Жёлтый император

Он вернулся в хибарку и вскоре принёс ещё два бурдюка. Они привязали к поясу надутые бурдюки и попрыгали. В тот, который висел на Матвее, вложили лечебник, а в Ритин бурдюк, Матвей спрятал плотно смотанный полиэтиленовый мешочек с фотоаппаратом. Он решил не посвящать девушку в эту тайну. Деньги Маргарита уже давно вшила в пояс его брюк. Если промокнут – нестрашно.

Они направились к кромке воды, но тут, нарушая тишину ночи, тявкнула собака, заставив беглецов присесть и замереть.

– Что это? – испугалась Маргарита.

На окраине аула стукнула дверь.

– Это же надо! – зло прошептал Матвей и побежал в сторону хибары.

– Ты куда? – всполошилась девушка.

– Забыл оставить знак, – бросил на ходу Матвей и скрылся в темноте.

– Что за знак? – встретила приятеля вопросом девушка.

– Знак для горцев, что мы покинули аул, – объяснил Матвей.

– Ты слышал? Снова тявкнула собака. Вдруг кто-нибудь поднял тревогу? – испуганно расширив глаза, прошептала девушка.

– Ничего, – успокоил её Матвей. – Поздно. Пошли. Больше не оглядываемся и не останавливаемся. Даже если собираются в погоню, им надо решить, куда мы направились. Сейчас они нас не услышат.

Взяв девушку за руку, он повёл её в воду. Под ногами пошли круги. Замелькали тусклые огоньки отсвечивающейся Луны на поверхности водной глади.

– Какая холодна вода, – застонала девушка. – Ночью она ещё сильнее похолодела.

Когда они зашли по пояс и бурдюки легли на воду, небольшая тучка медленно закрыла Луну. Лунный блик переместился вперёд, а по озеру побежала серебристая дорожка, но от этого остальная вода стала только ещё более чёрной, и когда луна совсем скрылась, Маргарита вздрогнула.

– Бр-р-р! Какой у неё холодный вид. Жуть, – девушка глянула на Матвея, но тот не ответил, упорно продвигаясь вперёд. – Мы добыли то, ради чего явились сюда. А всё остальное – пустяки, – начинавшими дрожать губами произносила девушка, желая успокоить себя хоть разговором.

Пока они заходили на глубину, всё было нервно, но, когда они поплыли, у них перехватило дыхание – вода к центру озера казалась ледяной.

– Правду говорили таранчи, – вперемешку с зубной дробью, заговорила Рита. – Озеро питают подземные ключи.

– Держись поближе ко мне, так будет теплее, – с трудом выговорил Матвей, – и скажи, если начнёшь уставать или перестанешь чувствовать конечности.

– Я уже их не чувствую, – простучала зубами девушка. – Я их с самого начала перестала чувствовать.

Матвей не ответил, он неторопливо и уверенно грёб в направлении чёрной скалы, у подножия которой озеро бурлило и грохотало, пробиваясь в каменную расщелину. Луна снова открылась, бросая неверный свет на поверхность и предательски выставляя на обозрение пловцов. К ней добавились и бурдюки, которые светились как фонари. Матвей оглянулся на селение, затем взглянул на небо, в лунном свете неслись рваные облака, но ни одно не хотело закрыть собой небесное светило.

– Хоть бы на минутку закрыть эту луну, – дрожащими губами проговорил он, но девушка ему не ответила, и Матвей подёргал за привязь: – Как ты?

– Ничего, – простучала зубами девушка. – Мы хоть половину проплыли?

– Больше, – успокоил Матвей. – Нас несёт течением. Вот почему я свернул левее. Ты заметила? Плывём вдоль обрыва, вода здесь затемнена. С откоса нас не видно.

– Как страшно! – задыхаясь, пробормотала Маргарита, которая плыла теперь совсем рядом с ним. – Около тебя мне легче, а будь я одна – насмерть перепугалась бы. Мы ведь не можем утонуть, правда? – неожиданно, совершенно ясно спросила Маргарита.

– Что ты говоришь! – вспылил молодой человек. – Поменьше открывай рот, – грубо пресёк все разговоры Матвей. – Эхо разносится по всей долине.

Да, утонуть они не могли, пока в привязанных к их поясам бурдюках оставался воздух. Однако, если волнение разыграется всерьёз, а у них не хватит сил держать головы высоко над водой, они всё равно захлебнутся. Он ведь и так уже успел наглотаться воды. Если усталость возьмёт верх, то на заре по озеру будут плавать только их трупы. Для того чтобы стать утопленником, вовсе не обязательно пойти на дно.

– Когда ты рядом, я совсем не боюсь, – снова простучала зубной дробью девушка.

Матвей не ответил, но был рад: его присутствие ободряет Маргариту, а её болтливость простительна, хоть этим девушка ободряется. Хорошо, она не догадывается, как устал и как боится он сам. Правда, ему не в первый раз грозила опасность утонуть. Дважды он едва успевал выбраться из разливающейся весной Протоки, а один раз, чуть было не утонул, когда мальчишки устроили в главном оросительном канале кутерьму. Но тогда Сашка Кононов заметил, что он тонет и с силой вытолкнул Матвея из воды! Все мальчишки перепугались, а он нахлебался грязной воды.

– Я немножко устала, – сказала Маргарита тихо.

– Плыви не останавливаясь, – умоляюще произнёс Матвей. – Мы подплываем к скале. Не торопись, но не останавливайся. Теперь уже близко. Главное помни – надо успеть больше вдохнуть воздуха и удержать его до тех пор, пока нас не перестанет нести течением.

– Кто подхватит? – Рита только посмотрела на него обезумевшими глазами.

От холода лицо её побледнело и светилось вместе с бурдюками. Матвей, что было мочи, добавил в частоте гребков, но его мышцы начинали задубевать, руки и ноги словно налились свинцом. Ему начинало казаться, он плывёт с гирями на руках. Неожиданно чёрная и зловещая тень, словно крыло какой-то гигантской птицы, быстро надвинулась на них, оглушая грохотом рвущейся водной стихии и, через мгновение они погрузились в бушующий водный мрак.

Больше Матвей ничего не видел. Он даже не чувствовал привязана ли ещё девушка к его руке или её оторвало вместе с бурдюками и в лучшем случае уносит вперёд по течению. Только мелькнула мысль: «А успела ли она набрать побольше воздуха в лёгкие?» А он-то сам не успел! Матвей потянулся за ножом, чтобы отрезать от пояса бурдюк и вдохнуть из него хоть глоток воздуха, но пальцы окоченели, и он их не чувствовал. Водный поток нёс его в кромешной темноте и, когда этому будет конец, нельзя было даже предположить. Матвей, насколько позволяли окоченевшие мышцы, старался прижимать руки к груди, полагая – если девушка не оторвалась, то будет ближе к нему и, когда всё это закончится, он сможет помочь ей. Неожиданно вода посерела и поднялся мощный гул, тут же его затянуло вниз, с силой ударило о дно и выбросило вверх. Всё, что ещё оставалось в его сознании – это когда внутрь него влился спасительный воздух, и Матвея окатило жаром.

Молодой человек лежал неподвижно на песчаном береге реки. С одной стороны, подталкиваемый течением, бился об него привязанный к поясу бурдюк, второй – оторвало в водной пучине. Через некоторое время он пришёл в себя и первое что сделал – ощупал бурдюк. Толстый переплёт «Жёлтого императора» находился внутри, и Матвей с облегчением выдохнул. Только теперь он вспомнил о девушке и потянул за верёвку, которой они были связаны. Рука поднялась без усилий, а на ней висел обрывок. Предательская луна снова скрылась за тучами.

«Когда не надо было, светила, а теперь? – с досадой подумал Матвей, оглядываясь по сторонам. – Где её искать, в этой кромешной темноте?»

Он снова стал вглядываться в ночное небо. Складывалось впечатление – луна осталась с той стороны горной цепи и светит только таранчам. Матвей отполз от воды и прижался к тёплой земле. К согревающимся мышцам потихоньку стали возвращаться силы. Он сел и начал стягивать мокрые вибрамы1, как неожиданно послышался тихий стон. Матвей замер, прислушиваясь, но тишина прорезала до звона в ушах. Молодой человек разгрёб небольшую ямку, опустил в неё ступни и прикопал тёплой землёй. Отогревающиеся ноги закололи тысячи невидимых иголочек. Снова раздался тихий стон и в этот раз он прозвучал отчётливо.

– Рита! – позвал Матвей.

– Я здесь, – едва смогла проговорить девушка из темноты.

Матвей вскочил на ноги, всматриваясь в сторону, откуда доносился голос.

«Судя по близости голоса, река в этом месте не очень широкая, – быстро прикидывал в уме молодой человек, готовый броситься в воду. – Либо они находятся на изгибе русла и тогда совсем хорошо».

Матвей с трудом всунул окоченевшие ноги в насквозь мокрые вибрамы1 и направился в сторону откуда раздался голос девушки. Он прошёл по берегу и удостоверился – она на той стороне реки.

– Рита! – снова позвал Матвей, разглядев в темноте пару белых пятен от бурдюков.

– Да, – ослабевшим голосом ответила та.

– Я сейчас, – прислушиваясь к каждому звуку с того берега, Матвей медленно переходил реку. Окоченевшие ноги, как якоря еле передвигались по дну, едва преодолевая силу донного течения, но река оказалась не глубокой. – Я уже совсем близко, – подбодрил он Риту, когда рассмотрел силуэт подруги на берегу.

Ему приходилось бороться отчаянно, потому что течение, хоть и узкой протоки, к середине стало очень сильным. Матвей боялся оторвать ноги от дна и поплыть. Привязанный к нему бурдюк хоть и удерживал его на поверхности, но мешал движению, а оторви он ноги, то наоборот, течение унесло бы его в сторону. Оставался только один выход – спустить воздух из бурдюка. Матвей разрезал верёвку, стягивающую горловину и бурдюк обмякнув, смирно лёг на воду. Стало легче идти. Помогая руками, он медленно продвигался к, уже отчётливо видимой девушке.

– Вот мы и снова вместе, – обнимая обессиленное тело подруги, приговаривал Матвей.

– Очень хорошо, – ответила девушка. – Теперь я немножко отдохну и поплыву дальше.

– Не надо больше плыть, – успокоил Матвей. – Сейчас согреемся и отправимся дальше по суше.

Поднявшийся небольшой ветерок разогнал тучи и над ними нависла луна, словно и не было никаких водных стихий. Матвей замер, прижимая Риту к себе. Они находились на небольшой косе посередине широкой реки. Со стороны откуда он пришёл, была самая узкая протока, с другой – река разлилась на сотню метров. Маргарита ни за что не проплывёт такое расстояние, да и у него силы были на исходе. Оставаться на косе также нельзя. Надо двигаться, пока мышцы не околели от холода. Сначала перебраться на берег и обсушиться.

– Нам надо попасть на ту сторону, – Матвей заговорил спокойно, чтобы не пугать девушку.

– Прости, Матвей, я не смогу.

– Я сказал надо идти! – яростно приказал он и девушка подчинилась.

– В воде сразу перевернись на спину! – скомандовал он. – Я тебя обхвачу под руки, и мы доплывём.

Обессиленные они вошли в реку – она их подхватила и понесла. Матвей старался подгребать, держась за бурдюки привязанные к поясу Риты, но из этого мало что выходило. Он собирался подчиниться стихии, но неожиданно его пронзила догадка – если их вынесет на большую реку, то им никогда не доплыть до берега. Что было мочи, молодой человек заработал руками и ногами.

1 Вибрамы – Специальные ботинки туристов и альпинистов.

Река начала вздуваться от приближения потока основного русла, и течение тащило пловцов, ускоряясь. Трижды он пытался нащупать дно, но тщетно, нога не могла удержаться, хоть и доставала до дна, обвязанная бурдюками Рита помогала течению, а отвязать её было опасно. Вдруг его колено упёрлось во что-то твёрдое, и Матвей, зубами удерживая верёвку с Ритой, уцепился руками за подводную глыбу, оказавшуюся в этом месте на спасение беглецам.

– Сейчас, сейчас, – трясущимися губами успокаивал обессиленную девушку Матвей, вынося её на берег. – Я прикопаю тебя тёплой землёй. Это согреет и высушит одежду.

Немного спустя, насквозь мокрые, изнемогая от холода и усталости, они лежали под тёплым слоем жёлтой глинистой земли и спали.

Глава семнадцатая

Ночные прогулки

– Сегодня мы не учимся! Сегодня мы не учимся!

Матвей вздрогнул и проснулся. Какой тут сон, когда всякая шпана носится по спальне и выкрикивает радостную новость!

Он сел на кровати, и её проржавелая сетка громко скрипнула. Щурясь спросонья, Матвей пытался разглядеть, что на дворе – ночь или уже рассвело. В сером сумраке коридора было видно, как малышня начальных классов, словно сумасшедшая носится по спальному корпусу. Зевнув, он нащупал у себя за спиной подушку.

– Сегодня мы не учимся! – восторженно распевал щуплый малец, пробегавший мимо. – Не учимся! Не учим…

Но тут на него обрушилась подушка, и, не докончив последнего слова, он растянулся на полу. Ничуть не обидевшись, вскочил на ноги, и его круглая физиономия просияла.

– И не больно, и не больно, – пролепетал он с глазами наполняющимися слезами.

– Может, теперь ты замолчишь? – Матвею стало стыдно за свой поступок, и он натянул на голову лиловое одеяло. – А если ты посмеешь швырнуть в меня подушкой, – упредил он из-под одеяла мальчишку, разгадав его намерения, – то я дам тебе в морду.

– Да ведь я на неё только смотрю! – возмутился мальчик. – Она же лопнула. Я весь в перьях.

– Сам виноват – незачем было кукарекать среди ночи.

– Ха-ха-ха! – Звонко рассмеялся малец. – А сейчас вовсе и не ночь. Взгляни на небо, оно посветлело, – важно заявил малец, любивший уснащать свою речь выражениями, заимствованными у взрослых. – Неужели ты забыл, какой сегодня день?

Матвей снова сел на постели, живо сбросил одеяло и спустил ноги на пол.

– Да знаю я, знаю, – процедил он, в душе так же обрадовавшись, что наступили каникулы. Сон как рукой смахнуло, чуть впалые голубые глаза весело заблестели.

– Да, каникулы, – подтвердил малец. – И мы целую неделю не будем учиться! А главное – не надо ездить на подсобное хозяйство и ишачить там.

– Ни о чём другом и думать не можешь, лентяй ты эдакий! – укорил Матвей, потягиваясь и тут же прихвастнул. – Ну, я‑то и так особо не батрачил на подсобном.

– Это ты так думаешь, – ехидно сощурился малец. – Если пропускал, то придётся отрабатывать все пропуски. Нам так Иван Яковлевич пригрозил.

– Если не уймёшься, твоё образование я продолжу сейчас! – и Матвей сделал вид, будто собирается дать вредному пацанёнку хорошего пинка; впрочем, он не думал приводить свою угрозу в исполнение, но для пущей острастки потянулся в сторону забияки. – Как тебя звать, пацан?

Малец испустил вопль притворного ужаса и бросился наутёк, перепрыгнув через свою кровать и через пустую кровать у двери. На ней спал в школьные будни Васька Русов, но его забрал кто-то из воспитателей домой, и кровать пустовала. На пороге малец остановился и, чувствуя себя в полной безопасности, вступил в переговоры.

– Никита меня звать! – выпалил он, раскачиваясь на тоненьких ногах и готовый в любую минуту сорваться с места. – Прогульщик, захвати моё полотенце, – добавил он.

– Ну и наглюка ты, – ворчливо отозвался Матвей. – Ладно.

Он любил попугать младшего интернатовского собрата, но редко переходил от слов к делу.

Взяв оба полотенца, он направился за Никитой в умывальник.

– Ты где, наглый коротышка? – Матвей оглядел умывальник, даже выглянул в форточку. Квадрат неба над головой из тёмно‑синего стал перламутрово‑серым, хотя среди ветвей ореха ещё блестел узкий серп молодого месяца. По всему «Сад-Гиганту» кричали петухи. Малец, пригибаясь и прячась за раковинами, подкрался к Матвею со спины.

– Вот что у меня! – прозвенел он на весь умывальник и он выставил руки вперёд: – Я его назвал в честь советского разведчика Штирлица.

– Где ты его взял? – не скрывал удивления Матвей и принял чёрного щенка, который тут же ткнулся в его руки мокрым носом и попытался лизнуть в щеку, но юноша успел отстраниться и поставил щенка на пол. – Вынеси его на улицу и возвращайся умываться, а то опоздаешь к завтраку.

– Можно я его оставлю? – почти взмолился мальчик. – Я его прячу уже два дня…

– Где? – не поверил Матвей.

На шатких ногах щенок сделал пару шагов и напрудил небольшую лужицу. Неумело тряхнув ушами, он подошёл к Матвею, но тот добродушно его оттолкнул.

– Прекрати, Штирлиц! Фу! Фу! – отдал команду малец. – Нельзя прыгать на людей. Ты меня всего испачкал!

– Так всё-таки, где ты его прячешь? – Матвей наблюдал как малец возится со щенком.

– В старой кладовой, – с гордостью за свою хитрую выдумку, выпалил Никита и зажал двумя руками рот, выпучив на собеседника от страха глаза.

– Не бойся, – миролюбиво произнёс Матвей. – Я не выдам тебя. Только знаешь что, брат, это не очень хорошо. Он же вырастет. Что потом будешь делать?

– Сейчас вернусь, – унося щенка, уже в дверях сказал Никита. – Я мигом.

Матвей почистил зубы и обмывался холодной водой, когда вернулся мальчишка. Набрав воды в жмени Матвей выплеснул на него, тот забежал за стойку, на которой крепились краны, и звонко рассмеялся. Его довольная физиономия светилась, он словно хотел сказать: «Совсем не обижаюсь, мы же теперь друзья?»

– Спрятал? – Матвей растёр лицо, отфыркнулся и ощупью нашёл полотенце. Он не любил затягивать умывание. – Давай, умывайся и завтракать, – сказал он.

От холодной воды у Матвея покрылось всё тело мурашками. Но, промыв глаза, он решил показать мальцу пример и предложил:

– Помоги спину обдать водой, – и тут же пожелал, не стоило перед мальчишкой рисоваться.

– Нагнись ниже, – весело потребовал Никита. – Я ведь не такой высокий, как ты… пока.

– Да уж, коротышка он и есть – коротышка, – подтрунил над школяром Матвей и нагнулся, подставляя спину ближе к крану.

Стоя на цыпочках, Никита загребал воду руками и кидал на тело старшеклассника. Она разбивалась о его спину, обдавала плечи и сбегала в раковину. Мокрые бугорки позвоночника заблестели.

– У‑ух! – вырвалось у Матвея. – А‑ах!

– Давай ещё, – предложил малец, раззадоренный криками своего нового друга. Но Матвей убежал, оставляя мокрые следы в коридоре, размахивая полотенцем и отряхиваясь, словно мокрая собака.

Когда Матвей оделся, услышал, как по спальням Парамон будит всех остальных интернатовцев.

– Подъём! Подъём! – как в школьные дни орал Парамон. – Все на зарядку!

– Иван Яковлевич, какая зарядка? – остановил того Матвей. – Каникулы же?

– Сам знаю, – рявкнул Парамон, пробегая мимо. – Но зарядки никто не отменял. Жрать хочешь? – Парамон неожиданно уставился на Матвея. – Тогда иди на зарядку. Нет – значит мимо столовой.

Во дворе малец, присмирев, стоял рядом с Пармоном. Столь тихому преобразованию школяра Матвей сразу нашёл объяснение. У того были взъерошены волосы на затылке, это означало – воспитатель хорошенько оттаскал его.

Парамон стоял на почтительном расстоянии от директора, держа наготове тетрадь ночной смены, чтобы отчитаться по первому требованию. Директор, Валентина Васильевна, тихо переговаривалась с незнакомым для интернатовцев мужчиной, который похихикивал и исподлобья поглядывал на выбегающих из спального корпуса подростков. Тут же стояли несколько воспитателей и физрук, по-видимому вызванные специально.

Директора Матвей недолюбливал, хотя смотреть на неё было приятно. «В школе, где воспитывают брошенных детей, хорошенькие директора ни к чему», – не раз загадочно повторял он себе. Директор важничала и часто подчёркивала свою принадлежность к интеллигенции и потому любила немаркую работу. Парамон, в прошлом воспитанник интерната, работал гораздо усерднее и не гнушался никакими методами в воспитании подростков. К нему же относились интернатовцы с уважением, а малышня даже как к отцу родному. Пока не вырастала и не понимала, что к чему. У Матвея к Парамону было странное отношение – он его побаивался, но и не злорадствовал, когда мальчишки пакостили Парамону. Частенько старшеклассники брали Парамона в круг и ради потехи дразнили – то тумака отвесят, то ущипнут, то за волосы потреплют. Парамон искусно от всех отбивался, в свою очередь жестоко давая сдачу. Подобные утехи не прерывали никто: ни директор, ни завучи, пока сам Парамон не насладится расправой. Но по завершении все всегда оставались довольны и никому никогда не жаловались.

– А когда завтрак, Иван Яковлевич? – подал кто-то голос: – Каникулы же!

– Будет тебе завтрак! – рявкнул Парамон, по голосу ища в толпе возмутителя порядка: – Сейчас приедут автобусы и сразу после завтрака в колхоз.

– Какой ещё колхоз? Каникулы! Каникулы! И отдохнуть не дадут!

Загудели интернатовцы и вся линейка оживилась, забурлила, готовясь взорваться в неповиновении. Воспитатели и учителя умолкли, тревожно поглядывая на директора. Та же, не повернув головы, продолжала разговаривать с незнакомцем. Такое поведение Валентины Васильевны подзадоривало интернатовцев и когда гул усилился до криков, всё-таки она оборотилась ко всем. Она обводила строй немигающим взглядом и не проронив ни звука, а улыбка на её лице не сходила пока линейка не стихла и во дворе интерната не воцарилась тишина. Для директора это была команда действовать.

– Что негодя-я-яи? – в своей излюбленной манере медленно вывела она мясистыми губами, к концу фразы сгущая тембр голоса. – Работать не хотим. А зимой жрать что вы будете?

Прячась за задними рядами к Матвею подкрался малец и взял того за руку.

– Вздумал ещё! – Матвей отстранил руку мальчишки. – Ты что от Парамона улизнул? За что он тебя?

– Мне страшно, – трясущимися губами проговорил Никита. – Что теперь будет?

Прежде чем ответить, Матвей оглядел линейку, оценивающе посмотрел на лицо директора и на угрюмое выражение лица незнакомца.

– Вай!!! – испуганно вскрикнул Никита и шарахнулся в сторону.

– Ты чего? – попытался схватить пацанёнка Матвей, но не тут-то было – тот вырвался и взъерошенный бросился наутёк.

– Куда побежал! – ревел ему вдогонку Парамон. – Подожди мне, ты ещё вернёшься!

– Ты чего его гоняешь, Парамон? – гнев переполнял Матвея. Он не отрывал глаз от убегающего Никиты, а тот, оглядываясь, нет ли погони, и утирая слёзы, всё дальше уходил в сторону грушевого сада.

– Ты посмотри на него! И до тебя дойдёт очередь! – с наливающимися кровью глазами, Парамон одним прыжком оказался рядом с Матвеем и рванул того за волосы у виска. – Он мне тыкать будет! Дерьмо! Ублюдок! Выйди из строя! – тумаками и затрещинами он вытолкал Матвея на середину линейки.

– Вот и хорошо! – одобрительно закивала директор. – Полюбуйтесь на того, кто по ночам ворует ваших лошадей, – обратилась она к незнакомцу.

– Каких ещё лошадей? Я спал. Вон, все видели, – Матвей кивнул головой в сторону своего класса.

Этой ночью он славно покатался. Вечером зашёл к Валентохе, но её не оказалось дома. Решил подождать, а чтобы не терять время, заскочил на ферму и увёл кобылу. Валентоха так до утра и не явилась домой. Он прокатался всю ночь, ожидая её. Надо было отогнать лошадь или хотя бы выпустить на обочине дороги – та сама дошла бы до фермы. Разозлённый Матвей выпустил лошадь во дворе учительского дома.

– Гляньте на него! – завопил ему в самое ухо Парамон. – Так спал, что кони вытоптали все учительские газоны и палисадник. – Парамон схватила Матвея за штаны и рванул со всей силы. – Вон, потом конским воняет! – понюхав ладонь, протянул он её в сторону директора. – Кто ещё с тобой был?

– Оставьте его Иван Яковлевич, – пропела директор, поморщившись от протянутой руки. – Всё равно не скажет. Пусть походит недельку без одежды, а когда осознает получит своё барахло обратно.

Как по команде Парамон вцепился в Матвеевы штаны снова и вмиг стащил с него всю одежду. По строю пробежали ехидные смешки.

– Стань в строй! – приказал Парамон. – А то и без трусов останешься.

– Матвей! Матвей! – стали кричать со всех сторон ему в спину.

Матвей только поморщился от обиды. Отбывать наказание в трусах для него было обычным делом. Стыд перед девчонками пропал ещё года два назад. Но в этот раз было особенно обидно: кто-то хватал его за руки, трепал за плечо, стараясь повернуть лицом ко всем, и эта наглость сильно разозлила его. Матвей собрался врезать наглецу со всей силы и с разворота, но руки оказались спелёнатыми

– Матвей! Ну проснёшься ты наконец!

Резкая вспышка возбуждённого сознания вернула Матвея в реальность – это Маргарита трепала его за плечи, стараясь разбудить. Она разгребла с его груди землю и теперь тело холодил утренний ветерок, но веки не хотели размыкаться.

Глава восемнадцатая

Обратный путь

Первой оправилась Маргарита и принялась тормошить спутника. Матвею же хотелось только одного – оставаться прикопанным тёплой глиной и выспаться. Всё его тело мучительно ныло, и требовались неимоверные усилия, чтобы пошевелить рукой, о ногах и говорить нечего – они горели изнутри.

– Ты насмерть простудишься, – приговаривала она, сгребая с него глину. – У тебя уже озноб. Вставай и пойдём.

– Куда же мы пойдём в такой темноте?

– Скоро начнёт светать. Идти нам можно только вниз по течению.

Маргарита была права. Другого пути, кроме этой каменистой расселины, не было. В сероватом рассвете уже можно различать дорогу.

– Только сперва – поешь, – наставляла девушка.

– Хлеб, наверное, совсем размок. Ведь из сумок течёт вода.