Сплетня

Гумала порой только диву давалась: откуда в нём, тонкокостном ещё, голенастом подростке, такая спокойная мудрость веков. Он и книг-то, по большому счёту, немного читал – некогда было: хозяйство, учеба, колхоз, да и матери помочь. Но своё понимание жизни у него было совершенно предметное, устойчивое, упорядоченное. И очень, очень ироничное: так матёрый котяра с расслабленным умилением смотрит на возню котят, пытающихся победить резиновый мячик – а потом, вдруг подобравшись, одним прыжком настигает зазевавшуюся мышь и, слегка придушив жертву, отдаёт её совершенно ошалевшим от восторга мальцам.

Такими вот мальцами рядом с Астамуром частенько ощущали себя не только браться и сверстники, но и гораздо более взрослые сперва соседи и учителя, затем коллеги и друзья. Да и сама Гумала с затаённой гордостью молча признавала, что да, её старший – и впрямь глава их небольшой семьи, способный вырасти в главу большого клана.

И ещё она прекрасно знала, что уж если Астамур принял какое-то решение, то переубедить его практически невозможно – всё равно что рыбу в реке руками ловить. Выслушает, смиренно склонив голову набок, усмехнётся, глядя куда-то в край стола, да и пойдёт себе своей дорогой, словно и не прозвучало ничего. И никогда даже спорить не будет: в конце концов, если человек публично сморозил глупость, деликатнее же сделать вид, что ничего не заметил, не так ли? – говорят его такие весёлые, такие непонятные глаза.

И женился он так, что мать едва охнуть успела.

* * *

…Конечно, она ему идеально подошла. Своенравная, решительная, честная, неутомимый борец за правду и справедливость – Асида совершенно не признавала компромиссов, из которых он полностью соткал свою жизнь. Конечно, это было первое, о чём она заявила, глядя прямо в его глаза. И – потонула в них. Совсем.

Он смотрел на неё и думал, что сам бы так никогда не смог. Промолчать, уйти от ответа, потушить ещё не начавшийся конфликт – и сделать по-своему – это пожалуйста. Это его путь. Но вот так, с открытым забралом и игрушечным мечом – на живого, сильного, полноценного противника… Нет. Не понимаю, думал он, чего ради так кипятиться и обострять? Он привычно усмехнулся и хотел было – тоже привычно – отвести глаза. И – не смог. Так и стоял, смотрел на неё, не замечая, как усмешка медленно растворяется в чём-то совсем другом.

* * *

Конечно, её отец ни за что бы не одобрил простого рабочего парня, у которого всего-то и есть за душой, что руки, да младшие братья и мать в горном селе. Но кого это останавливает в 18 лет? Асида только и видела, что его невероятные голубые глаза, только и искала вокруг, не мелькнёт ли где знакомый силуэт.

Скрываться долго не хватило сил.

Однажды вечером они просто вдруг оказались вдвоём на пороге Астамуровой тётки Наргиз. Та, распахнув дверь, поморгала немного, осознавая свершившийся факт, и, сглотнув, недоверчиво уставилась на племянника:

– Никак, украл?

Всё дальнейшее Асида помнила смутно: как тётка провела её в дальнюю комнату «передохнуть», как глухо звучали из-за закрытой двери голоса – вопрошающий и оправдывающийся – и как пару раз, заставляя сжиматься сердце, мелькнуло имя отца… Конечно, ей было страшно, но она ни о чём не жалела. Ни о том, что кивнула, когда он протянул ей руку; ни о том, что сама, по совету доброжелателя, завела погромче магнитофон, чтобы отвлечь внимание родни, и «пошла прогуляться» поздним вечером, зная, кто ждет её за углом, да не один, а с чудом раздобытой машиной (и где только денег взял?); ни о том, что, когда он заглянул ей в глаза – ты уверена?.. – гордо откинула за спину косу и изящно скользнула в автомобиль. Её выбор был сделан, а там – будь что будет.

* * *

Хасик захлопнул книгу, протёр усталые глаза и потушил ночник.

Хотя он только что пошёл в выпускной класс, уже года три как был у матери на хозяйстве один. Братья уехали в города – старший работать, средний учиться – и Хасик всё чаще думал о том, как ему поддержать мать. Всё заработанное она норовила передать Дауру – ему сейчас сложней, ему надо пробиться, на ноги встать. На себя почти ничего не оставляла. И так, мол, проживём, много ли нам на надо? Но всё-таки мать временами хворала, да и одежда на колхозных полях выгорала и изнашивалась быстро… Поэтому Хасик всё думал, куда бы пристроиться, чтобы хоть небольшая копейка, да в дом бы текла.

На его удачу, местный почтальон, которого все иначе как Митричем не именовали, категорически запил, и ни газеты-журналы, ни тем более пенсии, ему больше никто не доверял. Туда-то Хасик себя и предложил. В селе, пусть оно и велико, его знал, почитай, каждый, да и он любой дом нашёл бы даже впотьмах. Так что ему выделили гнедую кобылу, огромную перемётную суму и весь запутанный набор периодической печати: читать в селе любили, и чего только не выписывали, от сельскохозяйственного вестника до «Мурзилки» и «Роман-газеты». Довольно скоро Хасик уже ориентировался в этом хаосе не хуже многоопытного Митрича и уж точно справлялся с доставкой на порядок быстрее. Вот только от школы его никто не освобождал, и если к периодике во второй половине дня сельчане быстро привыкли, то учителя войти в положение и сократить домашние задания желания не изъявили. Аттестат хочешь – изволь к экзаменам быть готов.

Так что зубрить историю партии приходилось по ночам, когда мама, слава богу, уже спала и не видела, как он методично портит себе глаза. Она, конечно, искренне хотела помочь Дауру, но уж точно не ценой Хасикового зрения, так что обнаружила бы – сразу бы пресекла.

Хасик с удовольствием потянулся и зарылся носом в подушку: целых пять часов блаженного сна! Вот оно – простое человеческое счастье!

Но у этой ночи планы на счастье были совсем другие.

* * *

Стук был негромким, но настойчивым.

– Эй, Хасик! Ты где? Спишь, никак?!

Вопрос прозвучал несколько негармонично, учитывая, что тьма стояла полнейшая: шёл первый час ночи. Но Гурам точно знал, что его дело того стоит, и снова деликатно, но уверенно постучал в косяк двери.

– Ора, что стряслось?.. – всклокоченная голова Хасика появилась в окне: он недовольно пытался разглядеть впотьмах собеседника.

– Ну, стряслось или свершилось – это вам с Гумалой решать, – расхохотался Гурам. Хасик принюхался: ну точно, стаканчика три-четыре сосед этой ночью уже осушил.

– Не говори загадками, а? Мне рано вставать, так что рассказывай дело своё – а то, может, вообще завтра увидимся?

– Ннннет, – покачал головой Гурам, – до завтра уже точно никак.

– Ора, Гурамчик, зайди в дом, – раздался спокойный голос Гумалы («эх, разбудили!!!», – в сердцах подумал Хасик), – что на улице подмерзать.

– Благодарствую хозяйка! А за то у меня для тебя есть новость.

– Надеюсь, достаточно важная для часа ночи…

– Более чем, – Гурам даже приосанился. – Гумала Дамей-ипха, меня прислали искать твоего благословения! Сын твой, Астамур, просит твоего дозволения жениться на девушке по своему выбору и своему предпочтению.

– … Что?! – только и смогла вымолвить Гумала, нашаривая ладонью стул и тяжело опускаясь на его скрипнувшее сиденье.

– Ааа… на ком хотя бы?.. – растерянно заморгал Хасик.

Гурам, который был полностью подкован в этом вопросе, кратко описал род Асиды до пятого колена, включая двух её троюродных тёток – героинь труда.

– Но… но я же её никогда даже не видела, – жалобно проговорила Гумала, потерянно переводя взгляд с соседа на сына, словно это могло помочь изменить свершившееся.

– Ну, это легко поправить, – заметил Гурам. – Словом, выбор у тебя такой, – тон гостя стал деловитым, а жесты – базарными и совсем не тожественными, – если ты благословляешь, то я сейчас метнусь за ними и привезу сюда, чтобы отпраздновать; ну а если ты совсем против, то придётся им скушать свадебного козлёнка у тёти Наргиз.

– Ора, – Гумала сощурила глаза и поджала губы. – Я так и знала, что без Темыровой родни не обошлось. – Её голос внезапно зазвенел: – Или ты запамятовал, Гурам, что нет никакой Наргиз – есть Наргиза Мамсыр-ипха! Нехорошо данное отцом при рождении имя самовольно менять, какая бы смелая она ни была!

Гурам, не ожидавший такого отпора, ошарашенно заморгал, а Хасик примирительно развёл руками:

– Ну что ты, мама, причём тут Гурам, её все давно так называют.

Эге, подумал Гурам, а старые раны-то эвон как долго саднят. Знать бы ещё, какие… ну да сейчас не о них речь.

Гумала опомнилась и перевела дух, но горечь в голосе была неподдельной:

– И тут, значит, она… Можем мы хотя бы до утра это всё отложить? Встретиться, поговорить по-человечески

– Видишь ли… – замялся Гурам. – Дело в том, что Астамур Асиду эту уже… украл. А отец у неё сама понимаешь какой – уже полгорода, небось, на ноги поднял, ищет… Тут уже не отложить. И домой её уже тоже… того… не вернуть.

– Но… но она сама-то хотя бы согласна??? – Гумала невольно положила руку на сердце, глядя на вертлявого соседа во все глаза. Ну уж такого от своего разумного, со всех сторон положительного старшего сына она никак не ожидала. Украл… Господи… Средневековье какое-то.

– О, да, это можешь быть спокойна, это конечно, – зачастил Гурам, – да за нашего Астамура любая с закрытыми глазами пойдёт, да это он ей честь такую оказал, что прямо уххх!..

От переизбытка чувств он даже кулаками куда-то в небо потряс. Он бы нашёл еще немало хвалебных слов для внезапного жениха, но тут Хасик, который уже смирился с тем фактом, что выспаться не получится, подошёл к матери:

– Они же там волнуются, небось… тоже не спят. Твоего ответа ждут. Мама?

Гумала набрала воздуха, развела руками, словно хотела что-то сказать, но потом передумала, повернулась к Гураму и коротко велела:

– Вези.

– Вот я так и знал, вот я был в тебе уверен, вот я совсем даже не сомневался! – взорвался суетливой тирадой Гурам, чуть не приплясывая от нетерпения. – Ну так я поехал, часика через два привезу, а вы тут пока готовьтесь – ну там стол, мясо, туда-сюда…

Когда за ним захлопнулась дверь, мать и сын молча переглянулись и уставились на то место, где он только что топтался и болтал. Гумала растерянно думала о том, что не так она представляла себе первую женитьбу своих сыновей – ночью, внезапно, на совершенно незнакомой ей девушке… Да и будет ли она доброй женой её мальчику? Ведь он такой… его понимать надо. Способна ли она это? Девчонка… Украл… Как так – украл?

Но Хасик думал совершенно о другом.

– Мама, – озадаченно спросил он, – а где мы возьмём «мясо, стол, туда-сюда»? В доме, небось, и яйца-то лишнего не найти.

* * *

Два часа спустя их дом было не узнать.

Во-первых, несмотря на глубокую ночь, во дворе собралась целая толпа из тех, кого поехавший за молодыми Гурам успел оповестить по пути. Событие и впрямь было из ряда вон: Астамур был парень заметный, а невестин отец – ещё заметнее, и чтобы вот так, по обычаям старины, рискнуть, не побояться, сделать свой выбор и рубануть с плеча… на это не всякий в наше время пойдёт, говорили соседи, ай да Аста, ай да джигит!

Двор гудел, как улей: все обсуждали, удивлялись, намекали, что давно подозревали, хотя никто ровным счетом ничего не подозревал. Но много ли нужды в той правде: главное, что всех эта новость объединила, взволновала, обожгла дыханием подлинной жизни.

Но Гумале с Хасиком было не до возвышенных мыслей (хотя кому как не им бы, самый подходящий момент). Они бурно хлопотали в попытке накрыть хоть какой-никакой стол для гостей.

Хасик был совершенно прав: в запасах не было и пары яиц. Астамурова невеста шла замуж в дом весьма небогатый (что не могло не тревожить Гумалу: ох, балованная, небось, при таком-то отце). Немного подумав, Гумала послала Хасика к своей сестре, попросить курёнка – сварится быстро – а сама пошла спросить базарившую на дворе соседку, не даст ли взаймы немного кукурузной муки на мамалыгу.

До тётки Веры было добрых три километра в один конец, да к тому же она совсем не сразу поняла, чего Хасик от неё хочет в три часа ночи. Пока поохала, пока ловила курёнка, пока собиралась побежать вслед за Хасиком – «Вот только Джамала своего разбужу, скажу!» – пока полусонный Джамал настаивал насчёт выпить в честь свадьбы старшего племянника и искал чистый графинчик, чтобы из бочки нацедить… Словом, Хасик еле вырвался.

Когда, совершенно взмыленный, он всё-таки вернулся с жертвенным курёнком, гастрономическая жизнь в его дворе уже била ключом. Кто-то услышал Гумалин вопрос к соседке и, метнувшись домой, принёс сыр, кто-то – вино, кто-то – овощей с огорода, муки уже было даже с избытком, а асызбал Гумала и сама запасала на зависть многим. На козлы во дворе примостили припасённые Хасиком для починки сарая широкие доски – получился вполне достойный, просторный стол; на костре закипала мамалыга; ждали только курёнка тётки Веры, обречённого украсить весь этот пир.

Когда Гурам привез Астамура с Асидой, праздник уже вышел на линию высшего накала: сыпались тосты, лились песни… Над горами занимался прозрачный рассвет.

– Вот это да! – потрясённо выдохнула молодая жена, никогда такого не видевшая в своем городском быту. – И часто у вас такое?

– Бзиала бабаит, спха, – поднялась ей навстречу Гумала, – добро пожаловать домой, доченька…

* * *

Бзиала бабаит, спха…

Астамур вдруг представил, как держит на руках маленькую дочку, всматривается в её личико. Добро пожаловать в наш мир, доченька.

Ну уж дудки: парень будет! Сын! Астамур упрямо замотал головой и потёр ладонью лоб: какая сейчас разница? Что делать-то, как её от уберечь сплетен?

То есть, как уберечь их обоих: Асиду и ребёнка. Асиду и… дочку.

* * *

У них не было друг от друга тайн. Просто не получалось: даже если бы кто-то из них и хотел бы что-то скрыть, то в доме сразу становилось как-то колюче и неуютно, словно воздух менял структуру – и оба это прекрасно чувствовали.

Мило покруглевшая Асида подпёрла щёку кулачком, глядя на обедающего мужа. Пару минут она молча его разглядывала, потом вздохнула и произнесла:

– Всё-таки, не показалось. Говори уже, а?

– Как ты думаешь, почему уволился Валера? – словно невзначай обронил он, старательно пережёвывая пухлый лаваш.

– Валера? Который?

– Ваш молодой товаровед.

– А! Слушай, это удивительная история, – Асида захлопала ресницами и откинулась на спинку стула, – такой перспективный, и у начальства на хорошем счету – и чего ему тут не хватало? Вроде, планировал у нас как минимум до начальника отдела дорасти – и вот на тебе. Чудеса. А почему ты спросил?

– Потому, что я знаю природу этих… чудес.

– Тогда поделись, – улыбнулась Асида, пододвигая к нему стакан чая. – Про чудеса всегда слушать интересно.

– Честно говоря, – Астамур почесал бровь, – не уверен, что тебя это так уж порадует.

– Слушай, не томи уже, а? Выкладывай, что у тебя там.

– Валера твой боится. Меня.

От неожиданности кулачок Асиды даже соскользнул с подбородка:

– Тебя?! Да он тебя видел-то раз в жизни, небось. Когда ты кинулся его за чемоданы благодарить.

– Ну вот ему и оказалось достаточно. Потому что подружки твои сделали из этого удивительный вывод: они решили, что в следующий раз я его в тихом уголочке придушу.

– Что за чушь?!

– Действительно, чушь: наверняка они себе рисовали что-нибудь более джигитское и кровавое. Хорошо: прирежу.

– Аста!!

– И более того, – буднично добавил будущий отец и несостоявшийся убийца, пропитывая соусом хлеб и подчищая тарелку до блеска, – он сам, видимо, сделал такой же вывод.

Асида прищурилась, подозревая, что сейчас прозвучит главное. Астамур внимательно осмотрел тарелку на свет, нашел не до конца протертый след от соуса, кхекнул, как охотник, обнаруживший нору, и уверенным, быстрым жестом прикончил капли.

Гордо предъявил идеально чистую тарелку жене, но та лишь поджала губы и наклонила голову к плечу, глядя исподлобья: ну?

– Ну чисто же, ну что ты, – вздохнул Аста. – Похвалила бы, что ли: меньше мыть. О тебе же забочусь… Ну, – пожал он плечами, понимая, что тянуть дальше некуда, – можешь и не хвалить, как знаешь. Видишь ли, кто-то придумал, что вы в том поезде познакомились несколько ближе, чем хотелось бы ожидать, и что я об этом как-то узнал и пылаю справедливым гневом.

Асида посмотрела на свой живот, погладила его и вдруг, словно споткнувшись, замерла на миг и – расхохоталась.

Уф, выдохнул Астамур, пронесло. Теперь всё будет в порядке.

– И правда, какое удачное совпадение! – хохоча, признала Асида. – Господи, почему я сама такое не придумала? Я же могла бы тебя вволю дразнить и мучить предположениями.

Астамур отодвинул пустой стакан, поднялся и подошёл к ней, озадаченно глядя на её живот.

– Меня, честно говоря, мучает другое предположение, – признался он, почесав теперь затылок. – Как ты думаешь: а вдруг, всё-таки, дочь?..

* * *

Отсмеявшись и проводив мужа на работу, Асида прислушалась к себе. Да, что-то не так. Что-то свербит. Надо бы разобраться, а то так и будет скрести на душе, мешая жить и радоваться.

А жить Асида любила именно для того, чтобы радоваться. Особенно теперь, когда, после стольких лет затаённого страха бесплодия, внутри теплилось что-то удивительное и не до конца понятное.

Кто мог это всё придумать – вот в чем вопрос. Всю эту историю с Валерой. Да ещё напугать его так, что даже из города сбежал.

Ну ладно бы эта командировка была чем-то из ряда вон. Так ведь нет. И сама Асида ездила с отчётами не реже раза в два-три месяца, и коллеги её постоянно по какой-нибудь служебной надобности оказывались в поездах. Всякое бывало – и по двое, и по трое в купе. Не при царе, чай, живем, нет такого, чтобы для юных леди свой отдельный дортуар и для джентльменов – тоже отдельный. Что за чушь? Да видели бы они второго её соседа в том же купе – а главное, слышали бы: храпел мил-человек, аки простуженный кашалот. И матрона ещё какая-то была, весьма корпулентная. Валера ей даже уступил свою нижнюю полку – боялся, небось, как бы она ночью на него всем своим весом не сверзилась.

А в итоге на него (и на неё саму, Асиду) сверзилось нечто иное. И как легко подхватили девушки-коллеги, надо же… Им только пищу для сплетен дай, а уж ферментов для переваривания у них в запасе всегда достаточно.

Подхватили – да, но кто начал-то? Тамара-разведёнка? Или Эсма-болтушка? Или Занда, подружка закадычная, язык без костей?

Нет, не так. Столько лет в одном коллективе, с одним мужем, с одними подружками – и не было сплетен. Тут причина должна быть: кто-то подтолкнул. Зачем? Кому-то понравился Валера, а она, Асида, с ним по командировкам разъезжает, чемоданами грузит? Или этот самый Валера чьих-то намёков не уяснил, вот и, с досады, ему пригрозить Астамуром решили? Странный способ. Или он, не дай бог, прихвастнул тем, чего не было, ну, по нетрезвости, например. И? На дурака вроде не похож, а что Астамур этого так не оставит, и себе дороже выйдет – это ж и без гадалок ясно. К тому же, в итоге перспективное место потерял именно Валера, а не кто-то другой.

Нет, через Валеру не получается. Попробуем через Астамура. Предположим, это на него кто-то глаз положил – а что он верный супруг и примерный семьянин, всему городу известно. И вот, этот «кто-то» решается намекнуть, что, мол, жена-то гуляет – отомсти ей!

Ого, подумала Асида, эдак уже целый детектив получается. Странно, никогда меня на такие фантазии не тянуло – не иначе, как гормоны играют.

Она усмехнулась и слегка пощекотала живот. Из глубины отчетливо пнули. Охнув от неожиданности, Асида согнулась и изумлённо заморгала. Это было совершенно новое и совершенно потрясающее ощущение. И – осознание: маленькая рыбка, живущая где-то внутри, не только отлично читает её мысли, но и предельно ясно выражает своё отношение к ним.

– Ну ладно, ладно тебе, – примирительно произнесла Асида, глядя на собственный живот (вот бы увидел кто – совсем, подумал бы, рехнулась! с чревом беседует). – Ты полагаешь, это не из-за папы? (ох, и это тоже впервые: пусть и мысленно, но назвать Астамура – папой).

Внутри кувыркнулись.

– Но тогда я просто теряюсь в догадках. Валера – не подходит, Астамур… то есть, папа – ты настаиваешь, что тоже нет. Но причина-то быть должна? Почему-то же кто-то эту историю придумал?

Асида даже потёрла сморщенный нос. Но подсказок больше не поступало – надо было искать варианты самой.

Ну и ладно, подумала она, отложим пока.

Но вообще говоря… Сплетня. Про неё. Про Асиду. Надо же.

* * *

Гунда позвонила в дверь внезапно. Честно говоря, она долго – минут двадцать – собиралась с духом, чтобы отважиться нажать на кнопку звонка, но, когда Асида, наконец, открыла, это было трудно заподозрить. Сияя улыбкой, Гунда заструила тщательно заготовленную речь:

– Обара, здравствуй, Асида, помнишь, ты обещала мне выкройку сарафана? Мне как раз удалось достать симпатичный отрез, не дашь ли выкройку, раз такая удача?

Асида подняла брови, открыла рот, чтобы изумиться вслух, но, передумав, вежливо посторонилась:

– Добро тебе, Гунда, заходи. Какой сарафан – ээээ… с юбкой-клеш?

Гунда с преувеличенной готовностью кивнула. И тихонько выдохнула: вроде бы, срослось. Все знают, что Асида отлично шьёт. Авось, ничего не заподозрит.

– Ээээ… хорошо, я поищу, – озадаченно произнесла хозяйка. – Не очень помню, правда, где она лежит. Уж года, наверное, два как мы с тобой об этой выкройке говорили. Кофе?

– Ну что ты, не стоит, не хочу тебя утруждать, – смутилась Гунда, но потом подумала, что за кофе-то оно проще будет подступиться к главному, зачем пришла, и добавила: – Впрочем, разве что у тебя есть немного молока…

Не сказать, чтобы Гунда входила в число её закадычных подруг, поэтому Асида, помешивая кофе, настороженно ждала, когда гостья скажет главное. Но вся Гундина смелость ушла на решение нажать кнопку звонка, поэтому она просто сидела молча, сложив руки на коленях. Асида вздохнула. Всё сама, всё сама.

– Ты пришла только за выкройкой? – будничным тоном спросила она, ставя перед гостьей маленькую керамическую чашку.

Гунда повертела в пальцах обжигающие бока, слегка ковырнула ногтем наплывы обливной эмали, потом сглотнула – чего тянуть, глупо же? – и тихо произнесла:

– Нет… Скажи, Асида, ты… ты не знаешь, куда уехал Валера? Может… может быть, он оставил тебе адрес?

Честно говоря, в деятельном Асидином мозгу уже роились предположения по поводу цели столь неожиданного визита. Но такого поворота она не ожидала и потрясенно уставилась на приятельницу:

– Мне?! Зачем?

Гунда покраснела так густо, что Асида перепугалась, как бы с ней не случился удар.

– Обара, у меня, конечно, нет его адреса, откуда – но почему ты вообще подумала, что он мне его оставил?

– Потому что вы… – еле слышно прошептала Гунда, – потому что все говорят, что у вас…

Ага.

Ну, вот сейчас мы всё и узнаем, подумала Асида. Забавно: первая из её версий как раз и строилась на том, что кому-то Валера в душу запал, и что таким негуманным способом дама пытается ему показать верное и неверное направление симпатий. Но Гунда уж больно бесхитростна. Нет, тут что-то другое.

Асида взяла табурет и решительно уселась напротив гостьи.

– Дорогая, – начала она вкрадчиво и мягко, – конечно, у нас с Валерой нет, не было и просто не могло быть ничего общего, кроме работы. Как и, в сущности, у нас с тобой. Если, конечно, не считать сарафан. Теперь тебе, надеюсь, стало легче?

Закрыв глаза, Гунда кивнула и даже слабо улыбнулась шутке. И тут, совершенно внезапно для самой себя, Асида решилась слегка приврать:

– Я тебе больше скажу: когда мы были в той злополучной командировке, мы сходили в театр, там шла «Двенадцатая ночь» по Шекспиру. Комедия. И вот, в антракте Валера, мимоходом так, обронил, что он, мол, понимает герцога Орсино: в том, чтобы безутешно вздыхать по неприступной красавице, есть некоторая сладость бытия. Вот так прямо и сказал, представляешь?

Гундины и без того огромные карие глаза расширились: она взглянула на собеседницу с изрядной долей недоверия.

«Мда, вру я не очень», – признала про себя Асида. Вокабулярчик-то не Валерин, отнюдь.

– Ты так смотришь, словно мне не веришь. Зачем мне врать?

– Я… я просто боюсь поверить, – по-прежнему тихо произнесла Гунда. – Он же не мог иметь в виду… меня?

– Этого он мне не говорил, тут не могу ничего утверждать, – нырнула в спасительные кусты Асида. И сразу, не дав гостье отдышаться, взяла быка за рога: – А теперь, дорогая, допей свой кофе и скажи мне: кто именно «говорит» о Валере и обо мне?

– Все, – просто ответила Гунда, пожала плечом, глотнула, наконец, остывающий кофе и снова закрыла глаза. Она пыталась загнать обратно слёзы радости и облегчения. Хотя никто так и не сказал, что Валере она, Гун, интересна, но он хотя бы не увлечен Асидой, а кроме того, появилась нежданная надежда на то, что…