Театры Тольятти. Том 1

В Липецке таким другом-учителем был Соболев. Он был старше меня лет на двадцать, мы с ним вместе играли в чеховских спектаклях. Я был знаком и общался с моим любимым артистом Олегом Янковским, с Михаилом Казаковым, я играл вместе с Евгением Евстигнеевым, Олегом Табаковым – они приезжали в наши театры и участвовали в наших спектаклях. В «Дяде Ване» Евстигнеев играл Серебрякова, а я дядю Ваню, а Табаков участвовал в нашем спектакле «А поутру они проснулись» по Шукшину.

Всех испортил жилищный вопрос

Корр.: Что привело вас в тольяттинский театр «Колесо»? Как вы ощущали себя первое время, как ощущаете сейчас?

Репин: Честно говоря, я потерял липецкий театр: у меня случился конфликт с художественным руководителем, и я вынужден был уйти. Долго не мог найти работу, даже в Москву звонил. Я ведь человек уже немолодой, поэтому сразу встали бытовые проблемы, связанные с жильем. А зарплату я получал в липецком театре больше всех. Когда приехал сюда, то первое время думал, как можно прожить на такую маленькую зарплату, хотя всюду слышал, что в тольяттинском театре ТАКИЕ зарплаты и что все артисты прекрасно живут. С Глебом Дроздовым мы дружили во время учебы в ГИТИСе: он учился на режиссуре, а я – на актерском. И когда я ему позвонил, он меня позвал. Все решило только то, что здесь все-таки давали жилье, потому что оплачивать квартиру в Москве по нынешним временам невозможно. Ау меня еще сын учился в политехническом институте в Липецке, жена-«декабристка» из-за того, что у меня конфликт, тоже бросила квартиру, швырнула заявление и ушла. Я говорю: «Что ж ты делаешь-то? А кушать что будем?» Так я приехал в «Колесо». Первые впечатления от театра были достаточно сложные. Понимаете, театр всегда такой, каким его хочет видеть город. Когда я увидел спектакли этого театра, я подумал: «Как же так? Почему же так?» Поначалу мне казалось, что это не мой театр, зря я сюда приехал. Но, как видите, уже одиннадцать лет играю здесь, театр стал моим. И город тоже.

Тольяттинскому зрителю не повезло

Корр.: В разных городах разный социум, разные ориентиры. Ощущается ли какая-то специфика зрительской аудитории?

Репин: Конечно. Поэтому и говорят: «театральный город», «нетеатральный город». Все дело, конечно в «толщине» культурной прослойки: ведь основным потребителем нашей «продукции» является интеллигенция. Где интеллигенция мощная, там она диктует театральную моду. Мы же не можем предложить городу то, что, по нашим представлениям, не будет иметь спроса, поэтому, конечно, зритель влияет на театр и диктует, каким ему быть. Здесь многое определяет творческая личность художественного руководителя, но ведь все-таки это производство, это работа, которая кормит артистов и коллектив театра. Нельзя же встать на дыбки и сказать: «Нет! К нам зритель не ходит, а мы все равно будем ставить высококультурные, высококачественные спектакли! Будем стремиться к театральному искусству!» Такие эксперименты печально кончаются. Хочешь – не хочешь, а придется подлаживаться, думать о том, что воспримется публикой, что будет иметь спрос, на что пойдут зрители и за что понесут свои денежки в кассу? Тут можно говорить о том, что в каком-то городе высококачественная драматургия пройдет, будет иметь спрос и даже успех, а вот в этом городе нужно ставить «ломовую» комедию. Тольяттинскому зрителю не повезло: громадный город не областного масштаба, будучи крупнее многих городских, губернских городов, долгие годы существовал без театра. Поэтому, естественно, существует некая зрительская неискушенность – зритель здесь привык к эстраде. Какие же требования можно предъявлять драматическому театру? Перед ним стоит другая задача.

Корр.: Что ощущает актер, поставленный перед дилеммой: либо поднять зрителя до своего уровня, либо, поскольку нужна «касса», опуститься до зрительского уровня самому?

Репин: Это смотря по тому, что актер ставит во главу угла. Если актеру нужен успех, популярность – то, конечно, приходится опускаться. А если актер замахивается на роль «учителя жизни» – тогда не изменяй себе.

Корр.: А совмещать не получается? Или это настолько разные вещи, что они несовместимы?

Репин: В принципе, это разные вещи и теоретически несовместимые, но жизнь – она так устроена, что куда деваться? Ты лишь определяешь для себя планку, ниже которой опускаться уже не стоит.

ТО №233 (896) 18.12.2003

Хочу сниматься – не хочу сниматься…

Нынешний сезон театра «Колесо» богат премьерами. Спектакль «Хочу сниматься в кино» по пьесе Нила Саймона показал, что, быть может, театру не стоит гнаться за количественными показателями в своей репертуарной политике.

Сдачей спектакля зритель был разочарован, а вот на премьерном показе многие благодарили артистов за то, что давно уже не видели столь добротной постановки. На глазах особо чувственных персон поблескивали слезы. Ситуация нормальная: на всех не угодишь, да к тому же нередко спектакль набирает «самый сок» лишь к десятому-одиннадцатому показу.

Актеры играют двумя составами.

В первом актерский ансамбль представляют заслуженный артист России Виктор Дмитриев (Херб Такер), актрисы Ольга Самарцева (Стеффи Блонделл) и Анастасия Каменская (Либби Такер). Второй состав ощутимо моложе, лишь главную героиню играют актрисы одного возраста. Зрители, попавшие на такой вариант постановки, смогут насладиться несколько иным рисунком роли в исполнении Андрея Амшинского, Елены Родионовой и Юлии Горностаевой.

Пьесу, по которой поставлен спектакль, Нил Саймон написал в 1980 году, а два года спустя режиссер Херберт Росс экранизировал ее на студии «ХХ век Фокс». На русский язык пьеса была переведена в 1989 году и с тех пор с большим или меньшим успехом прошла на подмостках многих столичных и периферийных театров. Так что режиссер нынешней постановки Анатолий Морозов шел уже проторенным путем.

История проста, как и вся сюжетная бродвейская продукция: девятнадцатилетняя Либби разыскивает в Голливуде отца, киносценариста Херба Такера, который много лет назад оставил ее с матерью и младшим братом в Нью-Йорке. Новообретенная дочь говорит некогда сбежавшему папаше, что мечтает сделать кинокарьеру. Но неудачник-отец исписался при отсутствии свежих идей, его сценарии отклоняют, и он ничем не может помочь дочери. Даже отношения с нынешней пассией Стеффи Блонделл зашли в тупик. В итоге, когда несостоявшаяся кинозвезда, так и не наладив отношения с отцом, собирается возвращаться домой, в «злостном алиментщике» пробуждаются забытые чувства, он пытается наладить хоть какой-то контакт с бывшей женой и брошенным сыном, приезд дочери воспламеняет в нем творческую энергию и возвращает надежду на то, что ошибки молодости еще можно исправить.

В принципе, неплохой материал для того, чтобы выжать из зрителя массу самых разнообразных эмоций. К тому же оба состава актеров, занятых в спектакле, хорошо знакомы и любимы зрителями по другим постановкам «Колеса». Но, возможно, поклонникам Мельпомены стоит дозированно подходить к потреблению театрального искусства: режиссерские штампы и методы дают о себе знать и проявляются в самых разнообразных спектаклях. Вообще-то режиссерские штампы и узнаваемые приемы – это уже почерк мастера, но когда, например, в разных спектаклях разные актеры время от времени по ходу действия выходят к рампе и произносят в зал прочувствованные монологи, претендующие на размышления о смысле жизни и неких материях, не всегда понятных публике, закрадывается досадная мысль, что все это ты уже где-то видел. И не раз.

Знающие люди посоветовали повторно сходить на этот спектакль: до сих пор не проходит ощущение, что некие нюансы остались за пределами понимания пресыщенного зрителя.

ТО №233 (896) 18.12.2003

Тиран на пенсии

Ажиотаж вокруг очередной премьеры «Колеса» нагнетался давно. Неслыханные аншлаги порождали сомнения: оправдаются ли зрительские ожидания? И они оправдались!

300 долларов за билет? Легко!

После плодотворного репетиционного периода режиссер Анатолий Морозов наконец-то вынес на зрительский суд свой новый спектакль «Жозефина и Наполеон» по пьесе драматурга Иржи Губача. На последней репетиции 5 марта в зале присутствовали свыше 300 зрителей – в основном работники театра и студенты театральных отделений вузов нашего города. На генеральный прогон 6 марта бесплатные пригласительные распространялись через департамент образования и различные социальные отдела города: благотворительная акция предоставила возможность увидеть долгожданный спектакль всем тем, кто по причине низкого материального достатка не в состоянии посещать культурные мероприятия. Наконец, 7 и 8 марта – дни премьеры, куда собрался весь городской бомонд, представители бизнеса и власти. Уже за две недели до начала спектакля в кассах отсутствовали билеты, за неделю до премьеры неофициальная стоимость билетов возросла до 300 долларов, но купить их уже было негде и не у кого. И если на генеральном прогоне была возможность поставить приставные стулья, то на премьерных показах зрители, не позаботившиеся заранее о билетах, были лишены и этой возможности – то есть попросту не попали в зал. Главную роль в спектакле сыграла известная актриса кино Анна Самохина, вторым составом эту же роль играет актриса «Колеса» Ольга Самарцева – ее зритель увидит в постановке 12 марта.

Крах и страсть императора

Личность Наполеона будоражила обывательские и интеллектуальные умы последние два столетия. Не меньший интерес вызывало окружение великого диктатора: кто, когда, с кем. Популярностью пользовались как серьезные исторические исследования на данную тему, так и околоисторические фантазии, порой совершенно не связанные с реалиями минувших лет. Пьеса Губача – из разряда домыслов, не имеющих под собой реальной основы, но от этого не ставших для зрителя менее привлкательными.

Всеми забытый император (заслуженный артист России Виктор Дмитриев), потерпев сокрушительные поражения в последних битвах и лишившись власти, пребывает в ссылке на острове Святой Елены. Его окружение – генералы Бертран (народный артист России Евгений Князев) и Гурго (актер Андрей Амшинский). Настоящее императора ужасно – нескончаемая нищета и унижения со стороны властей острова. Прошлое Наполеона прекрасно – он пишет мемуары, генерал Бертран бегает за ним с записной книжкой, записывая за недавним кумиром каждое слово. В нервной дымке и тревожных раскатах грома покорителю стран и континентов слышатся отголоски былых побед. Это – старость и крах всех надежд.

Но вдруг в унылую, но размеренную и теперь уже привычную жизнь скандально знаменитых обитателей острова врывается новый персонаж: простая крестьянка Жозефина (актриса Анна Самохина, Санкт-Петербург), которая привозит опальному императору шесть бутылок отборного коньяка из подвалов своего дядюшки – якобы подарок французского народа. У разбитной девахи муж погиб за свободу Франции с именем императора на устах. Оставшиеся сиротами четверо детей все как один названы Наполеонами – в честь императора. Но Жозефина не Жозефина: простая крестьянка присвоила себе это имя в честь императрицы (которая, впрочем, покинула императора, как и отвернувшаяся от него фортуна). Сердце лже-Жозефины разрывают противоречивые чувства: она, с одной стороны, обожествляет своего идола, с другой – с нежностью и сочувствием относится к этому пожилому мужчине, поизносившемуся за годы своего холостячества. Но с третьей стороны – Жозефина требует от императора вернуть ей двадцать тысяч франков, которые тот якобы ей задолжал: будь жив ее муж, погибший во славу величия Наполеона, он бы наверняка за все эти годы заработал названную сумму. Такая вот арифметика.

Наполеон был жопастой бабой

Едва ли стоит рассказывать читателю (соответственно – потенциальному зрителю) все хитросплетения сюжета. Коротко остановимся на актерских работах.

Популярной актрисе Анне Самохиной по большому счету не очень-то повезло с киноролями: в основном режиссеры использовали лишь ее привлекательную внешность. Хотя в этом нет ничего плохого – все-таки актер в первую очередь работает лицом, внешними данными. Тем не менее, тольяттинскому зрителю, ни разу не видевшему Самохину на театральных подмостках, актриса открылась в новом и весьма выгодном свете. Можете себе представить: писаная красавица и вдруг играет совершенно дремучую бабищу, мир для которой устроен элементарно и просто. Но в том-то и вся прелесть, что за кажущейся простотой стоят совсем не простые логика, смекалка и житейский опыт.

Виктор Дмитриев своей ролью, конечно же, польстил образу Наполеона, который на склоне лет на фоне гормонального дисбаланса буквально превратился в толстопузую жопастую бабу. Но речь-то идет не об исторической правде, а о романтическом образе. Поэтому Наполеон Дмитриева даже в представленных зрителю унизительных условиях не перестает быть подтянутым мужчиной и величественным полководцем.

Тупой солдафон Гурго в исполнении Амшинского и дипломатичный добряк Бертран в исполнении Князева – вынужденное, но верноподданное окружение поверженного тирана. Тем не менее и у них время от времени зарождаются сомнения в справедливости и целесообразности поступков окружающих их людей.

Запомнилась роль молодого актера Алексея Солодянкина: его капитан Попплтон с тупостью военной машины время от времени доводит до пленников параграфы инструкций губернатора острова, что придает его поступкам комический эффект. Было немного досадно за заслуженного артиста России Юрия Репина, сыгравшего губернатора Хадсона Лоу: все-таки объем роли не позволил ему по-настоящему проявить себя. Хотя и в отведенных актеру мизансценах он весьма забавно смотрелся в виде этакого противного губернатора-старикашки, зацикленного на параграфах, уставах и условностях.

Прекрасное поле фантазии

Сразу же после спектакля режиссер Анатолий Морозов, разрываемый буквально на части и актерами, и гостями, и работниками театра, «на бегу» успел пообщаться с нашим корреспондентом.

Корр.: Почему для постановки вы выбрали именно эту пьесу Иржи Губача?

Морозов: Потому что, мне кажется, эта пьеса не претендует на историческую драму, она не претендует на драму из истории «Жизнь замечательных людей». Поэтому в ней есть своя романтика, своя сюрреалистичность. Отсюда – богатое поле для театральной фантазии на историческую тему. Как только мы возьмем какую-то другую пьесу про Наполеона – сразу будем думать: настоящий ли это Наполеон? А здесь, мне кажется, эта история даже не про Наполеона, не про Жозефину. Это история про каждого из нас, потому что каждый из нас в этой жизни должен почувствовать себя когда-то и императором Наполеоном, и императрицей Жозефиной – в той жизни, в которой мы живем, – и радоваться каждому солнечному дню. Для меня эта пьеса дала подобные основания, а не погружение в историческую документалистику. Это шикарное, прекрасное поле для фантазии, для актерского выражения и для меня лично.

Корр.: И Ольгой Самарцевой, и Анной Самохиной в спектакле проделана большая работа. Не запутаете ли вы зрителя столь разными образами, потому что у вас получилось фактически два разных спектакля?

Морозов: А чего запутывать-то? Мне кажется, сколько людей, столько и мнений. Актрисы они очень разные, это будет порой очень разный спектакль по своему жанру, по своей глубине, по своей стилистике. Мне кажется, если у зрителя появится желание пойти посмотреть на другую актрису и сравнить – это прекрасно, потому что каждый человек индивидуален. Очень важно не вогнать двух разных актрис в один и тот же эмоционально-психологический рисунок, а выявить достоинства каждой из них – в этом-то и есть богатство театра в отличие от кино, где все запечатлено один раз и навсегда.

Корр.: Тот ажиотаж, который происходит вокруг спектакля – это обычный премьерный синдром, или это связано с участием в постановке Анны Самохиной?

Морозов: Это связано как раз с Самохиной, с ее приездом. К сожалению, тольяттинский зритель порой не очень ценит наших местных актеров. Мне кажется, что Ольга Самарцева, Виктор Дмитриев заслуживают такого же внимания, какое было проявлено к Анне Самохиной. Она очень профессиональная актриса, очень спонтанная, очень живая, но не менее живы и спонтанны и наши актеры. Поэтому я буду рад и счастлив, если на следующую нашу премьеру придут не просто на имя, а на спектакль, имея в виду то новое, что сейчас творится в театре «Колесо».

Корр.: Не навредит ли спектаклю участие в нем Анны Самохиной? Виктор Дмитриев действительно выглядит на сцене Наполеоном, а зритель воспринимает Самохину не как Жозефину, а как Самохину.

Морозов: Понимаете, к сожалению, это беда, или не беда, или реалии сегодняшнего дня, когда приезжает сюда любая антреприза – Ахеджакова или еще кто-то – Машков, Певцов. Их же воспринимают тоже не как персонажей – идут смотреть личность. И хорошо. Если есть на сцене личность – это прекрасно, потому что личностей сейчас не так много в нашем, я бы сказал, «сериале», который крутится каждый день по телевизору. Если что-то такое возникает и есть внимание – замечательно. Важно, чтобы зрители уходили со спектакля не разочарованными. Вот если они уйдут разочарованными с этой или другой постановки – это хуже. Вот вы говорите, «разрушится – не разрушится спектакль»… Да не разрушится! Он будет просто существовать – разный, единый, на радость зрителю, который является единственным определяющим мерилом в нашем деле.

ТО №43 (948) 11.03.2004

Зритель на распутье

Самый кассовый спектакль театра «Колесо» в этом сезоне побивает все рекорды сборов.

Редакция уже неоднократно писала об этом проекте. Неудивительно: в премьерных показах спектакля «Жозефина и Наполеон» принимает участие звезда постперестроечного кинематографа Анна Самохина. 12 марта прошла премьера уже для отдельных исполнителей: вторым составом главную роль в спектакле играет прима «Колеса» Ольга Самарцева.

Главный режиссер Анатолий Морозов, конечно, поставил актеров в непростую ситуацию: учитывая то, что в спектакле заняты два состава артистов, зритель вольно или невольно сравнивает их игру, тем более что некоторые завзятые театралы отсматривали обе версии спектакля – как с Анной Самохиной, так и с Ольгой Самарцевой.

Об исполнительском мастерстве Самарцевой в данном спектакле писать сложно, поскольку актриса из-за болезни находится не в лучшей физической и творческой форме. Даже поговаривают, что ее ожидает серьезная операция. Может быть, из-за этого по сравнению с брутальной, естественной и пластичной Жозефиной Анны Самохиной главная героиня Ольги Самарцевой выглядела как-то ходульно, зажато, была искусственно весела, некоторые мизансцены с ее участием смотрелись довольно статично. Несмотря на это, в зрительном зале ставили приставные стулья, а пространство перед сценой выстроили таким образом, чтобы зритель мог втиснуться в первые ряды, прижатые вплотную к подиуму. На ближайшие показы распроданы все билеты, не ожидается никаких пригласительных. Сотрудникам театра перед спектаклем приходится постоянно дежурить в зале, чтобы в случае нештатных ситуаций попытаться подыскать «потерявшимся» зрителям свободное место. С участием Анны Самохиной спектакль пройдет в апреле пять раз (правда, один из показов – в Самаре). Любопытно, что некоторым зрителям Жозефина в исполнении Ольги Самарцевой показалась интереснее версии Самохиной – даже звездность имени не оказала на зрителя никакого впечатления. Поклонники есть поклонники.

Поскольку о новом театральном проекте «Колеса» мы писали много и подробно, на этот раз остановимся лишь на одной маленькой роли, которая тоже играется двумя составами. Буквально на пять минут за все время спектакля на сцене появляется губернатор острова, на котором находится в ссылке Наполеон. В исполнении заслуженного артиста России Юрия Репина персонаж выглядит этаким брезгливым геморроидальным снобом, испытывающим отвращение ко всем и вся. Губернатор в исполнении Валерия Логутенко – совсем другой человек: он буквально физически наслаждается возможностью повседневного унижения окружающих. Даже из маленькой роли ветераны сцены могут сотворить свою, совершенно оригинальную, «изюминку».

Наверное, за последние пару лет «Жозефина и Наполеон» – наиболее удачный проект «Колеса». То, что зритель активно проголосовал рублем, – говорит о многом. Во всяком случае, голосование на мэрских выборах было менее впечатляющим.

ТО №49 (954) 19.03.2004

Театр в наше взорванное время

Творческая жизнь театра «Колесо» всегда приковывала пристальное внимание зрителей. Накануне Международного дня театра мы встретились с главным режиссером Анатолием Морозовым – авторитетным и заслуженным человеком в мире искусства.

Все это вторично

Корр.: Специфика работы актеров, режиссеров такова, что за годы своей творческой карьеры люди неоднократно меняют города, коллективы. Как психологически ощущает себя человек в подобных ситуациях?

Морозов: В принципе, сейчас не существует какого-то замкнутого пространства внутри одного театра: время как бы продувает нас, мы находимся как на сквозняке. И в Москве, и в Питера актеры давно уже играют в разных театрах, режиссеры ставят в разных театрах. Поэтому, когда приезжаешь в любой город работать с труппой, самый главный вопрос – это вопрос профессионального отношения к делу. Есть профессиональный язык, есть профессиональные обязанности режиссера, актера. На этом и должна строиться вся наша работа, когда берется и разбирается пьеса, выясняется, что в ней непонятно, затем все переносится на сцену и играется спектакль. А получается из этого что-то цельное или не получается – это всегда непредсказуемо. Есть профессиональные музыканты, есть профессиональные дирижеры. Дирижер приезжает в другой город, играет с профессиональным оркестром. Так и в театре: я вижу функцию режиссера прежде всего в его профессионализме, а какие-то человеческие и прочие контакты – они могут быть, а могут и не быть, это уже все вторично. Если происходит на каком-то ином уровне контакт режиссера с актером – тогда это хорошо, нет – ничего страшного.

В гармонии со временем

Корр.: Некоторые спектакли, которые вы ставили в других театрах, были продублированы вами и на тольяттинской сцене. Из чего складывается выбор материала для постановки?

Морозов: Во-первых, я не очень понимаю, что такое «дублированный спектакль». Сейчас, например, в «Современнике» Анджей Вайда поставил «Бесы», которые он ставил на разных площадках восемь раз. Это не дубляж, это каждый раз поиск нового. Вообще, есть целый ряд, набор из 10—12 пьес («Гамлет», «Чайка», «Бесприданница», «Три сестры», «Наш городок» и так далее), которые каждый режиссер за свою жизнь должен поставить четыре-пять раз, причем ставить их каждых 3—4 года: меняется время, меняются акценты и возникают совершенно другие спектакли – в поиске той гармонии со временем, которую несет данная пьеса для данного режиссера. Сегодня мне неинтересна пьеса, которая несет только конкретность, мне интересна пьеса, в которой заложена определенная образная система, метафоричность или притчевость. Та же «Дорогая Памела» – я ее не видел ни в одном театре и просто открыл эту пьесу для самого себя, когда вместе с Валерием Логутенко пробовал ее ставить. То, что действие происходит в Америке, к которой мы не имеет никакого отношения, – для меня это дает большую свободу притчевости, метафоричности, образности, чем пьесы, написанные про наших бездомных, про наших бомжей. Сейчас об этом у нас пишет Николай Коляда, еще целый ряд авторов: а вы заглянули вот в эти закоулки нашей жизни? А мне не хочется туда заглядывать! Мне хочется, чтобы человек поднял глаза от земли к небесам и понял, что в нем сегодня сохранилось все равно нечто высокое и прекрасное, ради чего он и живет на Земле. Поэтому «Памела» для меня дорога тем, что она несет какую-то щемящую незащищенность человека, который должен почувствовать опору для того, чтобы прожить даже не послезавтрашний, а хотя бы завтрашний день. По этому же признаку мною был сделан выбор пьесы «Хочу сниматься в кино» – она несет очень большую долю человеческого соучастия, сопричастности к чему-то духовному, это для меня важно. Я ставлю то, что мне кажется необходимым в наши дни. Время сейчас очень беспокойное, нервное, и функции театра заключаются в том, чтобы определенным образом хотя бы на этот вечер успокоить душу человека.

Я не хочу хэппи-эндов

Корр.: В Тольятти существует некая общность людей, которые пишут современные тексты, современную драматургию, их постановки идут в Тольятти, Москве, Луганске, Воронеже, других городах. Нет ли потребности, желания поинтересоваться такого рода литературным материалом?