Полная версия
Lenimentus
Военная часть отличалась от коридоров медицинского центра только наличием солдат, несущих дежурство чуть ли не у каждой из дверей, и большим количеством символики Альянса. Пройдя несколько коридоров, Жиль и его сопровождение остановились в помещении, поперёк которого стоял стол. Позади стола виднелась дверь, ведущая к генералу части.
– Жиль Прайс, – офицер-секретарь, сидящий за столом, оторвался от голографического интерфейса и смерил Жиля взглядом. – Генерал Хоппинс ожидает в своём кабинете. Вы двое, – обратился он к сопровождающим, – свободны.
Кайнз и Марко одновременно отсалютовали склонившемуся обратно к голографическому изображению секретарю, сделали «кругом» и зашагали обратно в коридор. Жиль убрал сигарету в карман брюк и проследовал в кабинет.
Генерал Хоппинс был образцовым солдатом – стройным, высоким, в свои пятьдесят пять он до сих пор не утратил боевую форму. Лицо волевое, открытое, с крупным носом и очень тонкими, напоминающими ниточку, губами. На пиджак были приколоты многочисленные знаки отличия, коих Жиль насчитал больше двадцати, включая почётнейшую награду – большую серебряную звезду, выданную десять лет назад троим офицерам, участвовавшим в операции по взятию Ориона.
Генерал стоял у пищевого принтера – прямоугольного металлического устройства, способного «печатать» тысячи различных вариаций блюд и напитков из химических материалов при условии наличия рецептов и подключения к Сети, – и с сосредоточенным видом изучал голографическое меню. Даже издалека Жиль заметил на корпусе принтера переливающуюся эмблему «Принтер+».
– Жиль, – приветствовал его, не оборачиваясь, низким голосом генерал. – Присаживайся.
Оглядев кабинет, имевший стандартные для вооружённых сил Альянса дизайн и планировку, Жиль занял место на стуле, приставленному к столу генерала.
– Будешь что-нибудь?
– Нет, спасибо, сэр.
Голограф генерала издал короткий звон – стандартное уведомление о списании денежных средств, – и принтер тихо загудел.
– Пока меня вели по коридорам, – заговорил Жиль, желая заполнить образовавшуюся паузу, – я никак не мог отделаться от мысли, что всё вокруг какое-то слишком…
– Слишком дерьмовое, – громыхнул генерал Хоппинс, усаживаясь за свой стол. – О чём ещё можно подумать в стоящем здесь смраде?
– Скорее, слишком… пустое. Здесь расположился целый исследовательский центр и ещё клиника доктора Жаднова, и Вы, генерал, у которого слишком много заслуг, чтобы посылать в подобное место…
– Дерьмовое место для дерьмого генерала, – хохотнул Хоппинс. – Но это, наверное, лучше, чем отставка, а?
– Да, наверное, сэр.
– Хватит сэр-кать, мы не на плацу, – поморщился Хоппинс.
Принтер издал тихий писк, и квадратная пластинка на корпусе плавно отъехала в сторону. В открывшемся углублении стоял пластиковый стаканчик с дымящимся кофе. Генерал вернулся к принтеру, взял стаканчик и сделал несколько больших глотков, едва не облив рубашку.
Жиль с радостью отметил, что за время его отсутствия ни внешность, ни привычки генерала Хоппинса не изменились.
– Что ж, – всё ещё держа стаканчик в руках, Хоппинс подошёл к стулу, на котором сидел Жиль. – На твою долю выпало немало. Нет, молчать, солдат! – приказал он, заметив, что Жиль собирается что-то сказать. – Мне известно достаточно, и ничего больше я слышать не желаю. Когда экспериментальные войска забрали тебя, ты был обычным солдатом, сражающимся за будущее. А «Эпсилон» сделал из тебя вшивого наёмника, – Хоппинс пристально посмотрел на него сверху вниз. – Надеюсь, эту дрянь из тебя выбили.
Жиль едва удержался от того, чтобы закатить глаза. Прошло почти пять лет с тех пор, как его перевели из-под командования Хоппинса в экспериментальные войска, а генерал по-прежнему хранил обиду. Как будто это решение в действительности хоть сколько-нибудь зависело от желания Жиля. Экспериментальным войскам требовались люди, и любой, хоть в чём-то превосходящий среднестатистического солдата, не имел другого выбора, кроме как оказаться под командованием Маука.
– Простите, сэр, но Вы преувеличиваете…
Генерал Хоппинс смял пластиковый стаканчик в кулаке.
– Как только официальное решение будет оглашено, тебя переведут в регулярную армию 355-го Убежища. Ты лишишься всех своих наград и привилегий и станешь обычным солдатом, – Хоппинс подошёл к нише в стене, расположенной рядом с принтером, и отправил в неё смятый стаканчик.
– Всё лучше, чем отставка..? – с грустной ухмылкой спросил Жиль.
– Спокойная солдатская жизнь пойдёт тебе на пользу, – генерал открыл один из ящиков своего стола. – Прежде чем приступишь к своим новым обязанностям, я дам тебе небольшой отпуск. Скажем, в шесть недель. Съездишь в Цитадель, напьёшься пива с Саймоном, навестишь мать. Вот твой новый голограф, – Хоппинс положил на стол небольшое хромированное устройство.
Жиль нацепил голограф и поместил идущий в комплекте миниатюрный наушник в правое ухо. Голограф тут же взял пробу ДНК и, идентифицировав пользователя, вывел основной интерфейс. Большинство функций, включая отправку сообщений, были заблокированы.
– Спасибо, сэр, но работа – лучший отдых для меня.
Несколько недель полного безделья не выглядели привлекательно в его положении. Если после всего Саймон или члены семьи и могли захотеть увидеться с ним, то сам Жиль не желал встречать кого бы то ни было из своего прошлого.
В Орионе, которому за последние дни было посвящено немало траурных слов, жил брат его матери, майор Генри Райс вместе со своей дочерью. Жиль плохо ладил с дядей, но был в хороших отношениях с двоюродной сестрой и часто приезжал к ней на выходные. Позже, оказавшись далеко от Дженни, Жиль иногда вспоминал о ней, но связаться не решался. С течением времени прошлая жизнь начала забываться. А затем его послали в Новерию… Недавняя новость о гибели майора Райса и его дочери не вызвали в Жиле никакого отклика, кроме небольшого удивления собственному безразличию. В конце концов для него они были мертвы уже давно.
Впрочем, Жиль знал, что спор с Хоппинсом равносилен противостоянию бетонной стене.
– Это моё решение, – просто ответил генерал. – Ты отправляешься в отпуск, а после отпуска прибываешь сюда и следующие пару месяцев до чиста драишь туалеты.
Жиль не удержался от ухмылки при мысли о том, насколько абсурдно восстанавливать умершего и обращать его в киборга, чтобы потом превратить в обычного рядового захолустной армейской бригады. Интересно было бы выяснить, что – и кто – стояло за этим решением.
Голограф Хоппинса зазвонил. Он посмотрел на дисплей устройства и нахмурился.
– Тебе выделена койка в жилом секторе, остальное узнаешь у секретаря, – сказал генерал, исподлобья глядя на Жиля.
Жиль поднялся, задвинул стул и коротко отсалютовал генералу. Он уже выходил из кабинета, когда Хоппинс, всё ещё не ответивший на вызов, спросил:
– И каково твоё впечатление о Новерии?
Жиль горько усмехнулся.
– Новерия – такая же дыра, как и весь «Квадрат Совета».
2
10/12/2195
Дженни.
Она подкинула в воздух маленький мячик и ловко поймала его левой рукой. Упругий фиолетовый шарик лёг в центр ладони.
– Дженни, – медленно повторила она, как будто пробуя на вкус.
Это имя дала ей мать в честь своей бабушки. Слишком мягкое, тягучее, произносишь так, словно смакуешь мёд во рту. Отвратительно. Долгие годы она мечтала сменить его на что-то более подходящее, однако теперь, когда ей наконец-то представилась возможность это сделать, она не смогла.
– Дженни, – прошептала она, чувствуя, как к горлу подступает комок. Мячик вновь подлетел в воздух и спикировал точно в её ладонь. – Дженни… Райс.
Она резко сжала руку в кулак и зажмурилась, не позволяя слезам просочиться.
Дженни Райс умерла в Орионе – так значилось во всех официальных сводках. Осталась только девушка с глупым именем «Дженни».
Сделав глубокий вдох, Дженни открыла глаза и откинулась на большую подушку в изголовье кровати. Голографическое изображение, проецируемое визором, слегка подрагивало каждый раз, когда один новостной блок сменялся на другой. Лишённые звука, картинки и короткие видеовставки выглядели забавными. Оставив мячик под подушкой, Дженни поднялась с кровати. От резкого подъёма у неё закружилась голова.
Палата, в которую её поместили, больше напоминала гостиничный номер: умеренные серо-синие цвета с атрибутикой Альянса, большой платяной шкаф, пахнущий, как казалось, настоящим деревом, огромный настенный визор и даже собственная ванная комната.
Головокружение не проходило. Проведя рукой по лицу, Дженни нетвёрдой походкой направилась к раковине. Набрав в ладони чуть тёплой воды, она плеснула её себе в лицо. Несколько капель попали на шею и, прокатившись ниже, замочили больничную сорочку.
Взглянув в висящее над раковиной зеркало, Дженни вздохнула. Последние дни ей казалось, что она находится на первой стадии превращения в зомби: бледная обвисшая кожа, воспалённые глаза, тёмные круги под веками. Сколько дней она провела без сна? Два? Три? Каждую ночь с тех пор, как она оказалась в клинике Жаднова, её мучали кошмары. Она боялась снова встречаться лицом к лицу с ужасом, происходившим на украшенных улицах Ориона; с женщиной в грязном халате, плачущей на лесной дороге; с улыбкой лейтенанта Нельсона и холодными взглядами Делайнов. Таблетки, выдаваемые Жадновым, не могли полностью избавить от видений, однако доктор был уверен, что со временем беспокойные сны оставят её. Дженни же казалось, что она умрёт от истощения раньше, чем сможет нормально поспать.
Головокружение отступило, но слабость продолжала брать верх над её телом. Доктор Жаднов советовал ей больше двигаться и чаще покидать палату, но какое удовольствие разгуливать по клинике, смотреть на пациентов и врачей, слушать чужие разговоры, посвящённые Новому Году – традиционному весеннему празднованию, отменить которое не смог даже Орион и которое в этом году не коснётся её?
Вернувшись в палату, Дженни подошла к шкафу. Автоматическая дверца отъехала в сторону, открывая широкие полки, большинство из которых были пусты. В центральной секции лежало несколько комплектов нижнего белья и стопка одежды, приобретённая для неё куратором. За всё время у Дженни так и не возникло желания её примерить или хотя бы рассмотреть. Рядом с одеждой высилась стопка бумажных книг. За ними Дженни нащупала расчёску. Несмотря на то, что волосы её текущей длины не требовали расчёсывания, ей нравилось водить щёткой по коже головы, и она часто делала это, чтобы расслабиться. Край расчёски задел верхнюю книгу, и та с тупым стуком свалилась на пол.
Дженни хотела было потянуться к ней, но заметила, что книжка слегка подрагивает. Она закрыла глаза, выпрямилась и повела рукой. Шероховатая поверхность обложки приятно ощущалась где-то в области пальцев. Буквы отзывались иначе. Кажется, это «Война после Мира» – единственная из книг, взятых в библиотеке Жаднова, которую она до сих пор избегала читать.
Головокружение вернулось, но в этот раз вместе с ним появилась головная боль. Нервные окончания в каждом кусочке её тела будто пульсировали. Дженни знала, что должна поторопиться. Она выпрямила загнувшиеся страницы, а затем почувствовала скол, образовавшийся на корешке. В этот момент боль стала нестерпимой. Дженни открыла глаза и отпрянула от шкафа, из которого на пол одна за другой посыпались книги. «Война после Мира» упала последней.
Дженни перевела взгляд на расчёску, зажатую в её руке, и медленным шагом направилась к постели. Ей хотелось заснуть, но она знала, что стоит ей попытаться, как на неё нахлынут кошмары.
– Интерфейс, – выдохнула Дженни, поворачиваясь к голографическому изображению, всё ещё передававшему новости. Ей не нравилось голосовое управление, однако без голографа у неё не было другого выбора.
Над кроватью появился полупрозрачный фиолетовый интерфейс, проецируемый с устройства на потолке. Список доступных действий не отличался разнообразием: звонок доктору Жаднову, звонок доктору-куратору Новицкому, настройки освещения и визора. Над опциями отображались дата и время – 10-й день месяца Рыб 2195 года, 15:46.
Настроив громкость, Дженни жестом руки смахнула интерфейс и легла на подушку.
Программа криминальной хроники рассказывала о мужчине из Фрага, застрелившем собственную семью. «Я слишком люблю свою семью, чтобы видеть, как они мучаются, – прокомментировал он свой поступок. – Мы все обречены.»
Такие случаи не были редкостью в Альянсе. Раньше Дженни считала поступки, подобные этому, показателем слабости: ведь если есть шанс, нужно продолжать бороться – так учил её отец. Однако сегодня она бы не взялась утверждать, что этот мужчина слаб духом или лишился рассудка.
Вызвав интерфейс вновь, Дженни переключила канал. Трёхмерные сериалы, выступление сержант-майора Клода, повествующего об армейских реформах, и нескончаемые рекламные вставки быстро утомили её, и она выключила визор.
Усталость не проходила, и Дженни знала, что рано или поздно поддастся ей, однако нельзя было оставлять книги в таком виде. Сделав над собой усилие, она поднялась с кровати и подошла к разбросанной куче некогда ценных печатных изделий, когда раздался стук.
Дженни замерла на месте. Лишь когда стук повторился, она смогла выдавить из себя:
– Входите.
Доктора и обслуживающий персонал, которые бывали в её палате, заходили безо всяких разрешений – все, кроме её куратора, Артёма Новицкого.
– Можно? – голос доктора вывел Дженни из оцепенения.
Как будто, если она запретит ему входить, он развернётся и уйдёт. Дженни прекрасно знала, что является здесь пленницей, а не гостьей. Эта притворная вежливость будто намеренно подчёркивала её беспомощное положение. И тем не менее, Артём был единственным, кто относился к ней, как к человеку.
Худощавый молодой человек, одетый в белую форму врача, свободно свисающую на нём в нескольких местах, изучающе смотрел на неё.
– Конечно.
Артём прошёл в палату и осмотрелся так, будто оказался здесь впервые. Дженни молча нагнулась к лежащим на полу книгам и по одной принялась поднимать их и аккуратно складывать в стопку. Это давалось ей с трудом – книги казались слишком тяжёлыми и то и дело норовили выскользнуть из пальцев.
– Тебе стоит перестать отказываться от еды, – заметил Артём, встав рядом со шкафом.
– Разве то, что мне вводят, не заменяет любую еду? – тихо спросила Дженни, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу.
– Тебе необходимо питаться. Вещества, получаемые твоим организмом с пищей, всасываются стенками кишечника и усваиваются на порядок лучше, чем…
Дженни зажмурилась и зажала рот рукой. Артём замолчал.
Как только тошнота отступила, она отняла руку от лица и с грустью посмотрела на своего куратора. Синяки у него под глазами не уступали её собственным.
– Прости, – покачал головой Артём, после чего нагнулся к сложенной стопке книг и с лёгкостью поднял её и перенёс на нижнюю полку шкафа. Место для книг было выше, но Дженни решила ничего не говорить. Как только у неё появятся силы, она вернёт их сама. – Тебе повезло, что Жаднов не явился раньше меня. Он бы огорчился.
Опираясь на шкаф, Дженни с трудом поднялась на ноги. Артём коснулся её локтя.
– Обещаю, что тебе скоро станет лучше, – в голосе доктора звучало сочувствие, но Дженни не могла ему верить. – Но пока нам нужно пойти на ещё одно обследование.
– Не нам, мне, – поправила Дженни. Ей хотелось выдернуть свою руку, но она знала, что это отнимет остаток её сил. Сделав глубокий вдох, она кивнула и позволила Артёму вывести себя из палаты.
Коридор пустовал, в нём стояла почти болезненная, отдающая стерильностью тишина. Дженни не нравилось это место. Стены вокруг словно отражали, многократно усиливая, её головную боль.
Рядом с кабинетом доктора Жаднова стоял высокий мужчина в чёрном свитере – на фоне белых стен он особенно выделялся. Заметив доктора с Дженни, он молча отступил в сторону от двери, пропуская их.
– Не волнуйся, Жаднов сегодня в хорошем настроении, – прошептал Артём, прежде чем дверь кабинета отъехала в сторону.
Выпустив её локоть, Артём чуть подтолкнул её вперёд. Собрав все свои силы, Дженни как можно более уверенно шагнула вперёд.
Кабинет Жаднова, как и прочие помещения клиники, светился белизной. За массивным столом по центру комнаты сидел сам доктор – темноволосый мужчина средних лет в очках с тонкой оправой. Этот непримечательный человек в чёрном костюме был не только одним из наиболее талантливых и влиятельных врачей и учёных, но и, по слухам, был знаком с членами Старшего Совета – безликим правительством Альянса.
Несмотря на его многочисленные заслуги, Дженни не могла уважать его. Не после того, как стала одним из его редких пациентов.
– Вы как раз вовремя, – Жаднов оторвался от трёхмерного макета чьей-то грудной клетки, вращающегося над столом.
Дженни встала перед ним и молча выдержала процедуру обследования, состоящую из десятков микро-сканирований, проводимых обоими докторами с помощью голографов. После этого Жаднов осмотрел её лицо и спину и попросил выполнить несколько физических упражнений, давшихся ей в этот раз особенно тяжело.
– Очень хорошо, – резюмировал Жаднов после того, как ей удалось сделать последний наклон.
Дженни с трудом удерживала равновесие и совершенно не считала своё состояние хоть сколько-то приближённым к такой оценке, но сил возразить у неё не было.
– Бромиды дают сильный побочный эффект, – сказал Артём.
– Реакция ЦНС предсказуема, – ответил доктор Жаднов и, прежде чем Артём успел что-то сказать, добавил: – Это лучше, чем если её тело воспротивится имплантам из-за следов прошлого носителя. Обсудим это позже. Сейчас бы мне хотелось проверить кое-что ещё. Дженнифер… следуй за мной.
– Она едва стоит на ногах, – заметил Артём.
– У нас нет дефицита носилок, Артём, – в интонациях Жаднова появилось раздражение.
– Но есть дефицит носильщиков… – тихо пожаловался Артём и повернулся к Дженни. – Цепляйся за меня.
Дженни молча приняла его локоть, и втроём они, миновав высокого незнакомца у двери, всё так же не проронившего ни слова, вышли в пустой коридор.
Оглядывая тянущиеся белой лентой стены, Дженни подумала, что этому месту не помешали бы окна. Увидеть бы хоть одно – лишь бы не чувствовать себя запертой в подземном бункере.
Лифт, к которому её привели, отличался от остальной клиники: он был просторным, тёмно-серым, и в нём имелось маленькое стеклянное окошко, выходящее на стену шахты. Памятка под окошком рассказывала о правилах эксплуатации грузовых лифтов.
– Ты в порядке? – обеспокоенно спросил доктор Новицкий, заметив, что Дженни улыбается.
– Да, – ответила она, не глядя на него. – Здесь приятно.
– Расскажи мне, Дженнифер, – вмешался доктор Жаднов, – как проходят твои тренировки.
Лифт начал опускаться.
– Вы ведь могли видеть сами…
Жаднов продолжал пристально смотреть на неё, очевидно, ожидая продолжения, и ей становилось не по себе от его взгляда.
– То есть… не очень хорошо, – пробормотала Дженни, вспоминая своё состояние в палате. Она часто теряла концентрацию в последний момент, испытывая при этом чудовищную боль. Доктор Жаднов объяснял это большой нагрузкой на неподготовленный организм, но сколько бы она ни пыталась тренироваться, проще не становилось. – Доктор Новицкий видел некоторые…
– Меня интересуют твои ощущения, – перебил её Жаднов. – Ты чувствуешь, что способна контролировать свою силу? Чувствуешь себя одной из «психо»?
– Разве это возможно? – спросила Дженни. На самом деле ей не хотелось говорить о своих ощущениях – не сейчас, когда они были особенно паршивыми. – «Психо»? Я никогда не встречала кого-нибудь с такими способностями…
– Настоящих «психо» не так много, – взял слово Артём. – Впервые этот необычный феномен был зафиксирован двадцать лет назад. Группа мятежников, прозвавших себя «Отверженными», покинула территорию под Барьером, а спустя месяц вернулась и с помощью невероятной силы захватила у Альянса половину города. Конфликт во Фраге продолжается до сих пор. Однако именно благодаря этому нам удалось установить природу появления у индивида способности воздействовать на окружающую среду.
– Значит, любого человека можно превратить в… – Дженни запнулась. – В «Отверженного»?
– Нет, – качнул головой Артём. – Спровоцировать мутации, ведущие к возникновению «синдрома Отверженных», удаётся лишь в одном случае из ста.
Дженни крепче вцепилась в локоть доктора Новицкого, стараясь не думать о том, как много человек были вынуждены пройти через то же, что и она.
Заметив её беспокойство, Артём поспешно добавил:
– В Альянсе до сих пор сохраняется предвзятое отношение к «психо», однако часто их таланты бывают по-настоящему полезны. Перешедшие на сторону Альянса «Отверженные» проходят переобучение по специальной программе и несут почётную службу в экспериментальных войсках. Своими подвигами солдаты из корпуса «психо» прокладывают путь к признанию и уважению.
Артём выдохнул и улыбнулся. Дженни отвела взгляд. До сих пор она с трудом осознавала, кем является. Солдат «психо»… Она точно не собиралась становиться солдатом.
Лифт остановился. Доктор Жаднов первым вышел в необычайно тёмный коридор, прошёл до конца и остановился у опущенной металлической ставни. Авторизовавшись на встроенном в стену терминале, он кивком приказал Артёму и Дженни войти в открывшееся помещение.
Первым, что увидела Дженни, были металлические контейнеры – несколько десятков, а может быть и сотен тяжёлых ящиков разных размеров занимали всё пространство вокруг. На каждом светился слабым светом модуль контроля. Красные огоньки на фоне металла напоминали о киборгах, и Дженни инстинктивно отпрянула, дёрнув за собой Артёма.
– В чём дело? – доктор Новицкий нахмурился и обратился к Жаднову. – Я настаиваю на смене схемы. Посмотрите на неё, она просто не доживёт до тестирования!
Дженни не придала значения услышанному. Её беспокоил окружавший её металл. Она чувствовала его холодную, твёрдую поверхность. Пришлось бы приложить немало усилий, чтобы оставить на нём след.
Ограниченное пространство давило на неё, и Дженни искала выход. Перебирая ряды одинаковых граней, отмечая, что некоторые из них чуть более тёплые, чем другие, она искала место, где было бы достаточно просторно. Где-то совсем рядом нашёлся проём, достаточно широкий, чтобы в него одновременно могли встать доктор Жаднов, Новицкий и Дженни. Ощупывая пустоту проёма, она снова ощутила металл на уровне пола.
– Она учится, – прикосновение пальцев в латексных перчатках заставило Дженни попятиться. Оступившись, она упала на пол рядом с одним из контейнеров. Жаднов не обратил на это внимания и продолжил, повернувшись к Артёму: – Ловушка для тела заставляет её сознание искать другие пути.
– О чём вы… Ай! – Дженни вскрикнула, когда заряд тока от контейнера, на который она решила опереться, пробежал по её телу.
– Осторожно! – Артём подскочил к ней. – Эти ящики под напряжением.
Дженни удивлённо посмотрела на доктора. Она не почувствовала тока, когда касалась их.
– Лучше перенести это, – потребовал Артём. – Она не может…
– Достаточно, – резко оборвал его доктор Жаднов. – От нас ждут результатов.
Дженни почувствовала, как пространство начало сужаться. Металл медленно наступал, переливаясь тусклыми огоньками.
– Юрий! – вскрикнул Артём, и это заставило Дженни поднять голову.
В десятке метров от неё горели две яркие красные точки.
– Что… – она хотела было закричать, но не смогла.
– Я прекращаю это! – Артём, всё ещё стоявший рядом с Дженни, потянулся к своему голографу, но Жаднов схватил его за локоть и оттащил в сторону.
– Всё в порядке, Дженнифер, – вкрадчиво сказал доктор Жаднов. – Это один из этапов тестирования.
– Что если она не справится? – возмутился Артём, не прекращая попыток вырваться. – Вы понимаете, что с нами будет?!
Дженни была не в силах отвести взгляд от светящихся красных точек. Двухметровый металлический монстр посреди заставленной контейнерами комнаты казался громоздким, квадратным и до ужаса реальным. Но в отличие от киборгов, напавших на Орион, он шёл медленно, будто специально растягивая время, из-за чего его дёрганые движения выглядели нелепо.
– Не волнуйся, он не представляет опасности. Его интерес сосредоточен исключительно на объекте тестирования, – донеслись до неё слова Жаднова.
Два огонька приближались, каждый новый шаг сопровождался лязгом. Его тень постепенно наползала на тело сидящей на полу Дженни.
– Я… я не… – Дженни покачала головой и замолчала.
Почему лязг такой громкий?
Почему она продолжает смотреть на него так, словно никогда не видела роботов?
Ведь она видела несколько десятков машин в Орионе. Они выглядели иначе, они не были милосердны и не умели говорить, как утверждали байки, но они умели убивать.