Темный исток

И боится до сих пор. Хотя и не понимает, что же они такое.

Я потянулся к проектору и несколько секунд рассеяно вертел его между пальцев. Незнакомое доселе чувство тихонько поскребло в области сердца. Предчувствие или намек?

Рассовав инфопад, проектор и кредитный чип по карманам, я деактивировал защиту и приготовился к погружению в пучину хаоса.

Невообразимый гвалт, нахлынувший волной, едва не лишил меня слуха, и первые секунды пришлось очухиваться, словно от удара шок-дубинкой. Только после того, как уши немного привыкли к грохоту басов и воплям посетителей, стремящихся их переорать, я начал разделять общую какофонию на отдельные фразы. Струнный квинтет инсектоидов-зуллан остервенело наяривал один из своих танцевальных хитов. Кое-кто из посетителей резво отплясывал в такт музыке, большинство же занимались тем, что обычно делали представители всех без исключения гуманоидных рас, столкнувшихся в замкнутом пространстве: сметали стряпню криворукого (в самом буквальном смысле) повара, заливали съеденное горючими смесями, и далее по списку: ставки, задушевные беседы, споры, заигрывания, кто-то грозил набить кому-то морду. В общем, веселились, как подобает цивилизованным отбросам.

Нацепив каменную мину, я отважно пустился в море потных и извивающихся тел, лавируя между ними, точно кораблик, заплутавший посреди слишком плотного астероидного поля. Хотелось надеяться, что никому из знакомых не приспичит посплетничать о странной красотке в синем платье, и я спокойно доберусь до дома, где и засну блаженным сном мертвеца.

А еще я немного побаивался предстоящего объяснения с Мекетом. Лейры, Яртелла – все это, как и в любой нормальной семье, у нас считалось темой запретной. Но если большинство обывателей предпочитали просто не разговаривать о неприятном, то братец каждый раз будто с цепи срывался. Он люто ненавидел все, что хоть немного касалось повелителей Теней!

И потому должен был узнать о месте будущего назначения только после того, как наша славная «Ртуть» оторвется от Семерки.

– Эй, Мозголом! – Я был на полпути к выходу, когда не услышал, а скорее почувствовал оклик, легким уколом ткнувшийся между лопаток.

Мысленно выругавшись, я повернулся к столику, за которым заседал брат, и тут же удивленно выгнул бровь. Потому что столкнулся с пристальным взглядом амфибии в гидрокостюме, изо всех сил махавшей мне перепончатой конечностью.

– Поди-ка сюда!

Я не сдвинулся с места. Никто, кроме брата, не смел называть меня Мозголомом.

– Ну, чего уставился? Иди сюда, кому говорят! – продолжало орать существо, чей высокий гребень трепыхался, будто на ветру. Брат сидел рядом, уткнувшись носом в карты и то ли прикидываясь, то ли в самом деле ничего, кроме них, не замечая.

Воздев очи горе, я пошел выяснять, какие такие дела могли занести земноводное на Семерку, где даже с фонариком невозможно было сыскать ни одного открытого водоема.

– Чего надобно, перепонка? – Музыканты удалились на перерыв, так что надрывать глотку необходимости уже не было.

Вблизи глазища гуманоида отливали ярко-алым, что неплохо контрастировало с общей синевой его (или ее?) чешуи, а приплюснутый нос явно не раз подправляли чужим кулаком. Глядя на меня, существо гаденько ухмылялось, демонстрируя ряд мелких, но довольно острых на вид зубов.

– Ты бы отсоветовал братцу делать новые ставки, не то к концу игры даже его поношенные штанцы принадлежать мне будут.

Возвращать подобные ухмылки с процентами я был настоящий мастер, так что даже не перенапрягся, когда вежливо спросил:

– А ты из них не выскользнешь?

Кто-то из игроков негромко хохотнул, но я не отводил нарочито беспокойного взгляда от быстро меняющей цвет физиономии недостаточно разумного существа.

– Что ты сказал, головастик?! – пробулькало оно, угрожающе приподнимаясь. – Жизнь не дорога?

Я продолжал ухмыляться, нутром ощущая, что амфибия готова кинуться в драку.

И кинулась бы.

Если бы не холодное дуло мекетовского бластера, упершееся ей (или все-таки ему?) под ребра – аргумент, заставивший гуманоида мгновенно остыть и прижать пятую точку обратно к стулу.

– Еще раз обратишься к моему братишке не по имени, я тебе гребешок сделаю в дырочку, – флегматично предупредил Мекет.

Амфибия посерела, затем торопливо и невразумительно прошамкала что-то вроде:

– А мне почем знать, как его звать?

В ответ Мекет отвел оружие и хлопнул открытой стороной ладони по гладкому и липкому на вид лбу. Влажный звук шлепка заставил, казалось, всю таверну содрогнуться от омерзения.

– Так у меня спроси, бестолочь! Да и с чего ты так в себя уверовал вдруг? – Мекет скосил взгляд прищуренных глаз на земноводное и, вальяжно откинувшись на стуле, скомандовал: – Открывайся!

Склизкий тип безропотно бросил на стол карты рубашкой вниз, продемонстрировав набранную комбинацию, довольно-таки весомую, судя по тому, как неуверенно заерзали другие игроки.

– Как дела? – на всякий случай спросил я брата.

– Как по маслу, – буркнул тот, переводя цепкий взгляд с одного соперника на другого, в ожидании, когда они откроют набранные карты. – Полно времени, чтоб отыграться.

Так и знал! Закатив глаза, я негромко застонал:

– Опять что ли?!

Мекет поморщился, будто его зубная боль одолела.

– Молю, давай отложим момент моего ментального изнасилования!

– А толку-то? – вспыхнул я.

Он не ответил и вместо этого воспользовался излюбленной тактикой: перевел тему.

– Куколка аванс оставила?

– Угу.

– Сколько условились?

– Да.

Братец широко ухмыльнулся, не переставая наблюдать, как соперники один за другим выкладывают карты на стол.

– Ну и славно, – вдохновенно пробормотал он.

Счастливая рожа брата только подпортила мне настроение.

– Вылетаем на рассвете, – напомнил я.

– Ага. – Вялый ответ дал понять, что детали отлета его не волнуют. Ну что ж, сам напросился.

– В пять часов.

– Да помню я! – Мекет в порыве страсти смачно шлепнул проплывавшую мимо официантку по мягкому месту. Телла (кажется, так ее звали) жеманно захихикала, едва не опрокинув на заседавшую по соседству компанию динетинов поднос с напитками.

А я еще переживал!

– Не вздумай опаздывать.

– Не дрейфь, – весело откликнулся братец, важно опуская карточный веер поверх остальных. – Все равно без своего капитана «Ртуть» никуда не полетит.

– Это ты так думаешь. – Я скосил взгляд на карты. Кажется, он выиграл. Хотя полной уверенности у меня не было. Насколько Мекет считался заядлым картежником, настолько же я терпеть не мог игры подобного толка.

Секунду-другую понаблюдав за цирком, я, наконец, сказал:

– Все. Иду спать

Брат кивнул:

– Беги. Я тоже скоро подтянусь. – Его взгляд вновь задержался на мерно покачивающихся при ходьбе выпуклостях официантки, и он прибавил: – А может быть, и нет.

Нарочито громко фыркнув, я направился к барной стойке, чтобы расплатиться по накопленным счетам.

– Ну что, сегодня фартит? – с усмешкой спросил альбинос Толиус Мар’хи, кивнув в сторону Мекета и в то же время проворно сгребая брошенные мною риммкоины под стойку.

Я оглянулся на игорный стол. Брат, пересчитывая выигрыш, выглядел вполне довольным жизнью.

– А ему всегда поначалу фартит. Зато если войдет в раж, то тормозов не знает.

Мар’хи хохотнул, встопорщив серебристые чешуйки над верхней губой, похожие на пышные человеческие усы.

– Ну, это ты загнул. Не припомню такого, чтоб Мекет Динальт спустил в игре больше, чем сам изначально задумал, – заметил мект. – Тут, понимаешь ли, нет такого игрока, кто мог бы мухлевать за столом почище твоего братца.

Только из вежливости к старому Толу я заставил себя улыбнуться. Во всех смыслах слова хозяина таверны были слабым утешением, да и на комплимент не тянули.

Я проверил собственную кобуру, натянул на глаза защитные очки, набросил на голову капюшон и, попрощавшись, вышел на улицу.

Ночи на Семерке частенько случались холодными. За короткий день каменистая поверхность луны не успевала как следует прогреться и с заходом солнца остывала слишком быстро. Вдобавок ко всему, бесконечные сквозняки, циркулировавшие меж угловатых и приземистых построек космопорта, вокруг которого и сформировался местный городишко, поднимали в воздух песчинки и другой мелкий мусор, отчего обыкновенная вечерняя прогулка превращалось в то еще увеселение. Не укрыв хорошенько лицо, любой рисковал не только надышаться пыли, но и здорово поцарапаться.

В небе взошел бледно-голубоватый Авиньон, как обычно окруженный целой свитой мелких и гораздо менее гостеприимных, чем Семерка, спутников. Необыкновенное зрелище считалось единственным достоинством всей звездной системы целиком.

Большего от Авиньона и его так называемых сестер ждать было нечего.

Я торопливо шагал по широким и пустынным улочкам Глосса, кутаясь в полы кожаной накидки и низко склонив голову. Из-за весящего в воздухе облака пыли разбирать дорогу удавалось с трудом. Вопли дерущихся за мусор птиц, сильно приглушенные воем мечущегося меж зданий ветра, слышались то тут, то там. Редкие фонари, торчащие из-под крыш тесно пристроенных друг к другу домов, кое-как просвечивали ночь. Даже огромный бледнеющий в пыльном ореоле планетарный диск мало чем мог им помочь. Идти приходилось скорее по памяти. Благо, до тринадцатого причального дока, где и обосновался на неопределенное время наш с братом звездолет, было рукой подать.

Днем городок выглядел оживленней. Мелкие лавчонки распахивали ставни и развертывали шатры, а их хозяева наперебой предлагали товар на любой, как они сами любили выражаться, вкус. В основном то были всякого рода побрякушки, милые, но все-таки нацеленные на залетных гостей, – единственных, кого могли заинтересовать изделия местных умельцев. И только по ночам все население Глосса как будто вымирало, а на смену честным (в самом общем смысле этого слова) торговцам и путешественникам вылезали мелкие разбойничьи группировки, ведшие постоянные войны за тот или иной квартал. Мекет к этим бандам относился философски, нередко используя их как осведомителей. Брату нравилось держать руку на пульсе, а мне – что он не пытается сделать нас друзьями. И потому, забредая на чужую территорию после захода солнца, я невольно начинал держать ухо востро – мало ли что могло взбрести в голову обколовшимся солями головорезам.

Ветер с каждой минутой крепчал, раздувая полы моей накидки почти параллельно земле. Глубокий капюшон то и дело норовил слететь с головы, так что его постоянно приходилось придерживать рукой. Песок скреб по стеклам очков, снижая видимость почти до нуля.

И все же я заметил квадратную морду курсу, когда та высунулась из-за ближайшего поворота, а мигом позже растворилась в густом облаке пыли. Я бы прошел мимо, если б не примечательный ярко-желтый треугольник, красовавшийся на плоском лбу. До боли знакомый треугольник.

Я застыл. Дурное предчувствие кольнуло сердце тонкой иголкой. Что клану Феб здесь понадобилось?

Недавняя стычка в «Деле о страхе и вилке» неприятно зашевелилась в памяти. Вооружившись столовым прибором на манер кинжала, я как мог отбивался от стаи разумных, но обозленных рептилий с планеты Ним’Ар, пока Мекет пытался вывести старую огианку через черный ход. Каким-то чудом мне удалось проделать несколько дырок в упрямой морде одного из низкорослых големов, но старуху мы, увы, потеряли. От ран, полученных в потасовке, огианка скончалась. А мы вместе с курсу остались ни с чем, и разошлись далеко не друзьями.

Я предупреждал брата, что ответная пакость себя ждать не заставит. Клан Феб тяжко переживал оскорбления, особенно когда они наносились кем-то, кого сами курсу привыкли считать людьми второго сорта.

Вроде меня.

На всякий случай опустив ладонь на рукоятку бластера, я осторожно заглянул за злосчастный поворот и внимательно всмотрелся в густеющий там полумрак.

Никакой ящерицы и близко не наблюдалось, словно она в воздухе растворилась.

Несколько секунд простояв в недоумении, я попытался придумать, куда курсу мог подеваться. Времени добежать до следующего поворота у морды бы не хватило, а карабкаться по отвесным каменным стенам ее вид и вовсе не умел. Идею о том, что наемник попросту привиделся, я даже не рассматривал. Но не потому что был убежденным материалистом. Просто мне никогда не приходилось не доверять собственным глазам. Головорез из банды фебов был здесь – вне всяких сомнений, – высматривал меня, а теперь куда-то пропал.

Вот только куда? Невидимкой что ли стал?

На всякий случай проверив единственную дверь, что выходила на эту сторону улицы, я в задумчивости повертел головой, но так никого и не заметил. Развернулся было, чтобы пойти обратно. Но тут услышал легкий щелчок взводимого затвора. И пока пытался сообразить, откуда звук, получил в грудь парой тоненьких разрядников.

Тряхануло так, что я напрочь забыл, где верх, а где низ. Яркая вспышка ослепила. От строй боли скрутило все тело. Пыльный ночной Глосс свернулся в трубочку, а сам я, под собственный и довольно протяжный вопль, провалился в темноту.

Лишь спустя какое-то время, да и то благодаря непрекращающейся тряске и болезненным ударам головой о нечто твердое, мне удалось вернуться в сознание и постановить, что дела плохи.

Вся хитрость треклятого курсу заключилась в том, что он додумался применить простейший генератор маскировки. Пыльная буря и дешевые технологии сделали низкорослую рептилью тушу практически невидимой. Чешуйчатая тварь никуда не сбегала, но преспокойно ждала, когда я, привлеченный ее рожей, подойду достаточно близко, чтобы схлопотать электрошокером. Едва я оказался на утоптанном песке без чувств, фебовец схватил меня за лодыжки и потащил в одном ему известном направлении.

Положение помойного мешка, собирающего по пути все какие можно ухабы и рытвины, оказалось крайне невыгодным, и я попытался разговорить похитителя.

– Эй ты, чертова ящерица! Отпусти меня, слышишь?! Отпусти, иначе пожалеешь! – Ну да, ничего более вразумительного, чем оскорбления и вопли, я в тот момент придумать не смог.

Ящер сделал вид, будто не слышит, легонько тряхнул головой и постарался сделать так, чтобы я ребрами сосчитал россыпь мелких камушков.

Это меня не заткнуло.

– Куда ты меня тащишь, идиот?! Кому говорят, отпусти сейчас же!

Реакция осталась прежней.

Тогда я вспомнил про оружие, что болталось на поясе. Но, попытавшись дотянуться до него, понял, что не могу пошевелиться. Вообще. Мышцы перестали слушаться.

Паника нахлынула волной.

Я открыл рот и заорал в надежде, что мой вопль привлечет хоть чье-то внимание. Наивный идиот.

Вдруг движение вперед прекратилось. Что-то большое и темное загородило звезды – единственное, что я мог видеть с этого ракурса, – потом в нос ударил резкий запах мертвечины, и перед самым носом клацнула зубастая пасть.

– Еще раз заорешь, я тебе язык откушу, – прорычал курсу, глядя мне прямо в глаза. – А будешь вести себя хорошо, может быть, останешься в живых. Усек?

Я торопливо кивнул, хоть и отметил, что он не сказал «невредимым».

– Хороший мешок, – кивнул ящер, снова схватил меня за ноги и поволок дальше.

Не уверен, но, кажется, мы преодолели несколько перекрестков, прежде чем страх отступил, и меня снова разобрало любопытство.

– Зачем ты меня похитил?

Ответ оказался до ужаса предсказуемым.

– Клану Феб не нравится, когда его пытаются надуть. Клану Феб нужно, чтобы мешок передал небольшое послание Динальту.

Ничего нового, удивительного, а главное – неожиданного. Я, конечно, здорово сглупил, когда купился на этот простецкий трюк с маскировкой. Но это вовсе не означало, будто теперь надо смириться и дать курсу надругаться над собой. Тело понемногу отходило от паралича, а мысль о бластере, которым я вот-вот поджарю тучный зад фебовца, согревала душу.

Только бы он не вспомнил про бластер! Только бы не вспомнил!

В надежде отвлечь внимание курсу разговором, я поинтересовался:

– Что за послание? И почему нельзя было обойтись без всех этих выкрутасов?

Но ящер раздраженно рыкнул:

– Потому что нельзя! Мешок слишком болтлив.

Стало очевидным, что хищные фебовские морды что-то задумали. И, судя по тому, насколько кровожадными считали их даже собственные сородичи, это «что-то» будет очень неприятным и крайне болезненным.

Стиснув зубы, я попытался подавить вновь накативший приступ паники и насколько мог спокойно проговорил:

– Но к чему так напрягаться? Мы же могли обсудить все проблемы как полагается. За чашкой кесса. Или чего покрепче. Деловые же люди.

Курсу притормозил и оглянулся. Крошечные желтые глазки кровожадно сверкнули.

– Мешку не положено думать. Мешок должен молчать. Клан Феб все решит.

Разнообразия ради я решил не спорить. Дождавшись, когда мы возобновим движение, еще раз попробовал дотянуться до бластера. Безуспешно. Конечности горели огнем, но толку от них по-прежнему было немного.

Мы миновали несколько коротеньких улочек, совершили парочку поворотов и, к еще большему моему удивлению, вынырнули прямиком к возведенному у скалистого уступа открытой воронкой доку номер тринадцать, в котором простаивала «Ртуть». Ее узкие изогнутые кпереди крылья и длинный тонкий нос цвета старинного серебра едва заметно выглядывали из сумрака распахнутых ворот ангара. Ветер продолжал глумливо завывать.

Видимо, курсу намеренно избрал самую долгую, но притом наиболее безлюдную дорогу к докам, чтобы мне пришлось подольше биться головой о кочки, а заодно, чтобы я не сразу сообразил, куда он меня тащит. Одно только во всем этом виделось странным: зачем было напрягаться и волочь меня силой туда, куда я и сам направлялся добровольно?

– Ну и стоило оно того? Я же сюда и шел! Мог бы просто подождать здесь и сказать все, что на уме созрело. – При этом я не стал добавлять, что по моему отнюдь нескромному мнению, сложные мысли едва ли сей чешуйчатый ум хоть когда-нибудь посещали.

Курсу опять оглянулся. Судя по роже, он даже не рассматривал такой вариант. Только с запоздалой мстительностью рыкнул:

– Мешок красиво дергается.

Жжение в руках сменилось покалыванием. Хороший знак, верно?

Я хмыкнул и пробормотал:

– Чего еще ждать от варваров?

Ящер это услышал и, кажется, даже обиделся. Глаза его вспыхнули желтым огнем, а похожая на кусок фонарного столба лапища схватила меня за грудки.

– Мешок что-то сказал? – пророкотал фебовец, подтянув меня на уровень своих глаз. Учитывая существенную разницу в росте, со стороны это, наверняка, выглядело не так эффектно, как ему хотелось бы.

Я постарался улыбнуться, не разжимая губ. Из-за специфической вони, окружавшей блестящую тушу ящера стойким облаком, дышать приходилось через раз. Это был один из тех моментов, что выпадают лишь раз, и упускать его я не собирался.

Пока курсу сверлил меня своим жутким взглядом в упор, я через силу заставил по-прежнему казавшуюся чужой руку незаметно опуститься на кобуру. Пальцы слушались плохо, но с горем пополам все-таки нащупали застежку крышки и расстегнули ее.

– Я сказал, – проговорил я, медленно потянув за вытяжной ремешок, – что мешком сейчас станешь ты.

Курсу злобно зарычал. Его пасть приоткрылась, обнажив двойной ряд острейших зубов. Предназначение рвать сырое мясо и перемалывать кости, они грозили сомкнуться на моем лице.

– Мешок допрыгался!

Я понял, что он прав, когда моя мокрая от пота ладонь скользнула по гладкой коже ремешка и не сумела вытянуть бластер. Сердце ушло в пятки вместе с остатками того, что у людей обычно называют достоинством.

Пасть курсу раззявилась так, будто он собрался проглотить меня целиком. Повеяло смертью.

Я крепко зажмурился, мысленно приготовившись к боли. Как вдруг…

– Отпусти парня, Турса.

Голос показался знакомым, но убедиться в этом я смог лишь после того, как снова оказался на утоптанном песке. Проследив за разочарованным взглядом курсу, направленным в сторону ангара, я увидел, как в широкое пятно фонарного света одна за другой вползают коренастые фигурки. Их было пятеро и все с желтым фебовским треугольником на мордах.

Я уставился на того, что оказался посередине маленькой группки и выглядел зловредней других, и выдавил из себя широкую улыбку:

– Добрейший вечерок, Треззла.

– Риши, – кивнул он. – Как поживаешь?

Критически оценив ситуацию, я ответил:

– Вы знаете, не так чтоб очень уж хорошо. У нас тут недопонимание с вашим парнем.

– Недопонимание, говоришь? – протянул Треззла. Глазки его недобро блеснули. – А, по-моему, все понятней некуда. Не так ли, Турса?

– Так точно, босс.

Я сглотнул. Дело дрянь.

– Так это вы его подослали? Зачем?

Угловатая морда Треззлы, казалось, была шире, чем у остальных. Он плотоядно облизнулся.

– Проверка. Хотел узнать, годится он в члены клана или нет.

– И как? – спросил я скорей инстинктивно, чем из искреннего любопытства. – Прошел он ее?

– Вот сейчас и выясним. – С этими словами Треззла вынул из-за пояса длиннющий с крупными зазубринами охотничий нож и повертел им перед собой, словно любуясь. – Вот скажи, чего твоему братцу на жопе ровно не сиделось? Зачем потащился за нами в Бештат?

Внутри меня все сразу сжалось, но внешне я старался не подавать виду. История с похищением начала обретать логику и какую-никакую стройность. Предводителем клана Треззла стал совсем недавно, а если точнее, то сразу после того, как моя вилка и усилия Мекета оборвали жизнь его предшественника. И, похоже, вместо того, чтобы счастливо почивать на лаврах, решил укрепить свою власть, затеяв план с местью. Хитро, но не так чтобы очень.

Почуяв, что паралич наконец прошел, я картинно развел руками и сказал:

– А я не знаю. Мекет меня в свои планы никогда не посвящает.

Треззла прищурился и клацнул зубами.

– Врешь! Думаешь, я не знаю, что идея сорвать нам операцию с самого начала исходила от тебя? Думаешь, до меня не дошел слушок, что именно ты науськал братца спасти шкуру той треклятой старушонки? Или я не видел, что вилка, оборвавшая жизнь Шубита, была зажата не в чьей-нибудь, а именно в твоей тощей ручонке?!

Вот блин! В следующий раз придется внимательней следить за тем, что и где говорю. Если этот следующий раз еще, конечно, будет.

– Ну, откровенно говоря, то была лишь самооборона, – попытался защититься я. – К тому же, если бы… Шубит? Ну так вот, если бы он не пытался откусить мне руку, я бы и не подумал на него нападать.

– Вот оно как получается. – Новый глава фебовцев сокрушенно покачал головой. – Что ж, тогда считай то, что сейчас произойдет маленькой неудачей. – Он отвернулся и совершенно будничным тоном обратился к тому, кого назвал Турсой: – Шубит хотел откусить ему руку. Знаешь, что это значит?

– Что рука его теперь наша, – ухмыльнулся Турса.

Треззла кивнул и перебросил ему тесак:

– Отрежь ее.

Если б не очки, мои глаза из орбит бы, наверное, выпрыгнули. Я заорал:

– Чего?!! Вы спятили что ли?!! Собираетесь резать меня этим куском металла?! Будто дикари?!!

Хотя, чего я, спрашивается, ожидал? Они ж и были самыми настоящими дикарями. С некоторым доступом к высоким технологиям.

Труса, ловко перехватив нож за рукоять, вытащил большущий язык и с воодушевлением облизал собственные ноздри. Он наступал.

– Погодите! – в последний раз попытался я воззвать к здравому смыслу, не в силах оторвать взгляда от устрашающего блеска ножа. Сердце бешено билось о ребра. Или это было не сердце?.. По ощущениям напоминало яростное нечто, запертое в черном ящике. Глаза заволокло алой дымкой. – Не надо спешить! Скоро придет Мекет! Уверен, мы сможем обо всем договориться! Не делайте глупостей!

– Мы уже договорились, парень: рука в обмен на жизнь, – напомнил Треззла. – А продолжишь путаться под ногами, заберем еще какую-нибудь часть. Так братцу и передай. И добавь: пусть пока радуется жизни. – Довольный собой, он загоготал, что, как по мне, больше напоминало брачную песню пещерной лягушки.

Тем временем молодчик с тесаком склонился. Оказавшись в тесном кольце его собратьев, я не мог ни отползти, ни, тем более, сбежать. Даже если бы рискнул ринуться напролом, этим карликовым истуканам ничего не стоило вернуть меня на место. И нет, я не забыл о бластере. Просто не хотел лишаться преимущества раньше времени и поджидал удобного момента, чтобы незаметно для всех вынуть его оружие из кобуры.

Крышка ящика совсем чуть-чуть приоткрылась и нечто жуткое и совсем непохожее на слепую ярость показалось в просвете…

Как только Турса ухватил меня за кисть, вытянув ее, чтобы удобней было резать, и замахнулся, я, сохраняя на лице маску невыразимого ужаса, быстро скользнул свободной рукой под одежду. С удовольствием отметив прежнюю силу в пальцах, сжавших рукоять, я приставил дуло к грудине ящера и несколько раз спустил курок.