Архивы Дрездена: Маленькое одолжение. Продажная шкура

Я свернул направо и увидел сквозь снегопад огни спасительного полицейского участка, всем своим видом обещавшего безопасность.

Тут ветер задул с удесятеренной силой, и весь мир превратился в белое месиво. Я не видел ничего, даже собственных ног, даже руки, которую поднял к самому лицу. Поскользнувшись, я упал и снова отчаянно вскочил на ноги, уверенный, что, если мой преследователь догонит меня лежащего, я никогда больше не встану.

Я врезался плечом в фонарный столб и отпрянул от него. Черт, в этой слепящей снежной пелене я и представления не имел, где и что находится. Может, я ненароком выскочил на проезжую часть? Конечно, вряд ли кто отважится вести машину сквозь такой буран, но все может случиться. Даже если он будет ехать медленно, я не увижу его, чтобы убраться из-под колес. И сигнала тоже не услышу…

Снег шел теперь так густо, что я даже дышал с трудом. Я выбрал наиболее вероятное направление из всех, что могли привести меня, как я надеялся, к дверям полицейского участка, и двинулся туда. Спустя несколько шагов я наткнулся вытянутой рукой на стену здания. Футов двадцать я двигался вдоль нее, но потом она оборвалась, и я рухнул боком в проем очередного переулка.

Завывание ветра стихло, и наступившая тишина больно ударила по органам чувств. Я привстал на четвереньки и огляделся по сторонам. Вдоль улицы продолжала клубиться непроглядная снежная завеса, причем начиналась она сразу от угла – ни дать ни взять массивная белая стена. В переулке же снегу нападало едва на дюйм, и если не считать доносившегося с улицы завывания ветра, здесь царила тишина.

Но не такая, какой ей полагалось быть.

До меня вдруг дошло, что я не один.

Переливающийся снег на мостовой соткался в сияющий белый подол платья с зелеными и синими прожилками. Я поднял взгляд.

Она и платье носила с нечеловеческим изяществом: ни одной случайной складки. Тело ее представляло собой безупречное сочетание изгибов, красоты и силы. Платье оставляло шею и плечи открытыми, и по сравнению с ее кожей снег казался тусклым и желтоватым. На запястьях, на шее, на пальцах переливались цвета – не вся радуга, а оттенки синего, зеленого и фиолетового. Теми же невероятно меняющимися цветами сверкали и ее ногти.

На ее голове красовалась ледяная корона, элегантная, изысканная, словно выращенная из одной-единственной снежинки. Длинные белоснежные волосы, опускающиеся ниже бедер, сливались с платьем и снегом. Губы ее – восхитительные, чувственные губы – имели цвет мороженой ежевики.

Она обладала той красотой, которая на протяжении столетий вдохновляла художников и поэтов, – бессмертной красотой, какую и представить себе трудно, а тем более увидеть. Такая красота должна была бы лишить меня чувств от восторга. Она должна была бы заставить меня рыдать и благодарить Господа за то, что тот позволил мне взглянуть на такое совершенство. Она должна была бы заставить меня задохнуться, а сердце – трепетать от восторга…

Ничего этого не произошло.

Она приводила меня в ужас.

Она ужасала меня потому, что я видел и ее глаза. Широко раскрытые глаза с вертикальными, как у кошки, зрачками. Цвет их тоже менялся в унисон с цветом украшений… Или, что более вероятно, это украшения меняли цвет в том же ритме, что и глаза. И хотя глаза эти тоже превосходили красотой любую смертную красоту, они оставались холодными, нечеловеческими, полными ума, чувственности, но лишенными жалости или сострадания.

Я хорошо знал эти глаза. Я знал ее.

Если бы страх не сковал мои конечности, я наверняка пустился бы наутек.

Вторая фигура выступила из темноты за ее спиной и выжидающе застыла рядом с ней. Она напоминала бы кошку – если бы только домашние кошки вырастали до такого размера. Окраски ее шерсти я не мог разобрать, но золотисто-зеленые глаза то и дело вспыхивали холодным, неестественно голубым светом.

– На твоем месте я бы поклонилась, смертный, – промяукала кошачья фигура. Голос ее тоже казался неестественным и жутким, словно человеческие звуки исходили из нечеловеческой гортани. – Склонись перед Мэб, Королевой Воздуха и Тьмы. Склонись перед повелительницей фэйри, владычицей Зимней династии сидхе.

Глава 6

Я стиснул зубы и попытался изобразить акулью ухмылку. Получилось неважно. Слишком сильно я боялся – и на это имелись все основания.

Представьте себе любую сказочную злодейку из всех, о каких вам приходилось читать. Представьте себе мстительных ведьм, коварных королев, безумных заклинательниц. Представьте себе распутных русалок, голодных огрих, свирепых женщин-оборотней. Представьте их себе, а потом попробуйте осознать, что когда-то где-то все они существовали в реальности.

Наставницей их была Мэб.

Черт возьми, да я бы не удивился, если бы она устроила им всем что-нибудь вроде аттестации. Просто чтобы не забывали, что по сравнению с ней они так, мелочь.

Мэб правила доброй половиной Феерии – тех регионов Небывальщины, что теснее других граничили с нашим миром, и ее повсеместно уважали и боялись. Я-то видел ее с беспощадной ясностью своего чародейского Зрения, и я знал – не подозревал, а знал наверняка, – что она за существо.

Чудовищный страх – вот что я испытывал. Такой ужас, что мне не удалось придумать ни одного остроумного комментария, а со мной такого просто не случается.

Я не мог говорить, но мог шевелиться. Я заставил себя подняться на ноги. Меня трясло от холода и страха, но я встал и задрал подбородок. Стоило мне проделать это, доказав, что я все-таки не совсем бесхребетная тварь, как ко мне вернулась способность издавать звуки. Голос мой звучал хрипло, но все-таки звучал.

– Что вам от меня нужно?

Губы Мэб чуть изогнулись в намеке на улыбку. Снова зазвучал кошачий голос; Мэб лишь склонила голову набок.

– Я хочу, чтобы ты оказал мне услугу. Одолжение.

Я нахмурился и попытался получше разглядеть кошачью фигуру за ее спиной.

– Это Грималкин там за вами?

Глаза кошкоподобной твари вспыхнули.

– Разумеется, – подтвердил Грималкин. – Слуга за моей спиной носит это имя.

Я уставился на него; от замешательства у меня даже страху поубавилось.

– Слуга за твоей спиной? Я никого за тобой не вижу, Грималкин.

Мэб раздраженно сжала губы. Когда Грималкин заговорил, в голосе его звучало такое же раздражение.

– Слуга просто служит сейчас моим голосом, чародей. Не более того.

– А-а, – кивнул я, переводя взгляд с одной на другого, и любопытство, воспользовавшись возможностью, взяло над страхом верх. Руки, во всяком случае, перестали трястись. – С чего это, интересно, повелительнице воздуха и тьмы потребовался переводчик?

Мэб чуть вздернула свой царственный подбородок, и губы ее снова изогнулись в легкой улыбке.

– Ты и так у меня в долгу, – произнес за нее жуткий суррогатный голос. – И если ты желаешь ответа на свой вопрос, тебе придется за это заплатить. Я не верю в благотворительность.

– Надо же, потрясение какое, – буркнул я. Фух! Похоже, орган, ответственный за способность шутить, у меня не отсох. – Мне кажется, ты упустила суть вопроса. Зачем нужен переводчик Мэб? Она же бессмертная, полубогиня.

Мэб открыла рот.

– А-а, понимаю, – произнес Грималкин. – Ты сомневаешься в том, что это действительно я. – Мэб откинула голову назад, приоткрыв рот, и ее слуга испустил негромкий, зловещий смешок. – В точности так же, как при нашей первой встрече.

Я нахмурился. Она говорила правду. Когда Мэб под видом смертной в первый раз явилась в мой офис несколько лет назад, я заметил, что что-то не так, и в результате выяснил, кто она на самом деле. Насколько мне известно, свидетелей при этом не имелось.

– Возможно, ты захочешь вспомнить старые времена, – продолжал нечеловеческий голос.

Мэб подмигнула мне.

Черт. Она делала так, когда я столкнулся с ней в последний раз. Опять-таки об этом не знал никто другой. А я так надеялся, что все это подделка… Но это была настоящая Мэб.

Мэб блеснула зубами.

– Твой долг составлял три услуги, – сказала Мэб через своего слугу. – Осталось еще две. Я здесь для того, чтобы предоставить тебе возможность снять со счета еще одну.

– Так-так, – хмыкнул я. – Как же вы собираетесь это сделать?

Улыбка ее сделалась шире, продемонстрировав идеально острые клыки.

– Я собираюсь помочь тебе.

Угу.

Ох, не нравится мне все это.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался я, стараясь говорить как можно спокойнее и равнодушнее.

– Внемли. – Мэб взмахнула правой рукой, и слой снега на мостовой зашевелился, складываясь в маленькую, высотой около восемнадцати дюймов, модель здания. Все это напоминало то, как растекается замок из песка, только в обратной перемотке.

Здание показалось мне знакомым.

– Это что…

– Тот дом, который попросила тебя осмотреть твоя леди-рыцарь, – подтвердил суррогатный голос. Даже удивительно, как быстро привыкаешь ко всяким таким штукам – конечно, в том случае, если тебе каждый день приходится сталкиваться с необычным. – Каким он был до того, как его разрушило заклятие.

Тем временем из снега лепились все новые фигуры. Мимо дома проскальзывали немного обобщенные имитации автомобилей – до тех пор, пока один из них, дорогой лимузин, не свернул в тот самый переулок у дома, по которому я шел меньше часа назад. Мне пришлось сделать пару шагов, догоняя его, когда он остановился. Дверь снежного автомобиля отворилась, и из нее явно торопливо выбрались несколько человеческих фигур размером с игрушечных персонажей старых «Звездных Войн».

Я узнал их. Первым появился тип с квадратной головой и без шеи – мордоворот по имени Хендрикс, личный телохранитель Марконе. Мать его явно принадлежала к породе аляскинских медведей-кадьяков; отцом был, скорее всего, танк «абрамс». Выбравшись из машины, он повернулся к салону и, нагнувшись, достал из него небольшой ручной пулемет, держа оружие одной рукой.

Пока Хендрикс возился с пулеметом, отворилась дверь с другой стороны, и из нее вышла женщина. Гард – дама высокая, около шести футов, хотя по сравнению с Хендриксом она казалась миниатюрной. Поверх элегантного делового костюма она накинула плащ; подняв крышку багажника, она достала из него тяжелый меч и круглый стальной щит диаметром в пару футов. Потом провела рукой над поверхностью щита и сразу же закрыла его куском ткани, похоже сшитым специально для этого.

Оба двигались с отработанной, заученной наизусть точностью профессионалов.

Третьим покинул машину сам Марконе, мужчина среднего роста, среднего телосложения – правда, костюмчик на нем стоил наверняка больше, чем моя тачка в лучшие дни. Вид он имел такой же спокойный и расслабленный, как всегда. Марконе, конечно, гад и преступник, но надо отдать ему должное: яйца у него такие, что земля дрожит при ходьбе.

Голова его резко повернулась в ту сторону, откуда они только что приехали; ни Хендрикс, ни Гард не отреагировали с такой скоростью. Стремительно – я даже заподозрил, не замешана ли в этом магия – он выхватил пистолет, и из снежного дула вырвались крошечные клубки морозного воздуха.

Тут очнулся и Хендрикс. Он мгновенно вскинул свой пулемет, и крошечные искры синего цвета – судя по всему, означавшие трассирующие пули – метнулись вдоль переулка. Гард подняла щит, прикрывая Марконе им и своим телом от того, кто находился в конце переулка. Оба нырнули в боковую дверь здания – я не видел ее, потому что эта часть стены тоже обрушилась. Хендрикс последовал за ними, не прекращая поливать переулок свинцом.

– Адские погремушки! – выдохнул я. – Марконе находился в доме?

Мэб сделала рукой рубящее движение, и верхние две трети маленького снежного дома исчезли, унесенные порывом арктического вихря – тоже миниатюрного. Здание предстало передо мной в разрезе, позволяя заглянуть в интерьер. Марконе и его телохранители перемещались по дому, как крысы в лабиринте. Они вихрем спустились по лестничному маршу. Оказавшись внизу, Марконе уверенно, почти не глядя, хлопнул рукой по какой-то кнопке и поднял взгляд.

Тяжелые – стальные, решил я – пластины одновременно перегородили лестничный марш сверху и снизу, и я почти наяву услышал зловещий лязг. Гард протянула руку и коснулась ею центра нижней пластины, и в глазах моих возникли пятна от яркой вспышки. По короткому коридору все трое поспешили к следующему пульту, и процесс повторился. Новые двери, новые вспышки.

– Они запираются в… – пробормотал я себе под нос. Тут до меня наконец дошло. – Обереги. Бронированные двери. Он построил себе убежище.

Грималкин испустил негромкий ленивый воющий звук, который я воспринял как одобрение.

Моя квартира тоже оборудована подобными средствами защиты, которые я могу задействовать при необходимости, – конечно, в моей методике больше от Мерлина и меньше от Бонда. Однако же, черт возьми, что могло потревожить Марконе настолько, что ему пришлось в такой спешке хорониться в своей норе?

Тут Гард резко вскинула голову и уставилась в то место, где стояла Мэб, – так, словно крошечное снежное изваяние могло видеть смотревшую на нее исполинскую фигуру Зимней Королевы. Гард сунула руку в карман пиджака, вытащила что-то, напоминающее узкую деревянную коробочку – вроде тех футляров, в которых продаются дорогие перьевые ручки, – и достала из нее маленькую прямоугольную пластинку. Подняв ее, Гард снова повернулась к Мэб и крепко сжала пластинку пальцами.

Снежная скульптура рассыпалась и исчезла, будто ее и не было.

– Они увидели скрытую камеру, – пробормотал я.

– С учетом присущей смертным ограниченности Делающая Выбор умна и изобретательна, – отозвалась Мэб. – Барон поступил мудро, воспользовавшись ее услугами.

Я покосился на Мэб.

– Что случилось?

– Мое Зрение затуманилось на несколько минут. А потом вот что.

Она еще раз взмахнула рукой, и здание возникло снова – только на этот раз облачка измороси изображали клубившийся вокруг него густой дым. Да и вся модель казалась теперь более размытой, зернистой, словно Мэб выбрала для него слишком крупные снежинки.

Тем не менее я узнал Марконе, который выходил, пошатываясь, из парадных дверей здания. Вокруг него возникло несколько фигур. Они окружили его. Откуда-то из ночи возник ничем не примечательный фургон. Неизвестные фигуры втолкнули Марконе в дверь, забрались следом и уехали.

Стоило фургону скрыться в ночи, как здание дрогнуло и обвалилось, превратившись в уже знакомые мне руины.

– Я избрала тебя своим эмиссаром, – сказала мне Мэб. – Ты окажешь мне услугу, вторую из трех, что был мне должен. Ты отыщешь Барона.

– Черта с два, – ответил я прежде, чем мой мозг успел просчитать возможные последствия такого ответа.

Мэб негромко, гортанно рассмеялась.

– Еще как отыщешь, дитя чародейки. Если хочешь остаться в живых, конечно. Другого выбора у тебя нет.

Гнев разгорелся в моей груди и выплеснулся изо рта, старательно минуя мозг.

– Мы об этом не договаривались, – огрызнулся я. – Согласно условиям нашей сделки, я могу сам решать, какие услуги из запрашиваемых вами оказывать, а какие нет, и при этом вы не можете принуждать меня.

Ежевичные губы Мэб раздвинулись в безмолвном оскале, и весь мир превратился в ослепительно-белую завесу боли, обжегшую мне глаза. Черт, я даже не представлял себе, что может существовать такая боль. Я рухнул на землю, но мне не повезло: я двинулся башкой недостаточно сильно, чтобы лишиться чувств. Я не мог пошевелиться. Я не мог вздохнуть. Я не мог кричать.

А потом я ощутил рядом со мной что-то ледяное. Что-то очень мягкое и очень холодное коснулось моего уха. Сквозь боль я все-таки понял, что это. Губы. Губы Мэб. Королева Воздуха и Тьмы осторожно нанесла ряд поцелуев по внешнему краю моего уха, потом охватила губами мочку и слегка прикусила ее.

В другом ухе послышался приглушенный, напряженный, голодный шепоток Грималкина.

– Смертный грубиян. Что бы ни происходило у тебя в прошлом, что бы ни ожидало тебя в будущем, знай: я – Мэб, и я держу свое слово. Усомнись в моем слове еще хоть раз, обезьяна, и я окончательно заморожу воду в твоих глазах.

Боль с большой буквы «Б» сменилась просто болью, и я стиснул зубы, чтобы не закричать. Я снова мог шевелиться. Я отпрянул от нее, отползая на спине до тех пор, пока не уперся в стену. Я прикрыл глаза руками и буквально услышал, как ломаются перемерзшие ресницы.

С минуту я сидел, пытаясь совладать с болью, и белая пелена в глазах понемногу сменилась алой, потом черной. Я открыл глаза. Сфокусировать взгляд мне никак не удавалось. Я ощутил на лице что-то мокрое и коснулся этого пальцем. Из глаз текли слезы пополам с кровью.

– Я не принуждала тебя и не посылала своих агентов, чтобы они делали это, – продолжала Мэб так, словно разговор не прерывался ни на мгновение. – Так или иначе, если ты хочешь остаться в живых, ты будешь служить мне. Могу тебя заверить: посланники Летних не успокоятся, пока ты не будешь мертв.

Секунду я молча смотрел на нее, слишком оглушенный болью и – еще в большей степени – страхом.

– Это еще одно яблоко раздора между вами и Титанией?

– Когда одна династия делает ход, другая вынуждена делать ответный, – кивнула Мэб.

– Титания желает смерти Марконе? – прохрипел я.

– Можно сказать и так, – ответила она. – И ее эмиссары будут и дальше пытаться убить тебя. Только ценой спасения жизни Барона ты сможешь сохранить и твою. – Она сделала паузу. – Если, конечно…

– Что – «если»?

– Если только ты не согласишься принять мантию Зимнего Рыцаря, – с улыбкой произнесла Мэб. – В таком случае я буду вынуждена поручить это дело другому эмиссару, а твое участие в нем на данном этапе закончится. – Веки ее томно опустились, а суррогатный голос сделался текучим, бархатным. – Редкие, очень редкие смертные могут похвастаться такой силой, такой властью, такими наслаждениями, какие будут доступны тебе как моему Рыцарю.

Зимний Рыцарь. Смертный воин Зимней династии. Парень, последним занимавший эту должность, насколько мне известно, висел, прикованный ледяными цепями к замерзшему дереву, испытывая невыносимые муки, и каждый раз, когда жизненных сил у него больше не оставалось, его исцеляли – чтобы начать пытку заново. Страдания окончательно лишили его рассудка. Собственно, он и раньше не производил впечатления особенно приятного типа, и все же нельзя подвергать человека, каким бы он ни был, таким мучениям.

– Нет, – сказал я. – Я не хочу закончить так, как Ллойд Слейт.

– В твоих силах прекратить его страдания, – заявила она. – Он жив до тех пор, пока ты не примешь мантию. Прими же мое предложение, дитя чародейки. Освободи его. Сохрани свою жизнь. И познай власть, какой ты еще не испытывал. – Глаза ее как будто сделались больше; казалось, из них струится свет, а голос, хотя и не ее собственный, опьянял подобно наркотику. – Я многому могу тебя научить.

Порядочный человек отверг бы ее предложение мгновенно, не колеблясь.

Я считаю себя приличным человеком. Но не всегда.

Конечно, я могу найти себе какие-нибудь оправдания, если хотите. Могу, например, сказать, что сделался круглым сиротой в шесть лет. Или что вырастивший меня приемный отец подвергал меня таким психологическим и физическим истязаниям, какие вам и не снились. Или что всю свою взрослую жизнь я находился под несправедливым подозрением у Белого Совета, хотя делал все, что в моих силах, чтобы проводить в жизнь его, Совета, идеалы и принципы. Или, возможно, я мог бы сказать, что повидал за свою жизнь слишком много боли и страданий, выпавших на долю хороших людей, или слишком много всякой гадости насмотрелся своим чародейским Зрением. Я мог бы пожаловаться на то, что мне самому доводилось попадаться в когти порождениям ночи и что окончательно оправиться от этого я не смог до сих пор. Я мог бы сказать, что из-за обстоятельств я не вступал в близкие отношения с женщинами уже давным-давно.

И ведь все это чистая правда!

Дело просто в том, что есть часть меня, которая не слишком хороша. Та часть, которая жаждет испепелить моих врагов, пользуясь имеющейся в моем распоряжении силой, которая устала от незаслуженных оскорблений. Тот тихий голос у меня в голове, который советует мне порой забыть обо всех правилах, об ответственности и делать только то, что мне хочется.

На какое-то мгновение я представил себе, каково это – принять предложение Мэб. Жизнь среди сидхе была бы… полной. Во всех смыслах, доступных смертному воображению. Например, почему бы мне не пожить в собственном доме? Черт, в большом доме, а может, даже в замке. Куча денег. Горячий душ ежедневно. Каждый обед – как пир. Я смог бы позволить себе любой прикид, любую тачку. Может быть, смог бы немного попутешествовать. Побывать там, где давно мечтал побывать. На Гавайях. В Италии. В Австралии. Научился бы ходить под парусом – мне всегда этого хотелось.

О, еще женщины – а как же! Горячие, холодные – на любой вкус. Неземной красоты и чувственности, вроде той, что стояла передо мной. Зимний Рыцарь обладает статусом и властью, а для сидхе это мощные возбуждающие средства, действующие на них сильнее, чем на нас, смертных.

Я мог бы получить… да почти все, что угодно.

Все, чего это стоило бы мне, – моя душа.

Нет, я не имею в виду ничего магического или метафизического. Я говорю о сути моей личности, о том, что делает меня собой, Гарри Дрезденом, какой он есть. Если я утрачу это – то, что определяет мою личность, – что тогда останется?

Набор биологических веществ и функций. И горечь утраты.

Я хорошо понимал это. И все равно прикосновение ледяных губ Мэб к моему уху продолжало жечь меня, с каждым вдохом разбегаясь по телу медленными волнами наслаждения. Одного этого более чем хватало, чтобы заставить меня колебаться.

– Нет, Мэб, – произнес я наконец. – Я не хочу этой работы.

Спокойным, тяжелым взглядом она всмотрелась в мое лицо.

– Лжец, – негромко заявила она. – Ты хочешь этого. Я же вижу – хочешь.

Я стиснул зубы.

– Та часть меня, которая этого хочет, не имеет права голоса, – возразил я. – Я не собираюсь принимать ваше предложение. Точка.

Она склонила голову набок и еще раз посмотрела на меня.

– Настанет день, чародей, и ты будешь валяться у меня в ногах и молить, чтобы я даровала тебе мантию.

– Но не сегодня.

– Не сегодня, – согласилась Мэб. – Сегодня ты окажешь мне услугу в счет долга. Как я и говорила.

Мне не хотелось слишком задумываться об этом, но и открыто соглашаться с ней тоже не хотелось. Поэтому я просто кивнул в сторону участка мостовой, где только что находились снежные фигурки.

– Кто похитил Марконе?

– Не знаю. Это одна из причин, по которым я выбрала тебя своим эмиссаром. Ты обладаешь даром находить пропавшее.

– Если вы хотите, чтобы я сделал это для вас, мне придется задать вам несколько вопросов.

Мэб подняла взгляд, словно советуясь с невидимыми за снежной завесой звездами.

– Время, время, время. Неужели ему никогда не будет конца? – Она покачала головой. – Дитя чародейки, час почти прошел. Я должна возвращаться к своим обязанностям – как и ты. Тебе пора встать и немедленно покинуть это место.

– Почему? – осторожно поинтересовался я, вставая.

– Потому что твой маленький вассал, предупреждая тебя об опасности, имел в виду не меня.

Ураганный ветер и буран, бушевавшие на улице за пределами переулка, разом стихли. На противоположной стороне улицы стояли лицом к нам двое мужчин в длинных пальто и широкополых шляпах-стетсонах. Я кожей ощутил давление их взглядов, и мне почему-то показалось, что они удивлены, увидев меня.

Я резко повернулся спросить у Мэб, что это еще такое, и обнаружил, что она исчезла. Грималкина тоже след простыл – причем без малейшего шевеления магических энергий.

Я крутанулся назад как раз вовремя: типы в стетсонах сошли с тротуара и начали пересекать мостовую. Длинными скачками. Оба почти не уступали мне ростом и превосходили сложением. Снег продолжал идти, и вся улица превратилась в ровную белую простыню.

На этой белой простыне отчетливо виднелись оставляемые ими следы заостренных копыт.

– Черт, – выдохнул я и припустил назад по узкому переулку.

Глава 7

При виде моего отступления типы в стетсонах запрокинули головы и что-то пронзительно и блеюще прокричали. Шляпы при этом свалились, и взгляду моему предстали бараньи морды с рогами. Бебеки, чтоб их. Эти, правда, показались мне крупнее, чем те, кто напал на меня в первый раз. Крупнее, сильнее и стремительнее.

И по мере того, как они начинали догонять меня, я заметил еще одну подробность.

Оба достали из-под пальто автоматические пистолеты.

– Только этого еще не хватало, – буркнул я на бегу. – Это нечестно.

Оба открыли по мне беглый огонь, и это мне очень не понравилось. Пусть я и чародей, но пуля в башку разворотит мне мозги точно так же, как любому другому. Еще меньше мне понравилось то, что они стреляли не веером. Попасть в движущуюся цель нелегко даже из автоматического оружия, так что старый добрый метод стрельбы длинными очередями основан на исключительно математических принципах: чем больше выпущено пуль, тем больше шанса во что-нибудь попасть. Но не наверняка.