Не первая Вера

– Ну, вот и отлично. Кстати, спасибо, натуральные спонтанные слёзы мне не дарили несколько лет. Отдельно поблагодарю Марата, – заметил он и повел меня к столу с закусками.

– Вы, наверняка голодны, после «перехода». Так обычно бывает. Прошу Вас угощайтесь. В вашем городе с продовольствием куда как лучше, чем у нас, так что такие угощения могут позволить себе крайне редко и, конечно, не все – С этими словами он указал мне на стол, заваленный разнообразной едой и напитками.

Я сразу поняла, что он начал «набрасывать на себя пух», демонстрируя своё особое положение и привилегии. Это нормальное качество для любого начальника и для любого мужчины, поэтому я не впечатлилась. Помня строгие наставления мамы, что на вечеринках у незнакомых людей лучше не появляться, а уж если довелось, то ни в коем случае не есть и не пить там ничего (ведь там могут быть подмешаны наркотики), я вежливо покачала головой в знак отказа. Тут же почувствовав дикий, просто звериный приступ голода от аппетитных запахов со стола. Привычка справляться со стрессом «заедая проблемы» дала о себе знать.

Алькальд пожал плечами:

– Что ж, как знаете. Тогда поведайте мне о себе, чем занимается женщина с такой чистой и светлой аурой?

– Меня зовут Вера. Я не понимаю, о какой чистоте и цвете вы тут все говорите. Я – просто самая обычная девушка и работаю менеджером: окна пластиковые продаю. А мой муж, наверное, уже с ума сошел, пока меня ищет, и семья тоже.

– Ах, оставьте эти ваши глупости, – отмахнулся Алькальд, – Это простое недоразумение, что у Вас оказался муж. Главное, что нет детей. Мы обычно… м-м, не приглашаем рожавших женщин и тех, кому уже исполнилось тридцать. Раньше брали всех, но потом обстоятельства изменились, появились ограничения.

Он сокрушенно вздохнул:

– Но, теперь, когда Вы уже здесь, постарайтесь поскорее принять тот факт, что Вы принадлежите мне и я могу делать с Вами всё, что захочу.

При этих словах глаза мои вылезли на лоб, а воздух так и остался где-то в районе позвоночника. С невозмутимым видом мой собеседник продолжил:

– Потому что, во-первых – я в этом Кантоне решаю всё и за всех, – и он принял горделивый и надменный вид, – А во-вторых, Вы – мой подарок, как Вы уже поняли.

Алькальд лучезарно улыбнулся:

– Меня можете называть «Ваше превосходительство» или Алькальд.

– Это должность Ваша? Типа руководителя? Имени нет?

– Имя – для семьи. Алькальд – глава крупнейшего Кантона нашей агломерации. Надеюсь, мы будем друг другу полезны, станем «партнерами».

– Я не понимаю, как я могу быть Вам «полезна», – отчеканила я, – Я замужем и знать не хочу, для чего меня похитили! Я думала, что приехав сюда, смогу к Вам обратиться с просьбой: вернуть меня назад! Чтобы этот Ваш… подчиненный, вернул меня, откуда взял! И немедленно!

Алькальд сделал вид, что мои слова имеют значение не больше, чем жужжание мухи. Он рассеянно смотрел вдаль. Потом отошел и стал общаться со своими гостями.

Я стояла и не знала, что делать. С ужасом представляла, как именно меня собираются «использовать», вспоминая жуткие крики из казармы у входа на территорию гарнизона. Я уже жалела, что уехала с места, где была Набережная. Теперь, даже если бы мне удалось улизнуть отсюда, я не знаю в какой стороне искать свой дом. Я вообще не понимала: где географически могу находиться. Близилось утро. Мужчины неторопливо вполголоса разговаривали, курили сигары, изредка бросая на меня любопытные взгляды.

Некоторые из женщин ушли. Две вальяжно расположились у мужчин на коленях и тоже курили. Человек в деловом костюме, Марат, кажется, который привез меня сюда так и не появился. Его миссия была выполнена и я не была уверена, что увижу его снова. В отчаянье, я представляла, как муж звонит маме и сестре, сообщает, что я пропала. У мамы больное сердце… Полное бессилие и абсурд происходящего лишил меня последних сил. Я устало сползла на стул рядом и тихо всхлипывала.

Алькальд вскоре подошел и сказал:

– Ну, что ж, я думаю, на сегодня наша встреча окончена. Не тратьте Вы слёзы напрасно, разве Вы не знаете, что они конечны? Потом их уже не добыть так просто! Удивительное расточительство!

На улице начало светать около четырёх утра. Гости стали расходиться.

Именинник наклонился ближе и заговорщицким шепотом проговорил:

– Мы с Вами обязательно должны познакомиться поближе. Ещё лучше – подружиться. Поймите, пока Вы под моим бдительным вниманием, Вам ничего не грозит. Вскоре Вы научитесь ценить моё расположение, как многие здесь, – он зевнул, – Ночь выдалась долгая, всем пора отдохнуть. Вы пока поедете с другими «особями» в лагерь. Не обижайтесь, что я не могу провести с Вами больше времени сейчас, но в гарнизоне днем не должно быть женщин. Это строгое правило для всех. Даже для меня.

– Я не хочу никуда ехать. Я домой хочу. Вы меня отпустите? Вы же обещали… – заканючила я. Наткнувшись на ледяной взгляд, я замолчала.

– Я никогда не отпускаю мои подарки. Я не обещал Вас отпускать. Я собираюсь полностью Вас использовать. Вы – прекрасный экземпляр. Глупо было бы с моей стороны просто так выбрасывать нужную вещь, не так ли? – возразил он непререкаемым тоном.

Алькальд подошел к двери, за которой стоял охранник и что-то сказал ему, указывая на меня. Потом подошел и, взяв за руку, повел к двери:

– Я не прощаюсь. Уже вечером мы увидимся, и тогда наше знакомство можно будет продолжить.

Я вышла в свежее летнее утро из душного прокуренного помещения. Было зябко. Охранник довел меня до пропускного пункта, где стоял фургон. Задние двери его были открыты, словно пасть железного зверя. Внутри лежали какие-то серые длинные мешки. Охранник подвел меня и дал знак автоматом забираться внутрь. Я с трудом вскарабкалась внутрь, села на ближайший мешок и в нерешительности застыла, ожидая, что дальше.

Охранник, убедившись, что я устроилась, сказал кому-то в сторону:

– Сейчас остальных загрузим и можно отправлять.

В казарме, ближайшей к КПП, откуда ночью доносился шум и крики, было тихо. Окна и двери были плотно закрыты. Вдруг двери с шумом распахнулись, и наружу вывалилось около десятка разряженных и вульгарно размалеванных девиц разного возраста, веса и роста. Вели их к фургону два охранника.

Когда эта пестрая толпа подошла и загрузилась внутрь, выбирая места на серых мешках, в нос ударил резкий запах пота, алкоголя и крови. Отчего меня чуть не вывернуло. Я таких девиц видела только в фильмах, но об их призвании нетрудно было догадаться по их прокуренным и пропитым голосам, рыхлым и истасканным телам и грубому крикливому говору. Охранник закрыл двери фургона на ключ и спустя минуту мы двинулись.

Глава 4

Фургон мотало из стороны в сторону. Зловоние внутри скопилось, и я мечтала скорей выбраться наружу. Было темно, только полоска света пробивалась в сантиметр пространства между закрытыми дверями машины. Женщины на мешках беседовали между собой, не обращая на меня внимания. Я сидела голодная и уставшая, мне было страшно, но я всё ещё была уверена, что это скоро кончится, как-то всё разрешится, и я вернусь домой.

Сидеть было неудобно. Мешок был набит изнутри чем-то мягким, но неровным. Поручней и ремней не было, как и обычных сидений. При каждом толчке я рисковала полететь вверх тормашками на пол. На очередной кочке моя рука схватилась за что-то липкое и мягкое. Я с омерзением отдернула руку, но в темноте было не разобрать, за что же я пыталась удержаться.

Наконец фургон заскрипел тормозами и остановился. Снаружи кто-то повозился с замком и выругался. Двери машины распахнулись, и на меня хлынул воздух и свет раннего летнего утра. Я поднялась и рассеянно посмотрела на свою руку – та вся была в запекшейся крови, какой-то слизи и волосах. Я отчаянно заорала и, попятившись из фургона, стала падать. По инерции схватившись за ближайший мешок, я потянула его на себя, он «поехал» за мной. Я упала на пыльную дорогу, держа мешок в руке. Его тяжелое «содержимое» так и осталось в фургоне, на самом краю. Я села. На меня невидящими глазами смотрел труп женщины. Рот её застыл в гримасе боли, одного глаза не было, на голове зияла огромная рана. Я заорала в силу всех своих легких и попятилась от машины.

Мои попутчицы, ухмыляясь моей реакции, выпрыгивали из машины и заученными движениями выстраивались вдоль дороги неровным разномастным строем. Я сидела в пыли, яростно вытирая руку о придорожную траву и ревела. Меня тошнило, мысли путались оттого, что я всю дорогу ехала на мешке с трупом. Осознав, что в машине ещё двадцать – тридцать таких мешков, я стала тихо подвывать.

Ко мне подошла крепкого вида женщина и рывком, ухватив за локоть, поставила на ноги:

– А вот и принцесса прибыла. Звонили про тебя уже. Чувствую, нахлебаюсь я с тобой дерьма досыта! Ладно, вставай, что раскисла?!

Она грубо подтолкнула меня в строй к остальным и начала перекличку. По списку не хватило пятнадцати человек. Женщина смачно сплюнула на пыльную дорогу, закрыла двери фургона и тот, как по команде двинулся дальше, увозя свой скорбный груз по месту назначения.

Я стояла на ватных ногах и думала, едут ли дальше в том фургоне те, кто не отозвался сегодня. Судя по равнодушным лицам «особей» и их «надзирательницы», ничего из ряда вон выходящего не произошло. Обычный день в обычном аду. Я ещё раз постаралась сильно зажмуриться и резко открыть глаза: так иногда получается прервать плохой сон, но в этот раз не сработало. Кошмар был наяву.

После переклички колонна женщин двинулась к воротам другого пропускного пункта – на этот раз перед территорией «лагеря». Я шла, озираясь по сторонам, в надежде увидеть полицию или каких-то людей, к которым можно было бы обратиться за помощью, но никого поблизости не оказалось. Мысль попросить надзирателя меня отпустить я отбросила сразу, как и поиски сочувствия к моей беде у этих разукрашенных женщин: вряд ли бы услышала что-то ободряющее, да и чем они могли мне помочь? Сбегать тоже казалось несвоевременным, так как я не знала, где собственно нахожусь, и куда мне надо попасть. Я решила плыть по течению.

На КПП все женщины для входа предъявили татуировки на запястье, похожие на штрих-код в магазине, только в форме круга диаметром в пять сантиметров. Их «считывал» автомат и пропускал по одной. Затем они проходили металлодетектор и наконец, их обыскивали люди в военной форме. Я была проведена «надзирательницей» без обысков.

Территория лагеря в пару гектаров была расположена в лесу. По периметру стоял высокий забор из бетонных блоков. По верху была пущена колючая проволока. По тихому равномерному гулу, можно было догадаться, что по проволоке пущен ток. В центре на большой поляне располагались одноэтажные строения – длинные жилые бараки. Я никогда не была в тюрьме и видела зону только по фильмам, но я ни минуты не сомневалась, что «лагерем» это место называют снисходительно, не отражая его суть.

Все женщины, с которыми я приехала, пошли мыться после тяжелой ночи, переодеваться в однотипные серые мешковатые платья, чтобы после завтрака приняться за работу. Работы в лагере было много: здесь был скотный двор, где держали свиней и коров, был птичник, а также большое поле с различными овощами и злаками. Кроме того, женщины, убирали бараки, готовили еду, стирали бельё. Но основная их обязанность оставалась на ночь.

Каждый день главной наставнице лагеря, с которой мне только предстояло познакомиться, присылался бланк «заказа на особей». «Особями» здесь называли представительниц женского пола, которые обязаны были удовлетворять сексуальные потребности военного гарнизона, располагающегося неподалеку. В список включали не всех женщин, поэтому те, кто не собирался на ночной «выезд», продолжали готовить, убирать и ухаживать за скотиной.

Те, кто оказался в списках, должны были после обеда спать (военные не терпели сонных «особей»), затем им выдавалась амуниция в виде пестрой одежды и косметики. Женщины ужинали, мылись, красились с расчетом, что в назначенное время они должны были все, согласно присланному бланку заказа, быть погружены в фургон.

Когда мы зашли в длинный одноэтажный барак, надзирательница жестом указала мне на одну из кроватей:

– Посиди пока здесь, пока Маргарита тебя не примет и не решит, что дальше с тобой делать.

Я поежилась и неуверенно посмотрела на серый грязный матрац: последнее чего мне хотелось – это устраиваться на нем и ждать приема у очередного власть имущего лица.

Надзирательница моё замешательство поняла превратно и добавила:

– Да ты не бойся, девки тебя не зарежут, с этим тут строго – камеры везде, – она мотнула головой на потолочное перекрытие. На почерневшей от влаги и времени деревянной балке за нами действительно наблюдала вполне себе современная видеокамера.

– Эта кровать прежней жилице уже не понадобится, так что пока твоя будет. Надолго уж или нет, время покажет. Меня зовут Нина, я распределяю работы и решаю мелкие вопросы, но по пустякам лучше не отвлекай. Сиди здесь, работы распределю и приду за тобой.

С этими словами она в последний раз смерила меня равнодушным взглядом и вышла.

Женщины тем временем смыли с лиц краску, переоделись в повседневную одежду, подвязались косынками и выглядели, в целом, как бригада женщин-лагерниц в советскую эпоху. По-прежнему, не обращая на меня внимания, они потянулись к выходу: пора было приниматься за работу.

В бараке, где пахло сыростью и старыми сгнившими досками, сидя на жестком матраце без постельного белья, я не представляла, что ждёт меня впереди. Было ясно, что на какое-то время я буду нужна Алькальду, потом меня продадут ещё кому-то, потом ещё, пока я не приеду из очередного ночного турне «в мешке», похожая на месиво. Конечно, я тут же решила, что уж лучше смерть, чем такая жизнь, что я не буду позволять им ничего из того, что они хотели со мной сотворить, что я сбегу или умру.

Голодная, уставшая и напуганная, я посмотрела на руку, где спокойно поблескивало моё обручальное кольцо, напоминая, что я не одинока. У меня есть муж, мама, сестра. Они меня, конечно, ищут, волнуются и верят, что я скоро найдусь. Я не должна отчаиваться раньше времени, ради них. «Может», – подумала я – «Эта местная управляющая Маргарита сможет мне помочь вернуться домой?»

Я свернулась калачиком и закрыла глаза в надежде, что, когда открою их, весь этот кошмар закончится.

Глава 5

Из забытья меня вернули чьи-то руки, трясущие за плечи:

– Вставай, вставай тебе говорят! Вот навязалась на мою голову! Поднимайся!

Я удивленно села на кровати и огляделась, пытаясь понять, где нахожусь. Проспала я, видимо, долго – было три-четыре часа дня. Голова гудела. Желудок от голода сжался в комок и ныл. Сверху на меня сердито смотрела надзирательница Нина:

– Бужу тебя, принцесса, бужу, думала: сдохла! Ан, нет, живехонькая. Поднимайся, Маргарита ждёт!

Я нехотя поднялась: тело затекло, ноги не слушались, и поплелась на выход. Нина бодро шагала по территории, по-хозяйски проверяя, как проходят работы. Я неуверенно шла следом. По дороге мы завернули к деревянной постройке уборной и ряду настенных уличных умывальников. После того, как я привела себя в относительно приемлемый вид, Нина привела меня к небольшому кирпичному домику на краю территории.

Она негромко постучала и, не дожидаясь ответа, пошла по своим делам, оставив меня на крыльце. Переминаясь с ноги на ногу, я смотрела в сторону лесного массива, стеной возвышающегося метрах в пятидесяти от крыльца. Что, если бежать и бежать без оглядки, как-нибудь перелезть через забор, снова бежать…Мои размышления прервала открывающаяся со скрипом дверь. Я пару секунд ждала, что меня позовут, но внутри было тихо. Я сделала глубокий вдох и вошла.

Внутри, к моему удивлению, было свежо: работал кондиционер. Шторы были приспущены, чтобы полуденный зной не нагревал помещение. В комнате было уютно: большой кожаный диван, кресла и столик с цветами, ковер и большой рабочий стол, за которым меня встретила моложавая ухоженная женщина в очках. Она очень напоминала участкового врача внимательным настороженным взглядом и решительной позой. Весь вид её выдавал административного работника: сдержанный деловой костюм, белая блузка, только металлическое ожерелье в виде обруча вокруг шеи несколько выбивалось из общего образа.

– Проходите, прошу Вас, – вежливо сказала Маргарита. Тембр голоса и уверенность опытного руководителя также делали её похожей на врача, – Присаживайтесь. У нас времени не много, но, учитывая обстоятельства, я посчитала необходимым увидеться с Вами до Вашего первого «Выезда».

Она пристально посмотрела на меня:

– Вы понимаете, о чем я говорю?

– Я ничего не понимаю с прошлой ночи, когда была с мужем на набережной. Я хотела просить Вас помочь мне вернуться домой! Это место – ужасное! И эти женщины, и трупы… мне тут не место! Я не хочу никого «обслуживать»! Я замужем! – я смотрела на неё умоляющими глазами и готова была заплакать, но на её лице не дернулся ни один мускул. Я продолжила:

– Если меня будут заставлять делать что-то против моей воли…, то …вас всех потом накажут…. Я замолчала, понимая, что мои угрозы не действуют.

– Ну, что ж? Пока ожидаемо, ничего нового, – проговорила Маргарита тоном врача – диагноста.

– В одном Вы правы: Вы, хоть и формально, замужем, и ваше золотое колечко может кое-кого взбесить. Я прошу, оставьте его мне… м-м, на хранение. Как только будет можно, я Вам его верну.

Я прижала руку к себе и резко замотала головой.

Маргарита вздохнула:

– Мне трудно сейчас убедить Вас мне поверить, но я желаю Вам добра. Расставим точки: я не могу Вам помочь вернуться туда, откуда Вас доставили. Не потому что не хочу, а потому что не имею технической возможности на это. Поверьте, Вы не первая и не последняя «гостья» в этом кресле и ничью судьбу я не в силах изменить.

Она сделала многозначительную паузу, отпила из белой фарфоровой кружки чай и проникновенно продолжила:

– Что касается «сексуального обслуживания» могу Вас заверить, что пока Вы так прекрасно сияете чистотой вашей ауры, Вас не коснётся этот малоприятный процесс. Алькальд не уполномочил меня рассказывать Вам об устройстве нашего общества, но если он даст такое распоряжение, я, разумеется, введу Вас в курс дела. Пока же моя задача – доставить Вас вечером к Алькальду, и, по возможности, уговорить сотрудничать, иначе Ваша участь будет мало отличаться от «особей».

– Вы меня убьете? – я вскинула на неё презрительный взгляд, – как Вы можете так спокойно говорить об этом? Сидеть в кресле и пить чай, зная, что трупы женщин возят в мешках?

– Меньше драмы, дорогая, меньше драмы! Вы очень неверно всё себе напредставляли, уверяю Вас. Давайте вернемся к этому разговору через пару дней. А сейчас отдайте кольцо, часы и, пожалуй, сережки тоже, хоть они и поддельные, – она протянула руку и указала на пустое место на столе, куда я должна была сложить свои вещи.

Я медлила, не видя ни единой причины отдавать этой формалистке свои любимые сережки. О том, чтобы снять добровольно обручальное кольцо не могло быть и речи!

– Тогда приведу простой пример из практики, – Маргарита вновь заговорила тоном врача на консультации, – Одна наша «гостья» не пожелала расстаться с сережками, на первом же «Выезде», они заблокировали поток её энергии, что вывело её правообладателя из себя, и он вырвал серьги из её ушей. Другая наша «гостья» вернулась без пальца, который вместе с обручальным кольцом пришлось отрезать, так как оно перетягивало много эмоциональной энергии девушки и её «использование» шло значительно медленнее, чем планировалось.

Маргарита неискренне трагически вздохнула:

– Я хотела им помочь, как и Вам, но они, как и Вы, отказались меня выслушать.

Поколебавшись, я сняла серьги и кольцо. Какое-то время подержала их на ладони и положила на стол.

– Вот и умница. Часы тоже, пожалуйста. Они здесь бесполезны, поверьте, – добавила она.

Я взглянула на часы: минутная и часовая стрелки шли навстречу друг другу, встречаясь, отталкивались, пока не встретятся на другой стороне циферблата. Вздохнув, сняла и положила их рядом с кольцом.

– Кто знает, может Вы, действительно, особенная и придет время, когда к Вам вернутся ваши вещи? – заметила Маргарита, убирая мои «сокровища» в недра своего массивного стола.

Конечно, больше я их никогда не увидела.

Глава 6

Маргарита нажала кнопку переговорного устройства и буднично произнесла кому-то:

– На сегодня мы закончили. Заберите и подготовьте к отъезду.

Она задумчиво уставилась в окно, давая понять, что прием окончен. Я неуверенно поднялась и поплелась к двери, за которой меня ждала молоденькая девушка, лет пятнадцати с русыми волосами и сосредоточенной «беличьей мордочкой». На ней был серое платье из ткани, напоминающей мешковину, и передник. Не глядя на меня, она развернулась и пошла в сторону деревянных строений, крыши которых уже окрасило закатное солнце. Мне ничего не оставалось, как следовать за ней. Мы пришли в столовую, где за квадратными пластиковыми столами по четыре человека за каждым ужинали обитательницы лагеря. Конечно, там были не все, но меня поразило, сколько женщин и девушек живет здесь: лагерь не казался большим, а в столовой ужинало около сотни человек. Моя провожатая отошла в сторону и затерялась, среди одинаковых серых форм. Я стояла в нерешительности, не зная, могу ли я поесть без оплаты, ведь денег не было ни копейки.

Запахи разносились не самые приятные: тушеная капуста (которую я ненавидела со времен детского сада), сладковатая картошка и чеснок. Голод пересилил отвращение, и я несмело подошла к стойке, где невысокая краснолицая грудастая женщина выдавала еду. Сурово взглянув на меня, она рыкнула:

– Бери поднос дурёха и ложку, чё вылупилась?!

Судорожно оглядываясь, не увидев разносов, я проблеяла:

– А подскажите, сколько будет стоить обед у вас?

Женщина ещё раз наградила меня презрительным взглядом, но вдруг, чуть прищурившись, резко сменила гнев на милость и растянула рот в полубеззубую улыбку:

– Ой, моя ты хорошая, я ведь не вижу одним глазом. Прости, не увидела сияния сразу. Ты – та, что Маргарита прислала?

Я напряженно кивнула.

– Ну что ж ты сразу не сказала, так, мол, и так, Алла Семёновна (это я, будем знакомы), это я … как тебя, кстати, кличут? – и она заискивающе стала всматриваться в моё лицо, будто могла угадать имя по физиономии.

– Вера меня зовут, – ответила я, – Вчера, по крайней мере, так звали. Накормите меня чем-нибудь, Алла Семёновна?

Алла довольно хмыкнула, оттого, что я обратилась к ней по имени и застрекотала:

– Тебя, душенька, я буду кормить не чем-нибудь, а всем самым-пресамым лучшим, что есть. Дружить будем: я тебя буду кормить, и ты меня не обижай, глядишь, и поладим, сколько Бог даст.

С этими словами она вышла из-за стойки и повела меня в угол столовой, который был отделен от остальной части тяжелой портьерой. За ней стоял большой круглый стол с белой скатертью, свежими цветами, салфетками, сервирован хрусталем и серебром, как в дорогом парижском ресторане, где я никогда не была. Я вытаращила глаза от неожиданности, а Алла Семёновна подтолкнув меня в синее бархатное кресло, забормотала:

– Это стол Маргариты и гостей, которые иногда нас навещают с проверками. Ты будешь есть здесь, отдельно от всех, чтоб не завидовали, не перебивали тебе аппетит. Можешь приходить сюда всегда, как есть захочешь, но не реже двух раз в сутки и не позднее, чем за час до «Выезда». Приходишь и жмешь на эту кнопку, – она указала на небольшую кнопку на краю стола, вроде вызова официанта. Она нажала на кнопку и показала на своё запястье, где тут же ярко вспыхнул сигнальный огонек, а сам браслет легко, но ощутимо ударил Аллу током.

Я зажмурилась:

– Варварство какое! А можно я просто буду подходить как сегодня?

Алла небрежно пожала плечами:

– Все вы добрые поначалу. Я уж понимаю, что к этому лучше не привыкать. Ну, если позовешь словами, тоже приду. А так, жми кнопку, не сомневайся.

– А Маргарита и «гости» ваши всегда жмут? – содрогаясь, спросила я, уже зная ответ и внутренне давая себе зарок не бить человека током ни при каких обстоятельствах, да ещё принимать это зверство за норму.

– Все жмут. Такой порядок здесь. Да ты не кисни, я привыкла уже. Лет пять, как на кухне работаю. При еде зато, хоть и немного шибанутая, – и она хрипло и невесело хохотнула, – Мне очень повезло, я всем довольна.

Я недоверчиво посмотрела на её полупустой рот и раздутое то ли от гипертонии, то ли от пьянства лицо.

– Ещё уладим одну детальку, и накормлю тебя: ты особа важная, пока нет указаний об ином. Положение у тебя при-ви-ли-ги-ро-ван-ное, особое, слышишь?

Я уклончиво мотнула головой: не очень понятно, в чём моя привилегированность, если я пленница.

– Так вот, если останешься у нас, тебе каждый день от Алькальда продукты будут специально привозить, понимаешь? Хорошие, свежие. Мясо, там, фрукты, шоколад. Готовить тебе буду только я. Так вот, ты другим здесь ничего не относи, тебе плохо будет и их накажут, если что-то найдут. Давай ты всё, что тебе не нужно, разрешишь мне забирать, тогда я тебя один раз спасу за это? – Алла Семёновна выжидательно уставилась на меня.