Летаргия 2. Уснувший мир

Ладонь полицейского танцевала, жила своей жизнью: то сжималась на рукояти пистолета, то снова разжималась. Губы Феди беззвучно двигались.

Пронзительный детский плач вывел молодого полицейского из оцепенения.

Конечно, нужно стрелять. Делать нечего. Животное опасно, оно может разносить заразу.

Да-да! Нужно действовать! Федя много раз читал о таких экстремальных случаях в газете «Моя полиция»: в супермаркете, банке или на вокзале какой-нибудь злоумышленник или просто сумасшедший врывается в помещение и пытается навредить мирным гражданам. И тут появляется он – человек действующий, человек решительный. Он-то и оказывается в нужный момент в нужном месте и обламывает планы преступника.

Рассуждая так, Сбруев выученным движением расстегнул кобуру и достал оружие. Стрелять в упор, стрелять на поражение, чтобы не задеть пассажиров.

Он шагал вперёд на деревянных ногах. Люди, бегущие навстречу, разевали перекошенные рты, грубо толкали его плечами. Другие, как заворожённые, уставились на пса, который вдруг остановился и сел на пол.

– Сейчас, сейчас, – вслух повторял Федя, пытаясь унять дрожь в руке с пистолетом.

Буро-чёрная фигура овчарки то появлялась, то исчезала за раскачивающимися спинами.

– Всем назад! Разойтись! – заорал он командным голосом, каким поднимал по утрам однокурсников на учениях.

Его никто не послушался. В просветах между столпившимися пассажирами он разглядел собачье ухо и лапу.

Неужели придётся стрелять? Прямо в голову? Это же собака! Господи!

У Феди дома жил золотистый ретривер. Умный, послушный пёс, любитель игр и весёлой возни, лучший друг, партнёр по пробежкам, добрый божок его шестилетней племянницы. А как он будит его по утрам, как ловко на лету ловит мячик… Правда, последнюю неделю спит в ванной, но… Не думай об этом! Не сейчас, не сейчас!

Щёлкнул предохранитель. Только бы не сдрейфить…

– Дорогу!

Полицейский протолкнулся вперёд и только теперь увидел то, на что с таким тупым упорством глядела толпа: крупную немецкую овчарку с неестественно выгнутой шеей и запрокинутой головой, раскрытую пасть, полную острых зубов, вывалившийся набок язык.

Но больше всего Федю поразили глаза пса, они светились каким-то чужим, неземным светом – то ли лиловым, то ли фиолетовым.

Его рука с пистолетом так и не поднялась. Голова закружилась, перед глазами заплясали красные пятна. Похмельная вялость разлилась по телу. Разом потух геройский порыв: не хотелось бороться, не хотелось никуда бежать.

Сбруев широко и сладко зевнул, испуганно приложил ко рту ладонь.

– Кто-нибудь скажет мне, что здесь… – пробормотал он и не договорил. Тяжёлая рука легла ему на плечо.

Красное. Красное и большое стояло рядом с ним.

– Не волнуйся, – сказало оно нагловатым баском, – ни о чём не волнуйся и спи.

Феде показалось, что рука, лежащая у него на плече, вовсе и не рука, а большая голодная пиявка. Она пила из него то ли кровь, то ли силу, выкачивала топливо, в котором так нуждалось его тело.

Молодой полицейский хотел было возразить, но даже пошевелить языком ему уже было лень. Он упал, чувствуя себя лёгким, почти прозрачным, и глаза его бездумно уставились на растопыренные собачьи лапы.

В опустевшем зале аэропорта стало тихо. Последний раз прозвучал надрывный сонный голос: «Уважаемые пассажиры, сохраняйте спокойствие. Сотрудники безопасности обязательно позаботятся о вас…» – закашлялся и смолк.

С двух концов к центру зала двинулись две мужские фигуры. Один – усатый невысокий тип в кепке цвета хаки и камуфляжной форме кинолога. Другой – красный гигант в бейсболке.

Азор лежал на полу, положив на лапы голову и прижав уши, и водил глазами от одного человека к другому.

– Жаль, – произнёс гигант, когда расстояние между ним и кинологом сократилось до десяти шагов. – Пёсик перестарался. Разогнал весь аэропорт. Где нам теперь заряжать батарейки?

Инструктор сплюнул.

– Не весь. Верхние этажи остались. Нам хватит надолго.

– А ему? – гигант посмотрел на небо.

– И ему. Так даже лучше. Всё равно чему быть, того не миновать.

– А если пригонят сюда спецназ, военных? После такой-то бучи?

– Никого они не пригонят, – кинолог сунул большие пальцы под ремень. – С этого дня каждый сам по себе, на большее силёнок не хватит. Понимаешь, о чём я?

Толстяк кивнул, снял бейсболку, вытер взмокший лоб.

– Значит, началось? – спросил он после недолгого молчания.

– Для кого-то началось, для кого-то закончилось.

Кинолог нервно огляделся, снова сплюнул на пол и попал на сброшенный кем-то в панике парик.

– Поедем в город, посмотрим, что там? – спросил гигант.

– Не вижу смысла, – хмыкнул усатый. – Мы можем понадобиться тут.

– Тут? Скажи-ка, что ты собираешься делать со своим псом, чувак?

Азор поднял голову, навострил уши.

Мужчины зашагали к нему, и пёс зарычал.

– Не узнаю его, – нахмурился инструктор, останавливаясь. – Как будто одичал.

– А себя ты узнаёшь? – ухмыльнулся красный. – Кто раз услышит эту сладенькую песню, тот становится сам не свой. Раз пса выбрало небо, кончать его нельзя. Может понадобиться.

– Как же нам с ним управиться?

– Ха! Я думал, ты у нас спец по собакам, чувак!

– А ты у нас спец по чему? – огрызнулся кинолог.

– Я МС Бескрайний, чувак. Слышал обо мне?

– А почему я должен был о тебе слышать?

– Потому что я самый известный МС от Северо-Запада до Владика. Я проводил рэп-батлы в ста пятидесяти городах, меня знает весь нынешний молодняк, папаша.

Толстяк замахал руками и с ходу зачитал:

Костюм цвета хаки, морда как у питбуля,

Чё, не нравлюсь я тебе, браток-дедуля?

Давай иди, отожги вприсядку на танцполе,

Только не жди, что я включу тебе «Русское поле»…

Лицо кинолога скривилось, как будто он разжевал недозрелую хурму.

– Я бы похлопал, но пусть это лучше делает нынешний молодняк.

– Да у меня миллион четыреста подписчиков в соцсетях, чувак! Полные залы, куда бы я ни приехал!

– Полные залы? – ухмыльнулся Боярчук. – Неужели? Особенно в последнее время…

Лицо красного гиганта мигом потускнело, он нервно моргнул, принялся грызть ноготь на большом пальце, как маленький мальчик.

– Я не первый день работаю в аэропорту, чувак, – передразнил кинолог МС Бескрайнего. – Поэтому не вешай мне лапшу. Последние пару месяцев рейсы отменяют всё чаще, а пассажиропоток стал вдвое меньше. То скопление людей, которое мы наблюдали сегодня, – прорвавшаяся плотина, последняя возможность убежать от усталости в тёплые страны. А ты ведь знаешь, что там никто не найдёт утешения. Знаешь?

Рэпер молча кивнул.

– Тогда, скажи на милость, какого хрена люди, которые еле сводят концы с концами, пойдут на твой идиотский концерт?

Голос МС задрожал:

– Сначала они шли целыми толпами, чтобы отдохнуть в клубе, переключиться, забыть о траблах. Конечно, многие напивались до отруба, но я думал, ничего, пусть ребята отрываются. А потом зрителей как ветром сдуло. Они просто перестали приходить на концерты. Я разорился на гастролях, ездил из города в город, а меня даже не встречали в аэропортах…

– Да хватит уже ныть, – оборвал его кинолог. – Понятно же, что ни твоя, ни моя прошлая жизнь ничего не стоят по сравнению с тем, что для нас готовится теперь.

– И что же готовится? – толстяк снова принялся кусать свой ноготь.

– Новый мир – вот что. В котором такие, как ты да я, – во главе упряжки.

Он окинул угрюмым взглядом лежащего пса, раскиданные на полу вещи, похлопал себя по нагрудному карману. Достал помятую пачку сигарет, выудил одну.

– Будешь?

– Я… бросил недавно.

– Бросил? – кинолог хохотнул, чиркнул зажигалкой и, затянувшись, выпустил облачко дыма.

– Какое удовольствие – курить прямо в главном зале аэропорта. Никто тебе не запретит. Никто не скажет: вы нарушаете наши права!

Он скривился, посмотрел на сигарету в своей руке как на что-то чужое.

– Правда, скажу тебе честно. Я совсем потерял вкус к куреву. Как ты там сказал? Кто раз услышит эту сладенькую песню, тот становится сам не свой. Всё верно. Значит, ты тоже слышал эту небесную музыку и ловил самый убойный на свете кайф? Значит, видел лиловые грёзы наяву, чуток будущего, чуток настоящего?

Рэпер кивнул.

– В курсе, сколько нас?

– Нет. Знаю только, что мы вроде проводников, посредников. Между ними, – он кивнул в сторону лежащего неподалёку от Азора тела в полицейской форме, – и тем, что находится на небе.

– Тем, что находится на небе… – рассеянно повторил кинолог, ступая на зажжённую сигарету носком ботинка-берца. – Знаешь, что между нами за связь? Мы, что ручьи, которые впадают в небесное озеро. Мы кормим его, а оно – нас.

– Знаю, только…

– Только что?

– Что будет, если оно исчезнет, рассеется так же внезапно, как появилось? Ты думал об этом, чувак?

Кинолог нервно поправил тесный воротничок на куртке.

– Думал. И сейчас думаю. План у меня один – веселиться, пока можно. Миру и так конец. А нас он выбрал. Именно нас. Одарил своей силой… – Он с сомнением посмотрел на МС Бескрайнего. – На наш век хватит. Понял?

Красный гигант набычился:

– На какое-то время хватит. Но пассажиры и сейчас уже на последнем издыхании, а как только бо́льшая часть их уснёт, нам придётся искать новых. Вот я и говорю, не поехать ли в город?

Семён Боярчук, посмотрев на небо за прозрачными стёклами, как будто ждал, что оттуда посыплются молнии, произнёс сдавленным голосом:

– Нельзя. Оно сказало мне ждать здесь.

– Оно… с тобой говорило?

Кинолог затравленно огляделся. Его глаза вдруг закатились и окрасились лиловым, лицо побледнело, щёки втянулись, и он заговорил чужим тоненьким голоском:

– Играть не хотят. Не пробиться. В мозг. Спать не хотят. Делиться не будут…

Красный гигант отступил на шаг:

– Что ты несёшь?

– Другие. Есть другие. Они могут помешать. Ик! Не давать поиграть. Не давать!

– Какие ещё другие? – почти вскрикнул рэпер.

Лицо кинолога жило своей жизнью. Он то морщился, то вскидывал руки. Азор вскочил на лапы и звонко залаял. Высокий голосок из глотки Семёна Боярчука запищал с новой силой:

– Другие не отдают силу. Не делятся с небом. Ик! Не делятся с посредниками. Жалкие. Противные. Не хотят играть. Нужно сторожить! Ик! Нужно смотреть за ними!

Кинолог покачнулся, и рэперу пришлось удержать его за плечи, чтобы тот не рухнул на пол.

– Что, что? – инструктор удивлённо заморгал, его глаза снова стали бесцветными, серыми. Он отстранился от объёмного живота гиганта.

– Ты был в трансе, чувак! – восхитился МС Бескрайний. – Прям как в ужастиках: закатил глаза – и давай вещать.

Кинолог посмотрел на Азора, который уже не лаял, только утробно рычал.

– И что я говорил?

– Какую-то чушь, если честно. Про каких-то «других» и про то, что за ними нужно следить.

– Ясно, всё ясно.

Рэпер поморщился.

– Ясно? А по-моему, ни черта!

Семён Боярчук, или кем он там был, усмехнулся, разгладил пальцем жиденькие усы.

– У нас будут гости. Нужно всё подготовить.

– А что делать с псом?

– Оставить в покое. Пусть наблюдает и учится.

И Азор впервые за шесть лет службы остался один в опустевшем главном зале, где он никогда не появлялся без поводка и не позволял себе без команды отойти на шаг от хозяина.

Когда двое мужчин, с которыми его теперь связывали невидимые нити, ушли, Азор наклонил голову и поднял уши. Полицейский, лежащий рядом с брошенными чемоданами, ещё слабо дышал. Его глаза были закрыты, обмякшее тело не двигалось.

Прежде Азор подошёл бы и лизнул упавшего человека в лицо, чтобы тот пришёл в себя, проснулся, но теперь всё изменилось. По нервам человека бежала чистая прохладная энергия, пёс ощущал это, как зверь, ищущий в жаркий полдень родник. И жажда, которую он теперь чувствовал, не могла утолить ни свежая вода, ни ласки хозяина.

Азор втянул ноздрями запах лежащего человека, коснулся ноги влажным кончиком носа. Из него уже пили – источник был наполовину пуст. Но в нём ещё оставалось достаточно, чтобы унять жажду.

Не замечая, как облизывается и поскуливает, не видя, как под шерстью вспыхивают лиловым кровеносные сосуды, пёс начал пить эту чудесную живую энергию.

Азор – верный сторожевой пёс, встречавший звонким лаем звук шагов хозяина, скрежет ключей в замке вольера, лизавший его волосатые пальцы, готовый умереть за него и за его друзей, тайком, прижав уши, как вор, лакал человеческую силу – самые сладкие, самые вкусные остатки жизни, спрятанные под оболочкой. Его собачий ум ещё терзала совесть, горячий стыд домашнего питомца, но с каждым глотком прошлое всё плотнее затягивалось мглой и всё сильнее становилась жажда…

Он поднялся на дрожащие лапы, глотая слюну, которая обильно текла изо рта. Он покосился на серую мумию в полицейской форме, поднял брови домиком. Его тело переполняла сила, оно вибрировало от избытка энергии, мускулы вздулись, требуя немедленной работы. Азор разбежался и прыгнул. Если бы перед ним стоял человек, пёс с лёгкостью пролетел бы у того над головой. Лапы забарабанили по гладкому полу. Азор бежал, высунув болтающийся язык, бежал так быстро, как не бегал никогда. Когти оставляли царапинки на панелях, когда он пытался затормозить на поворотах.

Но ошалелый бег не принёс облегчения. Всё тело зудело, трещало от наполнявшей его силы. Пёс побрёл к эскалатору, и уже у самых ступеней с ним случилось то же, что и в зале: он запрокинул голову и завыл десятками голосов, отдавая небу избыток энергии.

Следующие несколько дней Азор помнил смутно. Он провёл их, бесцельно шатаясь по главному залу и обнюхивая брошенные сбежавшими пассажирами чемоданы и сумки. Пёс не пил и не ел. Ему больше не хотелось играть или бегать.

8. Ловушка

На третий день Азор вспомнил о двух мужчинах, которые были такими же охотниками, как и он. В его потухшем сознании родилась мысль о том, что они могут поделиться с ним той чудесной сладкой силой, текущей в человеческом теле. Той, которую стоит попробовать только раз – не сможешь отказаться никогда.

Повинуясь едва тлеющему инстинкту, он побрёл наверх, к терминалам. Эскалатор к тому времени уже остановился, но, даже если бы он работал, Азор вряд ли бы обратил на это внимание.

– Гляди-ка, пёсик вернулся, – воскликнул красный гигант, когда овчарка, постукивая когтями по полу, появилась из коридора и села в отдалении.

– Значит, уже скоро, – ответил тот, кого пёс раньше считал хозяином.

Эти двое сильно изменились за последние несколько дней. На их лицах чётче проступили лиловые сосуды, глаза стали какими-то мутными. У бывшего тренера Азора почти выпали волосы. Но люди выглядели вполне довольными, даже радостными. По всей видимости, недостатка в энергетическом нектаре у них не было и они даже пользовались им чуть чаще, чем следовало.

И правда, когда Азор попал наверх, там нашёлся ещё один зал ожидания, на этот раз полный пассажиров. Все они крепко спали, и только некоторые из них вечным сном. Посредники пользовались спящими как сосудами, полными живительной влаги, словно пчёлы, у которых всегда есть возможность вернуться в улей и отведать ещё немного мёда.

По возбуждённым голосам мужчин и их порывистым движениям Азор понял, что они готовятся к какому-то важному событию, вроде загонной охоты. Только охота эта будет не настоящей погоней с клацаньем зубов, борьбой и кровью.

Посредники готовили для гостей ловушку, засаду. Азор бродил за ними мрачной тенью и держался на расстоянии. Он не мог видеть всего, что делали мужчины, но заметил, что они стали ходить только к пятому терминалу. Входы в остальные они зачем-то заперли. Центральный вход в аэропорт был открыт. Но за всё время, пока Азор жил в своём новом просторном доме (это тебе не тесный вольер), никто не вошёл в здание со стороны улицы, как будто людям разом расхотелось летать в другие страны. Чуткий слух пса, хоть и притуплённый от головокружений и головных болей, в последнее время не слышал ни шума мотора подъезжающих такси, ни рёва взлетающих самолётов.

Зато из-за дверей пятого терминала часто слышался гул работающего автопогрузчика и грохот металла. Посредники что-то сооружали. Может, очередную ловушку? Люди любят и умеют использовать предметы в качестве ловушек – это Азор знал, как никто другой.

Однако посредники не задержались на лётном поле надолго, бо́льшую часть времени они чего-то ждали, блуждая по полупустым коридорам аэропорта и время от времени переговариваясь.

К вечеру Азор заметил, что его бывший тренер стал всё чаще срываться на своём напарнике. А однажды сорвал свою злость на автомате с кофе, разбив его стальной ограничительной стойкой.

Красный гигант тоже ходил угрюмый и поглядывал в широкие окна на лётное поле.

– Они должны были приземлиться! – бушевал кинолог. – Хотя бы один! Половина из них застряла в воздухе. Топливо должно было выйти! Не может быть, чтобы, пролетая над таким большим городом, они не воспользовались аэродромом.

– А что, если кто-то посылает сигналы снижающимся самолётам, чувак?

– Откуда?

– Из диспетчерской, – отвечал рэпер. – Просто предупреждает их о том, что их здесь ждёт.

– Думаешь, я идиот? – кипятился Боярчук. – Да я первым делом проверил диспетчерскую! Там живых не осталось.

Гигант снял с головы красную бейсболку, почесал бритый затылок и вдруг выпучил глаза.

– Камеры наблюдения! Да в аэропорте их полно! Мы просто отмотаем назад и найдём его.

Они бросились в центральный пункт охраны, где в последний раз Азор видел двух своих всегдашних приятелей, сидящих у мониторов. Входя вслед за людьми в тесную комнатку, псу почудилось, что сейчас его прошлая жизнь вернётся и снова пойдёт по кругу: от вольера к чемоданам, от чемоданов к тренировкам и снова к вольеру. Может, в прошлом было не так уж плохо?

Из раскуроченного пульта торчали срезанные провода. Мониторы чужак не разбил, потому что это наделало бы слишком много шума, но повредил их достаточно умело и изящно, чтобы они больше никогда не включились.

– Падла, – дрожал от гнева Боярчук. – Поймаю и убью.

– Он обгоняет нас на шаг, – пробормотал МС.

Азор ткнулся носом в пустое кресло старшего охранника, пахнущее застарелым потом, салом и плохим одеколоном. Какие-то смутные воспоминания завертелись у него в голове. Чьи-то руки, по-дружески трепавшие его шкуру, чесавшие за ухом, чей-то голос, приговаривавший: «Нравится, лохматый-патлатый? Хорошо тебе?» Воспоминания вспыхнули и тут же погасли. Жажда усиливалась.

Азор наконец понял, что задумали люди. Однажды, когда он жил в вольере, паук сплёл в углу паутину и ловил туда мух и мотыльков.

Теперь они – два человека и собака – пауки, ловкие и хитрые охотники. Почему же в паутине нет мух?

Запас источников энергии в аэропорту сокращался. Спящие люди, лежащие на скамейках и на полу, всё чаще умирали, тихо, без стонов. Они уносили с собой последние остатки живой силы, их источники гасли, и нередко посредникам приходилось забирать из них всё до последней капли, превращая в сухих мумий.

Жажда Азора усиливалась, но без ежедневной дозы «энергетика» к нему стал возвращаться острый нюх.

Красный гигант был прав: в аэропорту находился кто-то ещё. Ночью пёс слышал чьи-то тихие шаги. Однако чужак был так далеко, что Азор принял эти звуки за шуршание падающего на стеклянный потолок снега.

Утром Азору почти удалось обнаружить врага посредников, но его ждал неприятный сюрприз. Пёс взял след по тонкому аромату духов и долго петлял по коридорам, пока не понял, что духи разбрызганы по стенам и полу специально, чтобы сбить его с толку. Тогда он выкристаллизовал из воздуха новый запах – едва уловимый cладкий аромат волос и кожи. Пёс пошёл по нему, заметил вдалеке метнувшуюся к пожарной лестнице тень, залаял, подбежал к захлопнувшей двери и поскрёб лапой. На шум прибежали мужчины.

– Кого ты тут нашёл пёсик? – спросил гигант, нажимая на дверную ручку.

Пёс бросился вперёд, в щель, увидел брошенную на ступенях белую перчатку, кинулся к ней, ткнулся мордой и… чихнул. Из глаз брызнули слёзы. Азор попятился назад, заскулил, снова чихнул.

Кинолог и рэпер, вошедшие следом, закашлялись, согнулись пополам. Вся троица ломанулась обратно за дверь, туда, где раздражающая слизистые перцовая пыль не свербит в глотках.

– Убью падлу! – сипел Боярчук, вытирая рукавом бегущие из красных глаз слёзы. – Убью, кто бы он ни был!

– Я же говорил, что мы здесь не одни, – гигант задыхался и держался за грудь. – Уф!

Он внезапно расхохотался, а потом надсадно раскашлялся.

– Что ты ржёшь? – прошипел Боярчук.

– Так хитро придумано. Распылить перцовый баллончик в крохотном помещении. Остановить двух здоровых мужиков и оставить обрызганный перцем подарочек для кобеля, чтобы на пару часов лишить пса нюха и смыться.

– Что, что он там оставил? – заорал кинолог, тараща на МС свои воспалённые глаза.

– Не он, а она. Там лежала белая перчатка с её руки, – рэпер снова расхохотался, вытер сопливый нос.

– Баба? Это была баба?

– Причём убойная! Умная, дерзкая. Обожаю таких. Ух, что будет, если она мне попадётся! – И МС оттянул штаны между ног.

– Да ты её даже не видел, – скривился инструктор.

– Неважно. Она несколько дней водила нас за нос. Сумела даже его обдурить… – Он ткнул пальцем в сторону немецкой овчарки.

Азор лежал на животе и исступлённо тёр лапами свербевший нос.

Кинолог прочистил горло и сплюнул.

– А по мне, так она стерва. Поганая дрянь, которая сорвала наши планы. Если она действительно пробиралась в диспетчерскую и предупреждала снижающиеся самолёты о том, что мы их поджидаем, то это был её последний выход.

– Только не убивай её сразу, – попросил красный гигант. – Я соскучился по женскому теплу.

– Сразу она не умрёт, – сглотнул Боярчук, и Азору не понравилось, как он улыбнулся. – Будь спокоен, донжуан.

Они искали её до вечера, но аэропорт был настолько велик, что поиски могли затянуться ещё на неделю. К тому же никому из них не хотелось найти новый сюрприз от таинственной незнакомки. А на обоняние пса в этот день никто не рассчитывал.

Однако кое-что Азору всё-таки удалось найти. Рядом с камерами хранения, в закутке, они нашли что-то вроде временного убежища беглянки. Измятое одеяло, полупустую бутылку воды, порванные упаковки из-под шоколада.

– Да наша девочка – сладкоежка, – промурлыкал МС. – С каждым часом влюбляюсь в неё всё сильнее.

Он хотел сочинить какой-нибудь непристойный рэпчик про шоколадный батончик, но у его напарника, похоже, настроение и так было ни к чёрту.

Азор видел, что тренер наклонился, откинул в сторону одеяло и поднял с земли какую-то бумажку.

Всю первую половину следующего дня кинолог провёл в диспетчерской вышке. Красный великан бродил по пустому аэропорту и страдал от скуки. В нижнем зале он наткнулся на мумию полицейского, взял дубинку и пистолет, вернулся наверх. Пёс мрачной тенью следовал за ним, его нос уже перестал свербеть от перца, но острый нюх ещё не восстановился.

Боярчук вернулся довольный, растянулся на сиденьях и закрыл глаза:

– Теперь всё. Теперь она наша.

Когда стемнело, мужчины взяли пса и спрятались неподалёку от диспетчерской вышки в оставленном на лётном поле автобусе.

– Не понимаю, – проворчал через пять минут МС Бескрайний, чувствуя, как от холода начинают неметь кончики пальцев на ногах. – Почему мы не можем просто подождать её внутри башни?

– Хочешь, чтобы эта дрянь пустила тебе в лицо струю из перцового баллончика? Валяй. Только вот это не забудь.

Боярчук бросил ему на колени обломанный ключ.

– Кончик остался в замочной скважине главной двери.

– Но зачем?

– Хочу увидеть, как вытянется её харя, – ответил кинолог, таращась в тёмные окна пустыми рыбьими глазами.

– А пожарная лестница? – возразил МС. Он щурился и едва различал в темноте главный вход в вышку – серебристую дверь, освещённую одним-единственным уличным фонарём под козырьком.

Кинолог хитро посмотрел на него:

– Лезть зимой по скользкой лестнице, на такой высоте? Что ты! Ни одна баба на это не пойдёт.

Рэпер расхохотался.

– Пойдёт. Я уверен. Она не из пугливых.

– На то и расчёт. Пусть эта стерва и дальше думает, что она самая умная. Пожарный вход я запер изнутри. Даже если у неё есть ключи, что вряд ли, она его не откроет. Пусть заберётся туда, если охота, а мы просто подождём внизу, пока она не окоченеет на лестнице от холода или не запросится на ручки. Есть, правда, и другой вариант – прыгнуть вниз на лёд с тридцати метров.

МС поморщился:

– А если нам самим потребуется зайти в вышку, чувак?

– Зачем это?