Замок. Откровение черного колдуна. Книга первая. Цикл «Октаэдр. Золотой аддон»

– Маг! – закричала она и бросилась вперед. Секунда, и она оказалась около него, другая, и меч, вылетев из ножен, опустился ему на голову. Лазарь даже не шелохнулся. Невидимый щит уберег хозяина, и клинок, осколками, рассыпался по полу, оставив в руках девушки один только эфес. – За что?

Тима вырвало из подсознания и вернуло в жизнь. В комнате витал запах сгораемой плоти, и он никак не мог понять, что же происходит на самом деле.

Посреди комнаты с суровым взглядом стоял Лазарь. Его поднятая рука заставила застыть у двери Эдуарда, который пытался вытащить меч. У его ног, на коленях, сидела Соня и, склонив голову к полу, заливалась слезами, пытаясь что-то произнести. Ее руки сжимали раскаляющуюся рукоять обломанного меча, но она как будто бы не чувствовала боли и только треснувшая кожа на руках говорила о ее терпении.

С трудом разжав ей руки и выбив почти полностью ставшим красным кусок железа, Тим развернул ее к себе лицом и, глядя в дрожащие глаза, прокричал:

– Что происходит?

– Ты еще не понял? – удивился маг.

Яркий свет исчез так же быстро, как появился, рука волшебника опустилась, и Эдуард упал на пол, непонимающе озираясь по сторонам, но, чувствуя как растворившаяся было сила, вновь наполняет его сущность. Лазарь сел в дальнее кресло и указал рукой на распластавшуюся и содрогающуюся в агонии девушку.

– Спроси ее!

Тим поднял ее, потряс за плечи, и нежно взяв руки за тыльную сторону ладони, заглянул в глаза, казалось, проникая в самые отдаленные участки ее души. Соня смотрела на обгоревшую и начавшую пузыриться кожу, не делая попытки поднять взгляд. Через секунду она прижала к груди руки и, упав на колени, опустила голову.

– Я преклоняюсь перед твоим величием и готова целовать твои ноги, дабы искупить содеянное зло.

Рыдания не прекращались, слезы крупными горошинами текли по ее лицу и изумрудными каплями падали на пол.

– Я впала в отчаяние, которое испепелило мою душу и зародило семя гнева. Я оказалась слишком слабой и не смогла вынести все это, глупая ненависть убила во мне всю доброту и я… я… я не могу произнести этого! Гнев Высшего убьет меня!

Тим вопросительно посмотрел на мага и опять на захлебывающуюся в слезах девушку. Смысл сказанного нарисовал четкую, яркую картину, с запозданием пришедшую к юноше, но тот не хотел в это верить. Слишком страшная правда открывалась перед ним. Его подбородок задрожал, глаза наполнились ужасом, но он кое-как выдавил из себя никак не желающий срываться с уст вопрос:

– Так это… это ты?

Он ждал ответа «Нет» и молил всех святых, чтобы произошло именно это, но…

Девушка подняла измученное лицо, закрыла глаза (хотя это не помогло сдержать слезы) и, проглотив застрявший в горле комок, тихо, как будто бы стараясь, чтобы никто не услышал, произнесла:

– Алан не виноват. Это я… я… убила Джен, твою Дженни!.. – слезы рекой заливали ее лицо. – На меня нашло что-то… что-то свыше. Ненависть затопила все, она требовала смерти… ее… других, всего города! Я не смогла справиться и я…

Тот, кому она говорила все это, уже не слушал ее. Яркая вспышка, как удар молнии, пронеслась по всему телу. Вновь нахлынувшая ярость вот-вот готова была вырваться наружу, уничтожая все попавшееся на пути. Несгибаемая вера в ее честность и добропорядочность ушла навсегда, оставив место пугающей пустоте и желанию истреблять. Все чувства угасли, накрылись темнотой как одеялом и ярость, высвободившись из сдерживающих оков, залила все тело своей нестерпимой жаждой.

За какие-то доли секунды меч оказался в руке и его клинок, сделав дугу, опустился вниз.

– Тим, нет! – послышался слабый голос Эдуарда, все еще не пришедшего в себя после заклинания мага.

Тим сжимал меч так, как никогда раньше. Руки дрожали, и сталь царапала камни, не в силах их разрубить. Соня, сжавшись в комочек, прижалась лбом к полу и закрыла уши руками, испачкав кровью золотистые волосы. Рядом с ней оказалось рассеченным надвое витое деревянное кресло, но она этого не знала, а со всей силы зажмурив глаза, гадала, почему он медлит и не наносит того одного – единственного последнего удара, после которого ее душа найдет долгожданный покой и покинет бренное, проклятое тело.

Время шло. Она медленно приподняла голову и широко распахнутыми, удивленными глазами уставилась на стоявшего в оцепенении, с закрытыми веками, юношу, на того, которого любила и из-за кого совершила такую страшную, совершенно ненужную и бессмысленную жертву.

Девушка выпрямилась, но не вставала с колен, продолжая смотреть на застывшую фигуру, такую любимую и уже такую далекую.

Меч поднялся и до боли уткнулся ей в грудь. Соня даже не сморщилась и не отстранилась, но всем телом почувствовав медленно плывшую по коже капельку алой крови. Холодный металл излучал ярость, и она еще больше подалась вперед, увеличивая боль, но, никак не выдавая ее.

– Убей меня! – глядя в глаза, шепотом произнесла девушка. – Я не достойна того, чтобы жить! Убей меня, прошу тебя!

Мольба не достигла Тима. Рассудок удержал от нежелательных преждевременных последствий. Он отвел меч назад и спрятал его в ножны.

– Я не имею право распоряжаться твоей жизнью. Люди решат твою судьбу! Утром, на рассвете!

– Не-е-ет! – закричала она, извиваясь на полу и хватая Высшего за ноги. – Убей меня сейчас!

Он презрительно посмотрел на нее, как бы говоря: «Еще неизвестно, кто кого обрек на страдания!» и, выпутавшись из ее объятий, направился к выходу. Эдуард полностью пришел в себя и открыл перед Высшем дверь. Соня потянулась к сапогу.

– Лазарь, она должна дожить до рассвета!

Маг тяжело вздохнул, кивнул головой и бросил короткий взгляд на появившийся нож. Тот почернел и осыпал пылью лицо и грудь не свершившейся самоубийцы. Соня упал на пол, и забилась в истерике.

Тим еще раз осмотрел распростертое тело и повторил:

– Она должна дожить до рассвета!

Вышел. За ним последовал Эдуард и… маг. Дверь покоев закрылась на дубовый засов, запечатанный легким заклятьем. За ней кто-то застучал, забился, закричал срывающимся голосом и… рыдания.

Все ушло. Остались одни воспоминания, ничего не стоящие, жалкие обрывки прошлого, которые навсегда вонзились в душу как самые яркие моменты прошлого. Джен… она уже никогда не появится на улицах города, не помашет, приветствуя, рукой, не улыбнется и тем более не обнимет, чтобы утонуть в долгом нежном поцелуе. Тим лежал на постели последнего этажа и, закрыв глаза, вспоминал ее образ, такой далекий, но… такой родной. Минуты, проведенные с ней, превратились в целую жизнь. Голубые глаза цвета девственного неба никогда не покинут его и всегда, в мыслях, будут следовать за ним, тем, кто любил ее больше всех в Этилии, в Альвесте, на всей земле.

Дверь сотрясалась от ударов…

«Я же просил не беспокоить меня до утра!» Юноша открыл глаза. Мягкий свет проникал в узкую бойницу, рассеиваясь по полу. За дверью стоял Эдуард.

– Утро. Народ ждет!

Легкий ветерок теребил волосы и наполнял легкие поистине божественным ароматом. Внизу, на небольшой возвышенности, в сотне шагов от замка, стоял священник, маг, Соня и шесть Лерионеров. Еще ниже – население всего города, собранные Эдуардом.

Девушка была без веревок, цепей… как будто за прошедший день ничего не произошло, и она по-прежнему являлась Старшей для некоторых отведенных ей воинов. Легкий плащ укутывал ее почти до пят, и ветер теребил его подол, временами открывая босые ноги. Люди с удивление перешептывались, совершенно не понимая происходящего и таких поспешных сборов. Лицо Сони утратило былой румянец, и бледность четко прослеживалась даже на шее. Слез не было, она поклялась, что их больше не будет, но красные опухшие глаза говорили о бессонной ночи и о том, что ей пришлось пережить за эти полдня. Народ недовольно переступал с ноги на ногу. Хотя солнце взошло, оно не набрало достаточно сил прогреть воздух и он, дыша ночью, все еще был холодным. Девушка не могла смотреть в лицо никому из присутствующих. Она понимала, для чего все собрались и что за этим последует, главное, чтобы все прошло быстро и для нее наступит покой. Навсегда! Единственное, это чтобы не было слез… не было слез…. Не было слез!

– Сегодня мы собрались почтить память моей несостоявшейся жены, любимой девушки – Дженни, лучшей девушки этого города… всего Альвеста, – он опустился на одно колено. – Я преклоняю перед ней колени и вместе с вами скорблю о ее смерти, о смерти, сотворенной рукой поистине чудовищного человека.

Соня вздрогнула всем телом, но не подняла лицо.

– Зверское, хладнокровное убийство, присущее только истинным палачам.

– Зачем столько слов, ее этим не вернуть! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Да, ее этим не вернуть, но все вы хотели найти ее палача, чтобы он предстал перед судом, на котором ему будет вынесен смертный приговор. Палач нашелся. Он среди нас!

Народ зашумел, переговариваясь между собой. Соня вздрогнула, еще больше склонив голову к груди, и закрыла глаза. Вперед вышел староста.

– Ты изволишь шутить?

– Я когда-нибудь вам лгал?

Старик замолчал и в смущении хотел податься назад, но юноша остановил его.

– Прежде я хочу услышать из твоих уст, какое наказание ты бы дал убийце Джен?

Найдэн расправил старческие худые и глянул на Высшего.

– Если ты знаешь убийцу, разве сам не нашел ему кару? – вопросом на вопрос ответил тот.

– Я хочу узнать твое мнение, Найден, мнение Этилии!

– Она всем нам, истинным жителям Горного Королевства, была как дочь и родители вправе требовать смертной казни.

Дрожь пробила девушку. На висках выступили капельки пота, ноги предательски подкосились, готовые в любой момент не выдержать вес собственного тела.

– Покажи нам, раз ты нашел палача, или все собрались ради потехи?

– Прежде я хочу попросить вас отдать мне в приемные дочери младшую сестру Джен.

– Нет! – закричал старец. – Хватит с нас смертей, дитя останется у нас, мы станем ее семьей, и только убив нас, сможешь взять ее. Ты понял, Высший?

Вздох.

Он долго смотрел на старца, обдумывая его слова и понял, что дальнейшие споры не приведут ни к чему, а только унизят его в глазах окружающих и дадут повод к зарождающемуся недовольству к Высшему.

– Да будет так! – Тим склонил голову и сделал шаг назад. – Теперь я могу сказать, кто убил Дженни! – он подошел к Соне и даже на расстоянии ощутил ее дрожь. – Эта девушка вынашивала коварные планы против моей возлюбленной. Я ее спас, я ее привел сюда, в ваш мир, но я и представить не мог, что она способна на такое… чудовищное зло. Соня – истинный убийца Джен!

– Беда свершилась. Зря он брал ее тогда с собой, – повторил Эстэр ранее произнесенные слова.

Эдуард ничего не ответил, понимая, что старый мечник оказался прав.

Люди ахнули и, как показалось, подались назад. Даже Найден оказался в замешательстве и не мог произнести ни слова. Стоящая перед ними девушка всегда олицетворяла любовь, красоту, добро. Она всегда вызывала симпатию и вожделенные взгляды. Да, она была и оставалась воином, и все это знали, но чтобы убить мирную, невинную сироту… в своем городе… они считали ее неспособной на это. Неужели ошибались, неужели настал тот момент, когда никому нельзя верить? Даже Высшему? Он уловил это и понял, о чем думают горожане.

– Если вы не верите моим словам, спросите ее! Она расскажет вам. Она раскаялась в содеянном!

Соня не ожидала такого поворота и не была к нему готова. К горлу подкатил комок, сердце готово было вырваться из груди, голова не поднималась, страшась увидеть обезумевшие лица людей. Густые золотистые волосы скрывали ее от них, но долго ли это продлиться? Нет! И она знала.

Вперед вышел священник и поднял руку, успокаивая и призывая к тишине.

– Истинный верующий в Спасителя не сможет лгать, когда в руках держит библию.

Он протянул ей книгу в серебряном переплете, перекрестил и отошел, вознося молитвы к Всевышнему. Дрожащей рукой, приняла она ее, чувствуя, будто весь свод мира обрушился ей на плечи и стал давить вниз, стараясь живьем вогнать в землю, и раз и навсегда покончить с жизней. Под ее нескрываемой нерешительностью в своих суждениях стал сомневаться Найден и пронзительным, казалось, разрезающим плоть взглядом, он осмотрел ее с головы до ног и крикнул:

– Говори!

Что-то оборвалось в ее существовании. Она уже считала себя мертвой и не хотела продлевать крохотные остатки жизни бесполезными разговорами, но… они ждут, они смотрят на нее и решают, проклинать или преклоняться перед ней. Коротко взглянув на Тима, она встретила жесткий взгляд и, склонив голову, попыталась прогнать сухой давящий комок, но лишь раздразнила его. Первые слова давались с трудом, будто жилы, вытаскиваемые клещами, находящимися в руках опытных палачей. Но девушка смогла совершить первый шаг, забыть о боли, забыть о прошлом, говорить то, что происходило совсем недавно, почти вчера. Она раскрылась, подалась вперед и отдалась людям – истинным палачам всего сущего!

– Я любила Тима… я люблю его сейчас! Это произошло тогда, когда он спас меня и принял к себе. Никого и никогда я так не любила и уже не полюблю как его. Он стал для меня тем самым единственным человеком, которого так ждут все юные девушки… Тим как будто вернул меня на много лет назад!.. В тот день я преодолела все страхи и пошла за ним в лес, в надежде там объяснить мои чувства и раскрыть ему глаза, но… я опоздала. Он был с Джен, со своей Джен и окончательно позабыл меня, ту, проведенную со мной… то время, когда я пыталась стать для него самым близким, любимым человеком! Я забилась в один из старых полуразвалившихся домишек и старалась не думать ни о чем, но…

Ненависть захватила ее и обрела верх. Ее всю трясло, как в припадке, а невозможность высказаться только усугубляло положение. Соня рассчитывала на то, что в лесу был миф, грязное видение, которое вот – вот закончится и сотрется в памяти, но то, что она услышала на площади на следующий день, дало понять, что все произошедшие события реальны и судьба совершенно по другому распорядилась ее жизнью. Безумие накатывалось как снежная лавина. Не в силах больше терпеть, она обхватила голову руками и бросилась прочь, считая свою жизнь конченной. С этого момента, в юную, красивую девушку вселился бес. Все мысли были направлены на то, чтобы придумать самую страшную из всех существующих смертей ни в чем не повинной Дженни. Соня не хотела больше видеть ее в городе… в Альвесте… среди живых! Где-то в глубине души, тусклый огонек белого света пытался помешать ее планам, успокоить, согреть, но боль, обида и разочарование были настолько сильны, что полностью заглушали его и обрекали на тьму, тот самый Ад, которого все боялись. В своей испепеляющей ненависти она забыла обо всем: добро ушло, счастье никогда не вернется, радость не будет так веселить как раньше. Разум затуманился, накрылся серой всеуничтожающий пеленой, и вселившийся дьявол погнал к тому самому единственному решению, которое, как она тогда понимала, способно вернуть Тима и его преждевременно ушедшую любовь.

Но была ли она? Тогда Соня об этом не думала, она вообще ни о чем не хотела думать. Месть закрыла ей глаза, мысли и пророчило падение в бездну, но девушка не волновалась об этом, она вообще, похоже, забыла все, кроме ненависти и своих, предсказанных кем-то издалека, действий. В тот момент совесть не призывала ее одуматься, не заставляла взглянуть на грядущие последствия. Будущее… это самое последнее, что волновало девушку, так же, как и то, что ее дорога прямо в Ад.

Соня стояла на пороге дома Джен. Пустынные улицы и полнейшая безлунная темнота помогали ей во всем. Никто не знал, на видел и не мог предположить, что она окажется здесь… здесь, чтобы убивать, а не давать жизнь, как думал Тим, создавая Желтое Братство, в которое входила девушка. Сердце стучало, словно отплясывая сложный танец, ноги подкашивались, руки дрожали, но зверская решимость твердила закончить дело, до которого остался шаг… Тихий стук о деревянную дверь раздавался в ушах сотрясающим землю громом. Возникшая вдруг тишина давила со всех сторон. В доме никого не было! Радость вырвалась наружу и девушка с облегчением выдохнула, расслабляя сжатые в кулак руки, в одной из которых был нож. Она склонила голову, вытирая капельки пота… Раздался скрип. На пороге появилась заспанная Джен! Сердце упало вниз и растворилось в пучине зла. Рука поднялась вверх, нож легко вылетел, но… «Это невозможно!» Дженни смогла, каким-то чудом, но смогла увернуться от него, и тот пропал в темноте избы, лишь приглушенно звякнув о каменную кладку противоположной стены. Широко распахнутые глаза хозяйки дома остановились, заметались в поисках укрытия, она сделала несколько шагов назад, но возмездие Сони не остановилось на глупой неудаче. Девушка выхватила меч и со всей накопившейся яростью, болью, отчаянием сделала последнее, что требовалось от палача – подняла над головой и опустила клинок на беззащитную окаменевшую Джен. Мышцы напряглись, связки готовы были порваться, все тело превратилось в один ревущей комок боли, но именно это помогло раздробить череп, пройти через грудную клетку к животу, дальше вниз и уткнуться острием меча о деревянный пол. Фонтан алой крови ударил в лицо Сони забрызгав кольчугу. Ужас застыл в глазах Джен, она упала на спину и раскинула руки, утопая в собственной крови, которая с каждым мгновением подбиралась к ногам обезумевшего воина.

Ненависть покинула существование в жертвенном теле сменившись страхом, запоздалым понятием сотворенного. Соня задрожала, будто уже сейчас видя будущее, попятилась назад, зацепилась за порог и вылетела на все еще пустынную улицу. Впервые меч показался порождением ада, сеющим зло и призывающим на пир Смерть. Впервые ее руки обагрились невинной кровью. Впервые она увидела тот ужас, железной хваткой сжимающий распятых людей, к которым с минуты на минуту должны придти мастера – палачи.

Зажав руками рот, сдерживая вырывающийся из груди крик, она бросилась бежать. Она не знала куда, но как можно дальше. Найдя тот самый обветшалый дом, девушка забралась внутрь и, уткнувшись в разбросанное по полу тряпье, только тут разорвала тишину захлебывающимися рыданиями.

Душераздирающий полумладенческий крик залил Этилию и повторился снова. Соня знала, что произошло. Слезы нахлынули новой волной, выплескиваясь в виде крупных, прозрачных, соленых капель, но удушье схватило ее за горло и повалило, заставляя корчиться в судорогах, превращая безжалостного палача в жалкое подобие.

На крик бежали все, но только один человек в обратную сторону. Ноги сами несли ее вперед и буквально в считанные секунды привели в храм. Мольбы, просьбы, клятвы к Всевышнему давались с трудом и разрывали сердце болью. Душа требовала исповедаться, но настоятель ушел… ушел туда, куда вчера постучала Смерть. Соня боялась, боялась малейшего шороха, который, как казалось, исходил из тех, кто пришел за ней. Время шло. Молитвы неиссякаемым потоком вырывались из разрывающегося тела и устремлялись к иконе Спасителя. Никто не видел ее здесь и не знал, что она приходила. Никто не знал: почему?.. кто?.. ото всех ускользнуло, но только не…

Маг.

О, как она его тогда ненавидела! Девушка готова была разорвать его на части, лишь бы никогда, никогда и ни за что не появляться на глаза Тима. Она бы так и сделала, но… Лазарь заставил Соню вернуться в замок и дождаться прихода молодого императора. Эдуард до последнего момента не знал, для чего он понадобился, но, видя мрачное лицо Старца, не решился спрашивать, и его изумлению не было конца. Девушка забилась в самый темный угол и с ужасом представляла гнев Тима, лишившегося жены.

– …тьма закрыла мне глаза. В тот момент я не знала, что делаю, что творю. Любовь превратилась в ненависть, ненависть породила палача, палач исполнил свое дьявольское предназначение, – она опустилась на колени и склонила голову. – Я не могу глядеть вам в глаза! Ад отнял душу. Я прошу Храм, священника, олицетворяющего Спасителя… не тянуть с наказанием и проделать это быстро, дабы через мгновение предстать перед Всевышнем, на Его суд. Я человек, поддавшийся искушению, человек, не сумевший одолеть в себе дьявола, но мое тело боится, боится всего! Я в вашей власти, Этилия!!! – выкрикнула она и еще больше осела, склонив голову.

Шепот давно прекратился и все, боясь пропустить слово, с вниманием слушали девушку. Они стояли в нерешительности и переступали с ноги на ногу. Многие осудили ее на смерть, еще больше, не знающие Джен, ждали только справедливого наказания.

– Чего вы медлите? – вновь крикнула Соня. – Вы нашли нож с клеймом ангела, вы же знаете, чей он, что с вами, почему молчите?

Найден пристально посмотрел в ее широко открытые глаза, достал из своей одежды небольших размеров нож и взглянул на его круглое завершение. Там, в алмазном камне, был искусно выгравирован белый ангел с раскинутыми крыльями и сложенными в молитве руками. На мгновение, прикрыв глаза, старейшина прошептал что-то одними губами. Он не источал зло, ненависть или презрение к девушке, как это чувствовалось у Тима. Он тяжело вздохнул. Сердце Сони разрывалось на части, она не могла поверить своим глазам.

– Нет! Нет! Не-е-ет! – закричала она, закрыв лицо руками и нарушив свою заповедь, зарыдала. Она поняла, поняла все, что должно было произойти, но не могла помешать старцу и уж тем более помешать ему. Подобное уже не находилось в ее власти. – Почему вы так жестоки? – еле слышно выдавила она. – Зачем мне она, зачем?

Найден не слушал ее.

– Да, ты начала свой путь падения в бездну ада, но он еще не в полной власти обрел верх над твоей душой. Ты остаешься человеком, а он слаб и только лучший может справиться с дьяволом, живущим в себе. Ты совершила зло, страшное зло, смываемое только своей кровью. Она была мне… всем нам… как дочь, но Тьма породила в тебе семя ненависти и заставила закрыть глаза на все остальное, на все то, что последует за твоим содеянным злом. Ты была чиста душой перед Спасителем, но любого, даже праведника, оказавшегося в данный момент слабее обычного, можно свернуть с истинного пути. Все знают, что после чудовищного убийства, твоя душа прямиком попадет в Ад, а ему это только и нужно. Он собирает силы Тьмы и когда сочтет их достаточными – ворвется в наш мир и уничтожит все живое. Ад не должен получать союзников, новых душ – воинов. Ты не безнадежна, ты можешь исправиться, но… искупление вины должно быть полной!

Соня задрожала. Не нужно было быть магом или чародеем, чтобы заметить это. Любой стоящий вблизи мог почувствовать пробивающую ее дрожь и выступившую испарину. Девушка не могла произнести ни слова. Сейчас произошло то, о чем она не могла даже подумать, то, чего боялась больше всего на свете…

– Почему вы меня не убьете, почему? – заканючила она. – Зачем даете эту ненужную жизнь?

Резко встав, она оказалась около священника, но поднятая рука Лазаря отбросила ее тело обратно.

– Я не в праве назначать ей наказание, – произнес Тим. – Только Город может решить ее судьбу!

– Город не жесток, – сказал старик. – Он отличается от этой убийцы.

Соня не верила ничему, что здесь происходило. Она не хотела верить, но это происходило, и девушка никак не могла понять, почему все это случилось с ней. Она уже поняла, что город сохранит ей жизнь, и она боялась этого, и не знала, что делать, и ощутила всю предстоящую боль.

– Да, она убийца, убийца невинных, но Горный Сокол не станет Эльхаимом с его палачом Крониусом…

Тим как будто не услышал этого.

– … королевство не несет в себе зла – в нем закон, – Найден поднял над головой посох и потряс им, – и переступивший его подвергнется наказанию!

Девушка сглотнула сухой комок, но тот появился вновь, нарушив дыхание и заставив все внутренности сжаться. Она знала жителей города достаточно хорошо и вполне представляла, на что они способны, когда дело касается их самих, особенно тех, кто жил до прихода Тима и Желтого Братства.

– Город решил и вынес свой приговор!

Голос старосты казался громоподобным, он резал слух и проникал глубоко в мозг, раскалывая голову на части.

Люди молчали.

Со лба Сони сбегали крупные капли пота. Она дрожала всем телом и уже не скрывала этого.

Ни один не воспротивился словам Найдена. Не было высказано ни единого опровергающего или изменяющего наказания слова. Все верили ему, доверяли и знали, что если он сказал, то так и должно быть, что преступник не заслуживает ничего другого, как этой, только что сорвавшейся с уст старца, кары.

Ноги девушки стали подкашиваться и все попытки удержаться были слабы и тщетны. Она будто выпила сильнодействующего дурманящего зелья, предназначенного для усмирения и отнятия воли у людей, идущих на казнь. Соня пошатнулась, пытаясь справиться с режущей болью в висках.

Тим беззлобно посмотрел на ее искаженное ужасом лицо и лишь еле заметно пожал плечами.

Она опустила голову к груди, не желая видеть палачей и будущих зрителей, отречься от мира, умереть прямо здесь, сейчас… но такое не могло произойти, ей просто не позволили бы это.