Семь шагов над обрывом

Во дворе хозяйка мыла стеклянные банки и болтала с Михайловной – тёткой дюже любопытной и общительной. Заметив девочку, гостья бросила грызть семечки:

– Софийка, мама звонила? Как там папа?

Казалось, все село в курсе, что папа ранен, лежит в госпитале. Что ему сделали две операции и мама с Данькой поехали к нему.

– Звонила, говорит, папу в обычную больницу переводят. Наверное, это хорошо.

Михайловна горестно покачала головой,

– Ох, и спека сегодня. Вроде утречко, а дышать нечем! Васильевна, а шо, у тебя помидоры таки сохнут?! – с надеждой спросила соседка.

– Пытаются! Но мы с Софийкой не даём. Сегодня с самого ранку поливали, – тетя Тамара сердито глянула на приятельницу.

– Ну что за напасть! Третью неделю сушь стоит. Колодцы на городы выкачиваем! А урожай-то на троих делить! На свою семью, на беженцев – жалостливый взгляд на Соню, – и нашим «котикам».

Для «котиков» закатывали тушёнку, коптили и солили сало, топили масло и жир, сушили рыбу…

– Ниче! По селу пару десятков скважин набито – без воды не останемся! – Тамара яростно вытирала вымытую до блеска банку.

– Так-то оно так, но я тебе кажу, неспроста засуха. – Михайловна понизила голос. – Говорили, не будет добра от тех похорон! Покойник всю воду заберет!

Тетя Тамара стукнула банкой по столу, уперла руки в бока.

– Тю! Дура! Ну что ты несёшь! Да ещё при ребенке! Соня, а ну закрой уши, тетя Тома ругаться будет.

Смешные они, подумалось Соне. За минуту по пять раз ссорятся, мирятся, спорят, злятся друг на дружку, обнимаются и просят прощения…

Вот и сейчас…

– 21 век на дворе! А ты в эти забобоны веришь и детей стращаешь! – не унималась Тамара.

– Да кабы не эти забобоны, где бы…

В калитку громко постучали. Спорщицы разом притихли. Михайловна потянулась к семечкам в миске.

– Заходь, открыто, – крикнула хозяйка.

К этому сложно привыкнуть. Ведь правильно как? Сначала подойти к забору, глянуть, кто пришел. А тут – даже замка нет. Так, ерунда, крючочек. С улицы откинуть можно. Заходи – кто хочешь.

В калитку вошла Лера, таща большую клетчатую сумку. Кинула ношу под яблоней, потрепала разморенную жарой Муху и, зачерпнув воды в ведре, плюхнула в лицо. Брррр… красота.

– Добрыдень, тёть Тома!

– Шо ты, скаженная?! Надумала чего? А то вон садись Софийке помоги.

Лера тоскливо покосилась на полные ведра вишен.

– Отпустите Соньку сегодня со мной. Очень надо!

Хозяйка насупилась.

– Куда это?

– Так по делу.

– По какому такому делу? На ставок в субботу вроде собирались.

– Мы пойдем сетки плести. Защитные. Ну, такие… маскировочные. Мне тетя Оксана целую кучу старых вещей насобирала.

Тамара задумалась. Плести сетки – дело полезное, да и девочке нужно больше с людьми общаться, а не только во дворе торчать. Но вишни…Банки, зима… А, ладно.

– Михайловна, ты шо сегодня планировала?

– Да много чего, – с важным видом протянула та.

– А давай мы с тобой наливочку новую попробуем.

– Вишневую?

– А то?

Лерка цапнула жменьку семечек, подкралась к подружке и шепнула на ухо.

– Вот как они так могут – говорят вроде об одном, а на самом деле – совсем о другом?!

Соня пожала плечами. Ничего необычного – две закадычные приятельницы понимают друг дружку с полуслова.

– Они же на двух уровнях общаются – на вербальном и ментальном! – не унималась Лера. – Точно-точно! Вот, смотри! Сейчас нас отпустят!

– Я все слышу! – тетя Тамара сердито нахмурилась, но тут же махнула рукой на смеющихся девчонок. – Ладно, мы сами управимся, а вы, чтобы допоздна не гуляли. Время сейчас такое…

******

Неудобную сумку волокли вдвоем. Тамара Васильевна доложила туда зелёную штору, вылинявшее старомодное платье из лысого бархата, затертую до дыр серую скатерть и кучу детских колготок. Напоследок сунула бутылку компота и миску кабачковых оладий, – не голодать же детям до вечера.

Тащились по пыльной дороге, пыхтя от жары и обливаясь потом. Минут через десять остановились перевести дух в тени огромной шелковицы.

– Я кепку забыла, – всполошилась Соня. – Может, вернуться, а то голову напечет!

– Ниче, нам недалеко, не сгоришь, а внутри там прохладно. Я уже два раза ходила. Тряпки на ленты резала. Пальцы потом болят, так я перчатки взяла. И тебе тоже.

Соня топталась на месте. Идея повернуть обратно казалась все более заманчивой, и не только из-за забытой кепки.

– Я, наверное, просто боюсь, – честно призналась то ли подружке, то ли самой себе, – я же там никого не знаю.

– Не боись! Нормальные люди. Приходят каждый день, кто может. И бабульки, и помоложе, детвора ещё помогает. Такого наслушаться можно! Пить хочешь?

Лера присела на корточки, вытащила из сумки компот, протянула подруге. Та машинально взяла бутылку.

– Опять собираешь… материал?! А они знают? – увлечение сельской мистикой казалось совершенно непонятным, а Лерка ещё и записи ведёт, сохраняет всю «добытую информацию».

– Конечно, собираю и, конечно, знают. Тут все всё знают. Отдай, если не пьешь. – Лера забрала компот, припала к горлышку, глотая с бульканьем. – Фух. Сладкий какой. Блин, майку облила. Слухи по селу пошли – обалдеть!

– Тут всегда какие-то слухи ходят. Дай, я тоже пить хочу. Что-то мало мы компота взяли.

– Неее…эти в самую точку, – не унималась Лерка. – Дождя больше трех недель нет. Огороды сохнут, колодцы досуха выкачивают! Есть скважины, без воды не останемся, но все одно…

– Обычное лето. У нас дома такое часто бывало.

– То у вас. А тут все от земли живут. Им засуха – страшное бедствие. Почти как война. Ну, не совсем, конечно…

Лера как-то внезапно сникла, опустила плечи. Тяжело вздохнула, вспоминая что-то свое. Мимо на допотопном велосипеде проехала незнакомая тетка в спортивном костюме, приветливо подзелинькала девочкам. Соня кивнула в ответ и помахала рукой.

– Ладно, шагаем!

Подхватив сумку, поплелись дальше. Долго грустить у Лерки не получалось. А уж если у нее появилась ИДЕЯ!

А ИДЕЯ у нее созрела! Соня чуяла наверняка. Знать бы ещё, что задумала эта «скаженная».

– Говорят, все из-за неправильного покойника, – наконец выдала страшную тайну неугомонная девчонка. – Я тебе потом расскажу!

Они подошли к двухэтажному старому колхозному складу. Забитые фанерой окна верхнего этажа, облезлый фасад, стены когда-то жёлтого, а сейчас грязно-серого цвета. Нижние окна, наполовину вкопанные в землю, заложены мешками с песком. Вездесущие куры копошились в пожухлой траве. На заброшенном газоне росла лебеда.

Деревянная дверь приоткрыта и подперта обломком кирпича. За ней виднелся длинный темный коридор.

Соня остановилась, беспомощно оглядываясь по сторонам, опустила на землю сумку. Замерла, не решаясь переступить высокий порог. Лера, почуяв неладное, осторожно тронула подругу за локоть.

– Под-вал, – тихо выдохнула Соня. Она обхватила себя руками за плечи, пытаясь сдержать дрожь.

На скрип входной двери из крайней комнаты выглянула невысокая девушка в синем рабочем халате. Радостно замахала руками новоприбывшей подмоге.

– Девчонки, привет! Вы на тушёнку или на сетки?!

– Сегодня на сетки, вон, сколько тряпок притащили, – нарочито бодро ответила Лерка, тревожно поглядывая на застывшую Соню. – Хотя у тебя пахнет вкуснее! Мы потом зайдем. Пробу снимем.

Девушка грустно вздохнула, и тут же расплылась в улыбке.

– Добренько, но в следующий раз ко мне! – она заговорщицки понизила голос, – а то я целыми днями с бабульками банки кручу, поболтать не с кем.

– Наталочка!!! Кипит!!! – радостно закричали из открытой двери.

– Бегу, бегу!! Лерка, говорят, ты на черный ставок собираешься?!

– Ага. И Соня тоже, – Лера легонько толкнула подругу в бок, – в субботу.

– А можно я с вами? – Наташа умоляюще сложила руки.

– Кипииит!!! – не унимались на кухне.

– Все-все, потом поговорим! – ойкнула она, захлопывая тяжёлую железную дверь.

Пыльная тишина пустого коридора. Тусклые лампочки на крученых коротких проводах. Старые деревянные стулья изломанной кучей громоздятся в дальнем мрачном углу. Сырость давно не крашенных стен…

Четыре ступеньки, скользкие от талого снега и грязи, ведут вниз, в темноту. Спотыкаясь и падая, люди бегут, надеясь укрыться в подвале от обстрела.

Первая ступенька высокая, неровная, вторая – короткая и узкая, третья – с отколотыми краями, четвертая… четвертую Соня не помнила. Она поскользнулась на третьей, упала, покатилась по полу, ударилась головой. Ее подхватили, рывком поставили на ноги, подтолкнули в спину. Боли не было, или была? Шишка на затылке болела долго. Хорошо, шапка смягчила удар. Яркая, бело-голубая, двойной вязки с теплой подкладкой – бабушкин подарок. Соня не снимала ее много дней подряд, натягивала на уши, на глаза – прячась от жути и смерти. Шапка была с ней в Городе, а потом – испарилась. Наверное, осталась на раскладушке на том суматошном вокзале, отдав до капельки все свое тепло и заботу бабушкиной любимице…

– Знаешь, а ведь у меня была необычная шапка. Ты же ищешь волшебство. Так вот. Она меня… прятала. Ну…там…в ТОМ подвале. А когда мы вырвались, она…ушла. Сама. Я бы ее ни за что не потеряла. Понимаешь? Шапка меня спасла и исчезла.

Соня глубоко вздохнула, решительно расправила плечи и крепко сжала Леркину ладонь.

– Пошли. Я не боюсь!

************

Вдоль длинной стены на деревянной, грубо сколоченной раме была натянута огромная сетка. Женщины разного возраста стояли рядом и вязали узлы, переплетая тонкие полоски темной ткани. В углу были свалены старые вещи. Лера вытряхнула содержимое сумки, облегченно вздохнула, мельком глянула на подругу. Та подошла к раме, провела ладонью по серо-зеленым скрученным узелкам. На одном из немногих фото, присланных папой с фронта, была такая же сетка. Данька заявил, что это шкура страшного дракона, – «дракончик рос-рос, однажды шкурка стала ему тесной и порвалась, чешуйки посыпались, он ее под кустиком оставил, а папа нашел и забрал себе. А у дракончика новая вырастет, он прилетит и всех победит». Вот, значит, где живут драконы…

В комнате стало очень тихо. Смолкли неспешные разговоры, перестали щелкать ножницы, – все уставились на Соню. Она что, говорила вслух?

Про Данькиного дракона?

Про папу?

*******

Работа на сегодня была закончена, но расходиться никто не спешил. Уйти додому голодными – та вы шо!!!

На стол накрывали все вместе. Каждая хозяйка захватила с собой «трошечки смачненького». Пригодились и кабачковые оладушки тети Томы. Непривычная к сельским посиделкам, Соня восторженно наблюдала, как за считанные минуты из ниоткуда возникали сочные помидоры, малосольные огурчики с укропом, молодая картошечка, посыпанная ароматной зеленью, блинчики с творогом, вареные яйца, нарезанные с зелёным луком, пирожки с картошкой, вареники с вездесущими вишнями…

Говорливые сельские кумушки поначалу остерегались расспрашивать «бидну дивчинку», но мало-помалу осмелели, и на Соню ворохом посыпались вопросы о Городе, о прошлой беззаботной жизни, о пережитой кошмарной весне. Девочка негромко отвечала, смущенно улыбалась и вежливо благодарила, отказываясь от помощи, повторяя, что у них все есть.

Игрушки для братика? Вот игрушки нужны, и книжки…наверное…

Мама? Мама – парикмахер. Скоро вернётся в Михайловку и сможет вас подстричь, как в модном салоне…наверное…

Папа? Папа… он обязательно приедет, когда врачи разрешат. Папа – герой? Герой! Наверное…

Так, слово за слово, нарезали хлеб, расставили тарелки и чашки, накрошили большую миску салата. Из коридора притащили старые облезлые стулья, сдвинули в центр комнаты столы. То ли поздний обед, то ли ранний ужин…

– Лерка! Говорят, ты молоко заговоренное домовому ставила? —

загорелый мальчишка лет двенадцати плюхнулся рядом и по-свойски толкнул Леру локтем в бок.

– Штавила, – важно кивнула Лерка, жуя пирожок с картошкой, – не пришел, гаденыш. Кошак молоко штырил. А ты?

– Не, мне мама не разрешила, – обиженный взгляд в дальний конец стола. – Она боится этих…всяких… ну, чертовщины.

– А до цыганки гадать ходила? – ехидно подковырнула высокая худая девушка, кажется, Маринка.

Лера ненадолго задумалась.

– Нее… а у нее интересно?

– Я не знаю, не была, мне рановато, но некоторые, – Маринка кивнула в сторону старших и добавила шепотом, – частенько бегают. Только она деньги берет.

– Денег не дам. Пусть бесплатно гадает. Сбудется – заплачу…– Лера потянулась к тарелке с блинчиками.

– Как же! Будет она бесплатно гадать! – вмешалась совсем не старая, но полностью седая женщина. – Ты лучше скажи, Валерия, засуха скоро закончится? А то, сама знаешь, какие слухи по селу ходят. Не хочешь проверить?! Это тебе не молоко в миску налить – это посерьезнее будет.

Соня слушала с интересом. Оказывается, среди местных есть почитатели необычного таланта подруги. Хотя намеки о прямой связи засухи и неправильных покойников уже порядком надоели.

Лерка налила в чашку компот, по-хозяйски подвинула к себе тарелку с салатом, но, глянув на Соню, отложила ложку и начала терпеливо пояснять:

– В мае тут один самоубился. Повесился, короче. По сельским понятиям хоронить такого на кладбище нельзя. Только в поле или при дороге. Родичей у него не было. Хоронили за счет села. Сельсовет взбеленился и всех суеверных…далеко послал. Перегрызлись тут добряче. Ну и закопали по закону, как полагается. Даже крест поставили. Теперь покойник воду ворует. Вот и засуха. – Лерка отхлебнула компот, поставила чашку, многозначительно глянула на каждого и продолжила зловещим голосом. – Нужно его напоить! Вылить на могилу 40 ведер воды. И все. Этот злыдень напьется и дожди отпустит. Все село выжидает, кто на такое дело пойдет. Кто решится?! Никто не верит, но…

Соня в изумлении смотрела на подругу. А та, как ни в чем не бывало, уплетала салат…

Бред какой-то! Самоубийца ворует дождь!? Как можно обсуждать такую чушь? Да еще всем селом!

– Никто в эти бредни по-настоящему не верит, – вмешалась тетя Маша, Маринкина мама. – Просто похороны эти, жарища, и война проклятая – будь она неладна…

– Не скажите, – Лерка хмыкнула. – Ну, в смысле, что не верят. То-то на базаре трындят об этом вторую неделю.

– Ну, трындят, на то он и базар. Даже батюшка грозился, хм…голову оторвать тем, кто эти слухи распускает.

– Вот! Об этом все говорят, даже батюшка. Кстати, у него я ещё ни разу не была. Надо бы разведать. Церковь – это же такое место…как эта мысль раньше в мою голову не пришла? – Лерка увлеченно размахивала ложкой. – Решено! В субботу на черный ставок, а в воскресенье – в церковь!

– Да он тебя на порог не пустит, – засмеялась Маринка, – решит, что ты заговоры в храме проверять надумала, и кааак стукнет кадилом, так все бесы повыскакивают!

Девчонки весело рассмеялись, живо представив вылетающих из Лерки жизнерадостных бесов и колоритного сельского батюшку – здоровенного мужика с роскошной бородищей и кадилом наперевес. В засаде.

– Ерунда это все! – внезапно возмутилась сидевшая напротив Сони женщина. Девочка не запомнила ее имя, за весь день они не перекинулись и парой слов. – Ты бы вместо дури своей делом занялась. Заговоры она проверяет, колдунов ищет, верит непонятно во что! Тьфу.

Все притихли, перестали стучать ложками. Лера медленно положила на тарелку надкушенный пирожок, исподлобья уставилась на обидчицу.

– Вон какая деваха вымахала, а дурью маешься! – зло продолжила та. – Совсем рехнулась! Покойник у нее проклятый. Ты, – она развернулась к Соне, – меньше ее слушай. Ничему путному ЭТА не научит, только мозги запудрит. Нашла с кем дружить.

Соня растерялась. Испуганно глянула на подружку. У Лерки подозрительно заблестели глаза, она сжала кулаки, шумно вдохнула и явно готовилась выпалить что-то резкое и не совсем цензурное. Видно, не впервой приходится отбиваться от подобных нападок.

Соня внимательно пригляделась к обидчице, и вдруг, удивляясь собственной дерзости, потянулась через стол, резко отвернула ворот чужой рубашки. Спрятанная складкой ткани, на изнанке красовалась крупная черная булавка, обмотанная черной ниткой.

– А зачем вы носите булавку застёжкой вниз? От дурного глаза? – тихо спросила девочка. – И крестик у вас непростой. Крестильный, правильно? Обережный?

Тетка опешила от подобной наглости, поправила воротник, гневно кинула ложку, поднялась из-за стола и, не прощаясь ни с кем, вышла, напоследок громко хлопнув дверью.

Все сидели как прибитые.

– Не надо было так, – наконец негромко проговорила тетя Маша, – каждому сейчас тяжело. Вот нервы и сдают. У них сын без вести пропал. Уже два месяца, как. В чем-то Ольга права. Все эти твои глупости с чудесами, ведьмами…ну…пора уже повзрослеть.

Доедали наскоро и молча. Наспех убрали грязную посуду, сложили остатки еды в пакеты и, скомкано простившись, разошлись по домам. Настроение было испорчено.

*********

– Злишься на них? – Соня подула на светлую челку, отросшую за лето, вытянула уставшие за день ноги.

– Нет. Уже нет, – Лерка

сидела, обхватив колени руками. Грустный взъерошенный воробей. Короткие волосы перьями торчали в разные стороны. Черные пряди выгорели на жарком солнце, золотились рыжеватыми кончиками, малиновые ярко топорщились. Да уж, с такой прической своей в селе не станешь. Даже Соне это понятно, хотя она живёт тут всего ничего, а Лерка приезжает к тетке каждое лето – должна знать. Знает, и все равно делает по-своему. Всё по-своему. И выглядит, и говорит, и действует…

– Как же ты булавку заметила?! – резко встрепенулась Лерка. Ну, точно, воробей.

– Не знаю, – честно призналась Соня. – Я за тебя сильно испугалась! Смотрю, у тебя слезы и… оно как-то…само получилось…

– А про крестик откуда узнала? Ну, что он не простой?! – допытывалась неугомонная девчонка. – Как ты сказала – обережный!

Соня пожала плечами.

– Крестик…она же его на шее носит. Во-от. И мне… пришло в голову, что он очень важный. Лер, я, правда, не знаю, что на меня нашло.

Девочки сидели на завалинке около старого заброшенного дома. Колючие кусты малины разрослись вдоль забора, скрывая их от посторонних глаз. Все давно ушли домой. Даже веселая Наталочка пробежала мимо, напомнив, что на черный ставок она обязательно поедет, да еще с каким-то Пашкой. Лерка вяло кивнула и снова сердито пялилась в землю. Где-то хрипло заорал петух. По улице гнали небольшое стадо коров. Буренки шли степенно, отмахиваясь длинными хвостами от приставучих комаров. Вдалеке загрохотал поезд. Резкий гудок паровоза спугнул копошившихся в пыли кур. От громкого звука Соня вздрогнула, про себя отметив, что уже не падает на землю, не закрывает голову от ужаса.

– Я на кладбище пойду, – решительно заявила Лера. – Прямо сегодня и пойду. И воды натаскаю. Сколько там – 40 вёдер?! В две руки – 20 ходок сделать. Фигня! – девочка выпрямилась, огляделась по сторонам, – пусто на улице. Вечернее время – все на огородах. Поливают.

– А воду где брать?

– Там старый колодец есть. Возле дома смотрителя кладбища. В нем никто сейчас не живёт. В доме. А колодец есть. Был. Проверю. Если вода ушла, то… ну, не знаю. Что-нибудь придумаю.

– Давай…я с тобой, – робко предложила Соня. – Вдвоем быстрее будет. Только ведра нужны и…

Лерка толкнула подругу локтем, мол, тише, гляди, кто идет.

По улице, погоняя хворостиной пару козочек, вразвалочку топал дед Назар. Рядом с хозяином увивалась лохматая собачонка. Пасечник хмурился, что-то бормоча себе под нос.

– Может, выглянуть поздороваться? – прошептала Соня.

– Погодь, он сейчас нас сам учует, знаю я этого хитрована, – чуть слышно ответила Лера.

И точно. Чудной дедок враз остановился, прислушиваясь. Повертел головой по сторонам. Козы залезли на кучу земли и начали объедать ничейную малину. Собака плюхнулась в пыль и принялась усердно выкусывать блох из кудлатого хвоста.

Пасечник чуток постоял, и уверенно заковылял к завалинке. Раздвинул колючие ветки.

– А я думаю, кто тут заховался! Вы чего удумали? А?

Подружки удивлённо переглянулись.

– Здрасьте, дед Назар! Много чего удумали. А шо? – Лерка прищурилась и с вызовом смотрела на старика.

– А то, что неспокойно у нас!

Лерка хмыкнула. Ну да, неспокойно, это ещё мягко сказано.

– Да не про войну я кажу, дурехи. В селе неспокойно!

Соня насторожились. Дед говорил серьезно, а не шутил, как обычно. Выглядел изрядно озадаченным.

– Чужой заходил в село, – тихо сказал он, пристально глядя Соне в глаза. – Да не приезжий, а ЧУЖОЙ. Ныкается, поганец, я его почуял, – дед сжал кулак, – а найти не могу. Старый я.

Лера и Сонька поднялись, поражаясь тому, как меняется лицо старого пасечника.

– А участковому докладывали?!

– А то! Хлопцы у нас толковые. Обещали следить в оба. Даже не смеялись над старым дедом и его придурью. Так, поулыбались малость.

– А откуда знаете? Ну, про чужого? Видели его?

– Учуял, – нехотя пробурчал дед Назар, зыркнул на восхищенную Лерку, что-то хотел добавить, да передумал, кивнул девчонкам уже приветливо. – Вы, красавицы, осторожнее, и глядите в оба. А я по своим…хм… знакомым пошуршу, может, кто и знает чего. Эй, Марта, Баська – бисовы козы, а ну марш додому!

Дед Назар грозно взмахнул хворостиной. Козы, услышав хозяйский голос, нехотя слезли с земляной кучи и потрусили по улице. Дедова собачонка, тявкнув разок для порядка, побежала следом.

– И что теперь? – спросила Соня, когда сельский чаклун скрылся за поворотом. – Пойдем?

Лерка, упрямо прикусив губу, задумчиво смотрела вслед старику.

– Пойдем, – проговорила с нажимом. – Вдвоем быстрее управимся. Темнеет поздно. Тетку предупредим. И это…Овчара с собой возьмём.

Соня задумалась. Почему-то ее больше волновали не дедовы смутные опасения, а то, что дождь все равно не пойдет. Хоть сто ведер на могилу вылей. Ей-то что. А Лерка расстроится.

******

– Тетя Тома, здрасте. Это Соня. Со мной все хорошо. Обедали. Маме позвонить? Сейчас наберу. А можно я с Лерой погуляю? Недолго. Недалеко. До темноты? Конечно, буду!

Отключив телефон, Соня задумалась, правильно ли поступает, не предупредив, КУДА именно они намылились. Оксана Ивановна – Леркина то ли тетка, то ли бабушка, вроде знает…

А что бы сказал папа? Таскать воду на могилу самоубийцы, чтобы спасти село от засухи. Папа бы… впечатлился. Наверное.

Эх. Была не была. Да и что там может быть опасного! Сельское кладбище – не осажденный врагом город.

Покойники?

А что покойники?! Тут они приличные. Смирные. Лежат себе тихонько в могилах. Цветочки, лавочки, кованые ограды…

Это вам не разорванные трупы на заснеженной детской площадке.

Навстречу спешила Лерка. Помня про местные суеверия – одно ведро она вложила в другое, и сверху сунула скрученный пакет.

Таскаться с пустыми ведрами по улице – не приведи господь! Не оберешься потом…комментариев от местных. Счастливый Овчар, здоровенная чистокровная дворняга – бежал рядом. Норовил пометить каждое дерево, гонял суетливых вездесущих кур. Увидев Соню, подбежал, стал пыльными лапами на плечи и радостно лизнул прямо в нос. Охранник!

– Потопали, пока не поздно. Я тетке записку оставила. Ее дома нет. Телефон не отвечает. Ушилась к знакомым на весь вечер.

– Сколько у нас ведер?! – Соня покосилась на «магический» инвентарь.

– Три нормальных и одно, ну, такое, маленькое. – Лера достала пластиковое ведёрко с надписью «майонез». Оценивающе покрутила в руках.

– Ну а что – ведро? Ведро! В условии про размер не сказано. Я поздно сообразила. Надо было ещё Данькино ведерко взять.

– Ага, и пасочки с лопаткой!

Девчонки уставились друг на дружку и рассмеялись.

*****

Солнце по летнему времени стояло ещё довольно высоко, но жара спала. Потянуло вечерней прохладой, на охоту вылетели комары. Лавочки обсели болтливые соседки, вышли прогуляться мамочки с карапузами, детвора на самокатах. Возле общих колодцев обменивались новостями, спорили, жаловались и смеялись.

Соня впервые шла по вечернему селу так далеко. Нет, за ворота она выходила даже ночью, – благо колодец был в паре шагов от калитки. Но пройти через всю знакомую улицу, свернуть в неприметный переулок, протиснуться боком по узенькой тропинке между двух глухих стен, миновать заросший сорняком пустырь, выбраться на безлюдную базарную площадь, нырнуть под чужим забором, чтобы срезать угол… По пути не забывать здороваться, кивать и улыбаться, а иногда и переброситься парой фраз с совершенно незнакомыми людьми, которые почему-то знали ее по имени, и все это быстро, – квест, да и только!

Лерка быстро шагала впереди, выбирая самый короткий путь. По ее прикидкам, до кладбища идти минут сорок. И назад – столько же. Стемнеет не раньше, чем через два часа – время есть, но лучше поторопиться. Мало ли… Что «мало ли», Соня старалась не думать.