Архивы Дрездена: Маленькое одолжение. Продажная шкура

Именно эту формулу использовал я сейчас для того, чтобы очистить стену от снега и пыли. У меня ушло на это полторы минуты, и, закончив, я уловил еще один запах сквозь серную вонь.

– Дважды черт, – сказал я.

Мёрфи шагнула ко мне и посветила на стену фонариком.

На очищенной от снега стене виднелся знак, начертанный чем-то густым, бурым, напоминающим по запаху кровь. Поначалу я решил, что это пентаграмма, но тут же увидел, в чем заключается разница.

– Гарри, – тихо произнесла Мёрфи. – Это человеческая?

– Скорее всего, – ответил я. – Нет эффективнее чернил для сильных заклинаний, чем кровь смертных. Вряд ли что-то иное могло содержать столько энергии, чтобы ее хватило на взрыв такой силы.

– Это ведь пентаграмма, да? – спросила Мёрфи. – Вроде той, что ты носишь на цепочке.

Я мотнул головой:

– Эта другая.

– Как это? – Уголок рта ее дернулся. – Чем она другая, если не считать крови?

– Пентаграмма – это символ порядка, – попробовал объяснить я. – Пять углов, пять сторон. Она олицетворяет силы воздуха, земли, воды, огня и духа. Она заключена в круг, касаясь углами его абриса. Это символ магии, находящейся под контролем человека. Сил, обузданных волей.

Я махнул рукой в сторону знака:

– А здесь, видишь? Углы звезды выходят далеко за пределы круга.

Она нахмурилась:

– Что это значит?

– Представления не имею, – признался я.

– Господи, – вздохнула она. – И за что мы тебе только платим?

– Ха-ха. Очень смешно. Послушай, если бы я и видел такой знак прежде, он все равно может означать разное для разных людей. Например, индуисты и нацисты одну и ту же свастику воспринимают совершенно по-разному.

– Но хоть догадки у тебя имеются?

Я пожал плечами:

– Навскидку? Не нравится мне все это – какое-то дикое сочетание пентаграммы и анархистского символа. Ничем не обузданная магия.

– Чародеи-анархисты? – предположила Мёрфи.

– Это только догадки, – сказал я.

Впрочем, нутром я ощущал, что предположение мое близко к истине, и Мёрфи, по-моему, тоже это почувствовала.

– Но для чего этот символ? – спросила Мёрфи. – Какой цели он служит?

– Отражать энергию, – ответил я. – Мне кажется, энергия, прокатившись по зданию, отразилась от этого знака, а это значит… – Я на ходу спрыгивал со ступеньки на ступеньку этого логического каскада. – Это значит, что прежде эта энергия должна была откуда-то взяться. – Я медленно повернулся, пытаясь прикинуть угол. – Входящий луч энергии должен был пройти через разрушенную часть здания и…

– Луч?

Я ткнул пальцем в полукруглую дырку в стене.

– Угу. Тепловая энергия, ужас какая сильная.

Она присмотрелась к оплавленной дырке.

– На вид маловата, чтобы развалить чуть не целый дом.

– Ей и не нужно, – сказал я. – Для взрыва, во всяком случае. Этот луч только прожег отверстие. Может быть, поджег по дороге дом, но сорвать фасад таким вот образом он не мог.

Мёрфи нахмурилась и склонила голову набок.

– Тогда что же это сделало?

– Как раз над этим я и думаю, – буркнул я.

По возможности прикинув направление луча, я быстро направился по переулку дальше. Пожарные продолжали поливать дом водой, и по дороге нам пришлось несколько раз перешагивать через шланги. Выйдя к заднему фасаду здания, я медленно двинулся вдоль него, подняв руку и прислушиваясь к любым следам магических энергий. Ничего похожего я не обнаружил, зато снова уловил запах Адского Огня, а спустя пару футов наткнулся на еще одну не-пентаграмму, идентичную первой, тоже скрытую под тонким слоем снега.

Я продолжал обходить дом по часовой стрелке. Два символа обнаружились на стене соседнего дома, и еще один – на другой стороне улицы, напротив разрушенного фасада. Завершил я круг, остановившись у первого обнаруженного мной символа.

Пять отражающих точек, направивших в дом чудовищный поток энергии, образовали вместе огромный знак.

– Вот это уже пентаграмма, – тихо произнес я.

Мёрфи нахмурилась:

– Что?

Я коснулся пальцем гладкого, оплавленного края отверстия на стене разрушенного здания.

– Луч энергии, ворвавшийся в дом сквозь эту дыру, был одной из пяти сторон пентаграммы. Или пятиконечной звезды.

Мёрфи непонимающе смотрела на меня.

Я порылся в кармане плаща и выудил кусок мела.

– Ладно, смотри. Все учатся рисовать это еще в начальной школе. – Я нарисовал на чистом куске кирпичной стены звезду – не отрывая мела от стены, пятью линиями. – Так?

– Так, – согласилась Мёрфи. – Аккурат в первом классе.

– Вот тебе, кстати, еще один пример символа, имеющего несколько различных значений, – заметил я. – Но посмотри сюда, в середину. – Я заштриховал образованный пересекающимися линиями пятиугольник. – Это форма пятиугольника, видишь? Центр пентаграммы. Здесь помещается то, что ты хочешь сюда заключить.

– Что ты имеешь в виду – «заключить»?

– Пентаграмма вроде этой – символ власти, – объяснил я. – Использовать ее можно самым разным образом. Однако чаще всего ее используют для того, чтобы изолировать кого-то или держать его в заключении.

– Ты хочешь сказать, это как призыв демона, – сказала Мёрфи.

– Точно, – подтвердил я. – Но если пользоваться ею верно, можно ловить в нее и других тварей. Помнишь круг в доме у Харли Макфинна? Пять свечей образовывали там пентаграмму вроде этой.

Мёрфи поежилась:

– Помню. Только она была не такая большая.

– Не такая, – кивнул я. – И чем большего размера ты ее делаешь, тем больше сил требуется для того, чтобы поддерживать ее в действии. Я даже слыхом не слыхал, чтобы кому-либо удавалось активировать такой объем энергии.

Я нарисовал на концах звезды маленькие крестики и обвел линии мелом еще раз, четче обрисовав пентаграмму.

– Видишь? Луч, посланный от одной отражающей фигуры к другой, прожигает по дороге отверстия в стене. Отражатели превратили луч в огромную пентаграмму плюс-минус на уровне земли.

Мёрфи, хмурясь, вглядывалась в нарисованную мной нехитрую схему.

– Центр этой фигуры не покрывает всей площади здания.

– Нет, – согласился я. – Для полной уверенности, конечно, не помешало бы иметь на руках план дома, но мне кажется, что центр пентаграммы расположен футах в двадцати от парадного входа. Этим, возможно, объясняется тот факт, что обрушилась только его передняя часть.

– Получается, что взрыв произошел в этом твоем пятиугольнике? Магический тротил?

Я пожал плечами:

– Взрыв произошел в центре пентаграммы, но не факт, что вызван именно ею. Я хочу сказать, это вполне могло оказаться более-менее традиционное взрывное устройство.

– Помещенное в центр огромной пентаграммы? – усомнилась Мёрфи.

– Возможно, – кивнул я. – Все зависит от того, для чего использовалась эта пентаграмма. А чтобы это понять, мне необходимо знать, где ее север. – Я очертил маленьким кружком верхний конец звезды. – Я имею в виду, откуда изначально исходил луч.

– Разве это имеет значение?

– Да, – ответил я. – Большинство рисуют звезду так, как это сделал я. Снизу слева до самой верхней точки в качестве первой линии. Так делается в случаях, когда тебе необходимо защитить что-то, оградить от воздействия извне или от сторонних сил.

– Значит, это могло использоваться как оберег? – спросила Мёрфи.

– Не исключено. Но пентаграмма может использоваться и для других целей – если рисовать звезду в ином порядке.

– Например, выстроить клетку для кого-то? – предположила Мёрфи.

– Именно. – Я встревоженно нахмурился. – Или отворить дверь для кого-то. Или для чего-то.

– Судя по твоему лицу, это может означать большую пакость.

– Я… – Не договорив, я покачал головой.

Мне даже думать не хотелось, какой ужас мог вырваться в наш мир с помощью пентаграммы такого калибра.

– Я думаю, если через эту пентаграмму проскользнуло что-нибудь, соответствующее ее размеру, в городе сгорит не один дом.

– Ох, – только и сказала Мёрфи.

– Послушай, пока я не знаю, для чего была предназначена эта пентаграмма. Все, что я говорю, это умозрительные предположения. И потом, тут есть еще одна странность.

– Какая?

– Я не обнаружил ни следа остаточной магии, а им полагалось бы сохраниться. Черт возьми, да при том количестве энергии, что здесь использовали, всему кварталу полагалось бы светиться. А он этого не делает.

Мёрфи медленно кивнула:

– Ты хочешь сказать, они стерли свои отпечатки.

Я поморщился:

– Вот именно, а я даже представления не имею, как это сделать. Адские погремушки, да мне и в голову не приходило, что такое вообще возможно.

Я молча отхлебнул остывшего кофе из чашки и попробовал убедить себя в том, что пробиравшая меня дрожь происходит единственно от холода. Потом протянул чашку Мёрфи – она отпила немного с другой стороны и вернула ее мне.

– Выходит, – сказала она, – у нас одни вопросы и никаких ответов. Зачем какому-то сверхъестественному налетчику из высшей лиги помещать пентаграмму в пустующем жилом здании? И вообще, зачем ему потребовалась эта пентаграмма?

– И зачем потом было взрывать это здание? – Я нахмурился, потому что в голову мне пришел еще один, совершенно очевидный вопрос. – А почему именно этот дом? – Я повернулся к Мёрфи. – Кому он вообще принадлежит?

– Венчурной компании «Озеро Мичиган», – ответила Мёрфи. – Подразделению «Митигейшн лимитед», чьим генеральным директором является…

– Трижды черт, – выругался я. – Джентльмен Джонни Марконе.

Глава 5

Я попробовал соскрести немного крови с отражающих символов и использовать в поисковом заклинании, чтобы попытаться вычислить ее изначального обладателя, но у меня ничего не вышло. Или кровь слишком пересохла, или человек, которому она принадлежала, уже умер. У меня сложилось неприятное предчувствие, что тауматургическое заклятие не сработало вовсе не по причине зимнего холода, пересушившего кровь.

Впрочем, этого можно было ожидать. Дело, в котором так или иначе замешан Марконе, простым не бывает.

Джентльмен Джонни Марконе был непререкаемым повелителем преступного мира Чикаго. Хотя материалов на него у полиции более чем достаточно, бастионы бумаг, обороняемые легионами юристов, до сих пор оставались неприступными, и положению его, равно как и растущим доходам, ничего не угрожало. Возможно, тем, кто пытался подкопаться под него, стоило бы проявить больше настойчивости, но бесстрастные факты свидетельствовали: методы управления Марконе оставались наиболее приемлемой альтернативой по сравнению с большинством других возможных вариантов. Он придерживался относительно цивилизованных принципов, пресекая насилие в отношении как обычных граждан, так и представителей закона. Бизнес его не становился от этого менее грязным, но ведь могло быть и гораздо хуже, и городские власти хорошо это понимали.

Конечно, городские власти не знали, что на самом деле все обстояло гораздо хуже. Марконе начал укреплять свое положение еще и с помощью сверхъестественных сил, подписав Неписаный закон в качестве свободно ассоциированного члена. В глазах правителей сверхъестественного мира он представлял собой нечто вроде небольшого нейтрального государства, силы, с которой стоило считаться, и я мало сомневался в том, что он и эту, новую власть использует в тех же целях, что и все остальное: для расширения своей преступной империи.

Все это стало возможным не без участия Гарри Дрездена. Мне, вероятно, могло бы служить некоторым оправданием только то, что из всех имевшихся у меня на тот момент альтернатив эта была наименее угрожающей.

Я оторвал взгляд от круга, нарисованного мною мелом на асфальте под навесом в переулке, и покачал головой.

– Извини. Ничего не выходит. Может, кровь слишком сухая. Или донор мертв.

Мёрфи кивнула:

– Значит, поищу по моргам.

Я стер мел рукой, разрушив круг, и поднялся с коленей.

– Можно тебя спросить кое о чем? – спросила Мёрфи.

– Конечно.

– Скажи, а почему ты сам пентаграммами почти не пользуешься? Я, например, ни разу не видела – только как ты круги рисуешь.

Я пожал плечами:

– Это вопрос пиара. Сама представь: я начну бегать и рисовать повсюду пятиконечные звезды – в этой-то стране. Все вокруг поднимут вой насчет Сатаны. Включая сатанистов. У меня и без этого проблем достаточно. Если мне нужна пентаграмма, я смогу просто представить ее себе мысленно.

– Ты можешь это сделать?

– Вся магия – точнее, почти вся – у тебя в голове. Ты представляешь себе тот или иной образ и удерживаешь его в сознании. Теоретически все возможно сделать без всякого мела, фигур и всего остального.

– Тогда почему ты этого не делаешь?

– Потому что при тех же результатах это требует неоправданно больших усилий. – Я запрокинул голову и прищурился, глядя на продолжавший сыпаться снег. – Ты коп. Мне нужен пончик.

Она фыркнула:

– Грешишь стереотипами, Дрезден?

– Копам приходится чуть ли не день напролет торчать в своих машинах. Часто у них нет времени даже до ближайшего «Макдоналдса» доехать. Им нужна еда, которая не портится в машине. Пончики для этого подходят едва ли не лучше всего.

– И диетические хлебцы тоже.

– Роулинс тоже мазохист?

Мёрфи как бы невзначай толкнула меня плечом, едва не сбив с ног, и я ухмыльнулся. Мы вынырнули из переулка на почти опустевшую улицу. Пожарные уже сделали все, что могли, и у дома оставалась только одна пожарная машина. Стоило огню погаснуть, как все запорошило снегом, поэтому зевак и след простыл. На месте происшествия оставались еще несколько полицейских, да и те по большей части попрятались от снега по машинам.

– Так что все-таки у тебя с лицом? – спросила Мёрфи.

Я рассказал.

Она безуспешно попыталась удержаться от улыбки.

– Три козла?

– Четыре. И не забывай, они считаются убийцами троллей.

– Я видела однажды, как это делал ты. Это трудно?

Я невольно ухмыльнулся:

– Мне немножко помогали.

Мёрфи тоже не удержалась от улыбки.

– Еще одна подобная шуточка, и ты рискуешь схлопотать.

– Мёрфи, – укоризненно произнес я. – Мелкая мстительность не в твоем стиле. Что, пожалуй, хорошо.

– Не умничай. Не забывай: я всегда выше тебя… когда ты валяешься на земле.

– Что правда, то правда. Но удар ниже пояса. Постараюсь быть выше этого.

Она погрозила мне кулаком:

– Смотри у меня, Дрезден.

Мы вернулись к ее машине. Роулинс сидел на правом переднем кресле и притворялся, что храпит во сне. Впрочем, он не из тех людей, чтобы впадать в дремоту в первую подвернувшуюся минуту.

– Значит, на тебя наехали Летние, – сказала Мёрфи. – Думаешь, нападение на дом Марконе с этим как-то связано?

– Я больше не верю в случайные совпадения, – признался я.

– Ясно, – кивнула она. – Что ж, давай тебя до дому подброшу.

Я мотнул головой:

– Возможно, я мог бы сделать здесь еще кое-что, только для этого мне надо побыть одному. И мне нужен пончик.

Мёрфи удивленно изогнула золотую бровь.

– Что-о?

– Да вынь же свои мозги из сточной решетки и достань мне этот долбаный пончик.

Мёрфи покачала головой и, усевшись в машину, бросила мне пакет из кофейни «Данкин Донатс», лежавший под ветровым стеклом на приборной панели со стороны Роулинса.

– Эй! – возмутился Роулинс, не открывая глаз.

– Ради благого дела, – заверил я его и благодарно кивнул Мёрфи. – Позвоню, как только узнаю что-нибудь.

Она нахмурилась, глядя на мой нос:

– Ты уверен, что тебе не нужен помощник?

Я подмигнул ей подбитым глазом:

– Это из тех вещей, которые чародею приходится делать в одиночку.

Роулинс подавил смешок.

Черт, не уважают меня все-таки.

Они уехали, оставив меня под кружащимися снежинками. Стояла предрассветная тишина. На месте происшествия оставались еще несколько пожарных и примерно столько же полицейских; последние продолжали перекрывать улицу, хотя первые уже ничего не гасили. Дом опустел, покрывшись коркой льда, но я-то знал, что в стенах запросто может таиться что-то, готовое выскочить наружу. Мне удалось услышать, как один из копов говорит другому, что бригада дорожников, посланная расчищать завалы, задержалась где-то в пути, помогая застрявшему снегоочистителю, но прибудет, как только освободится.

Отойдя примерно на квартал в сторону, я обнаружил не слишком заснеженный переулок и свернул туда со своим пончиком. Некоторое время я обдумывал, какой подход выбрать. В конце концов, мои отношения с этим источником информации на протяжении последних лет заметно менялись. Логика подсказывала, что мне лучше всего держаться давно заведенного ритуала. Инстинкт же напоминал, что логика подводила меня не раз и не два, к тому же она не учитывала долгосрочных перспектив.

Видите ли, мы с моими инстинктами давно уже сжились и понимаем друг друга.

Поэтому, вместо того чтобы расставлять примитивный, пусть и магический, силок с наживкой, я широко расставил ноги, вытянул перед собой правую руку с лежавшим на ней в виде подношения пончиком и негромко произнес Имя.

Имена – с большой буквы И – обладают властью. Если вы знаете чье-либо Имя, вы автоматически получаете средство связи, с помощью которого можете связаться с его обладателем… или проделывать с ним всякие магические штучки. Иногда это очень и очень некстати. Произнесите, например, Имя какого-нибудь большого злобного духа, и вы, конечно, сможете коснуться его – но и он, в свою очередь, сможет коснуться вас, и никто не обещает, что это окажется для вас приятно. Это может стоить вам жизни – или души.

Однако Небывальщина велика, и, как говорится, несть числа рыбы в этом море. В ней буквально бесчисленное множество существ, не обладающих особенной силой и влиянием, и позвать их на помощь, назвав их по Имени, не составляет сложности.

Кстати, у людей тоже есть Имена. Ну, вроде того. Видите ли, смертные обладают неприятной привычкой постоянно менять что-то в своей личности, в своих ценностях, в своих убеждениях, поэтому использовать против смертного его Имя – дело скользкое.

Мне известно несколько Имен. Я произнес одно из них как можно мягче и осторожнее, чтобы не показаться невежливым.

Мне не пришлось долго ждать. Я и дюжину раз не повторил Имени, как появилась та сущность, которую я с его помощью призывал. Небольшой, размером с баскетбольный мяч шар голубого света вынырнул из снежной завесы и устремился мне в лицо.

Я стоял неподвижно. Даже имея дело с мелкими представителями Небывальщины, не стоит выказывать робости.

Шар резко остановился, не долетая до пончика примерно фута. С этого расстояния я мог уже разобрать в светящейся сфере очертания крошечной человекоподобной фигурки. Крошечной, но все же не такой миниатюрной, какой она мне запомнилась по последней встрече. Адские погремушки, да с тех пор он подрос едва ли не вдвое.

– Привет, Тук-Тук, – кивнул я фэйри.

– Здравия желаю! – пропищал Тук, вытягиваясь по стойке смирно.

Внешне он напоминал атлетически сложенного юношу, наряженного в доспехи из всякого мусора. На бледно-лиловые волосы он нахлобучил шлем, который представлял собой крышку от трехлитровой бутылки кока-колы. На изготовление кирасы, похоже, пошел пузырек из-под желудочного сиропа, а на сделанной из аптечной резинки перевязи висел макетный нож в оранжевых пластиковых ножнах. На ножнах виднелся коряво начертанный черным лаком для ногтей девиз «ПИЦЦА ИЛИ СМЕРТЬ!». На поясе в ножнах – шестиугольном корпусе от шариковой ручки – висел длинный гвоздь с тщательно обмотанной изолентой шляпкой. Башмаки он, похоже, позаимствовал у Кена, а может, у древнего игрушечного солдатика.

– Ты вырос, – ошеломленно заметил я.

– Так точно! – гаркнул он.

– Не тот ли это макетный нож, который я дал тебе тогда? – поинтересовался я.

– Так точно! – с энтузиазмом подтвердил он. – Это мой макетный нож! На него много охотников, но он мой!

До меня дошло, что он подражает сержанту из фильма «Цельнометаллическая оболочка», и мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы не улыбнуться. Похоже, он относился к этому со всей серьезностью, и я не хотел уязвить его чувства.

Какого черта. Почему бы не подыграть ему.

– Вольно, рядовой.

– Есть! – радостно заверещал он и залихватски отсалютовал рукой, а затем описал в воздухе небольшой круг над пончиком. – Ух ты, – заметил он своим обычным тоном, – пончик. Это мой пончик, Гарри?

– Возможно, – кивнул я. – Я предлагаю его тебе в качестве платы.

Тук как мог равнодушнее пожал плечами, но его стрекозьи крылышки буквально жужжали от возбуждения.

– За что?

– За информацию, – сказал я и мотнул головой в сторону разрушенного здания. – Несколько часов назад в этом доме и вокруг него кто-то занимался серьезным колдовством. Мне нужно знать все, что известно об этом маленькому народцу.

Я решил, что немного лести никогда не повредит:

– А когда мне нужна информация от маленького народца, лучше тебя, Тук, никого не найти.

Закованная в «Пепто-Бисмол» грудь немного раздулась от гордости.

– Многие из наших готовы служить тебе, Гарри, за то, что ты освободил их от бледнокожих охотников. Некоторые из них вступили в гвардию Ца-Лорда.

«Пицца-Лорд», «Властелин пиццы» – титул, присвоенный мне отдельными представителями маленького народца. Преимущественно за еженедельные взятки в виде халявной пиццы. Многие – в том числе люди моего круга – этого не знают, но маленький народец вездесущ, и видят они гораздо больше, чем кто-либо может ожидать. Проводимая мною политика пиццевых подачек помогла мне завоевать среди окрестных эльфов-фэйри много сторонников. Когда же я добился того, чтобы мои временные союзники освободили несколько десятков пленных фэйри, моя популярность у маленького народца выросла еще сильнее.

Тем не менее «гвардия Ца-Лорда» – это что-то новенькое.

– У меня что, теперь есть своя гвардия? – спросил я.

Тук выпятил грудь еще сильнее:

– Конечно! А кто, по-твоему, не позволяет Ужасному Зверю Мистеру убивать тех фэйри-домовых, которые приходят убирать твою квартиру? Мы! Кто разит наповал мышей, крыс и омерзительных огромных пауков, готовых забраться к тебе в кровать или грызть твои шлепанцы? Мы! Не бойся ничего, Ца-Лорд! Ни самая гадкая крыса, ни самый сообразительный паук не побеспокоит твоего дома, покуда мы дышим.

Этого я и не подозревал. Выходит, в дополнение к бесплатной уборке я получил еще и санобработку жилья. Что ж, если подумать, это очень даже неплохо. У меня в лаборатории хватает предметов, которые плохо отреагировали бы на возможность превратиться в гнездо для грызунов.

– Потрясающе, – признался я. – Так ты хочешь пончик или нет?

Тук-Тук даже не ответил. Он просто рванул от меня по переулку маленькой кометой, оставив за собой вихрь возмущенных снежинок.

Вообще-то, эльфы имеют обыкновение все делать стремительно – во всяком случае, если хотят этого сами. Не успел я допеть себе под нос «Покачаться на звезде», как Тук-Тук вернулся. Правда, окружавший его светящийся шар поменял цвет, окрасившись возбужденным алым.

– Беги! – пропищал Тук-Тук на лету. – Беги, милорд!

Я уставился на него. Что угодно ожидал я услышать от маленького эльфа, только не это.

– Беги! – пронзительным голосом повторил он еще раз, заложив у меня над головой отчаянный вираж.

Мой мозг еще продолжал переваривать информацию.

– А пончик? – тупо спросил я.

Тук-Тук спикировал к самому моему лицу, уперся ручками мне в лоб и толкнул изо всех сил. Он оказался сильнее, чем я думал, и мне пришлось сделать шаг назад, чтобы не потерять равновесия.

– Забудь про пончик! – заорал он. – Беги, милорд!

Забыть? Пончик???

Наверное, это больше другого подстегнуло меня. Тук-Тук не из тех, кто легко ударяется в панику. Если уж на то пошло, в том, что касалось разнообразных опасностей, он вел себя прежде в высшей степени беспечно. Во всяком случае, игнорировал их, когда дело касалось человеческой пищи.

В тишине зимней ночи из дальнего конца переулка до меня донесся звук. Шаги – тихие, неспешные.

Панический голос у меня в голове приказывал мне послушаться Тука. Сердце мое билось как сумасшедшее. Я повернулся и устремился в направлении, которое он мне указывал.

Я вырвался из переулка и свернул налево, утопая в глубоком снегу. От полицейского участка меня отделяло квартала два или три. Там наверняка свет, люди – это не может не задержать того, кто гонится за мной, кем бы он ни был. Тук летел рядом, держась над моим плечом. На лету он достал откуда-то маленький пластиковый свисток, извлек из него резкую трель, и еще несколько разноцветных светящихся шаров, вынырнув из снега, полетели параллельным с нами курсом.

Я пробежал квартал, потом другой, и на бегу оставил последние сомнения в том, что за мной гонятся по пятам. Я ощущал это кожей, загривком и не скажу, чтобы это ощущение доставляло мне удовольствие. Из этого следовало только одно: на меня обратил внимание кто-то действительно жуткий. Страх добавил мне сил, и я припустил со всех ног.