bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

– Ты говоришь как Забуль, – проворчала Юла. – Раз ты подарил мне оружие, значит, я уже взрослая. Жду не дождусь своей первой охоты… Скажи, как погиб Нэйгумэ?

Ответа не последовало.

– Дедушка?..

Лачил тяжело вздохнул.

– Мы подошли к Бледной равнине. Было решено повернуть назад. Мы боялись, что злой дух шамана Одо, дремлющий в недрах Горы Аавэй, может почуять людей, так ему ненавистных, и пробудиться. Но Нэйгумэ не был согласен с общим решением. Он был упрямый и гордый. Вот и возомнил, что даже если Одо проснется, то ему не составит труда одолеть его. Перед обратной дорогой мы устроились на стоянку, так глупец сбежал, пока все спали. Алантай бросился за ним в погоню, но было слишком поздно… Из нас, охотников, никому не известно, как он умер. Спи, Юла.

Лачил повернулся на бок и протяжно захрапел.

«Уснешь теперь… – думала Юла, вслушиваясь в горестную песнь, доносившуюся с ритуального костра. – Бедный Нэйгумэ… Что, если Одо в самом деле проснулся и убил его? Как, интересно, выглядит этот Одо? Наверняка похож на Атилу…»

Сон оборвал ее спутанные мысли.

Глава 2. Новая беда

Наутро тело Нэйгумэ уложили в запряженные нарты. Его последнюю одежду расшили клыками хищников, а на голову опустили маску волка, в знак того, кем он был при жизни.

Нарты скрылись из виду за стволами деревьев, и раздались вздохи облегчения – обряд закончился. Но не для охотника, которому предстояло везти Нэйгумэ к месту упокоения, а там забить оленя: с Расколом ведомые прежним племенам дороги между мирами были разрушены, забыты, и дух почившего мог найти путь на Верхнюю полусферу только с помощью духа-проводника.

Когда Юла проснулась, Лачил все еще спал. Прихватив с собой его подарок и осторожно переступая через небрежно валявшиеся повсюду снасти, одежду и посуду, она бесшумно выпорхнула из тордоха.

Юла несла копье с высоко поднятой головой, поражая им не особо удачливые кустарники. Проходя мимо поляны, она увидела, как соплеменники сгущаются вокруг Атилы и вождя. В нескольких шагах от места собрания еще тлели угли ритуального костра. От этих черных бревен, обглоданных огнем, веяло чем-то жутким.

– Братья и сестры! – воззвал Атила. – Все мы помним ужас, который довелось пережить детям Вэрвэ десять зим тому назад, когда посреди лета на нас обрушилась снежная буря, какие и зимой случаются нечасто. Когда наши соседи, племя Лиса и племя Носорога, предательски на нас напали, воспользовавшись тем, что мы ослабли от голода и холода, и нам пришлось искать спасения в Лесу Следов, о коем издревле ходили недобрые легенды… В то Безлетье многие из нас погибли страшной, мучительной смертью. Но милостью Хозяина Тайги, позволившего нам остаться в его владениях, наше племя снова процветает!

– Да! – зашумели люди. – Не так-то просто нас сломить!

Атила слегка постучал посохом, веля тем самым, чтобы племя процветало потише и внимательно слушало его.

– Боюсь, грядет новая беда, братья и сестры, – сказал он скорбно. – Я был вынужден прервать свое путешествие и срочно возвратиться в племя, ибо духи принесли мне нехорошие вести: шаман Одо, некогда побежденный Буроктой и поглощенный Горой Аавэй, пробудился и вырвался из заточения. Одо – вот кто погубил Нэйгумэ… И съел его душу!

Атила не успел договорить, как его голос поглотили рыдания и крики ужаса. Мать Нэйгумэ начала оседать и упала бы, не успей стоявшие рядом соплеменники вовремя подхватить ее.

«Если Одо съел душу Нэйгумэ, к чему тогда был прощальный обряд?» – подумала Юла.

Шаман еще раз требовательно стукнул посохом о землю. Вопли разом стихли, хоть кое-где еще и раздавалось еле слышное всхлипывание.

– Я знаю, о чем сейчас думает каждый из вас. Жадность и ярость Одо ненасытны. С племенем Древа у него свои счеты, каждый из нас – его заклятый враг. Если не остановить его, он рано или поздно найдет наше поселение… Но не отчаивайтесь, дети Вэрвэ! Этой ночью, во время обряда явились ко мне мои духи-хранители, отвели меня к Древу Вэрвэ, и оно предрекло, что одному из нас – сильнейшему воину племени – суждено победить злодея и снова заточить его в Горе Аавэй на многие века! Они назвали мне имя…

– Назови имя! Назови имя, Атила! – загалдела толпа.

– Имя этого героя… – шаман скривился в неземной гримасе и сгорбился пополам, обводя рукой застывших в ожидании людей…

– Это я! – в один голос воскликнули Юла и Уту.

Атила ненадолго вернулся на Нижнюю полусферу, чтобы посмотреть, кто вмешался в его блистательную речь. Все оглянулись на шутников, а те – с изумлением посмотрели друг на друга.

Только теперь Юла и Уту заметили, что стоят рядом. Удивление на лице Юлы сменилось недовольством. Одарив Уту сердитым взглядом, она высокомерно вздернула нос. Что возомнил о себе этот толстый коротышка, который еле стоит на ногах?

Конечно, Юла знала о том, что этот коротышка – сын вождя. Но раньше ей не доводилось видеть его вблизи или говорить с ним. В то время как она дни напролет училась охотиться и играла в войну с мальчишками, Уту увлеченно говорил с игрушками или прятался от полчища нянек (любимым местом для пряток была ураса Атилы).

– Его имя… – продолжил Атила, вновь обращая внимание на себя, – Алантай!

– Алантай! Алантай! – завторило племя.

У Юлы схватило дыхание. Алантай вышел вперед. Хадар многозначительно переглянулся с Атилой. Невозмутимость шамана придала ему уверенности.

– Выбор духов-хранителей пал на тебя, Алантай, – сказал вождь, подходя к охотнику и опуская руку ему на плечо. – Я с ними согласен. Среди наших воинов нет тебе равных по храбрости и честности, выдумке и силе. Такой охотник, как ты, Алантай, достоин этой чести. Через десять лун отправляйся к Горе Аавэй. Одолеешь Одо, и я не просто щедро одарю тебя – я передам тебе копье Вождей.

Толпа испустила изумленное «Ооох!», и головы завертелись в поисках Уту, но мальчик куда-то исчез…

– Если же ты вернешься в поселение ни с чем…

– Я выполню свой долг перед моим народом или не вернусь, – сказал Алантай, не дав вождю договорить, и его голос прозвучал странной холодностью.

Охотника окружили люди, они кричали, смеялись, тянули к нему руки, но всего этого Алантай не видел. Он видел победную ухмылку, растянувшуюся у Атилы на лице.

Поляна вскоре опустела, но Юла все бродила по ней, забыв, чем собиралась заняться изначально. Она, как и все радовалась, что духи-хранители Атилы выбрали Алантая, чтобы спасти поселение от Одо. Но рассказ Лачила со вчерашнего вечера не давал ей покоя. Пусть ее представления о том, насколько опасен Одо, были, как и он сам, призрачными, она могла вообразить, какой непростой была дорога к Бледной равнине.

«Всего десять лун. Алантай только вернулся… – думала Юла с унынием. – А теперь, выходит, снова в тайгу?.. Наверное, он очень хочет отомстить за гибель Нэйгумэ».

Она тоскливо провела рукой по волшебным, таинственным, полным опасностей местам, заплетающим мамонтовую кость в точеную спираль. По местам, где ей еще долго не удастся побывать в случае поражения на испытании…

«Ему оно нужнее, чем мне».

***

Яранга Алантая стояла на пустыре неподалеку от Бусой речки. Разросшаяся облепиха обнимала ее кудрявыми ветвями, ломившимися душистой желтой ягодой. Юла расплавилась в улыбке, представив, как Алантай поражает Одо ее копьем. Набрав побольше воздуха в легкие, она нырнула в его жилище. Внутри было непривычно просторно и чисто. В очаге что-то густо кипело. Под сушившимися на жердях ветками калины сидела маленькая старушка. Неровной рукой вышивала она узор на торбасе красной ниткою. Юла видела, что у нее получалось, мягко говоря, не очень, но отсутствие Алантая огорчало ее куда серьезнее, чем вид испорченного сапога.

«Где же его теперь искать?..» – подумала она раздосадованно и хотела незаметно уйти, однако старая женщина услышала ее.

Сначала она растерялась, обнаружив в яранге ребенка, но затем обрадовалась – не слышала детских шагов уже очень, очень давно…

– Как тебя зовут, вообушек? – ласково обратилась она к Юле, глядя мимо нее и улыбаясь беззубым ртом.

– Я не воробушек, я Юла, – смутилась Юла. – Я… А где Алантай?

– Мой сыночек сейчас говоит с вождем… Это великая честь – говоить с вождем… – пролепетала она в полузабытье. – Ты чем-то похож на него. Подойди-ка, пыотяни ладошку, я тебя угощу.

– Я – девочка! – обиженно заявила Юла и выбежала из яранги.

Старушка приковала невидящий взор к тому месту, где прежде стояла «девочка!», и улыбнулась своим мыслям.

– Напрасно сделала круг, – проворчала Юла, вернувшись на поляну.

Потирая вспотевшие руки о штанины, она нерешительно поглядывала по сторонам из-за изгороди, которой окружила себя ураса вождя, когда услышала гнусавый тонкий голос за спиной:

– Занятное у тебя копье.

То был сын вождя Хадара, испортивший ее проделку на собрании. На его голове красовалась меховая шапка, хотя на улице было тепло. Искусно сшитый кафтан украшали причудливая вышивка, алые ленты и беличьи хвосты. В руках он мял тряпичную куклу и таращил на Юлу маленькие круглые глазки. Он сразу ей не понравился.

– Не твое дело, – фыркнула Юла.

– Дай посмотреть, – потребовал Уту.

– Еще чего!

С такой наглостью Уту еще не сталкивался. До сих пор никто кроме Атилы ни в одной просьбе ему не отказывал.

– Ах так?.. – насупился он. – Я расскажу отцу!

– Ну и рассказывай.

– Он его заберет!

– Пусть попробует.

Закипая от гнева, Уту покраснел и начал громко сопеть.

– Вот умора! – зашлась смехом Юла. – Пыхтишь как сердитый медвежонок!

Для Уту это стало последней каплей.

– Ну все! Я заберу его сам!

Уту набросился на Юлу с иступленным «АААААА!». Удар, первый, он же последний, пришелся на глаз. Уту полетел на землю.

Юла не сразу поняла, что натворила. На крик Уту сбежались няни и служанки. Пока они хлопотали над ним, помогая подняться, жалея его, отряхивая его кафтанчик и осматривая пухлые ладошки на предмет смертельных травм, сын вождя скулил во все горло, заливая слезами меховой воротничок. Юла с презрением, но не без интереса наблюдала за этим, как вдруг сильная женская рука схватила ее за шиворот…

***

– Попробуем еще раз. Вы можете объяснить мне ПО ПОРЯДКУ, что произошло между этими двумя?

Видимо, вождь и в этот раз сформулировал свой вопрос неудачно, поскольку няни (а их было немало) опять заговорили одновременно, бешено жестикулируя, пытаясь перекричать друг друга и гневно указывая на Юлу, которую посадили как можно дальше от Уту и приставили к ней охотника Кериэла, слывшего наполовину волком за его неровные звериные клыки и прилагавшийся к ним характер.

– Довольно! – не выдержал Хадар.

Алантай невольно улыбнулся. Юла, едва не плача от стыда, спрятала голову в коленках. Сейчас она думала об одном: «Поскорее бы Лачил забрал меня отсюда!»

Уту оробело бросал взгляд то на вождя, то на Алантая. От слез его личико распухло, будто его покусали пчелы, а под бровью расцвел пурпурный синяк.

– Стало быть, ты в первый раз подрался по-настоящему, – с каменным выражением обратился к нему Хадар.

Поймав на себе его взор, Уту стыдливо свесил носик и хныкнул. В урасу влетел запыхавшийся Лачил. Увидев Юлу, умоляюще смотревшую на него из-за спины Кериэла, он побледнел.

– Деда! Дедуль! – закричала Юла, сорвалась с места, порываясь к нему, но Кериэл поймал ее за капюшон и грубо откинул к стене.

Алантай отвернулся.

– Здравствуй, Лачил, – сдержанно поздоровался Хадар. – Проходи, будь моим гостем.

Неуверенной поступью Лачил прошел к очагу. Няни проводили его брезгливым взглядом.

– Не поздороваться с Хадаром… – громко прошептала на ухо одна из них другой. – Фу, какая наглость. Яблоко от яблони…

– Чего стоите?! – рявкнул Хадар, заставляя женщин разбежаться в разные стороны. – А ну-ка, принесите выпить старому охотнику. Пей, Лачил. Эх, казалось бы, еще вчера ты и мой дед, вождь Альил, вели задушевные беседы за чашкой березовой бражки! Для меня большая честь снова видеть тебя в своей урасе, пусть и в связи с этой маленькой… Неприятностью.

– Скажи мне, мой вождь, что она натворила?

– Чайлэ! – позвал Хадар.

Чайлэ кивнула, куда-то ушла, а затем появилась с копьем в руках и опустила его перед Хадаром.

– Превосходная работа, – почтительно сказал Хадар оцепеневшему Лачилу. – Таких мастеров, как ты, Лачил, мало осталось в мире смертных. Но откуда копье у девочки? Она стащила его у тебя?

– О нет, мой вождь. Это подарок к грядущему испытанию. Она будет участвовать.

Хадар удивленно вздернул бровь.

– Да, она еще очень юна, – продолжал Лачил, – но я лично обучал Юлу. Она у меня талантливая. Многое из того, что уже сейчас умеет, я освоил, будучи опытным охотником. А как усердно она готовится, как горит желаньем показать, на что способна…

– Поэтому она заявилась с твоим подарком к моему дому? – прервал его Хадар. – Хотела потренироваться в метании на сыне вождя?

– Это неправда! – взбунтовалась Юла. – Я не собиралась этого делать. Подумаешь, дала ему в глаз. Он хотел отобрать мое копье!

– Молчать! – прикрикнул на нее Хадар. – Хорошо же ты воспитал свою внучку, Лачил. Дерется, старших не уважает!

Лачил и Юла обменялись трепетными взглядами. Словно извиняясь за свою горячность перед Лачилом, вождь сказал уже хладнокровнее:

– То, что случилось с твоей семьей, – ужасное горе. Некому продолжить род, некому передать свои знания… Мне жаль тебя, Лачил, и я понимаю, каково бедному охотнику растить ребенка одному. Тем более девчонку.

«Понимает он! – Юла еле сдерживала ярость. – Набрал три десятка нянек и думает, что понимает!»

– С завтрашнего дня пусть твоей внучкой занимается Забуль. А это… – Хадар легонько подбросил копье на ладонях. – Оставлю у себя. Неповадно девочке играться с оружием. Особенно с таким.

От его слов сердце Юлы сжалось от обиды и немого гнева. Она беспомощно смотрела, как Чайлэ укладывает подарок Лачила в высокий оружейный ящик. Нет, не бывать этому! Ее дед не допустит такой несправедливости!

– Благодарю тебя, мой вождь, – смиренно произнес Лачил, поклонившись ему. – Поверь, более я не спущу ей ни одной шалости.

– Я верю тебе, Лачил, – ответил Хадар и поклонился ему в ответ.

Возвращаясь в тордох в разбитых чувствах, Юла пыталась убедить себя хотя бы в том, что все обещанное Лачилом Хадару – просто хитрая уловка старого охотника. Она и до этого часто дралась и озорничала, иногда даже могла украсть что-нибудь у соседей, но Лачил никогда ее за это не наказывал…

Однако на сей раз все было иначе. За целый день он не обмолвился с Юлой ни словом. Как ни пыталась она разговорить его, развеселить, Лачил только и делал, что угрюмился и покуривал трубку. Этот новый Лачил пугал Юлу. Уж не заболел ли он?

Под вечер Юла снова попробовала завести разговор с дедом, украдкой присев рядом с ним у очага.

– Ты расстроился из-за копья? – спросила она несмело. – Я тоже расстроилась. Хадар сильный, тебе было бы непросто с ним справиться. Вот увидишь… Скоро Алантай победит Одо и станет новым вождем! Он вернет мне копье, а потом возьмет меня с собой на охоту и…

– Никакой охоты, – перебил ее Лачил.

– Ты хотел сказать – никакой охоты, пока мы не отберем у Хадара копье?

– Больше никакой охоты, – непреклонно повторил Лачил. – Завтра утром пойдешь к Забуль. Пора тебе поучиться вести себя как подобает.

После недолгого ошеломленного молчания Юла вполголоса произнесла:

– Ааа… Я поняла. Ты так шутишь.

Она напряженно засмеялась, надеясь, что Лачил тоже засмеется, но его пасмурный вид ни капельки не изменился.

– Но ты же ненавидишь Забуль. Ты много раз говорил мне, что я пройду испытание. Стану охотницей, настоящей, как прабабушка Парилэ!

– Не станешь! – сорвал голос Лачил, и Юла впервые увидела, как он сердится.

На нее. Никогда прежде он не кричал на нее.

– Ошибся я, доверив тебе оружие, – сказал Лачил, возвращаясь в привычное для него спокойное состояние. – Ты глупое дитя, неразумное. И я в этом виноват. Может, Забуль научит тебя хорошим вещам. Полезным вещам. Правильным… Про охоту забудь.

Юла так и застыла. Слезы, одна за другой, покатились по ее щекам.

– Ах так… – произнесла она сдавленно, вытирая их рукавом. – Я не буду носить ягушку, вышивать и петь глупые песенки. Ни ты, ни Забуль, ни вождь не заставите меня! Это копье принадлежит нашей семье. Я верну его! И буду охотиться! Я… Убегу! Я убегу, ты слышишь?!

Юла хлопнулась на одеяла лицом вниз. Лачил с тяжелым сердцем слушал, как она плачет. Его дар должен был принести Юле удачу, но вместо этого причинил ей столько страданий… Хорошо, что Хадар забрал его. Хорошо, что Юла больше никогда не прикоснется к оружию.

В эту ночь Юла не заснула. С замиранием сердца ждала она утра, которое не предвещало для нее ничего хорошего.

Глава 3. Ночь Келе

Время от времени Лачил просыпался, чтобы убедиться, что Юла по-прежнему находилась в своем пологе, а поутру привычно наведался в перелесок за хворостом. В воздухе, вяжущем, холодящем, уже чувствовалась осень. Еще зеленую траву кое-где уже присыпало пожелтевшей хвоей и листьями. Быстро умирает лето в тайге… Набрав знатную охапку, да стянув ее старыми нитями из оленьих жил, Лачил вернулся в тордох и тогда заметил: Юла пропала.

Путано зашептав проклятья себе под нос, старик уронил хворост на землю. Ее не было ни в поле, где она часто резвилась с другими детьми, ни на Бусой речке. Землянки, в которых хранились продуктовые запасы племени, тоже пустовали. Обойдя все поселение и допросив каждого, Лачил не раз пожалел о том, что не следил за Юлой пристальнее.

Минуя урасу Чиэксиля, охотник услышал, как тот тихонько окликнул его. Чиэксиль выглядел почти также огорошенно, как и Лачил, поэтому у охотника появилась слабая надежда на то, что сосед поможет ему в поисках внучки. Но, как оказалось, Чиэксилю тоже нужна была помощь…

– Видишь ли, дорогой Лачил, взялся я с утра пораньше порядок наводить у урасы. Работаю себе грабельками у кораля14… Чу – шорох в мусорной куче. Я подумал, мышка забралась. Но там копошилось что-то покрупнее, размером с волка… И знаешь… – Чиэксиль кинул опасливый взгляд в сторону загона. – Оно еще там. Сидит тиихо-тихо. Верно, злой дух!

– Если ты думаешь, что там прячется дух, почему не попросишь помощи у Атилы?

– Что ты! Если Атила узнает, что злой дух поселился в моей куче, молва об этом пойдет по всему поселению, и жена охотника Хохсиля перестанет наведываться ко мне и угощать своими лепешками… Ах, если бы ты знал, Лачил! – простонал Чиэксиль безысходно. – Какие у нее лепешки!

– Не убивайся, соседушка, – сказал Лачил, стараясь сохранять серьезное выражение лица. – Давай посмотрим, какой подлец посмел на твою кучу покуситься.

Вплотную подойдя к логову духа, охотник приложил нос к рукаву.

– Осторожней, Лачил! – заботливо предостерег его Чиэксиль, стоя поодаль с граблями наизготовку. – Если что… Так я его… Ты меня знаешь!

Не тратя на ответ ценный воздух, Лачил по плечо запустил руку в мусор. Из злоуханной пучины послышалось недовольное рычание.

– Что я говорил! – вспетушился Чиэксиль. – Тащи его!

Рывок – Лачил выдернул руку с чьей-то буйно брыкавшейся в ней ногой. Еще рывок – и на глазах у остолбеневшего Чиэксиля из кучи показалась и вторая, не менее человеческая нога.

– С тебя лепешка, – бросил ему Лачил и повлачился к яранге Забуль, волоча Юлу за ногу за собой, пока та силилась вырваться, словно пойманная щука.

Рука у Лачила была железная, охотничья. Юла быстро оставила попытки высвободиться. Созерцая ползущие мимо деревья и тордохи, она представляла себе, как Забуль и ее воспитанники упадут в обморок, лишь почуяв душок свежего оленьего помета, полусгнившей травы и объедков. Насчет запаха она была права: он добрался до ноздрей Забуль задолго до того, как охотник доставил Юлу в ярангу.

– Принимай, – сказал Лачил, отпуская ногу внучки.

Воспитанники Забуль окружили новоприбывшую, глазея на нее, точно на невиданного зверька.

– Как интересно, – с усмешкой сказала Забуль, скрестив руки на животе. – Лачил, детей нужно удобрять по-другому.

– Для этого я ее к тебе и привел, – развел руками Лачил.

– Что это она делает? – целительница указала взглядом на Юлу, которая так и осталась лежать, сосредоточенно жмурясь.

– Мертвой притворилась, – со вздохом ответил охотник. – Ты скоро к этому привыкнешь…

Когда Юла поняла, что Лачил ушел, то, не теряя времени, вскочила на ноги и дети отпрянули от нее. Она попятилась к выходу, скаля зубы и издавая все то же угрожающее «Гррррр…».

«Выход уже близко – пусть попробуют поймать меня!»

Не тут-то было. Юла вдалась спиной во что-то костлявое и подняла голову. По ее позвоночнику побежали мурашки. Забуль сурово смотрела на нее сверху вниз, уткнув жилистые кулаки в острые бока.

– Куда это ты собралась, маленькая грязнуля? – проскрипела она.

Вместо ответа Юла шмыгнула у нее под локтем, но колючие пальцы травницы намертво впились в ее злополучный шиворот.

– Ах ты негодница! – приговаривала Забуль, насилу протаскивая ее к центру яранги. – Все поселение только и говорит о том, как ты вчера опозорила своего старика! И за что духи послали такую невежу бедному Лачилу…

– Я здесь не останусь, старая карга! – окрысилась Юла. – А ну, пусссти! Да отпусти же!

– Дети, вот что происходит с девочками и мальчиками, если они никогда не умываются по утрам и не моют руки перед едой, – сказала Забуль поучительным тоном.

– Какой ужас! – громко прошептала девочка с твердой длинной косичкой, и остальные ученики осудительно зацокали языками.

– Эту неряху зовут Юла, и мы научим ее вести себя правильно.

– Еще чего! – взъерепенилась Юла.

– Матушка, да чему ж такую можно научить?.. – с сомнением прошепелявил Чижеле – ученик Забуль, носивший на шее веревочку со своим зубом.

Этот зуб он потерял в пылу недавнего сражения с Юлой. Причиной схватки стала лепешка, которой жена охотника Хохсиля угостила Чижеле за помощь по хозяйству. Лепешка была учуяна и выхвачена из его рук Юлой до того, как он успел узнать ее легендарный, непередаваемый вкус. Вкус, о котором говорило все поселение. Бой был неравным и подлым. Зуб, правда, был молочным и уже давно шатался, но мальчик решил не выбрасывать его, чтобы не забывать о своей обиде на Юлу и когда-нибудь отомстить ей.

– Для начала, Чижеле, давай объясним Юле, что негоже воспитанной девочке пахнуть клопами, – предложила Забуль.

Мальчишки побежали закатывать полы яранги, чтобы впустить свежий воздух. Юлу же раздели, кое-как запихнули в бочку с горячей водой и взялись растирать ее ежистыми мочалками из мха. Кричала и плакала она так, будто мыли ее змеиным ядом. Юла переживала состояние, которое раньше даже представить себе боялась, – она была чистой. Нет, вычищенной. Выскобленной, вылущенной, будто с нее содрали кожу. Забуль велела воспитанникам подвергнуть примерно таким же издевательствам и старую одежду Юлы, доставшуюся ей от Лачила, а потом упрятать ее и взамен принести ягушку, которую она весь вчерашний день перешивала специально для своей новой ученицы. Расписанная ивой и бобром15 по подолу, поясу и рукавам, лоснящаяся иссиня-черным соболиным мехом по воротнику, она смотрелась на Юле очаровательно! Забуль была несказанно довольна своей работой.

– Другое дело… – пришептывала она, больно расчесывая волосы Юлы костяным гребнем. – Еще немножко, и станешь похожа на примерную девочку…

Юла, красная до самых кончиков ушей, проглотила свое унижение вместе со слезами.

«Хорошо. Будет тебе примерная девочка. Буду делать все, что ты скажешь. Ну а потом…»

Ну а потом в ее причесанной головке созрел наиковарнейший план.

***

Второй день у Забуль тянулся мучительно. Он начался с уборки, на которую Юла опоздала, поэтому досталось ей самое незавидное – чистить от нагара гигантский медный чан, выглядевший так, словно Забуль готовила в нем непослушных детей. После уборки травница дала каждому ученику по иголке и, оставив их за увлекательнейшим занятием – вышиванием символа Вэрвэ, отлучилась из яранги. Корпеть над ровдугой, из раза в раз повторяя одно и то же действие, было для Юлы той еще пыткой… Ей нравилось мастерить рыболовные сети и ловушки, ведь это было не только интересно, но и помогало добыть пропитание ей и Лачилу. Но какую пользу могло принести ей вышивание?

– Глупость… – бубнила Юла. – Бесполезное занятие.

Ее руки покрылись ранками, нитка постоянно рвалась… Работа определенно не шла. Это заметила Эрбина, самая старшая из воспитанниц Забуль и ее любимица.

– У тебя шов небрежный и кривой, – сказала Эрбина.

Чтобы обернуться врагом для Юлы, этого очевидного замечания сполна хватило. А с недругами разговор у Юлы был короткий, но красноречивый, ибо нет ничего красноречивее молчания.

На страницу:
2 из 3