Тьма египетская

Лана Ланитова

Тьма Египетская

Из миража, из ничегоИз сумасбродства моегоВдруг возникает чей-то ликИ обретает цвет и звукИ плоть, и страстьИ плоть, и страстьНелепо, смешно, безрассудноБезумно, волшебно.Ни толку, ни прокуНе в лад, невпопад совершенноЮлий Ким.

Вместо предисловия

Дорогие и любимые мои читатели!

Я хотела бы немного повиниться перед вами. В заключение романа «Глаша 2» я написала фразу о том, что следующая книга станет завершающей в этой эротико-инфернальной серии. В тот момент я и вправду думала, что это будет именно так. По крайней мере, мне бы этого хотелось. Но…

Писатели – это люди, мягко говоря, странные. И мало того, что они, получив благословение небес на сие тревожное ремесло, начинают активно общаться с музами, диктующими им свои немыслимые и порою такие экстравагантные истории, но, помимо этих прекрасных соавторов, им приходится общаться еще и с героями собственных книг.

Как только я решила закончить серию написанием шестой по счету книги, ко мне обратились её герои и задали вполне себе резонные вопросы: «Ты решила от нас избавиться? Ты хочешь нас бросить? Отчего так быстро? Разве тебе было плохо с нами? Но ты же еще не успела так многое о нас рассказать. И куда мы теперь? Кому мы теперь нужны?»

Наперебой меня принялись совестить все те персонажи, которые проживали в «Царстве прелюбодеев». Они стыдили меня за лень, недальновидность и полную безответственность.

Точку во всём этом многоголосье поставил тот, кто имел на это больше прав. Возле самого уха я услышала голос демона, по имени Виктор.

Спокойно, но довольно твёрдым голосом он вынес окончательный вердикт:

– Повременить с финалом… Сие еще не окончание. Я скажу вам, мадам, когда вы сможете поставить в этой истории точку.

А после, чуть смягчившись, сверкая обворожительной улыбкой, демон добавил:

– A propos, с кем еще, госпожа писательница, вы сможете так от души веселиться, как не с нашей славной компанией? А потому я настоятельно прошу вас, немного повременить и остаться с нами. Успеете еще упорхнуть в другие миры. Пока еще вы наша. И мы вас никуда не отпускаем.

И мне ничего не оставалось, как пойти навстречу пожеланиям героев этой книги.

Засим, посыпая голову пеплом, спешу вам сообщить, что эта, шестая книга, не является логическим завершением всей этой странной истории.

А далее, как Бог даст. Там посмотрим. Ну, или мне сообщат.

С улыбкой, ваш автор Лана Ланитова.

Глава 1

Его разбудили странные звуки. Это были глухие и монотонные удары. Они доносились откуда-то снизу.

«Что это, чёрт возьми? Кто это долбит? Кому там нечем заняться?»

Спросонья плохо думалось. Он перевернулся на другой бок и вновь задремал. Но стуки усилились. И тут он вспомнил! Вспомнил всё, что случилось накануне, и подскочил на кровати, словно ужаленный.

«О, чёрт! Неужели так быстро? Но почему они стучат? И кто они?»

Босые ноги нащупали сафьяновые домашние туфли. Руки ухватились за полы халата. Холодный глянец темного шелка, расписанный красными циньскими драконами, ускользал из-под дрожащих ладоней. Негнущиеся пальцы путались в завязках. Тело отчего-то вмиг покрылось отвратительной липкой испариной.

Владимир чертыхнулся еще раз и кое-как натянул на плечи свой легкомысленный домашний наряд.

– Выкину я этот халат. Как он мне надоел. Я в нём словно сибаритствующий купчик или старая кокотка из Кафешантана. Только папильоток в башке не хватает.

Он медленно подошел к комодному зеркалу. Руки уперлись в лакированную поверхность столика.

– Ну, и что ты не кривляешься? – хмуро поинтересовался он, глядя исподлобья на собственное отражение. – Давай, обряди меня снова в какое-нибудь чучело. Надевай на голову шутовской колпак. Я же для вас словно фантош балаганная. Затевайте новый спектакль. Чай, прежние-то вам уже наскучили? Чем на этот раз порадуете, господа «смотрители»?

Из груди вырвался вздох. Ему показалось, будто вместе с ним протяжно вздохнули сами стены его комнаты. Из-за закрытой двери уборной тоже раздались чьи-то притворные всхлипывания и лицедейское трубное сморкание.

– Ну-ну, – усмехнулся Владимир.

Зеркало, любившее наряжать своего хозяина, отчего-то на этот раз отражало вполне себе обычную реальность.

«И это не к добру, – подумал Владимир. – Видно, ждет меня сейчас такой подарочек, что всем чертям в этом лукавом царстве станет тошно».

Стуки из подвала повторились вновь.

Владимир с тревогой посмотрел на собственное отражение. Пальцы коснулись небритого подбородка.

– Чего ты оробел, Махнев? Тебе ли бояться всей этой фантомной чепухи? – вслух произнес он. – Как ни оттягивай, но сей прекрасный миг неотвратим. Каждый творец рано или поздно знакомится с плодами собственного гения. Или злодейства. Тут уж как повезет.

Он медленно развернулся и решительно двинулся к выходу.

Как только его нога коснулась ступеней, ведущих на первый этаж, знакомое нашим читателям плутовское зеркало, дрогнуло. По блестящей поверхности пробежала затейливая и тонкая волна, замигали красноватые огни, и зеркало вмиг обрядило своего уходящего хозяина в долгополую темную рясу средневекового алхимика. Русые и волнистые волосы нашего героя поседели и отрасли длинными неровными прядями вплоть до самых лопаток. Весь облик постарел и ссутулился. А вокруг, вместо отражающихся веселеньких обоев и фривольных красоток в картинных рамах, появились закопченные стены колдовского подземелья. Зеркальный образ Владимира был замутнен клубами желтого пара. На нечетком контуре длинного, грубо сколоченного стола, заставленного склянками, иготями и бутылями темного стекла, покоилась пузатая реторта с маленьким, лимонного цвета гомункулом, похожим на рогатого чёртика. И чёртик этот строил смешные рожицы, выскакивал из реторты, кривлялся и показывал красный длинный язык.

Наше распрекрасное зеркало отлично знало во что «рядить» своего хозяина. Но сам Владимир уже не увидел старания его домашнего шута. Не смог он и по достоинству их оценить.

Итак…

Владимир спустился на первый этаж.

В несколько шагов он преодолел пустую и чистую столовую, вышел в коридор и увидел ту самую, новую дверь, которая вела в подземелье. Эта дверь одним лишь взмахом аристократически тонкой руки, к немалому удивлению нашего героя, была открыта несколько дней тому назад. И кем бы вы думали? Ну, конечно, вездесущим и всезнающим демоном, по имени Виктор…

Владимир толкнул крепкое дубовое полотно. Дверь с легким скрипом отворилась. Из темноты потянуло сыростью, горьким ароматом сушеных трав, касторкой и прочей аптечной дребеденью.

Владимир шагнул на каменную ступеньку и едва перевел дух. Сердце билось возле самого горла, руки все так же предательски дрожали.

«Неужели они уже вылупились? – лихорадочно думал он. – Вылупились и стали стучать? Но зачем? Когда успели? Что им надо?»

Он боялся увидеть самый первый результат собственного рецептурного чародейства. Боялся до чёртиков.

«Интересно, и чего я там наколбасил? – с опаской и стыдом думал он. – Даже если у самого Горохова первые года выходили хвостатые нежити, то, что же путного могло получиться у меня?»

Стараясь унять волнение, он спускался по ступеням ровно до тех пор, пока не уперся в длинный подземный коридор, освещенный одиноким газовым светильником. Стены коридора были облицованы серым камнем. Здесь царил влажный полумрак. По обеим сторонам от входа шли массивные дубовые двери.

Как и ожидалось, стуки доносились из главной лаборатории. Оттуда, где он несколько дней тому назад произвел первую «закваску» нежитей. Сия «гадость» была сотворена им по стариной колдовской рецептуре, из гримории[1], которую предоставил ему Виктор.

Гриморию он изучил. Вернее прочитал, как ему казалось, довольно внимательно. Не всю книгу. Виктор велел прочитать лишь введение и первые три главы. Даже если бы он сам, ради собственного любопытства или по научному рвению, возжелал прочитать более трёх глав, это вряд ли бы у него получилось. Ибо далее третьей главы плотные страницы древней рукописи не желали открываться. Со стороны казалось, будто они склеились или превратились в единый, чуть шероховатый монолит.

– Ты все внимательно прочел? Все ли понятно? – строго вопрошал учитель.

– Ну, как вам сказать… – в замешательстве отвечал Владимир. – Иногда мне кажется, что буквы в этой премудрой книжице скачут сами по себе. Меняются и цифры. Вот вчера, например, на этой страничке шел параграф за номером пять, а сегодня он отчего- то сделался девятым. Поменялись и пропорции замеса. Я же чётко помню, сколько семунций пота изюбра предлагалось класть в иготь для первого замеса…

– Ну, это нормально, – лукаво перебил его Виктор. – Книжица сия, как ты понимаешь, непростая. Я взял ее из монастыря имени святой Бригитты.

– Прямо у монахинь?

– Не совсем. Представь себе, в одной закрытой келье, среди послушниц, жил старый лекарь по имени Маркус. Вот этот – то лекарь, освобожденный от тягот монашеской жизни, и посвятил долгие годы составлению этой гримории. И труд сей, я тебе скажу, вышел весьма отменным. Да и сам Маркус на старости лет по собственным затейным рецептам изготавливал неплохих, прямо так скажем, нежитей – инкубов и суккубов.

– Зачем они ему понадобились? – хмыкнул Владимир.

– История о том умалчивает. Но, я могу уточнить, если ты желаешь. Знаю я лишь только то, что Маркуса этого все монахини монастыря почитали за тихого отшельника, ведущего жизнь почтенную, в молениях и полном затворничестве. Но если бы кому-то из них вдруг пришло в голову проследить за его тихой жизнью и наведаться к нему среди ночи, то их бы поразили странные звуки, доносящиеся из-за плотной двери его кельи.

– Да? И какие же?

– Ну, например, они бы услышали там женский смех.

– Вот как? – Владимир хмыкнул. – Значит, он приглашал дам прямо в монастырь? Прихожанок?

– Прихожанок, угу. Но, не горожанок! – хохотнул демон. – Не из проявленного мира, а из других пределов. Да, что ходить вокруг да около. У Маркуса часто гостили ведьмы, нежити, вурдалаки и прочая нечисть. Да он и сам, согласно древним рецептурам, создавал отменных суккубок, не выходя наружу целыми месяцами. А маленькая келья его раздвигалась внутри до чёрт знает, каких пределов, – Виктор хохотал, показывая белоснежные зубы. – Ах, если бы ты только знал, чем же закончилось всё это безобразие.

– Чем? – глаза Владимира горели неподдельным интересом.

– Однажды он объявил монахиням, что грядет день и час его смерти. Что предначертано ему вскорости покинуть земную юдоль. И просил справить по нему тризну и долгое заупокойное моление. Монашки переполошились. Стали предлагать помощь. Понесли к нему мёд в туесках и освещенные просвиры. Но Маркус, чей лик был далек от смертельной бледности, взирал на скорбящих монахинь глазами молодого здорового мужчины, чем многих послушниц ввел в легкое смятение. Наконец, настоятельница изъявила желание, самолично навестить нашего болезного друга. И Маркус, лежащий на кровати, слабеющим голосом поведал ей о том, что дни его уже сочтены. Добавив, как бы, между прочим, что за свою праведную жизнь Господь может призвать его к себе напрямую. И что вполне себе может случиться и так, что все монахини скоро увидят его скорейшее вознесение на небеса. Настоятельница была весьма удивлена подобному заявлению, но перечить Маркусу не посмела.

– Вот как?

– Да, представь себе, и «вознесение» таки состоялось.

– Ну?

– Да! Ровно в полночь Маркус вознесся, а вернее вылетел из трубы собственной кельи. И полет сей сопровождался снопом огненных искр и задымлением серными парами. Маркус вылетел из трубы, словно пробка из Дом Периньона. Раскинул тонкие руки по сторонам, на манер сына Божьего и завис черным изваянием над собственной кельей. Запоминающееся, я тебе скажу, и жуткое было зрелище. Правда, вместо тернового венка голову этого проходимца венчал весьма легкомысленный венок из полевых ромашек.

А прямо в ночном небе нашего схимника подхватили за руки местные ведьмочки на мётлах и унесли болезного в неизвестном направлении. Я имел честь, лицезреть, так сказать, всё это лицедейство. Выглядел сей балаган довольно забавно. А после? Ждать утра я, конечно же, не стал, а взял со стола у схимника сию гриморию и присвоил ее себе. У меня ей будет намного спокойнее, нежели в шкафу у старшей монахини. Монахиню я оставил в покое. Уж очень она была благочестива. А гримория? Вот она, родимая, – глаза демона лучились от смеха.

Виктор с интересом листал пожелтевшие страницы, исписанные рукой «вознесшегося» чернокнижника Маркуса, которые с легкостью открылись для него от первой до последней главы.

– Ох, как тут много всего! – демон качал головой. – Есть даже глава о сотворении суккуба в образе аббатисы. О, как! Ай, да Маркус! И все это под стенами святой церкви. Каково?!

Демон расхохотался. А после вновь сделался серьезным. Почти строгим.

– Ты, Махнев, читай вдумчиво. И рецептуру всю точно соблюдай. Я там тебе мензурки, колбы, иготи и весы аптекарские доставил. Все есть. А то, что книжица сия корчит тебе рожицы, так ты на это не обижайся. Ты для неё новый человек. Она душу каждого насквозь видит.

– Да? – подивился Владимир.

– А как же? Кто ты есть для премудрой книжицы? Жуир, бонвиван и франт нижегородский. Холеный дворянчик. Лицо, крайне некомпетентное в колдовских делах. Невежда! Она-то привыкла иметь дело с такими отшельниками и схимниками, как Маркус и ему подобными. Книжица сия знает, кого уважать. Она уважает тех, кто над ней спину свою гнул десятками лет.

– Тогда пиши пропало, – уныло отозвался Владимир. – За что ей меня-то уважать?

– Не за что, – согласился демон, оправив перед зеркалом свои роскошные рыжие кудри. – Ну, ничего. Может, покуражится малость, да и привыкнет к тебе. Снизойдет, так сказать. Кстати, она у тебя не летала еще по комнате?

– Нет. А должна была?

– Кто ж ее знает… Она же живая. Видишь, странички шевелятся, будто дышат. И светится она ночами зеленым светом.

– У меня синим светилась, – хмуро отозвался Владимир.

– Да? – демон удивленно посмотрел на своего ученика. – Ну, пусть и синим осветилась. Что с того? Ты читай. И отмеряй все правильно.

Рецептуру Владимир соблюдал. Отвешивал все ингредиенты аптекарской лопаткой по унциям, семунциям, скурпулам и либрам. Точно так, как и было указано в гримории.

Но, видимо, хитрая книжица, не желавшая до поры летать, решила отомстить ему иначе – довольно подло и по-крупному.

Еще вчера он проверял готовность «замеса». Нежити едва лишь научились ползать по дну кадки и походили скорее на склизких и отвратительных червей. Но, что пошло не так? Сколько же дней он проспал? Неужели он проворонил их рост, кормление и прочие действия? Теперь он вспоминал о том, что вчера сильно устал. Едва добрел до кровати, как рухнул на нее без чувств и забылся крепким сном. Сколько же времени он проспал?

«Спокойно, – Владимир перевел дух. – Чего я так разволновался? Даже, если вышло всё не так, как надо, то все «непотребства» исчезнут ровно через три дня. Нежити долее не живут…»

Внутренне он был готов к тому, что внешний вид рукотворных субъектов мог его сильно разочаровать. Да, их внешний вид мог не соответствовать его ожиданиям и общепринятым канонам. Хотя, он честно и довольно детально представил их образы. Мало представил – перед закладкой ингредиентов он вслух проговаривал все антропометрические данные. Указывал рост, вес, цвет глаз и волос. И что же?

Он решительно распахнул дверь. И тут же замер. Глаза нашего героя расширились и поползли на лоб. Нет, он, конечно, допускал какие-то отклонения в форме, легкие несоответствия. Или, скажем, «хвостатость». Бог бы с ней, с «хвостатостью»… Если бы только она…

Как выяснилось позднее, «хвостатость» все же присутствовала у всех троих субъектов. Как же без нее? Но, кабы дело было только в ней.

Стук издавала довольно субтильная нежить. Она, как и ожидалось, была-таки мужского пола. Инкуб. Он стучал пустой кадкой о каменный пол. Остальные двое…

Владимир внутренне поблагодарил предусмотрительного Виктора, который порекомендовал кадки с «первым замесом» поместить в отдельные клетки, похожие на меленькие тюремные камеры.

– Мало ли чего, – посмеиваясь, произнес демон. – Ты со своими способностями можешь нечаянно сотворить такие гадости, что всем чертям в моем царстве станет тошно. А потому, от греха подальше, замкни ты каждую свою «детину» в отдельную камеру.

Виктор был прав. О, как, чёрт возьми, он был прав! Владимиру даже стало страшно, когда он представил себе, что без решетки эта странная троица могла бы вылезти из подземелья, добраться до него самого и сотворить уже с ним нечто непотребное.

Итак, о троице…

Самый субтильный субъект был более прочих похож на настоящего человека. Именно он жалобно всхлипывал и стучал о каменный пол пустой деревянной кадкой. Владимир присмотрелся к новорожденному инкубу. Цвет его обнаженного тела отливал легкой синевой. Он выглядел высоким и худым. Его облик вовсе не напоминал молодого мужчину. Этот тип ни капельки не казался юным или красивым. Внешность этого субъекта отличалась странной состаренностью и крайней изможденностью. На маленькой, почти лысой голове торчал кустик редких седых волос. Глубокие старческие морщины пролегли по отвисшим щекам. Мутный взгляд тревожных темных глаз выдавал в нем человека пожилого и очень несчастного. Он с горечью смотрел на Владимира и, казалось, хотел с ним о чем-то поговорить. Если бы не синюшный цвет его кожи, то с такой внешностью он мог вполне бы сойти за мелкого чиновника или стряпчего. Выражение его лица совсем не казалось глупым. Отнюдь. Он горько усмехнулся, глядя на Владимира, и произнес тонким и бесцветным голосом:

– Сударь, я всей душой надеюсь, что вы поможете мне.

– Да, конечно, – смущенно ответил Махнев и подошел ближе к решетке.

Только тут он заметил, что пальцы этого странного существа слишком тонки, и на каждой руке их разное количество. Они скорее походили на паучьи лапки. Он ловко огибал ими прутья собственной камеры. Они не стояли на месте, а постоянно шевелились и двигались. «Синий», как про себя окрестил его Владимир, откинул в сторону кадку, встал на ноги и предстал перед Владимиром в обнаженном виде, во весь свой немалый рост.

– Мне надо с вами поговорить, Владимир Иванович, – вновь жалобно произнес «синий».

– Я слушаю вас, – отвечал Махнев, стараясь не смотреть в противоположную сторону, на двух других существ.

– Понимаете, я проснулся. А тут эта ужасная компания, – он перешел на шепот. – Мне почему-то кажется, что эти двое, – он кивнул в сторону. – Не вполне себе люди.

– Ну, собственно… Может быть, – покраснел Владимир.

– Но, дело даже не в этом. Смотрите, какой со мной приключился афронт.

«Синий» подошел ближе к решетке. Его паучья лапка указала на область ниже собственного пупка. Владимир посмотрел на это место. Область паха оказалась пустой. На ней отсутствовали все половые признаки.

– Простите, сударь, а где же мой член?! – с раздражением и громко взвизгнул синий.

Его визг распался на множество таких высоких звуков, что у Владимира вмиг заболела голова. Он схватился за уши.

– О, господи, зачем вы так кричите? У меня лопнут барабанные перепонки. Что за звук?

– А вы? Как кричали бы вы, если бы у вас поутру пропал член?

– Да, конечно. Подождите, я что-нибудь придумаю. Я попробую узнать. Мы пришьем. Притачаем.

– Притачаете?! – снова взвыл синий.

От звуков его голоса, двое других шарахнулись в сторону и залопотали что-то тревожное, на незнакомом Владимиру языке. Честно говоря, эти звуки вовсе не походили на человеческую речь.

Владимир с трудом заставил себя посмотреть на двух других инкубов.

Пришло время описать именно их…

Тот, что сидел во второй клетке, напоминал собою желе или студень. Нет, он не был бесформенным. У него были совершенно четкие контуры мужской фигуры – вполне себе мускулистой, с рельефными линиями. И линии эти напоминали лучшие образцы античного телосложения. Но сам инкуб выглядел прозрачным. Тело его походило на плотно-сбитое желе или стекловидный каучук. Оно не расползалось по сторонам и сохраняло форму. Но в форме этой отчетливо проступал контур всех внутренних органов и кровеносной системы. Этот инкуб напоминал собою манекен из анатомического театра. По нему было бы легко обучать студентов-медиков. Прозрачная голова содержала даже полушария маленького, словно грецкий орех, головного мозга. Однако лицо… Лицо «прозрачного» выглядело некрасивым и ужасно глупым. Невинные голубые глазки с тихим упоением смотрели на своего незадачливого создателя. А толстые прозрачные губы расползались в благостной улыбке. Казалось, он был вполне доволен собственным видом. Между ног у него болтался коротенький, совсем скромный половой член. А прямо под ним, на сером каменном полу, растекалась желтая лужа. Причем, Владимиру было отчетливо виден весь процесс производства сей жидкости и выход ее наружу…

«А если он начнет испражняться и иначе?»

Ему даже показалось, что спертый воздух лаборатории, пахнущий травами и касторкой, обновился совсем иными «ароматами».

Владимиру стало трудно дышать. Ему хотелось как можно скорее улизнуть из этого подвала, именуемого «Похимостной лабораторией» и вырваться на свободу.

Его тошнило.

Нелепее всех выглядел третий. Цвет его бугристой кожи отливал лимонной желтизной. Третий инкуб оказался вдвое больше двух своих собратьев. Это было мощное существо с сильно развитыми руками, широкими плечами и короткой бычьей шеей. Оно сидело в своей камере на перевернутой верх дном кадке, согнувшись пополам, и сосредоточенно занималось аутофелляцией[2].

Да, мои дорогие читатели… И это было просто ужасно! По крайней мере, наш герой был несколько ошарашен действиями новоиспеченного инкуба.

В отличие от своих вяло развитых соседей, «желтый» обладал мужским достоинством поистине исполинского размера. Сладко причмокивая и издавая какие-то утробные звуки, полные неземного блаженства, инкуб совершал несколько поступательных движений толстыми, ярко малиновыми губами вдоль внушительного приапа. А после отстранялся на мгновение. Маленькие черные глазки с гордостью и обожанием смотрели на собственного друга, торчащего аки окоренное бревно. Более всего Владимира поразили крупные размеры раздутой головки диковинного пениса. Она была огромной и лиловой. Сия великанская конструкция, отполированная слюнявым языком «желтого», поблескивала, словно сахарный леденец с дешевой уездной ярмарки.

– Да, с маскулинностью этого субъекта я явно перестарался, – прошептал Владимир.

Он вспомнил о том, что по заданию Виктора новые нежити должны были являть собою образцы лучшей мужской породы. Они должны были родиться красивыми и сексуально развитыми.

– Запомни, Махнев, ты обязан сотворить отменных юношей, кои имели бы все шансы, понравиться нашим дамам. И не просто нравиться – желательно, чтобы они и на деле могли соответствовать статусу хороших любовников. Во всех смыслах, – загадочно повторил Виктор. – От них должно пахнуть откровенным пороком и лучшим французским одеколоном. Я жду от тебя обольстителей экстра класса!

– Патрон, не стоит упрощать качества хорошего любовника. На мой взгляд, кроме физических данных, мужчина, могущий иметь репутацию отменного любовника, должен обладать неплохим интеллектом и даже, не побоюсь этого, являться носителем определенной человеческой породы, – возразил демону Владимир.

– Ты полагаешь? Хм, интеллект? – демон лукаво усмехнулся. – A propos, я знаю многих светских львиц, которые в салонах и на раутах производят впечатление тонких штучек и аристократок, любящих поэзию и искусство. Они неплохо разбираются в европейской культуре, живописи, новинках капризной моды и даже политике. По утрам они кушают кофе «glace plombières» и томно просматривают свежую прессу. И, глядя на них, можно подумать: «Фу-ты, ну-ты…»

– Да, – усмехнулся Владимир. – Мне такие знакомы.

– Так вот… Со стороны можно подумать, что в их постелях бывают лишь дипломаты, особи графских или княжеских кровей, политики или чиновники при высоких государственных должностях. Так?

– Так.

– А ты посмотри, Володенька, кто на заре выходит из их надушенных спален, лениво почёсываясь и натягивая поношенные портки?

– И кто же? – уже вовсю смеялся Владимир.

– А выходит от них какой-нибудь конюх Селиван или приказчик Фёдор. И ничего-с. Как ты думаешь, много ли сии светские крали разговаривают с конюхами о политике и поэзии? Я полагаю, что немного. А ты – интеллект! Хотя, – демон задумчиво посмотрел на Владимира. – Отчего бы и нет? Ты у нас парень смышленый. Равных тебе в смысле ума и природной смекалки во всём моём царстве не сыщешь. Поэтому – я вполне допускаю, что твои инкубы могут быть на порядок умнее всех остальных. Ведь многое зависит именно от создателя. Вот мы и поглядим. Кстати, самых смышленых, да пригожих, мы с тобой используем в полетах. Подпустим их в яви к нашим светским львицам. А? Как думаешь? Представь только такой карамболь – Ох, ах, она влюблена, очарована, надежды питает, а он, подлец, три дня побыл хорошим любовником, да поутру истаял. Жижей болотной изошел. Каково?