Темный исток

И боится до сих пор. Хотя и не понимает, что же они такое.

Я потянулся к проектору, и несколько секунд рассеяно вертел его между пальцев. Незнакомое доселе чувство тихонько поскребло в области сердца. Предвидение или намек?

Рассовав планшет, проектор и кредитный чип по карманам, я приготовился к погружению в пучину хаоса и деактивировал защиту.

Невообразимый гвалт, нахлынувший волной, едва не лишил меня слуха, и первые секунды пришлось очухиваться, словно от удара шоковой дубинкой. Только после того, как уши немного привыкли к грохоту басов и воплям посетителей, стремящихся их переорать, я начал разделять общую какофонию на отдельные фразы. Струнный квинтет инсектоидов-зуллан остервенело наяривал один из своих танцевальных хитов. Кое-кто из посетителей резво отплясывал в такт музыке, большинство же занимались тем, что обычно делали представители всех без исключения разумных рас, столкнувшихся в замкнутом пространстве – сметали стряпню криворукого (в самом буквальном смысле) повара, заливали съеденное горючими смесями, и далее по списку: ставки, задушевные беседы, споры, заигрывания и угрозы набить друг другу морду. В общем, настоящее веселье для цивилизованных отбросов.

Нацепив каменную мину и плащ, я отважно пустился в море потных и извивающихся тел, лавируя между ними, точно кораблик, заплутавший посреди слишком плотного астероидного поля. Мужественно неся себя сквозь это скопление, я надеялся, что никому из знакомых не приспичит посплетничать о странной красотке в синем платье, и добраться домой удастся без проволочек, а там уж и вдоволь пообниматься с подушкой.

А еще я немного побаивался предстоящего объяснения с Мекетом. Лейры, Яртелла – все это, как и в любой нормальной семье, считалось темой щекотливой. Хотя, когда большинство обывателей предпочитали просто не разговаривать о неприятном, то братец каждый раз будто с цепи срывался. Понятия не имею, за что, но он люто ненавидел все, что хоть немного касалось повелителей Теней.

И потому должен узнать о месте будущего назначения только после того, как наша славная «Ртуть» оторвется от Семерки.

– Эй, Мозголом! – Я был на полпути к выходу, когда не услышал, а скорее почувствовал оклик, легким уколом ткнувшийся между лопаток.

Мысленно выругавшись, я повернулся к столику, за которым заседал брат, и тут же удивленно выгнул бровь. Потому что столкнулся с пристальным взглядом амфибии в гидрокостюме, изо всех сил махавшей мне перепончатой конечностью.

– Поди-ка сюда!

Я не сдвинулся с места. Никто, кроме брата, не смел называть меня Мозголомом.

– Ну, чего уставился? Иди сюда, кому говорят! – продолжало орать существо, чей высокий гребень трепыхался, будто на невидимом ветру. Брат сидел рядом, уткнувшись носом в карты и то ли прикидываясь, то ли в самом деле ничего, кроме них, не замечая.

Я воздел очи горе и отправился выяснять, какие такие дела могли занести земноводное на седьмую луну Авиньона, где даже с фонариком не отыскать ни одного открытого водоема.

– Чего надобно? – Музыканты удалились на перерыв, так что орать необходимости не было.

Вблизи глазища гуманоида отливали ярко-алым, что неплохо контрастировало с общей синевой его (или ее?) чешуи, а приплюснутый нос явно не раз подправляли чужим кулаком. Глядя на меня, существо гаденько ухмылялось, демонстрируя ряд мелких, но довольно острых на вид зубов.

– Ты бы отсоветовал братцу делать новые ставки, не то к концу игры даже его поношенные штанцы принадлежать мне будут.

Возвращать подобные ухмылки с процентами я был настоящий мастер, так что даже не напрягся, когда с притворной вежливостью спросил:

– А ты из них не выскользнешь?

Кто-то из игроков негромко хохотнул, но я не отводил нарочито беспокойного взгляда от быстро меняющей цвет физиономии недостаточно разумного существа.

– Что ты сказал, головастик?! – пробулькало оно, угрожающе приподнимаясь. – Жизнь не дорога?

Я продолжал ухмыляться, нутром ощущая, что амфибия готова кинуться в драку.

И кинулась бы.

Если бы не холодное дуло мекетовского бластера, упершееся ей (или все-таки ему?) под ребра – аргумент, мгновенно заставивший гуманоида остыть и прижать пятую точку к стулу.

– Еще раз обратишься к моему братишке не по имени, я тебе гребешок сделаю в дырочку, – флегматично предупредил Мекет.

Амфибия посерела, затем торопливо и невразумительно прошамкала что-то вроде:

– А мне почем знать, как его звать?

В ответ Мекет отвел оружие и хлопнул открытой стороной ладони по гладкому и липкому на вид лбу. Влажный звук шлепка заставил, казалось, всю таверну содрогнуться от омерзения.

– Так у меня спроси, бестолочь! Да и с чего ты так в себя вдруг уверовал? – Мекет скосил взгляд прищуренных глаз на земноводное и, вальяжно откинувшись на стуле, скомандовал: – Открывайся!

Склизкий тип безропотно бросил на стол карты рубашкой вниз, продемонстрировав набранную комбинацию, довольно-таки весомую, судя по тому, как неуверенно заерзали другие игроки.

– Как дела? – на всякий случай спросил я брата.

– Как по маслу, – буркнул тот, переводя цепкий взгляд с одного соперника на другого, в ожидании, когда те откроют набранные карты. – Полно времени, чтоб отыграться.

Так и знал! Закатив глаза, я негромко застонал:

– Опять, что ли?!

Мекет поморщился, будто его зубная боль одолела.

– Молю, давай отложим момент моего ментального изнасилования!

– А толку-то? – вспыхнул я.

Он не ответил и вместо этого воспользовался излюбленной тактикой: перевел тему.

– Куколка аванс оставила?

– Угу.

– Сколько условились?

– Да.

Братец широко ухмыльнулся, не переставая наблюдать, как соперники один за другим выкладывают карты на стол.

– Ну и славно.

Счастливая рожа Мекета только подпортила мне настроение.

– Вылетаем на рассвете, – напомнил я.

– Ага. – Вялый ответ дал понять, что детали отлета его не волнуют. Ну что ж, сам напросился.

– В пять часов.

– Да помню я! – Брат в порыве страсти смачно шлепнул проплывавшую мимо официантку по мягкому месту. Телла (кажется, так ее звали) жеманно захихикала, едва не опрокинув на заседавшую по соседству компанию здоровяков-динетинов поднос с напитками.

А я еще переживал!

– Не вздумай опаздывать.

– Не дрейфь, – весело откликнулся братец, важно опуская карточный веер поверх остальных. – Все равно без своего капитана «Ртуть» никуда не полетит.

– Это ты так думаешь. – Я скосил взгляд на карты. Кажется, он выиграл. Хотя полной уверенности у меня не было. Насколько Мекет считался заядлым картежником, настолько же я терпеть не мог игры подобного толка.

Секунду-другую понаблюдав за цирком, я, наконец, сказал:

– Все. Иду спать

Брат кивнул:

– Беги. Я тоже скоро подтянусь. – Его взгляд задержался на мерно покачивающихся при ходьбе выпуклостях официантки. – А может быть, и нет.

Нарочито громко фыркнув, я направился к барной стойке, чтобы, наконец, расплатиться по накопленным счетам.

– Ну что, сегодня фартит? – с усмешкой спросил Толиус Мар’хи, кивнув в сторону Мекета и в то же время проворно сгребая брошенные мною риммкоины под стойку.

Я оглянулся на игорный стол. Брат, пересчитывая выигрыш, выглядел вполне довольным жизнью.

– А ему всегда поначалу фартит. Зато если войдет в раж, то тормозов не знает.

Толиус хохотнул, встопорщив серебристые чешуйки над верхней губой, похожие на пышные человеческие усы.

– Ну, это ты загнул. Не припомню такого, чтоб Мекет Динальт спустил в игре больше, чем сам изначально задумал, – заметил старик. – Тут, понимаешь ли, нет такого игрока, кто мог бы мухлевать за столом почище твоего братца.

Только из вежливости к старому Толу я заставил себя улыбнуться. Во всех смыслах слова хозяина таверны были слабым утешением, да и на комплимент не тянули.

Я проверил собственную кобуру, обмотал низ лица шарфом, спрятал глаза за стеклами защитных очков, набросил на голову капюшон и, попрощавшись, вышел вон.

Глава 2

Засада

Ночи на Семерке частенько выдавались холодными. За короткий день каменистая поверхность луны не успевала как следует прогреться и с заходом солнца остывала слишком быстро. Вдобавок ко всему, бесконечные сквозняки, циркулирующие меж угловатых и приземистых построек космопорта, вокруг которого и сформировался местный городишко, поднимали в воздух песчинки и другой мелкий мусор, отчего обыкновенная вечерняя прогулка превращалась в то еще увеселение. Не укрыв хорошенько лицо, любой рисковал не только надышаться пыли, но и здорово исцарапаться.

В небе взошел бледно-голубоватый Авиньон, как обычно, окруженный целой свитой мелких и гораздо менее гостеприимных, чем Семерка, спутников. Семь сестер, как их называли – единственное достоинство всей звездной системы.

Я торопливо шагал по широким улочкам Глосса, кутаясь в полы плаща и низко наклонив голову. Из-за взвеси, наполнивший воздух над городком, разбирать дорогу получалось с трудом. Вопли дерущихся за остатки чьего-то ужина птиц, сильно приглушенные завываниями ветра, слышались то тут, то там. Редкие фонари, торчащие из-под крыш тесно пристроенных друг к другу домишек, кое-как просвечивали ночь. Даже огромный бледнеющий в пыльном ореоле планетарный диск мало чем им помогал. Идти приходилось скорее по памяти. Благо до тринадцатого причального дока, где и обосновался на неопределенное время наш с братом звездолет, было рукой подать.

Днем городок выглядел оживленней. Мелкие лавчонки распахивали ставни и развертывали шатры, а их хозяева выкатывались на улицу и чуть ли не врукопашную сражались за редкого покупателя. Предлагали в основном всякого рода побрякушки, милые, но все-таки нацеленные на залетных гостей, – единственных, кого могли заинтересовать изделия местных умельцев. И только по ночам все население Глосса как будто вымирало, а на смену честным (в самом широком смысле этого слова) торговцам и путешественникам вылезали мелкие разбойничьи группировки, ведшие постоянные войны за тот или иной квартал. Мекет к этим бандам относился философски, нередко используя их как осведомителей. Брату нравилось держать руку на пульсе, а мне – что он не пытается сделать нас друзьями. И потому, забредая на чужую территорию после заката, приходилось держать ухо востро – мало ли что могло взбрести в голову обожравшимся солей головорезам.

Ветер с каждой минутой крепчал, раздувая полы моего плаща почти параллельно земле. Глубокий капюшон норовил слететь с головы, так что его приходилось придерживать. Мелкие серебристые песчинки скребли по стеклам очков, сильно снижая видимость, и потому я не увидел, а, скорей, почувствовал рядом с собой присутствие кого-то еще.

Я замер как вкопанный и первым делом потянулся за бластером.

– Кто здесь?

Небольшой пылевой смерч, прокатившийся мимо, подхватил этот вопрос и унес в неизвестность. Я понимал, что задерживаться на улицах дольше положенного небезопасно, но все равно не мог заставить себя сдвинуться с места. Прислушивался и ждал.

Чего? Хороший вопрос.

Меня будто что подтолкнуло повернуть голову вправо – к узкому проулку, пролегавшему меж пары совершенно одинаковых двухэтажных домиков, – и разглядеть в полутьме приземистую тушу прямоходящей ящерицы, на миг появившейся и тут же пропавшей из виду.

В обычной ситуации я бы уже давно дал стрекача, однако яркий ядовито-желтый треугольник, красовавшийся на квадратной морде курсу, вынудил меня пробормотать:

– Шубит?

Рука на бластере мгновенно вспотела. Дурное предчувствие ударило по сердцу тонкой иголкой, а в голове возник новый вопрос: что клану Феб здесь понадобилось?

Недавняя стычка в «Деле о старухе и вилке» неприятно зашевелилась в памяти. В тот день стая разумных, но донельзя обозленных рептилий с планеты Ним’Ар пыталась похитить старую огианку, а мы с Мекетом как могли старались им в этом помешать. Пока брат и огианка надеялись улизнуть через черный ход, мне пришлось в одиночку отбиваться от этих низкорослых големов вилкой! Каким-то чудом я все же сумел проделать несколько дырок в бронированной морде главаря банды, но старуху мы, увы, потеряли. От ран, полученных в потасовке, огианка скончалась, оставив курсу ни с чем. Вполне закономерно, что после этого ни меня, ни Мекета они друзьями не считали. Я предупреждал брата, что ответная пакость себя ждать не заставит. Клан Феб не прощал оскорбления, особенно когда они наносились кем-то, кого сами ящеры привыкли считать разумниками второго сорта.

Любой другой разумник на моем месте, зная все это, не раздумывая, повернул бы назад. Но в том-то и беда, что я отличался от большинства. И не по каким-то там заоблачным причинам, как можно было предположить. Проблемой служило мое неуемное любопытство, которое, вопреки рассудку, и толкало меня на рожон.

Вот как сейчас.

Ослабив застежку на кобуре, я с достойной мыши-песчанки осторожностью подкрался к проулку и внимательно вгляделся в густеющий полумрак. Ящерицы не наблюдалось. Словно она в воздухе растворилась.

Несколько мгновений простояв в недоумении, я попытался придумать, куда курсу мог подеваться. Времени добежать до поворота у него не было, а карабкаться по отвесным каменным стенам его вид и вовсе не умел. Идею, что ящер померещился мне от усталости, я даже не рассматривал. Чутье твердило: головорез из банды фебов был здесь – вне всяких сомнений, – а теперь пропал.

Вот только куда? Невидимкой стал, что ли?

На всякий случай проверив двери обоих домов, но так и ничего этим и не добившись, я в растерянности почесал подбородок. Дурное предчувствие не исчезло, но что с ним делать, мне было неведомо. Оставалось одно – вернуться на улицу и продолжить путь.

Я было так и поступил – уже поворачивался, чтобы убраться вон, как вдруг услышал щелчок взводимого затвора. И пока пытался сообразить, откуда звук, получил в грудь парой разрядников.

Тряхануло так, что пришлось позабыть, где верх, а где низ. От острой боли скрутило все тело, в глазах помутнело. Я успел только пикнуть, прежде чем пыльный ночной Глосс свернулся в трубочку и растворился в темноте.

Прийти в сознание удалось лишь спустя какое-то время, да и то благодаря непрекращающейся тряске и болезненным ударам головой о нечто твердое.

Очнуться, чтобы постановить: дела мои плохи.

Вся хитрость треклятого курсу заключилась в том, что он додумался применить генератор маскировки. Пыльная буря и технологии, редко попадавшиеся на Семерке, сделали низкорослую рептилью тушу практически невидимой. Чешуйчатая тварь никуда не сбегала, но преспокойно ждала, когда я, привлеченный ее рожей, подойду достаточно близко, чтобы схлопотать шокером. Стоило оказаться на утоптанном песке без чувств, феб схватил меня за лодыжки и потащил в одном ему известном направлении.

Положение помойного мешка, собирающего по пути все какие можно ухабы и рытвины, оказалось крайне невыгодным. Не представляя, что с этим делать, я попытался не впадать в отчаяние и обратился к похитителю:

– Эй ты, чертова ящерица! Отпусти меня, слышишь?! Отпусти, иначе пожалеешь! – Ну да, ничего более вразумительного, чем оскорбления и вопли, я в тот момент придумать не смог.

Ящер прикинулся, будто не слышит, легонько тряхнул головой и постарался сделать так, чтобы я ребрами сосчитал россыпь мелких камушков.

Это меня не заткнуло.

– Куда ты меня тащишь, идиот?! Кому говорят, отпусти сейчас же!

Реакция осталась прежней.

Тогда я вспомнил про оружие, что болталось на поясе. Но, попытавшись дотянуться до него, понял, что не могу пошевелиться. Вообще. Мышцы просто отказывались подчиняться.

Паника нахлынула волной.

Я открыл рот и заорал в надежде, что мой вопль привлечет хоть чье-то внимание. Наивный идиот.

Движение вперед прекратилось. Что-то большое и темное загородило звезды – единственное, что я мог видеть с этого ракурса, – потом в нос ударил резкий запах мертвечины, и перед самым лицом клацнула зубастая пасть.

– Еще раз заорешь, я тебе язык откушу, – прорычал курсу, глядя мне прямо в глаза. – А будешь вести себя хорошо, может быть, останешься в живых. Усек?

Я торопливо кивнул, хоть и отметил, что он не сказал «невредимым».

– Хороший мешок. – Ящер снова схватил меня за ноги и поволок дальше.

Не уверен, но, кажется, мы преодолели несколько перекрестков, прежде чем страх отступил, и меня снова разобрало любопытство.

– Чего тебе от меня надо?

Ответ оказался до ужаса предсказуемым.

– Клану Феб не нравится, когда его пытаются надуть. Клану Феб нужно, чтобы мешок передал небольшое послание Динальту.

Ничего нового, удивительного, а главное – неожиданного. Я, конечно, здорово сглупил, когда купился на этот простецкий трюк с маскировкой. Но это вовсе не значило, будто теперь смирюсь и позволю курсу надо мной надругаться. К счастью, паралич понемногу отступал, а мысль о бластере, которым я вот-вот поджарю тучный фебов зад, согревала душу.

Только бы он не вспомнил про бластер! Только бы не вспомнил!

В надежде отвлечь внимание курсу разговором, я поинтересовался:

– Что за послание? И почему нельзя было обойтись без всех этих выкрутасов?

Но ящер раздраженно рыкнул:

– Потому что нельзя! Мешок слишком болтлив.

Стало очевидным, что хищные фебовские морды что-то задумали. И, судя по тому, насколько кровожадными считали их даже собственные сородичи, это «что-то» было очень неприятным и крайне болезненным.

Стиснув зубы, я попытался подавить вновь накативший приступ паники и насколько мог спокойно проговорил:

– Ну а напрягаться так зачем? Обсудили бы все как деловые разумники.

Курсу притормозил и оглянулся. Крошечные желтые глазки кровожадно сверкнули.

– Мешку не положено рассуждать. Мешок должен молчать. Клан Феб все решит.

Я предпочел не спорить. Дождавшись, когда мы возобновим движение, еще раз попробовал дотянуться до бластера. Безуспешно. Конечности горели огнем, но толку от них по-прежнему было немного.

Мы миновали несколько коротеньких улочек, совершили парочку поворотов и, к еще большему моему удивлению, вынырнули прямиком к возведенному у скалистого уступа открытой воронкой доку номер тринадцать. Узкие изогнутые кпереди крылья «Ртути» и длинный, тонкий нос цвета старинного серебра едва заметно выглядывали из сумрака распахнутых дверей дока. Ветер продолжал глумливо завывать.

Видимо, курсу намеренно избрал самую долгую дорогу к докам, чтобы мне пришлось подольше биться головой о кочки, а заодно, чтобы я не сразу сообразил, куда он меня тащит. Одно только во всем этом виделось странным: зачем было напрягаться и волочь меня силой туда, куда я и так направлялся?

– Ну и стоило оно того? Я же сюда и шел! Мог бы просто подождать и высказать все, что на уме созрело. – При этом я не стал добавлять, что по моему отнюдь не скромному мнению, сложные мысли едва ли сей чешуйчатый разум хоть когда-нибудь посещали.

Курсу опять оглянулся. Судя по роже, он даже не рассматривал такой вариант. Только с запоздалой мстительностью рыкнул:

– Мешок красиво дергается.

Жжение в руках сменилось покалыванием. Хороший знак, верно?

Я хмыкнул и пробормотал:

– Чего еще ждать от варваров?

Ящер это услышал и, кажется, даже обиделся. Глаза его вспыхнули желтым огнем, а похожая на кусок фонарного столба лапища схватила меня за грудки.

– Мешок что-то сказал? – пророкотал феб, подтянув мое лицо на уровень своих глаз. Учитывая существенную разницу в росте, со стороны это наверняка выглядело не так эффектно, как ему хотелось бы.

Я постарался улыбнуться. Из-за специфической вони, окружавшей блестящую тушу ящера стойким облаком, дышать приходилось через рот. Но это был один из тех моментов, что выпадают лишь раз, и упускать его я не собирался.

Пока курсу сверлил меня своим жутким взглядом в упор, я чудовищным усилием воли заставил по-прежнему казавшуюся чужой руку незаметно опуститься на кобуру. Пальцы слушались плохо, но с горем пополам все-таки нащупали вытяжной ремешок.

– Я сказал, – проговорил я вкрадчиво, – что мешком сейчас станешь ты.

Курсу злобно зарычал. Его пасть приоткрылась, обнажив двойной ряд острейших зубов. Предназначенные рвать сырое мясо и перемалывать кости, они грозили сомкнуться на моем лице.

– Мешок допрыгался!

Я понял, что он прав, когда мокрой от пота ладонью скользнул по гладкой коже ремешка и не сумел вытянуть бластер. Сердце ушло в пятки вместе с остатками того, что у людей обычно называют достоинством, а на их месте образовалась холодная пустота.

Пасть курсу раззявилась так, будто он собрался проглотить меня целиком. Повеяло смертью.

Я крепко зажмурился, мысленно приготовившись к боли. Как вдруг…

– Отпусти парня, Турса.

Голос показался знакомым, но убедиться в этом я смог лишь после того, как снова очутился на утоптанном песке. Проследив за разочарованным взглядом курсу, направленным в сторону ангара, я увидел, как в широкое пятно фонарного света одна за другой вползают коренастые фигурки. Их было пятеро и все в одинаковых летных комбинезонах цвета запекшейся крови и с желтым треугольником на мордах.

Я уставился на того, что стоял посередине маленькой группки и выглядел зловредней других, и выдавил неискреннюю улыбку:

– Доброго вечера, Треззла.

– Риши, – кивнул тот. – Как поживаешь?

Критически оценив ситуацию, я ответил:

– Вы знаете, не так чтоб очень уж хорошо. У нас тут недопонимание с вашим парнем.

– Недопонимание, говоришь? – протянул Треззла. Глазки его недобро блеснули. – А по-моему, все понятней некуда. Не так ли, Турса?

– Так точно, босс.

Я сглотнул. Дело дрянь.

– Так это вы его подослали? Зачем?

Угловатая морда Треззлы, казалось, была шире, чем у остальных. Он плотоядно облизнулся.

– Проверка. Хотел узнать, годится он в качестве пополнения или нет.

– И как? – спросил я скорей инстинктивно, чем из искреннего любопытства. – Прошел он ее?

– Вот сейчас и выясним. – С этими словами Треззла вынул из-за пояса длиннющий с крупными зазубринами охотничий нож и повертел им перед собой, словно любуясь. – Вот скажи, чего твоему братцу на жопе ровно не сиделось? Зачем потащился за нами на Бештат?

Пустота внутри меня как будто увеличилась в размерах. История с похищением начала обретать логику и какую-никакую стройность. Предводителем клана Треззла стал совсем недавно, а если точнее, то сразу за тем, как моя вилка и старания Мекета оборвали жизнь его предшественника. И, похоже, вместо того, чтобы счастливо почивать на лаврах, Треззла решил укрепить свою власть, затеяв план с местью. Хитро, но не так чтобы очень.

Паралич к этому моменту окончательно отступил, так что я без усилий развел руками:

– Мекет меня в свои планы не посвящает.

Треззла прищурился и клацнул зубами.

– Врешь! Думаешь, я не знаю, что идея сорвать нам операцию с самого начала исходила от тебя? Думаешь, до меня не дошел слушок, что именно ты науськал братца спасти шкуру старой ведьмы? Или я не видел, что вилка, оборвавшая жизнь Шубита, была зажата не в чьей-нибудь, а в твоей тощей ручонке?!

Вот же! В следующий раз надо думать, что и где говорю. Если этот следующий раз еще, конечно, будет.

– Ну, откровенно говоря, то была лишь самооборона, – попытался защититься я. – К тому же, если бы… Шубит? Так вот, если бы он не пытался откусить мне руку, я бы и не подумал на него нападать.

– Вот оно как получается. – Новый главарь фебов сокрушенно покачал головой. – Что ж, тогда считай то, что сейчас произойдет маленькой неудачей. – Он отвернулся и совершенно будничным тоном обратился к ящеру, которого назвал Турсой: – Шубит хотел откусить ему руку. Знаешь, что это значит?

– Что рука его теперь наша, – ухмыльнулся Турса.

Треззла кивнул и перебросил ему тесак:

– Отрежь ее.

Если б не очки, мои глаза из орбит бы, наверное, выпрыгнули. Я попытался отползти и заорал:

– Чего?!! Вы спятили, что ли?!! Собираетесь резать меня?! Будто дикари?!!

Хотя чего я, спрашивается, ожидал? Они ж и были самыми настоящими дикарями. С некоторым доступом к высоким технологиям.

Турса, ловко перехватив нож за рукоять, вытащил длиннющий язык и с воодушевлением облизал собственные ноздри. Он наступал.

– Погодите! – в последний раз попытался я воззвать к здравому смыслу, не в силах оторвать взгляда от устрашающего блеска ножа. Сердце бешено билось о ребра. Или это было уже не сердце?.. В глубине своего естества я вдруг ощутил, как нечто неопознанное, но, без сомнения, могучее выбралось из ящика и заполнило собой образовавшуюся пустоту. – Не порите горячку! Скоро придет Мекет! Уверен, мы сможем договориться! Не делайте глупостей!

Но Треззла остался непреклонен.

– Мы уже договорились, парень: рука в обмен на жизнь. Но это сейчас. А на будущее: продолжишь путаться под ногами, заберем еще какую-нибудь часть. Так братцу и передай. И добавь: пусть пока радуется жизни.