Враг моего врага. Том 3

– Хеленке повезло с отцом, – слабо улыбнулась Виктория.

– Да нет, не повезло, – со стыдом вымолвил он. – Мне всегда было не до нее. Рейды, ремонты… Это мне с ней повезло. Несмотря ни на что, она меня любит.

Она продолжала его любить, даже когда чернота хлестала по нему со всех сторон. Ни разу не усомнилась. Не предала, как Марта… в утиль ее, не стоит и имя вспоминать.

– Па-ап! – Хелене надоело ждать. Предвкушая отъезд с папой, она вытащила свой чемодан в лифтовый холл и нетерпеливо пританцовывала вокруг него.

– Ну, мы пойдем, – смущенно произнес Йозеф. – Спасибо за все. И это, в общем… – он махнул рукой, опять не найдя слов.

Дверь за ними закрылась, и Виктория подошла к окну. Мужчина волок неприлично розовый чемодан, а девочка счастливо приплясывала и размахивала руками, треща о чем-то без умолку. Виктория смотрела на них, пока они не скрылись за углом дома, и прижимала к груди Хеленкин рождественский подарок – набитое ватой сердечко. Она так и не решилась втыкать в него иголки, словно оно было живым.

– Венчается раб Божий Иоанн Фердинанд Георгий Валентин с рабой Божией Марией…

Церемонию проводил Дьёрдь Галаци. Но не на крейсере, а в настоящей церкви. В Байк-паркинге была церковь. Круглые высокие своды, позолоченные подсвечники и колеблющийся желтый огонь, фрески по стенам с эпизодами из жизни святых, запах ладана – все, что так привлекало Иоанна Фердинанда в церквях. Невеста в белой кружевной шали вместо фаты на блестящих серебром волосах. Мария покрасила волосы, как подобает благородной даме, супруге дворянина, и стала еще очаровательнее. Шаль была подарком Аддарекха, но на венчание шитанн из идеологических соображений не пошел, хотя епископ его звал. Платье для невесты взяли напрокат. Покупать это торжественное одеяние, которое она ни разу больше не наденет, Иоанн Фердинанд счел неразумным, но настаивать на том, чтобы она была на главной в жизни церемонии в простом халате, не стал, обидно же. Сам он надел пилотскую форму – чего долго перебирать?

Так вышло, что на собственную свадьбу Иоанну Фердинанду некого было пригласить, кроме двух других своих жен. Он тяжело сходился с людьми, неформальные отношения завел только с двоими, а они прийти не смогли. Аддарекх и церковь – понятия несовместимые, Принц уехал – сказал, что к матери. Единственной гостьей была Эйзза, которую позвала Мария. Отзывчивая блондинка всегда соглашалась посидеть с детьми, на первых порах поделилась с Марией и Теодорой одеждой и бельем – к сожалению, на Вероникин живот ничего не налезало. Иоанн Фердинанд не понимал, как общаться с кетреййи, ему все время казалось, что они, говоря по-хантски, тем не менее говорят на разных языках. Но Мария с ней хорошо ладила. Наряженная Эйзза стояла рядом, придерживая животик, и, затаив дыхание, смотрела во все глаза.

Тем не менее народу вокруг толпилось много. Церковь на венчание не закрывали, и внимание прихожан волей-неволей привлекала необычная пара. Сползлись поближе бабульки, мамочки, транзитные пассажиры Байк-паркинга, зашедшие от нечего делать в промежутке между рейсами. Шепотом обсуждали невесту и жениха, строили догадки, как и почему они здесь оказались, столь же далекие от реальности, сколь библейская версия сотворения мира – от теории Большого взрыва. В целом общественное мнение невесту одобрило. Жених вызывал сдержанные чувства: не урод, и ладно. Форма космофлота – плюс пять к внешности и плюс десять к авторитету.

– Быть вместе в горе и в радости, в здравии и в болезни…

Мария останется на корабле, вместе с ним. Вчера она наконец призналась, кем работала до катастрофы. Хорошо, что раньше не сказала: брак мог и не сложиться. Теперь он узнал ее получше, привязался, да и служба на земном крейсере воспитывала терпимость к странному. Он переговорил с адмиралом Шварцем. Подошел к нему сам, лишь слегка нервничая:

– Господин Шварц, а можно как-нибудь устроить Марию на «Ийон» работать по специальности?

Шварц фыркнул:

– Это смотря какая у нее специальность! Если, скажем, парикмахер-визажист или стриптизерша – нельзя, однозначно. Не то чтобы эти профессии мне не нравились, но в реестре такие должности не предусмотрены. Ты понял?

– Да, господин Шварц.

– Кем она просится работать?

Иоанн Фердинанд зажмурился:

– Она электрик.

Шварц поперхнулся.

– Чтоб мне сдохнуть! Вы же того… с электричеством не дружите.

– Ну, иногда приходится, – промямлил он. – И специалисты есть.

– Убиться током! Мересанка-электрик, вот пипец!

Иоанном Фердинандом владели сходные эмоции, но он их не высказал даже Марии. Они теперь граждане Земли, а на Земле электрик – нормальная профессия.

– Кому рассказать – не поверят, – Шварц в изнеможении откинулся на спинку кресла. – А у тебя, Ассасин, ничего внутри не ёкает? Ты спишь с электриком! – он сделал страшные глаза.

– Это мое личное дело, – натянуто произнес Иоанн Фердинанд.

– Ассасин, скажи честно: давно ты узнал такое о своей жене?

Он нехотя признался:

– Сегодня.

– Так я и думал! На развод уже подал?

– Нет. И не собираюсь. Завтра мы венчаемся.

– Да ты смелый мужик, конденсатор те в рот!

Таков уж адмирал Шварц. Он изгалялся, как мог, и это нужно было просто перетерпеть, чтобы дождаться желанного вердикта:

– Пусть пишет заявление. И приносит присягу. А провода и резисторы для нее найдутся, этого добра тут хоть жопой ешь.

– Объявляю вас мужем и женой! – торжественно провозгласил священник, и разношерстная толпа одобрительно зашумела.

– Я тебя поздравляю! – эмоциональная кетреййи порывисто обняла Марию и поцеловала в щеку.

Вероника и Теодора взяли ее под руки, стесняясь обниматься на людях. Между собой они порой ругались, но к Марии обе относились хорошо. Вероника – чуть свысока, Теодора – чуть завидуя, но в общем доброжелательно. Толпа потянулась на выход, шушукаясь и пытаясь додумать, какую роль играют эти две мересанки и кем приходятся жениху с невестой. Не обсуждали только Эйззу: ее принимали за землянку.

Опираясь на две палки, которые грозный старпом Цхтам выломал из мебели, оставшейся в разгерметизированных отсеках, Митышен доковыляла до душевой кабины, включила воду и с облегчением опустилась на табуретку. Ноги не держали. Лучше бы ей вовсе не ходить, пока переломы не срастутся полностью, но ее ведь не оставят в покое. Проклятые извращенцы требуют, чтобы она мылась. А гъдеанин Сим хуже всех, это он первый начал поливать ее, беспомощную, водой и тереть губкой. Как же это было унизительно! Лучше уж мыться самой, каким бы противоестественным это ни казалось симелинке.

Сказать по правде, мытье не так и ужасно. Кожа не слезает, как она поначалу боялась, и вода не разъедает глаза. Лишние хлопоты, а вообще ничего.

Митышен принялась поливать себя из душа. Тереть тело мочалкой она все еще опасалась; когда это делал Сим, ей было неприятно. Едва касаясь кожи, она осторожно размазала по себе воду и ополоснулась еще раз. Вот и хватит.

Она вдруг вспомнила: не хватит! Сим будет морщить нос и ругаться. Ну почему он такой вредный? Можно было бы с ним не считаться, он тут никто, такой же пленник, как и она. Поначалу она пыталась его игнорировать. Только как, если полностью от него зависишь? Потом, когда она смогла передвигаться самостоятельно, сделала еще одну попытку избавиться от его занудства. Они препирались слишком громко, разбудили господина Цхтама, и господин Цхтам достал ремень. Еще несколько дней после этого сидеть было невыносимо больно, а господин Цхтам, как назло, все время заставлял ее садиться. Но самое обидное, что досталось только ей, Сима он не тронул. Сказал: «Если что – не ори на нее, сладкий, сразу мне жалуйся». И покрутил этак ремнем.

Митышен вздохнула. Ладно, и впрямь будет лучше, если она сделает это сама, чем господин Цхтам снова исполосует ее ремнем из-за недовольства Сима. Скривив губы и взяв двумя пальчиками кусок мыла, она стала намыливать нижнюю часть тела. Как можно прикасаться к этим местам? Вот ведь!.. А еще отвратнее, когда к ним прикасается кто-то другой. Она никак не могла понять, почему это так нравится шитанн. Ыктыгел тоже не понимал, ему даже смотреть на это было тошно.

Стряхнув воду, Митышен выползла из душа и натянула майку господина Цхтама. Своей одежды у нее не было – порвали на клочки и выбросили. Переваливаясь с помощью самодельных костылей, она добралась до капитанского кресла и блаженно развалилась в нем, пока никого нет. Ее место тут, на «Райской звезде», было на полу. Но в мягком кресле лежать гораздо приятнее…

«Райская звезда» была пристыкована к модулю какого-то корабля, на который они наткнулись. Судя по изображению красного солнышка, корабль был мересанским. По словам Сима, модуль был разгерметизирован, и находившиеся в нем люди погибли, но потом автоматика устранила повреждения. На модуле были орудия, два ускорителя и незнакомая еда, которую шитанн притащили на «Звезду» и накормили первой Митышен, как самое бесполезное существо. Еда оказалась странной на вкус, но вполне съедобной. Теперь оба шитанн, Сим и Ыктыгел пропадали на модуле, пытаясь прибираться и что-то подключать. Капитан Ччайкар, по всему видать, собирался переселить туда свой маленький экипаж.

Чмокнул шлюз, и Митышен вздрогнула. Если капитан Ччайкар увидит ее в своем кресле, она не отделается ссадинами от ремня. Когда он недоволен – бьет наотмашь, в полную силу, а то еще и ногами. Пока он ни разу ее не ударил, но на Ыктыгела она насмотрелась, и пробовать не хочется.

Замешкавшись со своими костылями, она не успела сползти с кресла. Но это был не капитан. Вошел Ихер Сим, хмыкнул, увидев, где она расположилась.

– Ты чего пришел? – окрысилась она. – Напугал только!

– Пришел и пришел, – гъдеанин пожал плечами. – Перед тобой, что ли, отчитываться?

Он полез в ящики с инструментом, косясь на нее. И чего косится? Майка сильно задралась, поняла она. Пыталась слезть, зацепилась. Ругнувшись под нос, она сделала движение, чтобы поправить майку, но ее руку неожиданно остановила его ладонь.

– Оставь, – голос звучал как-то напряженно, и дышал он тяжело, словно не ящик с инструментами подвинул, а пару десятков мешков цемента отволок на десятый этаж. – Митышен, – вторая ладонь провела по ее обнаженному животу, – можно мне?

– Что? – она приподнялась, но он легонько толкнул ее назад:

– Лежи!

Горячие руки судорожно шарили по ее телу.

– Чего тебе надо, Сим? Отвяжись от меня!

И еще что-то, кроме рук. Извращенец!

– Ради высших сил, не дергайся. Полежи пять минут спокойно, как с Цхтамом, пожалуйста!

– Ты такой же чокнутый, как эти! – выкрикнула она. – Я-то думала, ты нормальный.

– Я нормальный! Нормальный, а не камень бесчувственный. Сил уже нет смотреть и зубами скрипеть, – она не сопротивлялась, привыкла уже к шитанн, которые делают все, что хотят, не спрашивая, но он пытался объяснить. – Я не старик и не импотент, я нормальный!

– Блин, Гржельчик! Ну и вид у тебя, только беременных женщин пугать. Может, не пускать тебя на корабль, от греха подальше?

– А при чем тут беременные женщины? – подозрительно осведомился Йозеф.

– Да это я так, к слову, – Шварц ухмыльнулся. Нельзя вываливать все новости разом. – Пошли, провожу. «Ийон» в доках стоит.

– Какого рожна мой крейсер делает в доках? – Йозеф забеспокоился, надевая шапку.

– Предпочитаешь, чтоб его ремонтировали у пассажирского терминала? – ледяной ветер не отбил у Шварца охоту острить. – Обывателей, знаешь ли, нервирует этакий экстрим.

Ну и наказание же этот Шварц!

– Что ты сотворил с кораблем?

– Я его вообще не трогал, вот те крест! – поклялся Шварц. – К пульту даже не прикасался. Это все пилоты и инженеры.

Нет, с ним решительно невозможно серьезно разговаривать! Йозеф отвернулся от ветра и от Шварца заодно, пряча нос в меховой воротник.

– Да ты не волнуйся, Гржельчик, все хорошо. У «Ийона» новый ГС-привод. Импортный. Сейчас его переподключают и тестируют.

– А старый, родной, куда делся?

– Выкинули на фиг. Мешался, понимаешь.

Йозеф заскрежетал зубами.

– Гржельчик, не психуй, тебе вредно. Или полезно? Тогда хрен с тобой, психуй.

– Ты можешь нормально сказать, что случилось с ГС-приводом? – прорычал Йозеф.

– Я и говорю нормально: выбросили. Честное слово! Кто хошь подтвердит.

Ну что ты будешь делать!

– Мать твою, Гржельчик! Когда в нас попали, и ГС-переход вразнос пошел, привод пришлось сбросить. И не только его, иначе из дыры ни в жисть не выбрались бы.

Йозеф оцепенел. Встал, как вкопанный, даже о ветре забыл.

– Блин, я так и знал, – раздраженно проговорил Шварц. – Только в обморок не падай, хорошо?

– Так это был «Ийон»? – выдавил Гржельчик. – Тот крейсер, по которому Ен Пиран ударил у Мересань?

Он читал сводки новостей и обращение Салимы к Совету координаторов, выложенное в сети. Но название крейсера там не упоминалось. Он думал, тот крейсер погиб. А как же иначе? Он и предположить не мог, что…

– Господи! Как вы выкарабкались?

– С молитвами и матом, – буркнул Шварц. – Если интересует, за пультом были старпом Ассасин и мальчишка Принц. Обоим по ордену, документы на утверждении. Мальчишка получает старшего лейтенанта. Мать уже изворчалась, что я балую пацана наградами, но деваться некуда, подпишет.

– Что еще за Ассасин? – Йозеф не припоминал такого пилота. Новичок? И сразу – в старпомы?

– Я тебя с ним непременно познакомлю, – пообещал Шварц.

– А Бабай что? Почему не он второй пилот?

– Бабаев погиб.

Вот так раз! Что же Федотыч, когда навещал его, не сказал? Пожалел выздоравливающего? Не хотел, чтобы он мучился лишними переживаниями? Или это случилось совсем недавно?

– Камалетдинов в больнице, если ты вдруг о нем подумал, – добавил Шварц. – Надеюсь, он вернется на «Ийон Тихий». Но это будет не слишком скоро.

– А Федотыч?

– Федотов ушел вторым на новый крейсер, – ровным тоном ответил Шварц. – «Алексей Смирнов» проходит последние тесты перед тем, как покинуть верфь.

Первый крейсер получил имя реального человека. Человека, посмертно ставшего легендой. Чьи еще имена дадут названия новым кораблям? Лучше не загадывать.

Не слишком логичный поступок – сбежать на другой корабль, когда на своем пилотов не хватает. Но Хайнрих об этом не жалел и Гржельчику жалеть не даст. Ушел и ушел, скатертью дорога. Не тот человек, которым надо дорожить, без него спокойнее. Если он подставит какой-нибудь крейсер, пусть это будет не «Ийон».

Говорить об этом Гржельчику не хотелось. Они с Федотовым были в добрых отношениях; возможно, капитан многое ему прощал, что раз за разом убеждало этого безбашенного типа в безнаказанности. Дело сделано, Федотова на «Ийоне Тихом» нет. Не засобирается обратно – Хайнрих будет молчать о записи, которая лишила его доверия. Пусть они с Гржельчиком остаются приятелями.

– Можно было бы, конечно, назначить старпомом Принца, – перевел он разговор с персоны Федотова. – Мальчик вполне потянул бы, мать его явно недооценивает. Но тут подвернулся Ассасин…

Поднявшись по трапу, Шварц вдавил кнопку шлюза.

– Надеюсь, этот хмырь на посту, а не с бабой и не с гитарой, – оптимистично пробормотал он и пропустил Гржельчика вперед.

Иоанн Фердинанд торчал в рубке, лениво наигрывая мелодию в миноре. В кресле у выключенного голографического подиума расположилась Мария, баюкая малыша. Прикрыв глаза, мересанка слушала музыку. Иоанн играл прекрасно, жаль, что гитару было слышно только через гарнитуру. Найти имрань ему так и не удалось.

За пультом в пилотском кресле сидел ребенок, которого нынче звали Томас. К младенцам Иоанн Фердинанд был равнодушен – что интересного в этих кусочках плоти, даже разговаривать не умеющих? Подрастут, тогда посмотрим. Семилетняя Фелиция жалась то к Марии, то к Веронике, побаиваясь странного дядьки, который объявил себя ее отцом. А четырехлетний Томас принял нового папу сразу, с удивившим Иоанна Фердинанда энтузиазмом. Мальчонка шебутной, глаз да глаз за таким; тем не менее он быстро угнездился в его сердце. В рубке ему ужасно нравилось, он упоенно нажимал кнопки и дергал рычажки на предусмотрительно отключенном пульте. Под попу юному пилоту была подложена подушка, чтобы он мог дотянуться до управления.

Аддарекх, слушая музыку, обозревал экраны. На часть секторов вместо внешнего обзора шло изображение с телекамер внутри корабля. Вот техники копошатся с ГС-приводом, а вон старший интендант инспектирует новый складской блок… Периодически внимание шитанн отвлекалось от экранов и обращалось на мальчонку.

– Думал ли этот пацаненок еще каких-нибудь полгода назад, что будет играться с пультом настоящего крейсера? – посмеиваясь, промолвил он.

Иоанн Фердинанд хмыкнул:

– Веришь, я и сам полгода назад об этаком не думал. Обалденная игрушка для тех, кто разбирается.

Счастливый ребенок, закручивающий воображаемый вираж, совершенно выпав из реальности, был в новой футболке, шортах и сандаликах. Иоанн Фердинанд открыл для себя такую вещь, как кредит. Для кавалеров орденов – льготная процентная ставка во время войны. Чем дальше, тем больше ему нравилось служить в земном флоте. Дома, свались на шею высокородному, но небогатому капитану три бабы и четверо детей, он годами выбирался бы из нищеты. Это на старой, благополучной Мересань, что уж говорить о теперешней заднице! Он решил, что снимет для Вероники квартиру в Ебурге, недалеко от интерната, куда – как он надеялся – поступит Теодора. Будут рядом, помогут друг другу при случае, авось не перегрызутся. Веронике он оставит малышей и девчонку Фелицию. Ну и что же, что она еще не пробовала себя в роли матери? Надо ведь когда-то начинать. Теодора будет заглядывать, подстрахует, если что. Для связи он купил им мобильники. Большая семья – большие расходы. Тем не менее, подсчитав свое жалованье, он полагал, что вернет кредит через год.

Фархад Гасан занимался делом – ползал по полу, проверяя нижние сектора экрана. «Ты стажер? – сказал ему Иоанн Фердинанд. – Вот и стажируйся». Федотыч, любитель шпынять молодежь, уволился, и Джинн надеялся на передышку, но не тут-то было: старпом взялся следить, чтобы юноша не пребывал в праздности. «Доживешь до моих лет, тогда и будешь наслаждаться досугом». Порой Гасану начинало казаться, что он не доживет. Пожаловаться Шварцу? Бессмысленно, у адмирала разговор короткий: «Хочешь, чтобы я подписал тебе практику? Тогда служи как следует. А служба твоя заключается в том, чтобы четко выполнять распоряжения старшего по пилотской бригаде». Служба под началом мересанца была нелегка, синие молодых вообще за людей не считают. Гасан завидовал Принцу, которого старпом не гонял туда-сюда, будто мальчика, и разговаривал уважительно, как с равным. Почему Принцу так везет? Неужели банально из-за того, что он принц?

Между прочим, Иоанн Фердинанд мог бы и помочь стажеру с проверкой секторов. Не за игру на гитаре ему жалованье платят. Но нет, ползать по рубке на коленях ниже достоинства проклятого аристократа. Что бы он делал, не будь на корабле стажера? Логика подсказывала: припахал бы кого-нибудь другого.

Дверь рубки отодвинулась, и появился адмирал Шварц. Не один: его сопровождал сероглазый блондин, стриженый под ежик, тоже с адмиральской звездой на рукаве. Вид изможденный, как после долгой болезни, но решительный. Аддарекху показалось, что он его узнал.

– Кэп?

– Блин! – с чувством произнес непривычно худой Гржельчик. – Что это за табор?

– Вот это – вахтенный офицер, – охотно объяснил Шварц. – Вон то – старший помощник, – Йозеф с недоверием уставился на мересанца в халате, с гитарой в руках. – А она – дежурный электрик, туда ее, – палец Шварца указал на голубокожую сереброволосую женщину с младенцем на руках, и Йозеф непроизвольно помотал головой, пытаясь прогнать наваждение.

– О Господи! Я точно на крейсере Земли?

– Не паникуй, Гржельчик. Это твой «Ийон Тихий», что же еще? А эти придурки – твой экипаж. Эй, вы! – гаркнул Шварц, и все невольно вытянулись по струнке. – Разрешите вам представить адмирала Гржельчика, командира этого корабля.

Как – командир корабля? Иоанн Фердинанд непонимающе распахнул глаза. «Ийоном Тихим» командовал Хайнрих Шварц. Почему он уходит?

Не сразу, но до него дошло. Он вспомнил бабу с «Анакина Скайуокера», которая требовала к микрофону капитана Гржельчика и очень удивилась, что на корабле нет такого человека. Выходит, это крейсер Гржельчика. Шварц временно командовал в его отсутствие, но теперь хозяин вернулся, и…

Иоанна Фердинанда вдруг настигло осознание, каким он предстал перед командиром «Ийона Тихого». Бархатный халат и гитара – полбеды, покричит, постыдит, и ладно. Женщину в худшем случае выгонит из рубки. Но ребенок на боевом корабле, за пультом… Он зажмурился, ожидая, что гром поразит его насмерть.

– Смесь дурдома с зоопарком, – хмуро резюмировал Гржельчик, повернулся и вышел из рубки, захлопнув за собой дверь. Гром не грянул.

Солнце здесь было такое же, как дома, только маленькое. Казалось, что оно далеко, но нет, просто диаметр звезды меньше. И грело оно в этих широтах хорошо, не то что на полярном континенте. Будь у т’Лехина выбор, он попросил бы для своего народа центральный материк. Увы, не выйдет: он заселен аборигенами, которые тоже любят тепло. Добром не уступят, а наглеть нельзя: Хао и без того поступилась своей территорией, надо знать меру и быть благодарным. Так велит честь. А если забыть о чести, Земля быстро напомнит, кто хозяин на Хао. Прекратит поставки зерна – и все, с тем же успехом можно было остаться на умирающей Мересань.

Обгоняя местные пассажирские дирижабли, мересанский джет зашел на посадку над одной из столиц Хао. Каждый обитаемый континент желал устроить резиденцию координатора именно у себя, а потому столиц было три, и координатор проводил в них по месяцу поочередно. Эта система казалась т’Лехину дурацкой, но лезть в чужой дом со своими правилами еще глупее. Все традиции, сложившиеся на Хао, ему придется принять. Не обязательно соблюдать, но уважать.

В центре аэропорта, как и во всех общественных местах, возвышались три идола – одна из тех самых традиций. Ему, как христианину, следовало бы отвернуться и перекреститься, но с точки зрения аборигенов это выглядело бы оскорблением. Отвести глаза не удавалось, идолы притягивали взгляд. В каком бы виде они ни представали – скульптурная группа, картина, лепнина, чеканка – внешность их была строго канонической. Суровый мужчина в стальном доспехе, в правой руке щит, в левой – арбалет, глаза прищурены, волосы заплетены в толстую косу, выбивающуюся из-под шлема – Воин. Мужик с обнаженным мускулистым торсом и выдающимися вперед скулами, густой хвост волос рассыпался по спине, ноги широко расставлены, надежно стоят на земле, в руках отбойный молоток – Горняк. И Мать-Кормилица в струящихся, ниспадающих одеждах; вокруг головы, покрывая волосы, обернут платок; колосья в вытянутых ладонях; миндалевидные глаза, глядящие чуть искоса; мерцающая, ускользающая улыбка. Лицо Салимы. Куда бы т’Лехин ни направлялся, оно преследовало его. То во снах, то – как сейчас – наяву. Идолы обещали жителям Хао мир, сытость и достаток. Т’Лехину во взоре Матери-Кормилицы навязчиво чудились иные обещания, несбыточные.

– Найдите машину, – приказал он одному из сопровождающих, надев защитный шлем.

Хао – электрический мир. Глупо надеяться, что аборигены ради новых соседей откажутся от того, на чем основана вся их жизнь. Мересанцы никогда не смешаются с коренным народом, не станут жить вместе, никто не ступит на опутанные проводами земли без острой нужды. Хао не быть единой планетой. Два мира в одном, ничего с этим не поделаешь.

Адмирал Гржельчик никого не убил. Ни Иоанна Фердинанда с его женами и детьми, ни Бена с Эйззой. Только прикрывал глаза всякий раз, как их видел, и беззвучно молился. Вскоре стало ясно, почему. Вместе с Гржельчиком на «Ийон Тихий» явилась девушка. Большеглазая симпатяшка с короткими золотистыми волосами, очень молоденькая. Иоанн Фердинанд предположил, что любовница: ну, а с чего иначе он стесняется ее показывать? Но Эйзза, простодушно и без комплексов расспросившая девчонку, опровергла его гипотезу:

– Дочка! – и добавила: – Она – кетреййи.

– Бред! – фыркнул он. – Как это дочь землянина может быть кетреййи?

– Не знаю, – Эйззу это не смущало, слишком многого она не знала и не понимала, не смущаться же всякий раз. – Но она точно кетреййи. Что я, свою не отличу?

Эйззе девочка очень понравилась. Взаимно. Хелена была донельзя счастлива, что кто-то не смотрит на нее со снисходительной жалостью, как на тупую. В кои-то веки у нее появилась подружка подходящего интеллектуального уровня – ну и что же, что взрослая? Йозеф вздыхал, глядя на Эйззин животик, но так и не приказал майору Райту забрать ее с корабля. Втихую он радовался, что Эйзза благотворно влияет на Хеленку: девочка проявляла чудеса общительности и оптимизма.