«Хитрая» контора

* * *

Татьяна Владимировна с умилением посмотрела на дочь: разметав по подушке пышные волосы и подложив под щеку ладонь, Леночка безмятежно и сладко посапывала. Мать задержала руку около лица дочери – ей было приятно ощутить теплоту ее дыхания. Наверное, она проснулась все-таки от ее присутствия. Дочь перевернулась на спину, медленно открыла глаза и выпустила из-под одеяла розоватую пятку.

– Сколь времени, а мамуль? – Лена сладко потянулась и здесь же, не давая телу безвольно расслабиться, резким движением скинула с себя одеяло и, как была в ночной рубашке, вскочила на кровати. Обняв мать, она сверху уткнулась ей в волосы, а потом с силой потянула к себе. Падая на кровать вместе с ней, Лена попыталась завернуть мать в одеяло. Татьяна Владимировна не поддавалась, и они принялись хохотать и барахтаться на постели. На их смех и шум и появился из кухни глава семейства.

– Замуж тебя, Ленок, пора выдавать, а ты все с матерью воюешь! – с ласковой насмешливостью проговорил Владимир Сергеевич.

– Пап, ты бы лучше поставил чайничек, а? – никак не реагируя на его слова, пропела дочь. – Мама вон знает, что в девять мне надо быть на работе. Неудобно, если Виктор Павлович станет ждать, – она попыталась придать лицу озабоченность.

Владимир Семенович в ответ вздохнул, но вполне согласно побрел на кухню. Татьяна Владимировна, усаживаясь на кровать, поправила волосы.

– Кстати, я об этой краже… – заговорила она. – Вчера ты протарахтела-протараторила все с пятое на десятое… Ты, главное, не расстраивайся, у нас половина дел начинается с отработки фантастических версий. Нет прямых свидетелей – начинай с косвенных, расширяй круг их знакомых, только разумно, чтобы не влезть в непролазные дебри. И о бумагах… Как их переворошили: возможно, в какой-то последовательности, а то и вообще выборочно? Вариантов здесь уйма. Но если убедишься, что в бумагах рылись целенаправленно, значит это не фикция, и цепляйся за них мертвой хваткой. Правильно, сегодняшний осмотр вам многое может дать: вчера вы увидели одно, сегодня обнаружится что-то другое. Хотя я лично думаю, что там все проще. Свои же и поработали под пришельцев со стороны, прикарманили 260 тысяч и успокоились. Не исключено, если и руководство погрязло в аферах. Свяжись с Никишкиным, пусть даст ребят, без ОБЭП вам не обойтись.

Елена, зажавшись в уголке, слушала мать и вдруг неожиданно спросила:

– Мам, а почему ты ушла из облпрокуратуры, и мы снова переехали в Татьяновск?

Татьяна Владимировна удивленно взглянула на дочь:

– Почему столь внезапно? Вопрос сложный, а ответ долгий.

– Я думаю это было связано с делом Ромашинского, – не унималась дочь.

– Давай, в другой раз, – отмахнулась Обручева-старшая. Чтобы закончить на том разговор, она щелкнула Лену по носу, и та, легко клюнув на это, вновь забарахталась с матерью на кровати, пока сердитый голос Владимира Сергеевича не позвал их на завтрак.

Лена сразу забралась на стул с ногами, поджала их под себя и шумно потянула из чашки чай.

– Вчера опять Сережа звонил, тебя спрашивал, – сообщила Татьяна Владимировна.

– Ну понятно, что не папу, – сострила дочь.

– Лен, я не пойму, о чем ты думаешь? – рассердилась мать. – Тебе все-таки двадцать пять, а парень, по-моему, неплохой. Эгоисткой ты выросла. Родители беспокоятся, а ей хоть бы что! – Татьяна Владимировна отодвинула от себя розетку с джемом.

– Я и не говорила, что он плохой! Только разве обязательно бежать завтра в ЗАГС? – возмутилась Лена.

– Ладно, дочка, смотри сама. Ты уже взрослый человек, – мать не очень довольно поджала губы.

Владимир Сергеевич в это время молча и сосредоточенно жевал бутерброд с сыром, никак не выказывая своего отношения к их разговору.

– Все, мам, буду собираться. Спасибо папочке за чаек! – она проворно соскочила со стула и скрылась в своей комнате.

– Таня, ты чего к Лене пристала? Она и без нас разберется в своем деле. Нужно во всем оставаться современной! – закончил глава семейства назидательным тоном.

– Ой, насмешил! – Татьяна Владимировна и впрямь засмеялась. – Жена твоя и не ведала, что ты шагаешь в ногу со временем и перестраиваешься на современный лад. Оказывается, в нашей семье одна я консервативный элемент!

– Хватит, Танечка, хватит… Пусть решает сама, без толкача. Такая красивущая девка разве засидится одна? – Владимир Сергеевич поднялся из-за стола и обнял жену. Потом неожиданно и легко подхватил на руки и поцеловал в ухо.

Татьяна Владимировна усмехнулась довольная и обняла мужа за шею:

– Ладно, отпускай меня, и без этого убедил, а то надорвешься еще… Потолстела я, правда?..– она хитровато заглянула ему в лицо.

… Лена взялась уже за ручку наружной двери:

– Мама, если Сережа позвонит, скажи, что в десять вечера, самое позднее, я буду у него, как штык. Сегодня мы с ним обо всем поговорим! – многозначительно пригрозила она неизвестно кому. Затем добавила: – Машину я забираю, ага? Вы, если поедете на Улуйку, то автобусиком доберетесь, ага? Они в субботу хорошо ходят! – представила она родителям окончательный аргумент.

– Ага! – в тон ей отозвалась из комнаты Татьяна Владимировна.

* * *

Ленины «Жигули» миновали Хлебный переулок. Под желтый сигнал светофора, на скорости 80 км в час, она проскочила перекресток на улице Ленина (по-новому Большая Рыночная), потом немного сбросила скорость, под скрип резины свернула налево и затормозила свою вишневую восьмерку прямо у крыльца горотдела.

В здании сохранялась относительная субботняя тишина, и шум ее быстрых шагов здесь же взлетел под потолок вестибюля, отдаваясь там гулким эхом. Елена поздоровались с дежурным, взяла от кабинета ключи и бегом поднялась к себе на третий этаж.

Минут через пять в дверь стукнули для порядка, и вошел Яснов.

– Опередила подполковника! Здравствуйте, Елена! Как отдохнулось?

– Нормально, Виктор Павлович! Работоспособна, с вполне приличным КПД. Размышляю только, как его лучше сегодня использовать.

– Мне Барановский в семь утра домой позвонил, сказал, что бессонница его мучает, и похвалился, что обследовал те зеленые волосинки с дверного косяка… Химия, не шерсть – я записал у себя на календаре название материи. Предположительно так, что некто в свитере зеленого цвета из искусственного волокна, пролезая в дверь, нечаянно шаркнулся о косяк. При этом есть два интересных момента, это когда я подумал… Мы ведь с тобой замеряли расстояние, на которое раскрывалась дверь – 58 сантиметров, правильно? Нам такого прохода оказалось вполне достаточно, чтобы запросто проходить из кладовки на улицу и обратно, а вот неизвестному он пришелся не в пору, то есть мал. И я сделал вывод, что-либо взломщики были пьяны, да так, что теряли координацию движений, либо же умышленно потерлись о косяк, чтоб и нам продемонстрировать свой свитерок. Второе: под слоем сухой штукатурки оставлен след от обувки 42-го размера. Очень похоже, что со стеллажей что-то стаскивали… И если да, а это что-то могло быть громоздким, то в этом случае преступники и впрямь вполне естественно могли задеть о косяк. Нужно разузнать у Лескова, что ценного и солидных габаритов хранилось на стеллажах. И все-таки маловероятно, что они здесь прихватили что-то громоздкое, ведь собака привела кинолога прямо в гастроном! Теперь третье: канистра с олифой! Кто ее поставил в угол за дверью? Если не хозяева, тогда однозначно пришельцы, а поступить таким образом они могли по одной причине, чтобы выглядело естественным зацепиться в дверном проеме: канистра помешала отворить дверь до конца, и проход оказался недостаточным. Если поверить этому, что нас столь профессионально выводят на след, тогда разгадку лучше искать только в бумагах, – закончил говорить подполковник.

– Я такого же мнения, Виктор Палыч! Браться следует за бумаги, но вначале мы выясним, кто поставил в угол канистру. Про то, что хранилось на стеллажах – это само собой. Меня сбивает с толку бутылка спирта… Двести шестьдесят тысяч украли, так еще и из-за нее мелочиться! Зато за каких-то тридцать-сорок минут сумели взломать два сейфа и плюс металлический ящик, но при этом не оставили следов для дактилоскопии! Нет, Виктор Палыч, я двинусь методом от сложного к простому! Первая зацепка – что преступники хорошо знали внутреннюю структуру организации и в ней работающих. Их даже не смутило «глазастое» расположение окон в доме Сергеевых. Нам бы попробовать поискать улики среди завсегдатаев апартаментов Лученка. И за девчонок мы взялись не зря, они наверняка в курсе многих событий. Хотя трудно рассчитывать на их помощь, уж слишком испорчены девочки. А еще нужно просить помощь у Никишкина, без его вмешательства нет гарантии, что здесь не замешан кто-то из руководства.

– И это верно. Лученок мне вчера подарил реплику – он считает, что бумаги разбросаны потому, что в бухгалтерии «крутят».

– Вот-вот, Виктор Палыч, вы и позвоните Никишкину, вам-то поудобнее это сделать в субботу. Помните, как вам однажды говорил какой-то задержанный: позвоните, мол, сами, гражданин начальник, вы-то в паспортном в шоколадных отношениях со всеми.

Яснов засмеялся:

– И действительно, лучше малознакомый черт, чем совсем незнакомый ангел! – пошутил он, сразу снимая телефонную трубку.

Разговаривал он недолго, однако результат был положительным, и Елена обрадовалась.

– Мы сейчас заедем за ним, Виктор Палыч! – заявила она. – Я ведь сегодня у мамы ключи отняла от машины, – Лена лукаво и озорно сверкнула глазами. – Где живет подполковник?

– Рядом совсем, у «Фиалки», – отозвался Яснов. – Машина в руках – это уже половина проблемы! Только Татьяна Владимировна-то не обиделась на тебя? – для порядка поинтересовался он.

– Она, товарищ подполковник, прогрессивная женщина и понимает, раз я в выходной работаю, значит мне нужней. Татьяна Владимировна обижается на одно, что Яснов совсем перестал заходить в гости… как подполковника получил, – последнее, сделав паузу, Лена добавила уже от себя.

– Ну-ну… Таня наговорит… – усмехнулся Яснов. – Мы все в делах, – уже с иронией буркнул он, но тут же с подъемом заверил Лену: – В конце той недели обязательно соберусь, а уж если нагряну, то вы не вдруг меня выгоните!

– Посмотрим-посмотрим! – с нескрываемым оттенком кокетства отозвалась младшая Обручева.

… Елена плавно повернула жигуль на Большую рыночную и, хотя здесь движение автотранспорта оказалось довольно бодрым, смело даванула на акселератор.

– Ты, Лена, смотри! – поостерег ее Яснов. – Во время демократии и рядовой дорожный инспектор может не посмотреть на наши удостоверения и отчитает так, что уши завянут.

– А я ему глазки сострою, товарищ подполковник! Это ведь всегда действует на мужчин, а?.. – она озорно глянула на Яснова.

– М-да… – Виктор Павлович в смущении почесал затылок. – Много лет, как я знаю дочь Обручевой, а оказалось, что я ее и вовсе не знаю… ну вот хоть бы как автогонщицу, – поспешно добавил он.

– Это от того, что редко бываете у Обручевых, – с самым серьезным выражением на лице парировала Елена.

– Я уже свою ошибку признал, так что гарантирую исправление! А вон и Никишкин из-за угла выплывает… Молодец, как и пообещал – ровно через три минуты показаться на улице.

* * *

Наташка и Нинка до дома, в котором обитал Яшин, добрались во втором часу ночи.

– Ой, Нинка, обожди! Что-то чулок сполз с ноги, – сообщила подруга, когда они в спящем подъезде остановились перед дверьми квартиры Алика, при этом запуская руку под юбку и для чего-то вытягиваясь на цыпочки.

Нинка хихикнула:

– Ты Алика прямо из-за двери чуешь, сразу начала прихорашиваться.

– Дура! Он же меня немножечко любит! – всерьез огрызнулась Наташка.

– Ну еще бы! Руку-то промежду ног он тебе быстро запустит! Любитель он за что-нибудь ухватиться! – Нинка снова хихикнула.

– Стала бы я сюда приходить, если бы только руку!.. Он худеньких уважает, а вот Гришке Родькину подавай минимум, как тебя!

– Чой-то ты про Родькина вспомнила?! – с непонятным раздражением отозвалась та.

– К слову пришлось. Ты давай, звони, если взялась за звонок! – подстегнула ее Костромская.

Из-за двери долго не доносилось никаких звуков.

– Спит, как сурок, – шепотом произнесла Нинка.

Наконец-то послышались ленивые шаги и хриплый со сна голос спросил:

– Кого еще принесло?

– Алик, это мы, открывай! – первой отозвалась Наташка.

Щелкнул замок. Неразличимый субъект посторонился, пропуская их в темноту прихожей.

– Где-то вы подозрительно блудите, – пробурчал он, закрывая за ними дверь и включая крохотный светильник в виде лилии.

Яшиным оказался плотный мужчина, чуть выше среднего роста, по виду лет тридцати. В тапочках на босу ногу и в семейных синих трусах Алик завел руки за голову и потягиваясь, обнажил мощную мускулатуру. Длинноногая на его потягивание отреагировала с завидной реакцией: она мгновенно оттянула резинку его трусов и с дурашливым видом заглянула во внутрь.

– Хочешь?.. Это дело не возбраняется! – произнес Алик степенно и, засмеявшись, добавил: – Молодец…

– На нее внимание обращать? Дура, она и в Африке дура! – сказала Нинка. – Ты, Алик, дай нам сразу полотенце и мыло, мы помоемся с ней.

– Это дельная мысль, – согласился Яшин. Он включил в ванной свет и протянул пышногрудой два полотенца. – Мыло на полочке, есть шампунь, и красную мочалку берите. Чистенькие – оно всегда в кайф!

Подруги с хихиканьем и смешками быстро закрылись в ванной.

– Ну, Нинка, у тебя и вымя! – тонконогая изумленно присвистнула, когда та сбросила с себя лифчик. – Дай подержаться! – она бесцеремонно ухватила подругу за сосок.

– Хватит придуриваться! – Иванова отобрала у нее грудь. – Тебе другой сосок нужен, – она сердито оглядела Наташку, успевшую догола раздеться, и вызывающе закончила: – Бедное дитя Союза Нищих и Голодных!

– Ладно, Нинок, чего заводишься? Уж и пошутить нельзя! – подруга примирительно брызнула на Нинку водой. – У меня идея возникла, – она понизила голос до шёпота, – Ты знаешь, как бабы кайфуют в зоне друг с дружкой?..

– Да-ну тебе, Натаха, со своими выдумками! Нам что, парней не хватает? Я не только слышала, но и сама лично читала про лесбиянок. Сейчас об этом в каждой газете пишут, как и про голубых…

– Ну и пускай на здоровье пишут, а мы сами попробуем! Нинулечка, ну какая тебе разница… – еще больше распалялась Наташка, уговаривая ее. – Я ведь люблю тебя, ну что ты такая упрямая…

– Ладно, уговорила… Только мы немножко попробуем, хорошо? Чудно…

– Полезай в ванну и в воду садись, – взволнованно зашептала Наташка, сглатывая сухую слюну, – а я за тобой следом залезу.

Иванова осторожно заступила в воду одной, затем другой ногой. Опустившись в ложе ванны и поджав к животу колени, она затихла, прижав ладони к груди. Наташка проворно влезла следом за ней, устраиваясь к подруге лицом.

– Ты, давай, вытягивайся, на спину ложись, а я ноги раздвину и сяду тебе на грудь, – принялась выдумывать Костромская и одновременно раздражаясь на ее непонятливость. В то же время она потянулась рукой вниз Нинкиного живота, но последняя неожиданно дернулась, расплескивая из ванны воду на пол.

– Иди ты, знаешь куда, с этим кайфом! – довольно громко заявила она, окончательно взъерепениваясь. – Про любовь базарит, а сама раскомандовалась, как прапорщица! – Иванова ухватила с полочки мыло и, обмакнув в воду, принялась натирать им голову.

– Ты чего орешь, кобылица ненормальная! – испугалась Наташка. – Не дай бог, Алик услышит, я тебе тогда всю сопатку разобью! – пригрозила она.

Подруга в ответ усиленно засопела и с еще большим остервенением принялась намыливать голову. Вступать с Костромской в перебранку ей не хотелось, к тому же Нинка знала, что на расправу Наташка была скорой, а драться умела не хуже обычного парня.

Она молча поплескалась еще минут пять, а потом Костромская сказала:

– Короче все, по рукам. У нас мир. Вытираемся, одеваемся и побыстрей к Алику, пока не уснул, – она примирительно шлепнула Нинку по мокрой спине. – Сейчас мы его еще на сто грамм расколем! – доверительно сообщила Наташка и засмеялась как ни в чем не бывало.

– Ты иногда умная становишься, страсть! – искренне обрадовалась такому повороту событий Нинка. – Да и одеваться нам вроде бы ни к чему, будто он нас голыми не видел!

– Умница! Одна голова хорошо, а две вообще убийство! Мы с ним сейчас в сюрприз поиграем: я только чулки натяну. Знаешь, я заметила, что мужики почему-то любят, когда мы голые и в капроновых чулках! Вот если бы импортные достать с пояском на подтяжках, тогда бы они от нас вообще с ума посходили! Или раздобыть сапоги выше коленок, – размечталась она. – Пошлепали, что ли … – она расправила на ноге второй чулок и окольцевала ляжку широкой белой резинкой.

Алик с открытыми глазами лежал на широкой тахте при успокаивающем свете ночника и пялился в никуда. Увидев голых девчонок, появившихся одна за другой, он встрепенулся.

– Ничего вы даете … Вот это прогресс! – от прихлынувшей в тело жаркой волны у него даже голос осел.

Длинноногая подмигнула Алику, молча повалилась спиной на тахту рядом с ним. При этом она одну ногу забросила на него, а вторую, согнутую в колене, умудрилась оставить на полу. Изворачиваясь на бок, тот поймал рукой маленькую Наташкину грудь, а второй скользнул ей по животу, однако же словно бы обжегся его теплом, потому что его ладонь с растопыренными веером пальцами взметнулись наверх и, описав в воздухе полукруг, опустилась на островатое колено, обтянутое тонким чулком. Медленно поведя рукой вверх по ее ноге, он почувствовал, что дрожит вместе с ней. Притягивая девочку к себе и одновременно наваливаясь на нее всем телом, он отыскал мягкие и чуть приоткрытые губы. Всеохватывающий и неописуемый жар все неотвратимей захлестывал их тела, неподвластные сознанию. Лишь на одно мгновение Наташка замерла позже него, чтобы с небывалой силой вновь прижаться к нему. Ему казалось, что она буквально вжалась в него. Глубоко вздохнув, Наташка словно обиженно всхлипнула и, вскидывая к верху обе ноги, крепко притиснула на подушке его голову.

Какое-то время они расслабленно полежали в полнейшей недвижимости. Наконец она первой повела в сторону головой и, не отрываясь щекой от подушки, завороженно прошептала: – Ну ты и титан! Ты мой настоящий половой гангстер! – помолчав затем пару минут, огорченно вздохнула: – Ты ведь не только мой… Вот Нинка тебя ждет…

Алик повернул голову в сторону позабытой свидетельницы их сексуальной игры. Пышногрудая скорее с интересом, чем с неприязнью и обидой следила за ними во все глаза. Он попытался что-то шепнуть на ухо своей партнерше.

– Не надо шептаться… Я же видела, что вам и без меня хорошо, – спокойно сказала она и рассудительно добавила: – Третий лишний.

Незаметным движением локтя, Наташка подтолкнула в бок Алика. Он послушно свалился с тахты и развалился на паласе рядом с Нинкой. Она полулежала на ворсистом покрытии, подперев щеку рукой, и Яшин отчетливо видел, как подрагивают у нее ресницы и колышется необъятная идеальной телесной белизны грудь. «Словно глаза, – вдруг подумал он – поверху не достает только бровей, а остальное все точно: белизна – белок, потом коричневый круг и по центру зрачок-сосок». Алик протянул руку, накрывая ладонью ее «зрачок». Нинка пошевелилась, с леностью вытягивая ноги. Он схватил рукой за холодное и крутое бедро, стараясь пристроить свое тело у нее между ног, но пышногрудая непокорно сжала колени.

Костромская, лежавшая на тахте, в этот момент резко дернулась и завернулась с головой в одеяло.

– Обожди, лучше я встану… – хрипловато зашептала Нинка. Алик повиновался, выпуская ее из своих объятий. Она поднялась с пола и, развернув боковиной кресло, нагнулась вперед, опираясь в подлокотник двумя руками. Взору Яшина предстали ее необъятные гладкие ягодицы.

В этот момент лежавшая под одеялом высунула из-под него свой нос. Нинка старалась, ее волосы закрывали ей все лицо. Подруга видела ее ухо с болтавшейся на нем, совершенно сейчас никчемной сережкой. Костромская ревниво закусила губу, силясь прикрыть глаза, но любопытство оказалось сильнее. Нинка постанывала, но движения Алика были вялыми и вскоре он замер совсем. Наташка увидела лицо Яшина – оно было осмысленным и капельку виноватым. Иванова попробовала еще совершать замысловатые движения своим толстым задом, но Алик оставил ее, направляясь в сторону ванной.

Губы тонконогой растянула удовлетворенная и победная улыбка. Наташка заново закрыла лицо одеялом и потянулась до ломоты в суставах. И в душе, и в теле ощущалось необычная легкость.

Скрипнула половая доска, потом возник шум от сдвигаемого кресла и прилипчивых шагов босых ног, минутная тишина и затем характерная поступь Алика. Наташка высвободила из-под одеяла голову: он словно бы крадучись приближался к ней.

Бегающий взгляд похотливо скользнул поверх одеяла, затем мазнул по лицу лежащей:

– Ты у меня одна секс-звезда… – признался он, наклоняясь и припадая к ее распухшим губам.

Наташкин рот готовно повиновался ему, и Алик сразу же ощутил, как вместе с дрожью его тело наполняется новой силой.

…Вновь он подминал под собой длинноногую, и она яростно билась под ним буквально каждою жилкой своего существа. Извиваясь змеей и высоко задирая ноги, она то и дело раскладывала их во всю ширь. Упругая гибкость ее тела сводила мужчину с ума, а ощущение твердоватости бедер приводило в трепет. Время от времени она плотно сжимала коленки, и у Алика в полном смысле не находилось сил, чтобы совершить следующее движение.

Настенные часы пробили четыре раза, когда они, обессилев, лежали отодвинувшись друг от друга, чтобы хоть немного остыть.

Бой часов видимо подстегнул в Наташке давно трепыхавшееся желание выпить.

– Аль, у тебя есть выпить? – спросила она.

– У меня есть все! – вслед за ней оживился и Яшин. – Пара бутылок допинга у Алика найдется всегда! Тем более сегодня, когда ты творила искусство!

– Правда?.. – сжеманничала она.

– На все сто двадцать восемь процентов! – Алик поднялся с постели, облачаясь в трико.

– А куда подевалась наша Нино? – обеспокоилась вдруг Костромская.

Однако подружка оказалась легка на помине, в тот же миг объявляясь в комнате. Она предстала расчесанной и одетой, но Наташка заметила ее припухшие и чуток покрасневшие глаза.

– Нинка! Закуску начинай варганить, у Алика выпить есть! – почти заорала она. – Я пока полетела мыться! – словно ужаленная, Костромская выпрыгнула из-под одеяла, выпрямляясь на тахте во весь рост, зачем-то на ней подпрыгнула и, скаканув на пол, скрылась за дверью.

– Ты не обижайся, Нинок, я ведь не виноват… Физиология тонкая штука! – веско изрек Яшин собственный постулат. – Сейчас мы выпьем, и жизнь станет прекрасна! – с этими словами он открыл холодильник и вытащил из него две запотевшие бутылки абрикосового ликера, целый батон вареной колбасы и три плавленых сырка. – Вот все богатство! – сообщил он и, положив его на стол, с силой ткнул пальцем в один из сырков: – В застойные времена я даже за углом такой пакостью не закусывал!

Нинка, пока еще молча, протянула руку и принялась внимательно разглядывать бутылочную этикетку.

– У нас в училище один пацан собирает такие наклейки, – проговорила она и поставила емкость на стол. Потом взяла колбасу и принялась сдирать с нее прозрачную обертку. – Хлеб, ножик давай! – настраиваясь на деловой лад приказала она.

– Нож перед твоими глазами лежит, а хлебушка нет! Я холостяк… мне простительно, – с этими словами он стал беззаботно возиться с кассетным магнитофоном.

– Ликер пьешь, а хлеба нет – удивительно! – Нинка недоверчиво мотнула головой.

– А ликер, между прочим, хлебом не закусывают! – поучительно отозвался хозяин. – Со мной повелась, так пора бы и к культурной жизни привыкать…

– Ой, ты меня застрелил! – расхохоталась Иванова. – Дяденька-интеллигент…

В комнату быстро вошла Наташка, разлохмаченная, с влажными волосами, но в руках она держала две тарелки и вилку.

– Хватит этого, – пояснила она. – Не в пансионе благородных девиц собрались! – она скользнула взглядом по Нинкиному лицу, потом внимательно посмотрела на Яшина. – Правильно я прихватила тарелки, потому что знала, что вы без меня и бутылку-то не сможете открыть!

Иванова молча взяла нож и принялась кромсать колбасу. Наташка поспешила откупоривать бутылку.

– Натуральный кайф! – авторитетно заверила она и лишь после того ткнулась носом в раскрытое горлышко, а через секунду заорала: – Нинка, ты что одурела! Куда ты столько колбасы наворотила?!

– Заткнись! – огрызнулась она. – Я жрать хочу!

– Пусть кромсает! Что тебе жалко моей колбасы? – криво ухмыляясь заступилась за Нинку Яшин, конечно же вкладывая в свои слова двойной смысл.

– Да-а я что? Пусть режет! Я так просто сказала… – и наконец улавливая полный смысл им сказанных слов, прыснула в ладонь.