Музей богов

– А откуда ты об этом знаешь, если оба погибли? – спросил я, до сих пор так и не понимая, какое участие в этом деле осуществляет моя собеседница.

– Откуда? Очень просто, – улыбнулась девушка, – еще до разговора с мужем смотрительница позвонила подруге и все ей рассказала. Подруга все, что запомнила, написала в своем блоге, на сайте Записок Бедного Готика, но последствий ее откровение не имело. Так, несколько глупых комментариев. Это почти все, что знаю. А ты приступай к работе, и будет лучше, если начнешь прямо завтра. Сама бы во всем разобралась, но не могу, нельзя мне.

– Это еще почему? – не понял я.

– Как-то давно мы все решили, что если и будем вмешиваться в дела людей, то лишь на информационном уровне. Кое-кто из наших отказался и с тех пор в контрах с остальными нами.

Возможно, она хотела что-то разъяснить и добавить, но в этот момент одна из сидевших в баре молодых девиц вдруг встала, резко и с шумом отодвинув стул, пошатываясь, подошла к стене и демонстративно содрала висевшее там красочное изображение Кришны. Выполнив сей жест свободы совести, она громко произнесла в пространство: «Своим дьяволам пусть у себя поклоняются, а у нас православная страна».

– Вот дура, – с досадой пробормотала моя собеседница.

– Странно, – сказал я, когда сцена завершилась и девица села за свой столик, – верующая девушка, а напилась до такого свинского поведения.

– Ну, видишь ли… Она, скорее всего, не столько верующая, сколько суеверующая девушка. Есть такая особая категория людей без четких границ в плане пола и возраста, но в основном к ней относятся женщины. Зачастую молодые, выросшие уже на просторах постсоветского пространства. Такие девы всегда ходят в храмы, любят поговорить о своей религиозности, что особенно ярко выражается во время поста. Вообще-то нет в этом ничего дурного, даже наоборот – для фигуры полезно. Ну, кто-то наслаждается особого рода музыкой, кто-то рисованием, кто-то религией, кто-то преподает в воскресной школе… у каждого – свое увлечение. Смущает другое. Где-то там, в их догматах, говорится, что суеверие – страшный грех! Так вот, какого черта все эти девы такие суеверные? Ведь суеверия корнями уходят в языческую пору, а эти молодые дуры порицают язычество. Боятся смотреть на какие-то рисунки, даже сжигают их. Разворачивают свое авто, если дорогу перебежал черный кот, и истово крестятся, словно четвероногое животное после этого возьмет и улетучится. Как можно иметь в голове такую кашу и притом комфортно жить? Богам глубоко по фигу, что вы едите, когда и как, а уж о прочем даже и говорить смешно.

– А мне чисто эстетически, – зачем-то сказал я, – нравится религия Будды. Реинкарнация гарантирует вечное существование души. Есть только одно препятствие моего обращения в буддизм: к великому сожалению, убежденный атеист.

– Да не было у Будды никакой религии. «Никто не спасает, кроме нас самих, никто не вправе и никому не по силам сделать это для нас», – говорил он. Мы, по его словам, сами должны пройти собственный путь. Будда был атеистом. Это невежественные последователи извратили учение так, что потом собственного учителя объявили богом.

– Почему так думаешь?

– Я не думаю, а знаю. Он сам мне говорил.

– Кто? – не понял я.

– Принц Сиддхартха Гаутама, что позже стал именоваться Буддой, буквально – «Пробудившимся». Да, и последний мой совет на сегодня. Что бы ни случилось, улыбайся, как Будда. Людей это бесит.

– Гениально. Твоя фраза?

– Ну нет. Говорят, что Боб Марли изрек такую мудрость. Ямайский музыкант слыл одним из виднейших сторонников панафриканизма и был правоверным растаманом.

– Да знаю я, кто такой Боб Марли… Слушай, а почему ты всегда говоришь…

– Ладно, хватит пока, – перебила она меня. – Расплачивайся, и пошли отсюда. У меня есть хорошие планы на продолжение вечера.

Глава 7, в которой главный герой собирается на выставку

Пробуждение было аномально гнетущим, как после трудной многодневной попойки, осложненной разными нехорошими излишествами. Вчерашние события выглядели не то дурным сном, не то тяжелой галлюцинацией.

Помню чернокожую девушку – вроде бы мою нанимательницу. Отлично помню, как мы сидели в баре и долго трепались о сложностях бытия. Похоже, я там все-таки каким-то непонятным образом наклюкался, ведь все, что потом вспоминалось, выглядело дурным сном. Как нечто нереальное и безумное. Вроде бы.

Смутно припоминаю, как мы ушли из бара, как долго куда-то ехали, как поднялись на лифте на самый верх некоего новомодного жилого многоквартирника, как вошли в какое-то просторное, будто мини-стадион, помещение, обставленное с безобразной пышностью. Запомнились обширные окна во всю стену, затейливый паркетный пол и хаотично разбросанные всюду огромные меховые подушки и диваны. На выгнутом куполом потолке были укреплены здоровенные видеопанели, звуковые колонки и еще какая-то аппаратура. Под аппаратурой прямо с потолка свисали мечи, сабли, и разное другое коллекционное холодное оружие вперемешку со стальными цепями, ремнями и прочими СМ-девайсами, которым бы позавидовал сам извращенец-миллиардер Кристиан Грей. Помню, как девушка в прямом смысле сорвала свою одежду, включила какой-то дикий ритм, затем с остервенением раздела меня и бросила на диван. Дальше у нас был умопомрачительный секс, только вот мне внезапно померещилось, что у моей непостижимой любовницы откуда-то оказалась вторая пара рук и огромный бриллиант вместо третьего глаза…

А дальше вспоминалось уже нечто жуткое.

Когда мы закончили, она вдруг вскочила и пустилась в танец под всю ту же сумасшедшую музыку, что не умолкала ни на секунду. Она хватала своими четырьмя руками свисающие с потолка сабли и, продолжая безумную пляску, крушила окружающую роскошную обстановку. Ее движения становились все более порывистыми, обнаженная черная фигура перемещалась так стремительно и двигалась столь грациозно, что у меня закружилась голова. Девушка явно не могла остановиться, начав разрушать все, что встречала на своем пути.

Потом ничего уже не помню. Провал памяти.

В сознание пришел только у себя дома в третьем часу дня. Что это было? Как сюда добрался? Но самое главное, я теперь точно знал – не выполнить заказ нельзя. Просто физически невозможно. Кое-как удалось дожить до вечера, и завалился спать в смутной надежде, что завтра все будет намного лучше и придет в норму. Все – завтра.

Назавтра действительно стало получше, и почувствовал я себя вполне прилично. О той безумной ночи старался не думать и даже не вспоминать, сохранилось лишь ощущение ответственности и чувство долга. И четкое знание – заказ должен быть выполнен. Привел себя в порядок, позавтракал. Сел к компьютеру проверить почту за последнюю пару дней. Кроме всего прочего, пришли такие сообщения: «Немедленно приступай к работе. Начни с музея». Именно так, без подписи, но как-то сразу было очевидно, что это мой наниматель. Или теперь правильнее говорить – нанимательница? Второе сообщение прислал робот-напоминальщик из соцсети: «Мария Петроградская сегодня отмечает день своего рождения».

Вот это последнее очень даже кстати: я и забыл совсем, кто профессионально поможет с информацией о Музее Богов. Когда я чего-то не помню или вообще не знаю (а знаю я крайне недостаточно, тут и стыдиться нечего, всего в этом мире знать нельзя), то обращаюсь к соответствующему специалисту. К эксперту. Причем неважно, к какому именно: к электронному или живому, человекообразному. Бывают, правда, и другие варианты, но об этом как-нибудь в следующий раз. Из живых музейщиков и галеристов сейчас никого не было на горизонте, зато имелся человек, что таковых знать мог. Был даже обязан в силу рода деятельности. А тут еще и день рождения этого человека очень удачно подоспел. Есть у меня привычка, которую уже не изжить: чаще всего стараюсь помнить о чужих датах. В частности – о днях рождений людей, что-то для меня значащих. В последнее время не забывать стало просто благодаря социальным сетям, всяким программам-напоминалкам и склонности моих знакомых заявлять о себе правдивую информацию в этих самых сетях. Сам-то я ничего достоверного туда не пишу: больно надо сообщать личные сведения неизвестно кому и одновременно всем желающим. Что бы там ни говорили о «конфиденциальности» личных данных при создании аккаунта, уж я-то понимаю, какая это чушь – сам не раз такие вещи взламывал и чужие сведения воровал.

Вопреки сложившемуся мнению, довольно-таки сложно найти сведения о том, что мало кому известно. Даже несмотря на вседоступность интернета и обилие всевозможной информации там. Эту очевидную истину как-то раз установила для себя другая моя приятельница – частная сыщица, и я вполне разделял ее утверждения. Для эффективной помощи нужны профессионалы. Причем не просто специалисты, а хорошие эксперты с нестандартными взглядами на мир, с незамутненными восприятиями действительности. Желательно молодые и подвижные. И еще. Они должны постоянно работать по своей специальности. Только непрерывная практика делает обычного работника профессионалом. Довольно часто именно такие люди мне надобились, но сейчас стало трудно найти молодого крепкого специалиста. Их почти нет, а те, что есть, давно уже заняты, и им некогда меня консультировать. Ведь герои нашего времени – это вовсе не бунтари-одиночки, не либеральные оппозиционеры прозападных взглядов. Это безработные тридцатилетние бездельники, причем каждый с хорошим высшим и приличным английским. Они валяются на диванах и скачивают порнографию из интернета. В оригинальной озвучке, естественно. У каждого диплом гуманитарного вуза и амбиции молодого Говарда Хьюза при полном отсутствии активов и талантов последнего. Герой нашего времени – это бывший менеджер, сокращенный за ненадобностью, изредка и вяло проглядывающий предложения на сайтах типа job.ru и закрывающий те из них, что видятся ему непрестижными. Он ждет чуда. Откровения. Ведь он, как когда-то его родители, не хочет признать, что его время так и не наступило. Или уже закончилось – это уже смотря по вариантам. Он больше никому не нужен. Зато везде требуются строители, электрики, водители грузовиков. Специалисты в области технологической инженерии. А он – не нужен. «Теперь стараются устроить только своих, – кисло говорит он по любому поводу. – У тех, кто нахапал денег в девяностые, уже выросли собственные дети». Но нет, дорогой ты наш, дети хоть и выросли, но они здесь абсолютно ни при чем. Просто те, кто заработал в девяностые, в две тысячи десятых научились наконец считать денежки. Они, те, кто заработал в девяностые, не хотят или не могут кормить армию дармоедов, которых спокойно заменяют мощные компьютеры с одним-единственным профессиональным сотрудником. А офисный планктон – да, обречен. Он тихо угасает, вымирает как класс в ожидании чуда – хорошей зарплаты на работе, где можно не работать. «Идти в электрики? В строители? Переучиваться? Ну уж нет! Мне, выпускнику с красным дипломом? Да никогда!» Лучше тихо загнивать на диване, чем тянуть провода. Да и неспособен он работать руками. Не обучали, не научился, не посчитал для себя нужным. А с его умениями никто его никуда не возьмет. Похожее время было, когда ушло на пенсию старое поколение. Поколение, что умело хорошо работать. Тогда рушились плотины, падали самолеты, взрывались ракеты и терялись спутники, а исчезновения «менеджеров», «криейтеров» и «арт-критиков» никто, кроме них самих, даже и не заметит. Никому нет дела до героев нашего времени – тех, кто не вписался в современное общество.

В тот раз после моего поздравления пришел неожиданно быстрый ответ:

«Спасибо! Так приятно заглянуть в забытый аккаунт и внезапно найти там цветы. У меня скоро выставка в Москве. Приходи, только не на вернисаж, там каждый раз толкотня страшная, а потом, когда успокоится. Приглашаю тебя. Выставка с 24 июля по 14 августа, все это время буду в Москве».

Цветы нарисовал кто-то и когда-то, а я лишь поместил эту картинку в нужное место, снабдив поздравительной подписью.

Писала моя старинная знакомая художница, с которой не виделись уже года полтора или два. Уж она-то точно разбирается в музеях и выставках. Ее-то я и намеревался в очередной раз привлечь в качестве эксперта. Что-то подсказывало: не откажет. Ее персональные выставки неизменно притягивали внимание, но последнее время интерес к ее работам начал утихать, и причины такого угасания лежали на поверхности. Во-первых, многочисленные подражатели, что за последние годы размножились неимоверно. А во-вторых, общее падение интереса к теме. Слишком уж часты стали в нашем мире места, где апокалипсис сегодня уже свершился, пусть и не в глобальном масштабе.

А Маша будто бы ничего не замечала и продолжала эксплуатировать свою излюбленную тему. Ее творчество очень напоминало американский научно-популярный сериал «Жизнь после людей». Как писал один известный художественный журнал: «На картинах Марии Петроградской вы не найдете даже намека на то, что за катастрофа смогла погубить человечество. Мария заинтересована в другом: ей любопытно изобразить реальность, в которой человеческое население Земли сделалось равным нулю. Посетитель выставки может окунуться в существующий по новым законам живой мир посредством созерцания этих захватывающих полотен, основанных на результатах не только фантазий, но и многочисленных наблюдений и исследований. Над старыми руинами витают воспоминания о былых временах, подобно бестелесным духам и забытым снам. По развалинам, заросшим буйной и яркой растительностью, ползают невиданной красоты членистоногие: насекомые, пауки, многоножки… Фантастические картины околдовывают зрителя. Но каждый невольно задает себе вопросы: что случилось? Почему теперь так?»

У меня дома висели пять ее картин. В свое время, когда Мария Петроградская, а попросту Маша Пашкова, сидела без гроша, мы были очень хорошо и близко знакомы. У нас, как теперь говорят, «возникли отношения». В те далекие дни она была рада-радешенька, что кто-то купил сразу пять ее полотен за вполне приличную по тем временам сумму. С тех пор она не стала работать лучше, да и техника ее живописи не претерпела изменений. Зато выросли цены на ее работы и в настоящее время, чтобы купить те самые пять картин, потребовались бы ой какие денежки. Причем все произошло как-то быстро и незаметно для меня, без излишнего ажиотажа, шумихи и пропаганды.

Итак, вот оно, место выставки. Большое современное здание из стекла и бетона. Раньше тут располагался ресторан, а потом открыли выставочный центр. Странно, обычно бывает наоборот. Экспозиция оказалась сдвоенной и называлась незатейливо: «Два женских взгляда». Кроме Марии Петроградской там присутствовала некая молодая сибирская художница – Ирина Витимская. Не имею представления, какими именно соображениями руководствовались организаторы, поместив их под одной крышей, но факт имел место. Возможно, именно «географические фамилии» авторов позволили устроителям объединить их в общих стенах. Знаю только, что Мария Петроградская – псевдоним Марии Пашковой, моей старинной приятельницы, живущей сейчас в Германии. Кто такая Ирина Витимская, вообще понятия не имел. Причем именно про эту неизвестную ранее художницу много где шумели последнее время. Ее раскрутили. Мощный пиар как в электронных СМИ, так и в бумажной прессе. Реклама в интернете. Плакаты в городе. Наклейки в метро. Даже по радио.

Я все-таки доехал. Минуя ужасы московской подземки и перманентный капитальный ремонт станций-переходов-дорог-тротуаров. На первом этаже, сразу при входе с улицы, попал в зал художницы Ирины Витимской. При входе на здоровенном стенде кроме цветного фотопортрета ее самой на фоне какой-то унылой картины устроители расположили блок текста:

Галерея «ЦвайХаус». Выставка-продажа картин современных художников. Картина наших экспозиций – прекрасный подарок любому радостному событию. Покупая картину, Вы получаете редкую возможность напрямую пообщаться с художником у нас в галерее! Приходите, мы Вас ждем!

С 24 июля в выставочном комплексе «ЦвайХаус» открылась экспозиция Ирины Витимской «Сибириада». Здесь разместились экспрессивные живописные работы молодой художницы из Братска. Образные и многожанровые, совершенные в своих ассоциациях, отображающие оригинальность форм и глубокую философию авторской мысли картины никого не оставят равнодушным. Это первая «персоналка» Ирины Витимской в Москве, и, по мнению директора комплекса Полины Терентьевой, весьма существенно, что в столице устраиваются подобные выставки. Единственная в своем роде выставка о природе, разуме и душе, что продолжится до 14 августа. Входные билеты продаются свободно!

«Интересно, – думал я, – что такое „глубокая философия авторской мысли“? Кто бы объяснил, а то вот не понимаю». С фотографии смотрела совсем еще молодая глазастенькая и губастенькая девушка с длинной шеей и русыми волосами до плеч. Красивая. Широко распахнутые карие глаза глядели без каких-либо видимых эмоций; строгая, стильная, но не очень скромная одежда; внешность современной фотомодели. Ничто не выдавало в ней принадлежности к мастерам изобразительного цеха.

Чуть в стороне продавалась рекламная продукция. Майки с физиономией Ирины Витимской и с логотипом галереи. Значки, кружки, блокноты, кепки. Фотоальбомы с репродукциями. Постеры. Все с Ириной Витимской. Даже авторучки с тем же изображением и логотипом. Проще говоря – брендинг. Кроме билета, никакого иного барахла покупать не стал, просто вошел.

Со стен и специальных перегородок смотрели пейзажи, видимо, Сибири. «Сибириада» как-никак. Выполнено, на мой непрофессиональный взгляд, вполне хорошо, только вот банально и как-то скучно. Однообразно и неинтересно. Ну, река. Ну, тайга. Ну, горы. Ну, небо. Все какое-то пресное и неяркое. Если сфотографировать, – то же самое получится, только лучше. Картины не возбуждали в душе ничего: ни мыслей, ни эмоций. «Образные и многожанровые», говорите? Зато в дальнем углу зала шевелилась небольшая толпа, где сияли мощные источники света на штативах, слышались отдельные невнятные возгласы и сверкали вспышки фотокамер. За толпой на каком-то возвышении в ярких лучах осветительных приборов маячила та самая девушка с фотопортрета. Временами она поправляла рукой непослушную прядь волос. Что-то кому-то объясняла и отвечала на какие-то вопросы. Видимо, там-то желающие и получали «редкую возможность напрямую пообщаться с художником».

Минуточку, а вторая выставка тут где? Мария Петроградская-то куда подевалась? Может, кто-то где-то ошибся и я не туда попал? Да нет, все правильно. Но почему?.. И лишь в глубине зала, у лестницы, завиднелся соответствующий указатель. Малозаметный лист бумаги формата А4 с напечатанной черно-белым лазерным принтером невзрачной стрелочкой и припиской: «НА ВЫСТАВКУ М. ПЕТРОГРАДСКОЙ». И это все. Ну и слава богам.

Глава 8. «Апокалипсис за дверью»

Я поднялся на второй этаж. Прямо напротив лестницы в начале осмотра внимание привлекла крупная квадратная картина. Размер – где-то метра два на два. Ни один посетитель этого этажа просто не мог миновать данное полотно. Называлась картина – «Апокалипсис за дверью – 2». Большую часть холста занимала распахнутая дверь в натуральную величину. По краям виднелись стены дома изнутри, дверной проем обрамлен аккуратным чистым наличником, а за самой дверью, в глубине композиции, простирался тщательно прописанный постапокалиптический пейзаж. Только этот наружный ландшафт разительно отличался от прежних работ Маши. Здесь не было ни растений, ни насекомых, вообще ничего живого. Видимо, день или очень светлая ночь, но ни теней, ни источника света. Одни развалины и мертвая местность. Причем вся эта убитая реальность была освещена так, что словно светилась сама каким-то пугающим мистическим сиянием. Была у Маши подобная серия, но что-то там не заладилось, цикл она забросила, и, как я сначала думал, тема осталась незавершенной. Потом, позже, альбом все-таки вышел и появился интернетовский вариант на личном сайте художницы. Но данной конкретной картины что-то не припомню. Возможно, новое произведение, но, скорее всего, просто пропустил: все-таки следить за творчеством Марии не получалось, да и не ставил я себе такой задачи.

На остальных полотнах виднелись давно уже знакомые миры после людей. Поросшие буйной зеленью индустриальные развалины и ландшафты, заселенные яркими крупными членистоногими и пышной растительностью с сочными цветами. В зале больше не удавалось заметить ни одной новой работы, только картины известные по уже опубликованным альбомам или клоны других знакомых работ.

– Привет! – послышалось откуда-то сбоку и сзади. – Все-таки пришел.

– Конечно, куда я денусь? – ответил я, поворачиваясь к источнику голоса. Мария мало изменилась за то время, что мы не виделись. Может, чуть-чуть пожестчела взглядом, но в основном оставалась все такой же. Изящной, сильной и уверенной в себе молодой европейской женщиной. Строгая прическа каре, совсем чуть макияжа, сердитый взгляд кошачьих глаз. Одета художница была в простую белую блузку, короткую черную атласную жилетку до пояса, слегка перекрывавшую серо-фиолетовую юбку до колен. На ногах черные лакированные туфли. – Слушай, сейчас был внизу, смотрел там разное и хотел у тебя спросить, как и за каким хреном…

– Стоп! Тоже заметил? – вдруг нервно возбудилась художница. Похоже, тема для нее многое значила.

– Ну да. Никогда раньше не слышал об этой Витимской. Кто такая?

– О мой друг, – с пафосом сочно произнесла Маша. – Ирина Витимская – восходящая звезда на художественном небосклоне! Шальная принцесса московского бомонда. Еще недавно она была обыкновенной провинциальной шлюхой и ни о чем таком даже не помышляла. Подрабатывала торговлей личными интим-услугами. Оптом и в розницу. Называла себя моделью, поскольку для всех, кому не лень, позировала или совсем голая, или одетая так, что выглядела неприличнее голой. За бабло, разумеется. Даже в порнороликах снималась, я сама их видела. Часто принимала такие позы и ракурсы, что женскую анатомию можно изучать. Апогеем ее мечтаний было работать в каком-нибудь глянцевом журнале для озабоченных мужиков. Ну а дальше просто повезло. Один столичный бизнесмен ездил на охоту в те края, по чьей-то рекомендации снял ее на вечер, а потом очень уж ему понравилось, как виртуозно она трахается и как затейливо ноги умеет задирать. Запал на нее и сделался постоянным папиком. Золушка, короче. Как в сказке. Привез в Москву, а чтобы она со скуки тут не дурела, сделал художницей. Галерею купил, раскрутил, имя создал. Это он придумал ей псевдоним – Витимская. На самом деле фамилия у нее какая-то смешная, неблагозвучная. Не то Пипкина, не то Попкина…

– Ну рисовать-то она все-таки умеет. Может, и не очень ярко, но…

– Она?! Умеет?! – сердито возмутилась Маша. – Не смешите мои тапочки, сэр. Это за нее «негры» работают. Сначала вечно голодные студенты художественных училищ, но, поскольку молодежь часто невоздержанна на язык, наняли с десяток ветеранов, что сейчас малюют по фотографиям такие вот пейзажики, короче. Работают старички медленно, платят им копейки, но дедушки и тому рады. А сама Витимская и кисти-то в руках никогда не держала. Тем не менее в соответствующем творческом союзе состоит, корочку МОСХа имеет. Считается, что где-то она обучалась, в каком-то пединституте на художественно-графическом факультете. Говорят, что она появилась лишь один-единственный раз за полгода до выпуска, одногруппникам что-то там наплели, все все поняли, но промолчали. Дело сейчас обычное. Потом в торжественной обстановке со всеми надлежащими почестями она получила диплом из рук ректора и стала вроде как профессионалом. Ну а дальше дело техники. Ее папик организовал ряд персональных выставок, обеспечил рекламу, прессу, телевидение, и процесс пошел. Теперь она «известный художник».

– А как же авторский стиль?

– По фоткам? Какой там стиль. Нашли таких мазил, что без особого стиля. Или умеют писать без стиля. Короче, переписывают маслом готовые фотки. Знаешь, как это делается? Берется фотография какого-нибудь пейзажа. Распечатывается на хорошей бумаге цветным крупноформатным принтером, а потом на подрамник натягивается. После нанятые «негры» красками ставят мазки на те цвета, что напечатаны на бумаге. Получается картина маслом или акрилом, не суть. И – готово дело, можно в раму вставлять. Естественно, у одного мазки крупнее получаются, у другого помельче, а сама «художница» объясняет это сменой творческого настроения. Более того, там проплатили какого-то искусствоведа-арт-критика, что по ней написал серию статей в художественном журнале и теперь готовит диссертацию. Короче, ему выгодно и ей.

– А ты-то откуда все это знаешь?

– Оттуда. Слухами, знаешь ли, земля полнится. Здесь она торгует не столько картинами, сколько собственной внешностью и внеочередным пропуском к своему папику. Оттого, что она вечно ходит в туфлях на высоких каблуках, у нее на ногах шишки выросли, а все пальцы стали кособокими и кривыми. Она даже трахается в обуви, чтобы у партнера не упал от такого зрелища. Никогда не считала ее сексуальной, может быть, я что-то не так вижу, однако внешность ее вызывает у меня только брезгливость и отвращение. Я кривлюсь и ухожу, в памяти остается лишь этот неизбывный образ провинциальной шлюхи с корявыми пальцами на ногах. Не проститутки, а именно шлюхи, к проституткам отношусь с пониманием и где-то даже с уважением: у них тяжелый и опасный труд.