Все цвета радуги. Книга первая «Ресторан „Панорама“»

Все цвета радуги

Книга первая «Ресторан "Панорама"»

Василий Лягоскин

© Василий Лягоскин, 2020

ISBN 978-5-0051-0749-7 (т. 1)

ISBN 978-5-0051-0750-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Город Владимир. апрель 20… года. Михаил Столбов

– А оно мне надо?!

Нет – ни выражением лица, и ни единым словом я… эти самые слова до собеседницы доводить не стал. По крайней мере, постарался не довести. Как получилось? Наверное, не очень хорошо. Потому что Эллочка (это я опять про себя озвучил; вслух же – только Элла Сергеевна, секретарь и особо приближенное лицо шефа!) очень недобро прищурила глаза, умело подведенные каким-то орудием из арсенала женского макияжа, и я поспешил выпалить:

– Конечно, Элла Сергеевна! Я совершенно свободен сегодня после работы. И готов сопровождать вас… э.э.э… только вот…

Я критично обвел взглядом собственную фигуру, все сто девяносто сантиметров, облаченные сейчас в коричневые джинсы соответствующего размера, мягкие и очень удобные мокасины такого же цвета и бежевую рубашку с короткими рукавами; затем много медленнее повторил процедуру, но уже по гораздо более пышным обводам секретарши, втиснутым в стильное, и, на мой не очень опытный взгляд, весьма дорогое платье.

– Да. а.а…, – протянул я опять про себя, но уже не стараясь скрывать своего почти искреннего восхищения, – в таком платье только на свадьбу. Не свою, конечно. На свою вроде бы принято в чем-то белом и воздушном. Как-то так.

Эллочка же, явно отметившая последний всплеск моих эмоций, ловко прокрутилась передо мной, заставив это самое платье цвета чистого вечернего неба, подсвеченного заходящим солнцем (во, как завернул!), взметнуться широким подолом так, что я успел увидеть не только круглые и вполне аппетитные женские коленки на все их триста шестьдесят градусов, но и достаточно много чего выше, вплоть до…

– Нормально, – утвердила Эллочка, остановившись так резко, что мне пришлось невольно подхватить ее за талию, фиксируя женское тело на расстоянии вытянутых рук, – сойдет. Мы же не на главную свадьбу приглашены, а так – вечеринка для своих. Одноклассницы, ну, и кто с ними в придачу.

– «В придачу – это я», – сообразил я, – ну и, наверное, подобные мне. Обижаться, конечно, не стоит. А вот опасаться…. А – пошло оно все пропадом! Чего бояться-то? Начальства? Идет оно… подождите! Какая свадьба?!

Вроде речь шла о каком-то совершенно рядовом мероприятии, на которое в их тесном и близком кружке, еще со школьных времен, принято появляться только парой. Ну, вот такой бзик у их компании оказался. И у Эллочки совершенно неожиданно последнее условие оказалось под угрозой. Куда именно и почему подевался тот, кто должен был изначально сопровождать Эллу Сергеевну на мероприятие, мне не соизволили пояснить. Почему именно меня вызвали на замену, тоже. А вот причину, по которой мне отказаться от этого предложения было практически невозможно, даже объяснять было не нужно. Я и сам прекрасно понимал. Понимал, что долги надо отдавать. Какие? Сейчас поясню.

Зовут меня Мишей. Михаилом Николаевичем Столбовым, если полностью. Двадцати двух лет отроду, еще недавно студенту Ивановской сельхозакадемии, а теперь дипломированному ветеринару. А уже завтра (ну, если быть точным, то где-то месяца через полтора-два), воину славной российской армии. Как раз, когда весенний призыв подоспеет. Ни возможностей, да и желания откосить от армии не было. А что такого – отдам Родине год жизни; тем более, что дедовщины, как утверждают, давно там уже нет. А вот эти полтора месяца (плюс-минус) после того, как получил долгожданный диплом (в красных корочках, между прочим!) пришлось бы болтаться как… известно что. А не хотелось бы. Не сказать, что я такой уж трудоголик, но лежать на диване, когда от последней стипендии после сегодняшних покупок на центральном городском рынке осталось меньше двух тысяч, было бы не очень комфортно. Можно, конечно, позвонить отцу в Москву, или матери в Испанию, но ни первого, ни второго звонка я делать не собирался. Первым никогда не звонил. Была, конечно, вероятность того, что предки подкинут что-то сами по случаю окончания академии, но…

Вот это «но» и заставило меня, вместе с пакетами, которые я заполнил на рынке, сунуться в здание, которое находилось как раз напротив. А именно – в ветеринарный департамент области. На многое, конечно, не рассчитывал, но какую-нибудь временную работенку, с перспективой вернуться (перспективой для него, департамента, а не для меня, такого умного) я и озвучил в отделе кадров. Кадровичка, пожилая женщина, имени-отчества которой я, к собственному стыду, до сих пор так и не узнал, скептически покачала головой, и просветила меня по вопросу, ответ на который я, в общем-то, и так знал. А именно – что на полтора месяца никто меня, даже такого умного и красивого, брать не будет. Если только не стечение обстоятельств…

И они, эти обстоятельства, как ни странно, тут же и появились. В лице Эллы Сергеевны. Которая, как оказалось, уже минут пять стояла в открытых дверях отдела кадров, за моей спиной, и слушала, улыбаясь, как я пытался очаровать ее коллегу. Тут я как раз повернулся, и ее улыбка, до того едва заметная, стала чуть шире, и Эллочка, секретарша самого шефа (о чем я тогда еще не знал), принялась меня достаточно профессионально допрашивать. Впрочем, ей оказалось достаточным ответов всего на несколько вопросов. Среди которых главными и определяющим оказались два. А именно – наличие диплома, и жилья в городе Владимире. Где я, собственно, родился, прожил с бабушкой первые семнадцать лет жизни, а теперь вернулся, чтобы…

Чтобы оценить «обстоятельства», то есть Эллу Сергеевну, уверенно цокающую каблуками по ступеням между первым и вторым этажами, уже сзади. И немного снизу. Совсем немного, учитывая разницу в росте. Сзади Эллочке было гораздо меньше ее…

– От двадцати пяти до тридцати пяти лет, – оценил я примерно уже тогда, – вполне симпатичная фигурка; чуть-чуть лишка в объемах, но очень даже ничего, ничего. Такую в руках держать очень даже приятно. Даже в строгом деловом костюме. А тем более в тонком платье, которое ладонями практически не ощущается, а вот все остальное под ним…

Сейчас же я поспешно отдернул руки, успев даже обозначить, что поправляю нарядное платье того самого чудесного цвета, и опять вернулся ненадолго к воспоминаниям минувшего дня. Да, не далее как вчера я поднимался по лестнице вслед за Эллочкой, а потом шагал за ней же по длинному коридору и ждал в приемной, не решившись присесть на мягкий стул. Даже достаточно тяжелые пакеты не стал пристраивать, предполагая, что уже через пару минут выйду из этого помещения, потом с этажа, потом…

Потом реальность немного поменяла вектор движения, и направила меня не на улицу, а опять в отдел кадров. Где я, такой гад, так и не узнав имени-отчества труженицы кадрового фронта, вписал свои данные в бланк о приеме на работу. И уже минут через десять узнал, что с завтрашнего (уже сегодняшнего) дня являюсь ведущим специалистом-экспертом этого самого департамента. Должность, конечно, громкая, но зарплата…

Кадровичка, сама несколько обескураженная скоростью, с какой я нашел новое место в жизни, начала было перечислять бонусы в виде квартальных премий, и…

– Ну, – прервала она себя, – до кварталки ты у нас, скорее всего, не доживешь…

Потом, поняв, что прогноз в отношении меня оказался каким-то двусмысленным, не стала извиняться. Просто рассмеялась, подняв тем самым настроение и себе и, как ни странно, мне. Велев явиться завтра (то есть, уже сегодня) к половине девятого, отпустила меня движением руки. Я бы сказал, барским. Каким в этом здании, по определению, мог распоряжаться только главный. Шеф, он же директор департамента. Которого я, кстати, не видел; ни вчера, ни сегодня.

А утром, уже сегодня, меня в коридоре встретил мужичок лет сорока. Ничем не примечательный, разве только тем, что на ближайшее время он стал моим непосредственным начальником.

– Пал Матвеевич, – сунул он мне ладошку, которая утонула в моей, достаточно широкой и твердой (по сравнению с его собственной), – а ты, значит, Михаил. Мой новый сотрудник. Ну-ну. Пойдем.

Больше никаких вопросов он не задал. Завел в небольшой кабинетик, показал на стол в углу, потом на стопку папок на столешнице.

– Должностные инструкции, – так же коротко проинформировал он, – изучай. Компьютер без пароля. Интернет подключен.

И исчез.

– Странно, – это я сказал уже закрытой двери и себе, – как-то я себе по-другому представлял первый рабочий день. Может, у них запарка какая? Ящур там, или чума свиней? Или это связано с тем, как меня на работу принимали? Может, я тут жутко блатным числюсь? Хоть бы кто заглянул ради интереса. Сам бы я точно не удержался.

Однако никто в кабинет, где кроме моего стола был еще один такой же (с таким же компьютером) и длинный, на всю стену, шкаф с книгами за стеклом, так и не заглянул. Ни сразу, ни через полчаса, ни через час, когда я пролистал инструкцию на восьми листах раз пять, так и не сумев до конца продраться сквозь зубодробительные формулировки. Компьютер, достаточно навороченный для такой конторы, как наша (уже наша!) умиротворенно гудел; новости региона России и мира уже были усвоены (в отличие от инструкции), и я, так и не выбрав между фильмом и какой-нибудь стрелялкой, решил сделать вылазку сам. Точнее, решил не сам, а организм. Он у меня, кстати, тренированный, и очень целенаправленный. Вон как вчера направил туда, где меня оторвали с руками и ногами. А сейчас без колебаний направил по коридору налево и до упора, до двери с единственной буквой «М».

А уже через несколько минут я тихо порадовался, что он, организм, успел сделать свои дела до того, как меня прямо в коридоре отловила Элла Сергеевна. Тут она, кстати, и демонстрировала и свое шикарное одеяние, и еще более умопомрачительное тело. Это, кстати, без шуток. Эллочка, несмотря на возраст, действительно была очень приятной на вид дамой; блондинка, может даже натуральная; с красивым, чуть круглым лицом с правильным греческим носом, полными губами и зелеными глазами, которыми она сейчас так непосредственно хлопала.

Я не был записным ловеласом. Больше того, таких вот именно дамочек старался сторониться. Потому что интуитивно чувствовал, что нужно им от меня (ну, или кого другого) очень много. А я им много дать просто не мог. В плане материальных благ, прежде всего. Диплом и двухкомнатная квартира в панельной девятиэтажке. Вот и все. Ну, и корочки камээса по пятиборью. Не футбола и не тенниса. Что там еще может принести бешеные гонорары? Абсолютное большинство знакомых мне девушек даже не подозревали, что такое современное пятиборье, и почему в нем теперь соревнуются только в четыре этапа вместо пяти. Да и парни тоже, когда узнавали, удивлялись не слабо.

Элла Сергеевна затащила меня, совсем не сопротивляющегося, в мой же кабинет; заставила надеть замшевую курточку, которую я снял еще до того, как загрузился комп, и оглядела теперь уже всего, с ног до головы и на те самые триста шестьдесят градусов, какие продемонстрировала недавно сама. И разочарования, кстати, я сейчас в ее лице не заметил. А потом, присев на стул у второго стола, коротко, но очень емко просветила меня о моих же планах на сегодняшний вечер:

– Значит, так, – начала она, – это, вообще-то считается девичником. Нас, девок, еще со школы ровно тринадцать. И ни одного такого события мы еще не пропустили. Без уважительной причины. А уж свадьба… у Лидки, правда, уже пятая…

Тут я, сидящий на своем стуле скромно, и внимавший с умным видом, как на самой первой лекции в академии, поперхнулся, отчего Эллочка громко расхохоталась. Она явно рассчитывала на подобный эффект от факта чужой для меня жизни неведомой пока Лидии.

– Да, – махнула Элла Сергеевна ладошкой, когда я вернулся к нормальному темпу дыхания, – у нее это быстро получается. Имея папой чиновника в областной администрации, женихов даже искать не надо. Они сами появляются, как глисты.

Тут я опять поперхнулся; теперь уже совсем ненадолго. Ненадолго потому, что вспомнил – Эллочка не просто секретарша, а секретарша в ветеринарном департаменте, и что мелкие кольчатые паразиты, в общем-то, для нее не просто какой-то ужас, а вполне профессиональный…

– Вообще-то в областной администрации работает, наверное, человек сто; а может пятьсот, или тысяча, – сказал я совсем не то, о чем сейчас подумал (кто не понял – о мелких и кольчатых), – и если там зарплаты такие же, как у нас…

– Это не про Лидкиного папашу, – отрезала Элла, – тот у власти был, когда она еще обкомом с облисполкомом назывались. Он тут как-то у нас появился. Так Игорь Петрович его на улице встречал. Как только узнал?…

Игорем Петровичем звали директора департамента, который вчера заочно подписал мое заявление. И я сейчас сделал заинтересованное лицо, интуитивно поняв, что пауза, которую сейчас сделала Элла Сергеевна, каким-то образом связывала тот визит областного чиновника с моей скромной персоной. И, как не странно, оказался прав. Такая связь была; весьма опосредствованная, но была.

– А тут я в приемной, такая вся из себя, – продолжила Эллочка, – меня-то Иван Сергеич, Лидкин папашка, вот с таких знает.

Она опустила ладошку почти до пола, до уровня детского горшка, и сделала еще одну паузу. Даже глаза зачем-то прикрыла. Как я предположил, вспомнила что-то из тех далеких лет.

– Мы с ним, конечно, перекинулись парой фраз тогда, – она вернулась в настоящее, – ну, там типа: «Как дела?», «Не вышла еще замуж?», «А вот Лидочка опять»… Ну, ты понимаешь.

Я кивнул, представив себе, прежде всего, лицо Игоря Петровича. Скорее не само лицо – его-то я еще ни разу не видел, а общее выражение этого лица.

– Вот с тех пор наши с Игорем Петровичем отношения, – Элла широко, я бы даже сказал победно, улыбнулась, – перешли на новый уровень. И да – если тебе интересно, я с ним не сплю. И не спала.

В третий раз я не поперхнулся, а подавился так и не высказанным словом. Только и смог выдавить из себя:

– Э-э-э…

– Вот именно, – кивнула Элла Сергеевна, продолжая просвещать меня по теме о моих же собственных перспективах на сегодняшний вечер.

Который, кстати, должен был наступить уже через полтора часа. Несмотря на половину одиннадцатого на часах, что бесшумно тикали над дверью. О чем Эллочка и сообщила:

– Так что понимаешь – Игорь Петрович мне ни в чем не отказывает. В разумных пределах, конечно. Тебя вот вчера на работу взял. Сегодня нас отпускает пораньше. И машину свою дает, чтобы мы не позже двенадцати были на месте.

Где именно я спросить не успел. Элла Сергеевна явно умела читать мои мысли. Ну, или заранее настроилась на одну волну со мной. Это я так шучу.

– Так что обедать мы будем в «Панораме».

Присвистывать некультурно вслух я не стал. Но впечатлился. Объясняю для непосвященных: «Панорама» – это один из самых, если не самый-самый крутой из ресторанов столицы Древней Руси. Города Владимира, если кто, опять-таки, не понял. Сам я там ни разу не был. Внутри. А снаружи, или по рассказам… нет, предпочитаю иметь собственное мнение. Обо всем. Вот как, например, о Эллочке. В руках-то я ее уже подержал…

– О, ё! – тормознул я себя неслышно, – не гони, Миша. Сказано же было: «В придачу». Хотя… ну, если Элла Сергеевна и эти мои мыслишки прочтет…

Мысли, кстати, были о круглых коленках, и о том, что мелькнуло выше. И Элла Сергеевна (настоящий монстр, однако!) не подвела:

– Мы там обычно часов до двух ночи зависаем. Кто-то и до утра остается. У тебя как настроение?

И женщина подмигнула так вызывающе, что я невольно сглотнул, и вспомнил почему-то, с точностью до копейки, что в кармане сейчас ждали своего часа ровно тысяча девятьсот рублей.

– Это на такси до дома. А еще…

– А еще, – бесцеремонно перебила мою мысль Эллочка, – тебе надо сбегать вон туда – за цветами.

Они кивнула на окно, за которым виднелось здание Центрального рынка. Там, в вестибюлях торговых павильонов, было сразу несколько цветочных магазинов.

– На такси может и не хватить, – сразу поскучнел я внутренне.

– Сильно не траться, – чуть подняла градус моего настроения Элла, – букетом за двадцать тысяч у нас никого не удивишь. Найди что-нибудь оригинальное. Вот как я.

Где она до этой минуты прятала увесистую коробку, обклеенную чем-то ярко-красным и бархатным, я так и не понял. Размером эта коробка была с книгу большого подарочного формата, и таила внутри себя набор из трех самых обычных ножей внушительного размера, как-то крепившихся к белой атласной внутренности упаковки. Необычным было то обстоятельство, что дарить ножи, да еще на свадьбу… по моему мнению, это было чересчур. По мнению Эллочки, кстати, тоже.

– Вот так и живем, – весело сообщила она, – мелкие гадости друг другу делаем, и радуемся.

Я машинально оглядел себя с ног до головы. Мои метр девяносто на «мелкую» не тянули даже в сидячем положении.

– Значит, будем изображать «гадость», – вздохнул я, поднимаясь.

Элла Сергеевна оказалась на ногах еще раньше. И дверь, ведущую из кабинета в коридор (других, к сожалению, тут не было) открыла, не дождавшись, когда это сделаю я. По коридору простучали ее каблучки; в направлении, прямо противоположному тому, где располагались туалеты. Очень, кстати, приличные и чистенькие. Полюбовавшись еще раз на вид сзади, я дождался, когда Эллочка остановится у дверей с табличкой «Приемная» и не оборачиваясь, постучит по часикам на запястье левой руки и скроется за тяжелым полотном какого-то ценного древесного массива. Вздохнул, и отправился в противоположном направлении. Почему-то после этой беседы опять захотелось туда.

Уже минут через десять я ходил между вазами, из которых торчали живые цветы самых разнообразных форм и расцветок.

– Условно живые, – поправил я себя, попытавшись уловить хотя бы микроскопическую частичку аромата от целого куста роз насыщенного бордового цвета, – они не умерли; просто не родились. Это не цветы. Это просто товар.

Нюх у меня был хороший. Но вот из этого букета, а роз в нем было не меньше сотни, ничего цветочного я так и не уловил. Запахи, конечно, были. Так могло пахнуть в магазине хозтоваров, в отделе бытовой химии. Или где-то в другом месте, тоже связанном с этой самой химией; одним из самых нелюбимых моих предметов. Хотя и усвоенных в академии на оценку «отлично». Не просто на отлично, а именно на оценку. А это две большие разницы, уж поверьте мне, вчерашнему студенту.

Локтем я прижимал к боку ту самую коробку, с ножами. Инструкцию насчет нее я получил краткую, но очень емкую:

– Упаковать, чтобы гармонировала с цветами, а открыть сразу было невозможно. Пусть помучается.

И все это Эллочка сообщила с доброй улыбкой. Такая же, но с небольшой примесью чего-то предвкушающего, и очень необычного, вдруг наползла на мои губы. Сразу после того, как мой нос дрогнул, уловив знакомые ароматы. Едва уловимые, но… почти родные, что ли. В академии запахи навоза – конского, коровьего, куриного, и много-много какого еще, меня сопровождали с первого по пятый курс. Что неудивительно, согласитесь – учитывая будущую профессию. И теперь чем-то таким тянуло из угла, в котором стоял единственный вазон, укутанный прозрачной упаковочной пленкой так, что отдельных цветков под ней разобрать было невозможно. Так, что-то темное, почти черное. Вот туда я и сунулся, ткнув пальцем в упаковку: «А это что?».

Продавщица, или хозяйка – судя по важности, с какой она общалась с покупателями – подошла ко мне, остановившись чуть дальше от вазона. И сообщила даже раньше, чем я задал вопрос вслух:

– Сейчас выбросим, уважаемый. Давно надо было, да что-то…

Я повернулся к ней. Женщина восточной (скорее кавказской) внешности по определению должна была быть выдержанной; скромной, что ли – в общении с чужим мужчиной. Она такой и была, наверное. Но не рядом с вазоном. Здесь она явно едва сдерживалась, чтобы не выругаться; громко, вслух. А потом выбросить несчастный вазон. Желательно подальше. Или подбросить его – кому-то, кого сильно не уважала.

– Значит, не хозяйка, – сделал я вывод, – чтобы выбросить, нужно разрешение. Ну, или из своего кармана выложить. Или моего. Сколько?

– Сколько (это я уже вслух)? И что это вообще такое?

– Гвоздики, – вздохнула женщина, – черные. Экспериментальный сорт. Отечественные, кстати.

– Это я уже понял, – усмехнулся я, – и почем?

– Триста, – озвучили мне ценник, – за одну штуку.

– Ни фига себе, – удивился, и чуть возмутился я, – тут же самые дорогие розы по сто десять!

– Экспериментальные, – напомнила кавказская женщина.

Что-то в ее тоне мне не понравилось, и я важно, и очень мстительно кивнул ей: «Заверните. Три штуки».

Хотел добавить: «Так, чтобы ни одна молекула наружу не вырвалась… раньше времени», – но не рискнул. Понял, что продавщица, отчего-то жутко меня невзлюбившая в последние пару минут, исхитрится сделать какую-нибудь гадость. И не мелкую, а очень даже основательную. Вроде внезапно развернувшейся упаковки. В самый неподходящий (или подходящий?) момент.

Дальше она действовала стремительно, как, наверное, никогда прежде в своей трудовой деятельности. Не дрогнув, пропуская через себя густой аромат навозного амбре, я увидел три гвоздики, когда они уже были надежно обернуты в несколько слоев прозрачной пленки.

– Гляди-ка, – чуть удивился я, – действительно черные. А чего же запах такой… специфический? Не пробовали отмыть?

– Пробовали, – устало ответила восточная красавица средних лет и упитанности, – не помогает. А выбрасывать… их целую фуру привезли. Как открыли двери…

– Да, – пожалел я ее хозяев, – не повезло. Вот это тоже, пожалуйста, упакуйте. Такой же пленкой. И ленты побольше, в несколько слоев.

– Какого цвета?

– А давайте всех, – расщедрился я, – всех цветов радуги. Только черного не надо. Это будет уже перебор.

Женщина в радугах разбиралась. Стянула коробку поверх пленки точно в соответствие с детской считалкой: «Каждый охотник желает…». И, получив в оплату целых тысячу триста рублей, ткнула пальцем в верх цветочной упаковки. И усмехнулась как-то коварно. Но не от радости от того, что развела очередного лоха на дорогую упаковку (с ума сойти – целых четыреста рублей!), а представив, очевидно, физиономию того, или той, кому буду показывать на этот верх уже я. Как оказалось, в этом месте упаковочного пакета был предусмотрен липкий клапан, работу которого она и продемонстрировала. На мне.

Отодрав его с чуть различимым треском – ну, точно, как на упаковке с влажными салфетками – женщина привычным жестом сжала букет ладонью, направляя вырвавшееся в отверстие облачно тошнотворного аромата прямо мне в лицо. Откуда ей было знать, что с такими запахами я связал свою жизнь добровольно, и без всяких отрицательных эмоций. Я даже не стал ей сообщать с ехидной ухмылкой о своем иммунитете к такому оружию массового поражения. Просто убедился, что клапан опять плотно прилегает к основной упаковке, вежливо поблагодарил, и вышел. На свежий городской апрельский воздух. Как раз навстречу выхлопу автобуса, из которого выскочила целая толпа, жаждущая попасть на рынок. Почему именно туда?

– Потому что кроме него тут рядом только наша контора, да несколько подобных ей – типа ветеринарной клиники. А сюда надо… только мне.

И действительно в двери родного уже департамента вошел только я.

– Надо все-таки узнать, что произошло, – поставил я задачу себе, – целый департамент, и ни одной души. А, нет. Работают.

Это я так отреагировал на чуть слышный стук клавиатуры из-за неплотно закрытой двери. Решив, что для знакомств осталось слишком мало времени, я помчался на второй этаж, переступая через две ступени сразу. Элла Сергеевна, явно ожидавшая меня в коридоре напротив лестничной клетки, опять глянула на часики; и опять демонстративно. Настенных часов в коридоре не было, а доставать мобильник из кармана куртки было не с руки. Точнее, не с рук. Локтем левой я опять прижимал подарок, теперь уже в подарочной упаковке; правой готов был уже протянуть даме букет.

– Это что?

Эллочка шагнула назад, шумно вдохнула носиком воздух, и улыбнулась – хищно, предвкушающе.

– Это те самые гвоздики? Из контейнера, который Элиза Матвеевна потребовала вернуть поставщикам назад, не открывая?

Элизу Матвеевну я, естественно, не знал. Но вместе со словами продавщицы, и тем фактом, что находился сейчас в здании ветеринарного департамента, и говорил с его работницей, выстраивалась логическая цепочка. Которая заканчивалась тяжелым звеном в виде категорического запрета какой-то службы на реализацию товара. Вот этих самых гвоздик.

– Хотите понюхать, Элла Сергеевна? – я с вполне невинным выражением лица ухитрился поднять левую руку, не уронив коробку, до того самого клапана.