров пять-шесть до центра.
– Ха. Это по городским меркам недалеко. Да и рядом могилы. А местные – народ суеверный. Не то, что я!
– А ты разве не суеверная?! – Соня аж споткнулась от удивления.
– Вот ещё. Нет, конечно, – возмутилась девчонка. – Я ищу доказательства. Настоящие. А суеверные люди… они просто верят и боятся. То черной кошки, то пустого ведра, то еще какой фигни. Смотри – мы почти пришли.
По заросшему лебедой и лопухами полю уверенно бежала тропинка. Накатанная проселочная дорога шла в обход, и добираться напрямик через заросли бурьяна оказалось намного быстрее.
К вечеру стих ветер. Пыльный запах сухой травы и нагретой солнцем земли щекотал нос. Носились за мошкарой неугомонные ласточки. Овчар мелькал в густой траве, распугивая ленивых фазанов. Высоко-высоко в ясном небе пел жаворонок.
Привычные звуки села остались где-то там, далеко. Безмятежность раннего июльского вечера и покой…
Соня остановилась, закрыла глаза и глубоко вдохнула напитанный травяной горечью воздух, провела ладонью по сухим стеблям, улыбнулась, сама не понимая чему.
Лерка притормозила, давая подруге время освоится, задумчиво огляделась по сторонам. Счастливый Овчар подбежал к хозяйке, ткнулся лобастой башкой в бок.
–Это не простое поле, Овчарушка, – Лерка ласково потрепала пса по лохматому загривку, – это переход в другой мир. Местные его недолюбливают, стараются по дороге ходить. А мне тут больше нравится…
*****
Сельское кладбище встретило нежданных гостей тишиной и прохладой. Они шли по неширокой центральной аллее, и Соня с интересом разглядывала вычурные кованые оградки, гранитные памятники с гравюрами и портретами, кресты с трогательными надписями.
На похоронах ей бывать не доводилось, и воображение рисовало подобные места заброшенными, пустынными и мрачными, заросшими диким плющом, затянутыми клочьями холодного тумана – как в кино!
А тут – невысокие столики и лавочки. Даже как-то уютно, по-домашнему. Так и тянет присесть и вытянуть уставшие ноги. Небольшие цветочные клумбы радовали глаз: нарядные петуньи, высокие мальвы, огненные бархатцы; а чего стоила лавандовая изгородь и огромные кусты белых роз около одной могилы!
– Ничего себе, – потрясённо прошептала Соня, – красота какая!!!
Лерка топала впереди, не оглядываясь, и поясняла:
– А ты как думала! Раньше за могилами сторож с семьёй присматривал. Сейчас родственники сами ухаживают или платят жителям крайних домов. Ну и на праздники и поминальные дни приходят. Видела бы ты, что тут на Пасху творится! Это ж село! Овчар, пошли, что ты там вынюхиваешь?
Пёс оторвал нос от земли и послушно подбежал к хозяйке. Сунул лохматую морду под ладонь, выпрашивая ласку. Лера дернула любимца за ухо, хлопнула по спине – беги, мол, нечего рассиживаться.
– Я тебе сейчас настоящую красоту покажу. Идём! Нам как раз в ту сторону.
Свернув с центральной дорожки, девчонки протиснулись в узкий проход между низкими заборчиками и оградками. Кое-где приходилось пробираться через раскидистые кусты жасмина и колючего шиповника, но уже через пару минут они вышли на открытое место.
Ряд могил.
Простые земляные холмики с дешёвыми венками и скромными деревянными крестами.
– Это свежие могилы, – увлеченно поясняла Лерка, – недавние. Ещё неустроенные. Местные положенный срок выжидают, а потом уже украшательствами занимаются. Тут и…хм…нашего похоронили. Кстати, многие взъерепенились как раз из-за козырного места. Смотри!
Они стояли на краю невысокого косогора.
Вид отсюда открывался чудесный: поросший травой склон, узкая лента реки, на другом берегу тянулись холмы и перелески, распаханные поля и парочка дальних хуторов. Июльское солнце сменило гнев на милость, и палящий дневной зной обернулся теплым потоком мягкого золотистого света.
Аромат луговых трав и речной воды.
Высокое чистое небо.
Оглушительный птичий щебет.
Хотелось закрыть глаза, подставив лицо ласковым вечерним лучам, и ни о чем не думать. Только слушать птиц, тихий шелест речной волны и дышать пыльными запахами середины лета…
– Да уж, – хмыкнула Лерка, – дождь с чистого неба только в сказках бывает. Но ведь он все равно когда-нибудь пойдет. Правильно? – она вздохнула и потянула подругу за локоть. – Пошли к колодцу. Нам за час управиться нужно.
*********
Колодец был.
Нормальный такой колодец.
Круглый.
Высокий.
Надёжный.
Колодец был. И вода в нем была.
Глубоко…
А цепи не было. Ни цепи, ни журавля, ни веревки, ни, тем более, насоса…
Озадаченная Лерка зачем-то заглянула вниз, провела рукой по гладкому, темному от времени вороту, толкнула сиротливо торчащую железную ручку. Та взвизгнула, как живая, завертелась вхолостую и замерла отрешенно.
Соня оглянулась по сторонам – никого! Подобрала с земли небольшой камешек и бросила в колодец.
Бульк!
– Сонь, я была тут неделю назад, – недоумевала Лера. – Думаешь, я потащилась бы сюда, не разведав?! Цепь была. И ведро.
– Ты уверена?
Лера задумчиво кивнула, медленно обходя колодец и раздвигая ногами траву, словно надеясь найти цепь.
– Кто-то спер!? – неуверенно предположила Соня.
– Кто? Местные им пользуются. Может, не так часто, но… Я же говорю, за могилами следят. Цветы поливают. Да просто приходят проведать родных и набирают воду.
Овчар ткнулся мокрым носом, заворчал. Не помогло, хозяйка не обращала на него никакого внимания. Тогда пес стал широкими лапами на колодец и завилял пушистым хвостом, громко и весело гавкнул.
– А в доме живут? – Соня махнула рукой на покосившуюся хату.
Ставни заколочены, остатки изгороди торчат в зарослях бурьяна, сквозь трещины крыльца проросла сорная трава…
– Нет. Давно никто не живёт. Там инвентарь вроде хранят – лопаты всякие, ну, могилы копать…Блин, что же мы – зря припёрлись?! – Лерка пнула колодец ногой, швырнула ведра в сухую траву, отошла на пару шагов, прикидывая расстояние до села, вздохнула.
– Не, оттуда таскать долго. Не успеем. Скоро стемнеет.
Она сердито плюхнулась на землю, оперлась спиной о стенку злополучного колодца. Соня села рядом, вытянула пыльные, уставшие за день ноги. Смешно пошевелила грязными пальцами. Эх! Надо было спуститься к реке, хоть ноги окунуть, – подумалось ей.
Точно! Река!
– А если из реки воду носить?! Даже ближе к могиле выйдет!
– Из реки? – Лера задумалась на секунду. – Вообще-то можно! Слушай, ты классно придумала. Я когда злюсь, плохо соображаю. Могила как раз в той стороне! Но это ж по косогору вниз и вверх! Два ведра за раз не дотащишь. Если только это…хм…майонезное.
– За один раз три ведра принесем, – Соне внезапно ужасно захотелось очутиться возле воды, – если там нормальный спуск есть!
Трава под палящим солнцем высохла и кололась. Резиновые шлепки не защищали ступни от колючек и репейников. Глянула на подошву…После сегодняшних приключений хлипкая обувка наверняка порвется. Привычная к авантюрам и похождениям Лерка предусмотрительно обула старые стоптанные кроссовки. Она и запас еды в рюкзак сунула, когда на минутку забежала домой предупредить тетку. Тетки дома не было, зато нашлись куриные котлеты, свежие булочки и пряники со сгущенкой. Все это богатство Лерка смела со стола, объясняя вполне сытой подруге, что аппетит – штука непредсказуемая. Особенно на кладбище.
Оставив рюкзак и телефоны на невысокой лавочке возле последней «облагороженной» могилы – никого тут нет, а мы можем в воду уронить – девчонки отправились к реке. Возле спуска Соня обернулась – ее телефон в ярко-розовом чехле было видно издалека.
Около берега оказалось неглубоко, и на мелководье росла густая сочная трава. Лерка в кроссовках осталась стоять на песке, пока Соня, легко скинув шлепки, с тремя (!) ведрами зашла в прохладную речную воду по колено…
Ох!!!
Она крепко зажмурилась от нахлынувших воспоминаний. Вот папа с Данькой на пляже лепят замки из песка, вот мама беззаботно смеется, машет руками и зовет дочку на берег, а Сонька делает вид, что не слышит и снова ныряет. Вот бабушка сидит в теньке под огромным жёлтым зонтом и увлеченно читает потрепанную книжку, сдвинув очки на кончик носа.
…и море вокруг…
В нежных лучах солнца на теплой коже…
В горячем песке под ногами…
В тихом шелесте прибрежных волн…
В лентах водорослей…
В дыхании горько-соленого ветра…
В это злополучное лето она так ни разу и не искупалась. Мама с Данькой и тетя Тамара каждые выходные наведывались на местные пляжи – благо озёр и мелких речушек вокруг села хватало, но Соня отнекивалась, и под разными предлогами оставалась дома.
О своем страхе девочка помалкивала, все равно не поймут, в лучшем случае пожалеют, в худшем… в худшем мама опять будет плакать и переживать из-за дочкиной нормальности, точнее, полного отсутствия этой самой нормальности. Да и как объяснить тревожные странные сны? Каждую ночь покинутое одинокое море звало Соню беззвучными голосами.
Нет уж!
А вот чудной сельский дедок запросто высмотрел ее нехитрую тайну. Подцепил пальцем липкую паутину страха, осторожно, боясь порвать, намотал на сухонькую ладонь, скрутил в тугой темный комок и…выбросил в бурьян – «курям на поживу»! Впервые за долгое время она спала спокойно…
А река… река бережно приняла новую знакомую, весело пощекотала пятки бурыми водорослями, ехидно хихикнула лягушачьими голосами, закружилась вокруг ног стайками бестолковых мальков. Соня наклонилась и ласково погладила воду ладонью. Как живую.
–Знаешь, – она обернулась к Лерке, – я так боялась войти в чужую воду. Думала – Оно не простит… А тут – река и…я… спасибо тебе. Это чудо…все это…
Соня широко развела руки. Объяснить слов не хватало…Да и как объяснить, что босиком в воде – это чувство дома, мира, радости, летнего солнечного счастья; что река – живая, и говорит с ней. Странно, путано, но говорит, и жалеет, и насмехается, только по-доброму, не обидно, считает ее бестолковым мальком, выброшенным на берег, и едва не засохшим по собственной дурости…
И еще, Соня уверена, – дождь, он тоже, как река, и как море, он услышит, он пойдет. Обязательно. Вот как это все сказать Лерке?!
Она вытерла ладонями мокрые от слез щеки.
– Река, и лес, и берег – тут все живое, и…оно…мое, и…твое…
Лера потрясенно смотрела на подругу. Пристально так смотрела. Задумчиво…А затем, как была, в старых стоптанных кроссовках, медленно зашла в воду и крепко обняла Соню!
Так они и стояли по колено в воде, слушали, как стрекочут кузнечики, щебечут неугомонные птицы и оглушительно квакают лягушки.
Сверху громко залаял Овчар. Собаке наскучило сидеть в одиночестве и ждать глупую хозяйку.
****
Вылить воду на могилу…куда?!
Вокруг?
Или…на всю?
Или…где у него там голова?
Вопрос отдавал лёгким безумием – как напоить вороватого покойника, чтобы он вернул дождь? В тетрадке об этом ни слова, а значит – «на усмотрение экспериментаторов»!?
– Та-а-к! Гроб закопан на глубине двух-трёх метров. Вода к НЕМУ все одно не попадет, – Лерка топталась вокруг злополучной могилы, рассуждая вслух. Ну, вылитая училка, ещё и палец подняла для убедительности. – Поэтому, – она подхватила мокрое ведро, приподняла его и радостно заорала, – льем, куда хоти-и-м! Эээх!
И с размаху окатила несчастный холмик. Соня радостно взвизгнула, и, подняв второе ведро, выплеснула на могилу.
– И-и-э-эх!!!
– А теперь это, маленькое, да не на меня! – вопила Лерка, уворачиваясь от брызг. – Ух, какую мы тут сейчас грязюку развезем!
Они смеялись и верещали, скакали по мокрой земле и норовили облить друг дружку с размаху, поскальзывались, падали, и снова безудержно хохотали.
Отпустила обида и тоскливое раздражение непонятно на что. Речная вода освежала, дарила бодрость, и девчонки раз за разом спускались по склону вниз, а наверх тянули тяжёлые ведра. Сельская сноровка сказывалась.
Привычка таскать воду из колодца укрепила руки, но после десятого спуска-подъёма начала-таки одолевать усталость.
Да и ступать приходилось осторожнее – земля вокруг могилы размылась, осела, чавкала. Со стороны – жутковатое зрелище. Парочка насквозь мокрых ведьмочек, прыгающих на кладбище, и огромный кудлатый пёс, измазанный в болоте.
Резиновые шлепки скользили и подворачивались. Лерка давно скинула раскисшие от воды кроссовки и ходила босая.
Пластиковое ведёрко носили по очереди. Овчар вначале веселился и ловил льющуюся воду, но потом устал играть и улёгся под деревом. Положил голову на грязные лапы и лениво наблюдал за хозяйкой.
– Вжжжууух!! Плюх!!
– Ииииееееех!!! Плюх!!!
– Сколько это?
– Тридцать вроде! Фух! Все, я устала. Сейчас сдохну!
– Ага. И я.
Соня согнула спину, оперлась ладонями о колени, переводя дух. Лерка, уперев руки в бока, пыталась отдышаться.
– Что-то меня напрягает, – вдруг сказала она задумчиво. – Сама не пойму, мысль крутится в голове. Тревожная какая-то мысль. Давай ещё пару раз, и домой.
Они подхватили ведра и начали спускаться.
Вылив очередной раз воду на несчастную могилу, Соня спохватилась:
– Лер, надо позвонить тётке. А то поздно уже. Она переживает.
Солнце скрылось за горизонтом. Наступали долгие июльские сумерки. Последние лучи ещё освещали закатный край неба, поля и рощицы на другом берегу, а вот под деревьями тени сгустились.
– Черт! – негромко выругалась Лера севшим голосом. – Брось ведро. Пойдем! Быстро!
Соня непонимающе глянула на встревоженную, резко побледневшую подругу. Не задавая лишних вопросов, поставила ведро на траву. Лера схватила ее за руку и стремительно потащила прочь.
Овчар устало побежал следом.
– Все потом, – напряженно прошептала Лерка, – у-хо-дим.
Они торопливо пробирались по тесным проходам, петляя между могилами. В глубине кладбища было сумеречно. Плотные деревья закрывали тусклый вечерний свет. Шли молча, не оглядываясь. Сердце трепыхалось. Ноги гудели и спотыкались о кочки и бордюры. Соня подруге доверяла. Если та испугалась, значит, причина серьезная.
Сзади затрещали ветки, глухо зарычал Овчар. Кто-то быстро шел следом.
– Овчар, куси, куси! – зло скомандовала Лерка. Пёс, продолжая рычать, остался сзади.
– Бежим!! – прошептала она и, не отпуская Сонину ладонь, опрометью рванула вперед мимо белеющих в полутьме памятников, мрачных крестов и кованых оградок.
Центральная аллея кладбища открылась внезапно, они выскочили туда из переулка и понеслись по ровной дороге. Ноги слушались плохо. Дыхания не хватало. Сзади донеслось грозное рычание собаки и грубый мужской голос. Треск, рык, ругань, звуки борьбы. Вдруг пёс жалобно заскулил и затих.
Просто бежать. Из последних сил. Сначала к выходу кладбища. Людей там нет. Но по дороге могут ехать машины. Потом через поле к домам. Там кричать, звать на помощь.
Лерка оглянулась через плечо, скривилась и помчалась дальше. Дорога свернула вправо, на время скрыв беглянок от преследователя.
– Ещё…немного…давай…заховаться надо, – просипела Лерка, хватая ртом воздух, и резко свернула к могилам, увлекая за собой Соню. Они спрятались за высокими колючими кустами и замерли. Лерка, все ещё тяжело дыша, стала шарить руками по земле, нащупала острый камень, сунула Соньке в руку, второй крепко сжала сама.
В дальнем конце аллеи показалась сгорбленная фигура человека. Прихрамывая, он неуверенно вышел из тени деревьев, остановился и начал оглядываться по сторонам.
Лера глянула на Соню, приложила палец к губам. Та едва кивнула, стараясь дышать как можно тише.
Человек прошел немного вперёд, снова остановился. Что-то недовольно пробормотал. Расплывчатый силуэт чернел на фоне стремительно темнеющих крестов.
В густых сумерках внезапно мелькнул слепящий свет фар, громко и требовательно засигналила машина. Звук разорвал вязкую глухую тишину, выдернул из панического ступора.
–Леееркааа!!!
– Софийкааа!!! Вы гдееее?!?!
–Это за нами, – всхлипывая, прошептала Лерка. – Это тетка Оксана!
– И тетя Тома, – облегчённо выдохнула Соня.
–Лераааа!!!! Вы гдееее???!!!
Снова засигналила машина. Мощный луч фонаря запрыгал по темным стволам, выхватывая острые прутья заборов, крылья мраморных ангелов и черные гранитные плиты.
Незнакомец замер, ссутулился, втянул голову в плечи, отступил назад и спешно поковылял в глубину кладбища.
– Побежали!
Девчонки выбрались из кустов на центральную аллею. Им навстречу решительно шагала тетка Оксана. За ней, не успевая за широким шагом кумы, семенила Тамара Васильевна.
– Мы тут! – прохрипела Лерка на бегу.
Радость от неожиданного спасения придала сил. Они неслись навстречу родным потные, в мокрой, заляпанной землей одежде. Соня только сейчас поняла, что все это время бежала босиком. Шлепанцы потерялись по дороге с концами. Ну и ладно! Лерка, вон, тоже…ковыляет, видно ногу таки поранила в темноте.
– Бабушка!!! – завопила Лерка, и с разбега кинулась на шею своей спасительнице. Тетка Оксана одной рукой прижала к себе внучатую племянницу. В другой руке она крепко держала охотничье ружье.
Тамара Васильевна бросилась к Соне.
–Девочка моя родненькая, Софиюшка, с вами все хорошо?! Божечки, мы уже везде обыскались, – причитала она, ощупывая ее голову, плечи, руки. – Ты не ушиблась, ты цела?!
Соня вяло кивала, размазывая слезы грязными руками по не менее грязным щекам.
– Тетя Тома, мы… не хотели, простите!
Тамара всхлипнула и прижала к себе дрожащую девочку.
– Все хорошо, моя маленькая, – повторяла она, – сейчас домой поедем!
Тетка Оксана, напротив, отстранила счастливую Лерку и сунула ей под нос кулак. Та, ничуть не испугавшись угрозы, с восхищением уставилась на оружие.
– Ты что, с ружьём! Круто!!! Дай пальнуть в воздух. А!? Будь ласочка! Я этого урода шугану. Он же телефоны спер, и цепь, и…котлеты с пряниками, и…за нами гнался. А мы …вот! – она показала зажатый в ладони камень.
Тетка Оксана негромко выругалась, но таки протянула ружье. Лерка развернулась в сторону темнеющих могил, отошла на пару шагов, уверенно вскинула ружье и, подняв ствол вверх, спустила курок.
Бабах!!!
Эхо выстрела прокатилось по кладбищу.
Стая ворон с истошным карканьем поднялась в вечернее небо.
Вот теперь точно, как в кино!
Совсем рядом залаяла собака.
Овчар выскочил из-за могил, припадая на переднюю лапу, подбежал к людям. Глаз заплыл, кровь бежала из рассеченной головы.
Девчонки кинулись обнимать горемычного пса. А тот жалобно скулил и норовил облизать всех вокруг.
– Эй, ты, урод! – гневно заорала Лерка в темноту. – В следующий раз я тебе в башку пальну за мою собаку!
– Ну-ка быстро в машину! – скомандовала тетка Оксана.
Окровавленная собачья морда окончательно ее убедила. Глупые соплюхи перепугались не оживших покойников, а кого-то куда более опасного, чем все бродячие мертвецы вместе взятые.
Усталость накатила мутной волной, словно кто-то невидимый нажал выключатель. Соню качало. Ее усадили на заднее сиденье старенького Рено. Кажется, Лерка что-то объясняла взрослым: и про слабый запах костра, который ее сразу насторожил, да только она, тупая, не сообразила, и про рюкзак с телефонами, булочками и куриными котлетами, которые (Лерка точно уверена, он их сначала сожрал, а потом за нами погнался) и отвлекли на время Чужого…
– Блиин!!! Мы же…мы же…всего 33 ведра притащили. Это что, выходит, все зря!!! Придется второй раз идти!
Кажется, Лерку обещали выпороть как сидорову козу, и посадить на цепь вместо Овчара, кажется, верный пёс пытался вылизать ей щеки…
Слишком много всего навалилось за этот бесконечно долгий день. Но, удивительное дело, Соня была спокойна. Непривычное чувство правильности всех событий не покидало ее даже в полусне, рядом с фыркающим грязным псом, ругающейся тёткой Оксаной и всхлипывающей Тамарой Васильевной. Они все сделали правильно!
Соня улыбнулась тихой блаженной улыбкой. Лерка запнулась на полуслове.
– Сонька, ты чего? – неугомонная девочка тревожно вглядывалась в лицо подруги.
Машину вела тетка Оксана. Она быстро обернулась, нахмурилась, что-то пробормотала про малолетнюю идиотку, которая не подумала о травмированном ребенке.
– Все хорошо, – негромко прошептала Соня, – Тетя Оксана, со мной все хорошо! Не ругайте Леру! Мы все сделали правильно! – она закрыла глаза и, уже засыпая под шум мотора, добавила. – И никакая я не травмированная!
*****
Она смутно помнила, как выбирались из машины, как ее завели в дом и бережно уложили на кровать.
– Ниче-ниче, никто не помер от того, что спать грязным завалился, утром отмоешься, – ворчала тетя Тамара, помогая снять мокрую, измазанную в песке и земле одежду, – ложись, горюшко мое, ложись. Завтра все расскажешь.
Она заботливо накрыла Соню мягким пледом, устало опустилась рядом на кровать, вздохнула и ласково погладила девочку по голове.
Мурка бесшумно прыгнула и устроилась под боком. Тикали настенные часы, стрекотали за окнами кузнечики, громко мурлыкала кошка. Чуть слышно скрипнули старые половицы – Тамара Васильевна на цыпочках вышла из комнаты, осторожно прикрыв дверь.
Неслышно подкрался сон. В нем гулко шумело далёкое море, ветер гнал пенные волны на каменистый берег. Брызги летели высоко-высоко в небо, замирали на мгновение, и окатывали плечи, лицо, текли по щекам. Соленые, как слезы, горькие, как память. Соня вытирала щеки, улыбалась, плакала от радости. Море снова было с ней. Оно узнало ее, вспомнило, пусть даже во сне…
Во сне?!
Девочка резко открыла глаза.
Лицо было мокрым от слез и…от дождя!? Она выбралась из кровати, босиком подбежала к открытому настежь окну, откинула влажную занавеску и глубоко вдохнула свежий ночной воздух.
Летний ливень шелестел по листьям старой яблони, поил измученную засухой землю, смывал боль и страх, безнадежность и отчаяние.
Соня протянула руку, подставляя ладонь ласковым каплям, зажмурилась от нахлынувших чувств, таких сложных и запутанных, что не разобрать.
… острая тоска, перемешанная с болью утраты…
… восторг и неуемная радость. Вот же оно, чудо – смеется, скачет по лужам, пляшет на карнизах и крышах.
А где-то глубоко-глубоко в душе рождалась надежда – твердая, как камень, крепкая, как земля под ногами, и теплая, как мамина улыбка!
Участковый
День выдался пасмурный. После долгожданного ливня, который шел почти двое суток, солнце не спешило показываться из-за туч.
Наглые жирные гуси расселись в огромных лужах посреди улицы, не собираясь пропускать не то что пешеходов или велосипедистов, но даже подъехавшую к воротам машину. Водителю пришлось громко сигналить, прежде чем недовольный вожак лениво поднялся и отвел стаю в сторонку. Из машины выбрался худой высокий дядька в черных форменных штанах и камуфляжной футболке. Подождал, пока противная птица перестанет шипеть и отойдет подальше от калитки. Храбрец, нечего сказать! Гусака боится!
Соня поморщилась, задернула занавеску и отошла от окна. Накинула на плечи серую спортивную кофту. Рука привычно потянулась взять телефон и сунуть в карман.