Воспитанник Шао. Том 2. Книга судеб

Маккинрой не возражал.

– Дай бог, чтобы все так было.

– Не упрямьтесь, коллега, для вас это не составит больших трудов.

Командировка в экзотические, райские края. Благодать. Радуйся-не хочу.

– Да не мое это дело, господин начальник.

Начальник, нехотя, но начальственно выпрямился.

– Идите вы знаете куда, сэр. В Латинскую Америку. Вот куда. После президента у вас будут самые большие полномочия на местах. Понимаете?

– Не дурак. Читал инструкции. – Но эксперта трудно было просто так убедить. Особенно, если он сам знал больше, чем начальник. – Ничего они не дают, когда в обороты включаются неизвестные величины.

– Ну-у, – шеф уже понял состояние подчиненного и дружелюбно улыбался, – не печальтесь, друг мой. Это и есть наша работа. И вы об этом лучше меня знаете. Бороться с неизвестными причинами, а тем более с величинами-это прекрасно. Ощущение полноты жизни. Каждому ли это дано? Короче, в Бразилии резидентом майор Рэй. Все прочие резиденты в приграничных странах в его подчинении. Он вас подробно введет в курс дела. Вы его начальник. Командуйте. Требуйте. Дерзайте.

– А Динстон? – Не давая начальнику сказать о’кей, опередил Маккинрой.

– А что он? Побудет немного с вами, где-то поможет. У него прочные налаженные связи. У него есть нюх гиены. Его отбрасывать нельзя. Он многое сумел после Китая.

– Для пользы дела лучше бы вы его сразу отозвали. В Лэнгли он нужней.

– Спасибо за совет, полковник, мы непременно примем во внимание ваши требования.

– Надеюсь, через пару месяцев вы решитесь.

– О, вы нас зря недооцениваете. Думаю, через пару недель Динстон сам оттуда уберется.

– Это уже, пусть не конкретно, но какое-то решение. Буду надеяться, сэр.

– И очень правильно сделаете. Верьте нам, как мы вам.

– Это уже из области красивых сказок Андерсена, – невесело усмехнулся эксперт. – Но буду вам стараться верить.

– О’кей, мистер грустный пессимист. – О’кей, сэр. Может быть, в чем-то Динстон и сможет быть полезен великой Америке.

– Будет полезен, полковник, мы дадим ему специальные указания. Вам перечить он не будет.

– Тогда мне будет спокойнее.

Маккинрой встал, галантно кивнул, тихо вышел.

Начальник долго смотрел на закрывшуюся дверь и не мог понять: обижается он на лучшего специалиста в своем отделе или нет. Эксперт всегда для него оставался какой-то чужой, сторонней фигурой, не поддающейся ни прямому давлению, ни авторитету начальника.

Штат Дэлавер.

Старинный замок. Высокие узкие окна. Почтенный, осанистый джентльмен в очень больших годах.

– Сэр Маккинрой, я тоже стою на той точке зрения, что лучше вас никто с монахами не совладает. Что-то начинает подсказывать мне: нужно нам выходить на полезные контакты с ними. По отношению к алчным «Триадам» они гораздо цивилизованней. Уважают законы, порядочность.

– Я много думал об этом, милорд. Но с вашей стороны не было дано добро. Мы упустили значительное время.

Хозяин замка сидел у начала стола. Неторопливый глуховатый голос мягко распространялся по большому сводчатому залу.

– Жалеть не стоит. Раз ваша мысль не раз возвращалась к монахам, следовательно, для вас многое достаточно ясно. Не требует дополнительных хлопот.

Маккинрой, подчиняясь безоговорочному авторитету хозяина, также старался следовать величию зала и момента.

– В моем понимании мы еще очень далеки от монахов.

– Не это суть, мой дорогой племянник. Сейчас мы понимаем, что нам полезно приблизиться к ним. От перемены мест существующих величин цель не меняется.

– Согласен с вами, сэр, – полковник немного повысил голос, – если вы согласны с тем, что монахи нам нужны, разрешите действовать самостоятельно. Чиновничья опека со стороны начальников отделов сдерживает мои некоторые попытки улучшить ситуацию с монахами. Их цель резко разнится от нашей.

Хозяин медленно приподнял голову, положил руки вперед на стол.

– Я дам соответствующие указания. Чтобы вы еще желали?

Маккинрой также весело выдержал паузу.

– Наверное, больше ничего. В Южной Америке у нас нет проблем в решении буквально всех задач.

– Еще бы. Все руководящие посты занимают лица, закончившие наши колледжи, военные академии. Армия и полиция выпестована нашими инструкторами в нашем чисто американском духе.

Эксперт охотно кивнул в знак согласия.

– Я буду держать вас в курсе всех подробностей по интересующему делу, милорд.

Хозяин мягко кивнул, доброжелательно посмотрел на полковника.

– Моя личная просьба к вам: я хотел бы видеть того молодого человека, монаха. Иметь с ним беседу.

Маккинрой тактично склонил голову, но с сомнением в голосе произнес:

– Этого я не могу обещать, сэр. Монахи крутые люди, и здесь очень многое зависит от обстоятельств.

– Я не тороплю вас. Вверяю большие, в рамках вашей компетенции, полномочия. Опыта вам не занимать. Резидентов в этих маленьких странах сумеете провести.

– Там имеются очень толковые специалисты, милорд.

– Не могу с вами спорить. Но они не чета вам. Да и возможностей у вас несравненно больше.

Полковник встал. Он по интонации понял, что аудиенция закончена.

– Понял вас, милорд, – сказал он с легким поклоном на прощание.

– Знайте, племянник мой, что я полностью доверяю вам.

Эксперт еще раз галантно поклонился.

Глава пятая

Жесткий взгляд Коу Кусина резко перескакивал от одного предмета к другому. Он нетерпеливо прохаживался по келье, стараясь убедительно доказывать настоятелю имеющиеся сомнения.

– Ситуация в Америке такова, что я подозреваю во многих событиях мохнатую руку Соединенных Штатов. Провокации следуют ежемесячно, одна за другой. Полковник Динстон очень часто и надолго появляется в различных странах южнее Панамы. Не иначе, как его нюх ищейки чует там Руса. Полковника, как и Теневого, пора отправлять на постельный режим.

Настоятель Дэ в своей долгой привычной задумчивости не останавливал и не перебивал разведчика. Выдержав паузу, медленно произнес:

– Ты полагаешь, группы Хан Хуа недостаточно?

– Не только, недостаточно. Очень вероятно, что янки готовят многоходовую хитрую ловушку для всех, кто окажется рядом с Русом в час «X». Там не Китай. Возможностей для маневрирования, людей, а главное власти у Динстона более, чем достаточно. Он злопамятен; самолюбив.

Принят в самые высокие круги американского общества. Из кожи вылезет, чтобы доказать свое право на занимаемое место. Он сейчас на коне.

Настоятель невесело покачивал в согласии головой.

– Коу, я не могу не верить твоим аргументам, но все же не все согласуется в твоих доводах. Неужели Динстон, у которого много своей работы, ответственности, неужели он на протяжении такого длительного промежутка времени может держать злобу на закрытого далью годов и пространством мальчишку, которого и в лицо-то не помнит?

– Уважаемый Дэ, – Карающий Глаз с сожалением смотрел куда-то в темную даль, – мы еще и сегодня не знаем, что янки искали; да и сейчас они еще шарят в наших краях. Почему и завертелась вся эта подозрительная история у ворот монастырей. Медленно, но уверенно их исследователи приближаются к нашему святому каньону Намча-Барва. Такая же загадка: почему янки ведут долгую, разорительную войну во Вьетнаме. Войну, которая ничего им не сулит даже при благоприятном исходе. Что даст им овладение этой маленькой и очень бедной страной. Экономически, политически-ничего. А вот к Тибету их базы, пункты слежения приблизятся. В отношении Динстона: психологи находят у него патологическую злость ко всему, что не зависит от него. У него нет детей. Одержим деньгами. По своим взглядам – самый натуральный нацист и расист.

Настоятель надолго застыл в своих раздумьях.

– Это уже действительно тревожно. Тогда он казался более глупым, чем опасным. Сейчас же более опасным, чем глупым. Куда смотрит кадровая служба Лэнгли?

– Динстон под контролем. Его взгляды не мешают руководству. Но главное, что слово таких как он, далеко не последнее в хоре ястребов, облеченных правом говорить и требовать. Поэтому необходимо выезжать. Брать большую группу. В Америке у Динстона под рукой отряды плантаторов, полицейские, германские наци. Укрывшиеся там с войны немцы. Они многим обязаны янки. По нашим сведениям в предгорьях Кордильер их несколько десятков тысяч. При них немало из бывшего руководства среднего звена СС, СД, абвера. ЦРУ умело запрятали их в складках гор.

– Что-то неладно в стране гордых индейцев. Неладно. Но есть и тяжесть на сердце: не спровоцируют ли американцы наших противников против нас здесь, в метрополии.

– Не успеют. Времени слишком мало. "Ба гуа" присмотри за ними.

– Если ты считаешь, что там все-таки опасно и непредсказуемо, то без Вана не обойтись.

– Я и хотел просить, чтобы вы его отпустили.

– Его и не удержишь. Сколько всего требуется ребят?

– Восемнадцать, думаю, хватит.

– А оружие?

– В Бразилии, в Аргентине имеются подготовленные базы.

– Да, – тихо соглашаясь, проговорил настоятель, – ничто не обещает легкой жизни, не обещает и легкой смерти.

Глава шестая

Мадам Вонг с болью и грустью смотрела вслед отъезжающим машинам. Она не поехала провожать свою дочь до аэродрома. С обидой вспоминала жестокие упреки дочери, ее высокомерный и капризный нрав. Несмотря на настойчивые уговоры, ее девочка назло устремилась в Южную Америку. Там где-то отсиживается монах, и она преисполнена желания найти его, помочь ему, привлечь на свою сторону. А как? И где? Это ее меньше всего волнует. Дочь верит в свою звезду и уверена, что желаемое свершится.

Мадам прошла на верхнюю террасу, откуда было далеко и хорошо все видно. Внизу, по узкой ленте шоссе, быстро мчались пять машин дочери с охранниками и прислугой. Как женщина, она прекрасно понимала своего ребенка: ее влечение к новому, необычному. Романтизм, свежесть впечатлений. Но, как мать, всеми силами стремилась препятствовать непредсказуемым новациям, опасным выходкам. Мир жесток, коварен: за свою единственную дочь она резонно волнуется и никаких лишних неприятностей иметь не желает. Но колкие слова дочери продолжали жечь самолюбие и она, гневно вспыхивая, снова вспоминала истеричные выкрики избалованного дитя: – "…Перестань… Какое тебе дело… Не хочу одна, как ты прозябать…".

Автомобили стремительно уходили вдаль и мадам вдруг легко подумалось: "Может так и надо. Без трудностей, расставаний ее дочь никогда не станет взрослой, никогда не оценит того, что сделано для нее. Пусть и ребенок пострадает, помучается в сомнениях. Лишний раз вспомнит о родном человеке, который для нее создал все, чтобы она не имела лишений и была облагодетельствована по высшему разряду великосветских отпрысков".

Душевно израненной женщине еще раз вспомнились необдуманные, наспех брошенные слова дочери, что ей уже двадцать восемь, что хочет иметь мужа. И, самое больное для женщины, давно забывшей слышать в свой адрес любую неучтивость: "что живые думают иначе, чем мертвые". Эти, с размаху язвенно высказанные мысли, чуть не убили расстроенное сердце повелительницы морей. Она опешила. Ничего не нашлась, что ответить. Ее дочь была вся в нее: высокомерной, наглой в выражениях, стервозной в желании уколоть в самое живое, самое болезненное.

Мадам расчувствовавшись, опустилась в кресло, с трагической иронией про себя итожила: "Кого вырастила? Ее, владыку морей никто так никогда не обижал, как родное дитя. Нет, потому нужна нервная встряска, иначе она никогда не научится ценить и уважать то, что преподнесено ей жизнью и правом наследования. Воспитание по книжкам ничего не дает, кроме лицемерия. Только жизнь: суровая, одинокая, делает из аморфного, микробного материала сильного душой и телом человека. Деньги портят. Делают или слишком добрым, не понимающим значение и цену деньгам, или безжалостно тупым, использующим баксы только для достижения эгоистичных похотных целей. Так жизнь проходит болотным, вяло шелестящим существованием, с однообразными застоявшимися запашками и серыми видами.

И вот теперь, пристально глядя вслед исчезающим машинам, мадам уже спокойно, удовлетворенно соглашалась с тем, что ее дочь рискнула самостоятельно отправиться в непредсказуемое путешествие за собственным опытом. Может быть, она вернется оттуда помудревшей, более доверчивой и терпимой.

Глава седьмая

Нетерпеливый Педро дворовой собакой крутился в кабинете и с каждой секундой все более раздраженно поглядывал на Руса.

– Что ты тянешь. Наши парни изжарятся в машине.

Неподвижное лицо монаха сухо смотрело на охрану вышек, ворота.

– Жди в коридоре. Начинай взрывать, когда услышишь выстрелы с вышек, или если кто покажется на этаже. Старайся не погибнуть; иначе вся ваша авантюрная затея провалится, как оступившийся путник в пропасть.

– Есть, камрад.

Погрубевшим голосом бросил мулат и постарался бесшумно выйти из комнаты.

Рус приблизился к открытому окну. Его красивая винтовка с изящными формами отделки, глушителем, через оптику прицела неподвижно уставилась на вышку. Через секунду легкий щелчок, и расплывчатая фигура охранника в мареве полуденной жары медленно сползла за барьер стенки. Следом второй на другой вышке также без признаков суеты и волнений исчез за перегородкой. Третий… Четвертый… Пятый… На каждого невинного спящего хватало одного патрона. Шестой также исчез, ничего путного не проявив в своей недолгой, но расхлябанной жизни. Кругом сохранялось спокойствие, будто ничего подозрительного не происходило. Рус вставил новую обойму. Его холодный, отрешенный взгляд ничего не проявлял; и, казалось, в его глазах не могло быть вообще какой-нибудь живой мысли. Полуденное, не щадящее солнце жестоко слепило и ненавистно жгло все вокруг. Тихо. Даже подозрительно все очень тихо. Настороженность момента, звонко застывшая в воздухе, сковывала все живое. Некоторые заключенные в помертвевшей тишине почувствовали для себя что-то непривычное. Приподнимались, оглядывались по сторонам, начинали сонно бродить взад-вперед. Муторная настороженность психической волной передавалась оставшимся в живых охранникам дальних вышек. Они отходили от дремоты. Тупо взирали на бродивших узников. Но дьявольская винтовка монаха продолжала методично отсчитывать секунды и испускать из своего безжалостного жерла молниеносный заряд быстрой смерти. Все пули находили головы обреченных. Очередному охраннику выстрелом снесло полголовы. Он упал.

Оружие негромко звякнуло, покатилось по настилу вышки. Последний часовой мгновенно протрезвел, уставился на соседние посты… Но там ничего и никого не наблюдалось. Он оторопело вскинул автомат: резкая дробь очереди ошалело нарушила застывшую тишину полуденного зноя. Но следующий выстрел монаха успокоил встревоженную душу солдата.

Послышались непрерывные взрывы гранат Педро. Рус выскочил в коридор. Боевик ползком спускался по лестнице, щедро осыпая бомбами путь перед собой. В комнате связи взрывами была искорежена рация. Радист и два охранника корчились на полу в дыму и огне. Монах подскочил к столу. Из телетайпа торчала лента. "Неужели радист сумел послать сигнал в город?" – удивленно подумал Рус. Но раздумывать было некогда.

На первом этаже, как предштурмовая канонада артиллерии, стабильно и часто гремели гранаты Педро. Все шло, как и предсказывал монах. Солдаты бросились в окна, но дружный огонь автоматов заставил их искать укрытие в казарме. Часть охраны успела забаррикадироваться в дальней комнате, организовать яростный отпор. Но от непрерывных взрывов гранат они не могли найти спасения. Вылетели двери. Обвалилась часть преддверной стены. Мулат увлеченно с сатанинским блеском в глазах продолжал метать в помещение бомбы. После седьмой, вроде бы, все там затихло.

Педро осторожно подполз к двери. Заглянул. С отвращением отвернулся, приподнялся. Рус вскинул винтовку. Но боевик показал жестом, что в комнате одно месиво. Вышли из казармы. Началось дикое ликование. Всего лишь пятеро не опасно раненых: двое среди боевиков и трое арестантов. Им быстро наложили повязки. Политические слезно веселились; жадно хлебали пиво из подвальных запасов, разбирали оружие, примеривали робу со склада.

Рус оценивающе смотрел на далекие горы. Подозвал захмелевшего от собственных деяний Педро.

– По этой дороге через полчаса появятся машины с подкреплением. Ты должен организовать оборону. Нужно все подготовить так, будто здесь ничего не произошло. Все пулеметы в дело. Главное залп первого огня. Уничтожайте технику врага. Боеприпасов много, не жалейте. Подготовьте свои машины. После четверти минут боя быстро на автомобили и в горы. Только не стадом, организованно, На тебе жизнь этих людей. Учтите: вся эта операция не вами подготовлена и не по вашему сценарию продолжится. Опасайся неожиданностей. Это провокация.

– Как провокация? – Широко и дружелюбно улыбался товарищ, – видел, как мы их. Одно дерьмо только от них осталось. Столько оружия у нас.

Провизии. Да и кто рискнет в такую мертвую глушь. Не может быть.

– Когда план меняется по ходу операции, все изменения исходят только со стороны противника.

– Да ну, амиго. Брось ты. У нас не может быть доносчиков и предателей. Мы их мигом расстреливаем. А солдаты? Посмотришь: появятся ли они.

– Готовься к худшему. Сохранишь людей: да и себя тоже.

– Отсюда машины мы заметим за шесть-семь миль.

– А вертолеты?

– Нет. Что ты. – Педро победно и ликующе улыбался. – Какие вертолеты. Сейчас мы соберем все оружие, перетащим продукты на грузовики, накормим людей. Увидишь, все произойдет в нормальной обстановке. Никаких помех. Кто сунется сюда, в эту мертвую долину Чако. Смерть искать? Кому это надо?

– Есть люди, которым это очень надо. Да и вам надо, чтобы выжить.

Внушающий голос Руса заставил вздрогнуть мулата. Он опасливо покосился на монаха.

– Чего это ты снова запугиваешь?

– Кто не боится, тот погибает. Иди и делай. Тебя люди потом отблагодарят.

Жесткий голос монаха заставил сначала вскипеть неконтролируемый нрав мулата. Но, глянув в глаза говорящему, боевик поторопился заняться нужным делом.

Глава восьмая

Пополневший, по-обывательски щедро раздобревший господин Динстон очень демократично и телефотогенично улыбался.

– О-о, мистер Маккинрой Хэллоу. Приятно мне видеть вас живым и невредимым.

Эксперт даже смутился от столь радушно-лицемерного приветствия старого неудобоперевариваемого коллеги.

– Странно, полковник, а что со мной должно было случиться и почему я должен быть неживым.

– Прошу извинить меня, сэр. Шутка. Как мне вас не любить, не уважать. Столько в Китае вместе похозяйничали. Э-эх, – Динстон так компанейски улыбался и так был искренне светло счастлив, что эксперту пристыжено подумалось: "Не был ли он слишком привередливым к стойкому оловянному полковнику". Но того теперь трудно было остановить.

– В моей памяти, сэр, вы один из немногих тайных чинов, у которых я очень многому научился. Наш невидимый и коварный путь в работе, наш труд, сопряженный с ежеминутной опасностью, так спаивает коллегиальностью и партнерством, что я лично часто впадаю в слезную сентиментальность, вспоминая прошедшие дни. И думается мне тогда: никакие мы не герои, просто жизнь подставила нас, и мы, вместо того, чтобы наслаждаться ею, как это делают десятки и десятки миллионов неглупых граждан нашего зеленого шарика, обреченно тянем ту лямку рутинной работы, за которую даже не каждый раз сполна платят; если считать по – большому счету, – Динстон хитровато сконфузился, но сумел перестроить лик на гостеприимный момент: Пусть будут удобны для вас мои скромные апартаменты.

Маккинрой, немного поразмыслив, все же доброжелательно кивнул. Уселся в кресло, услужливо и сноровисто предложенное полковником. Вынул пачку «Мальборо». Но продолжал молчать, изучающе и по-новому поглядывал на Дин стона. Тот также не менее косил, но не спешил начать главный разговор. Наконец, продолжая широко улыбаться, пророчески изрек:

– Догадываюсь, сэр, пришли вы ко мне с одной целью. Иначе ничто не могло бы вас затащить сюда в Латину, где для меня и климат и обстановка несравненно лучше, благоприятней, чем в Китае. Вы и монахи одно глубоко таинственное целое. Я подозревал какую-то связь у вас с ними еще тогда. Но до каких пределов, так и не докопался. Скажите: прав я? А! Сэр.

Маккинрой небрежно кивнул полковнику, затянулся сигаретой.

– Вы стали по-начальственному догадливы, полковник. Заметно интереснее в разговоре. Не зря на повышении. Рад за вас. Искренне рад. Оптимизма сейчас имеете больше, чем все китайцы вместе взятые.

Динстон от неожиданной лукавой лести воровато заулыбался.

– Не ожидал я от вас комплиментов, сэр Маккинрой. Приятно удивлен. Спасибо.

Эксперт посмотрел на часы, давая понять, что время для него все же важнее.

– Господин полковник, в центре мне сказали, что вы очень удачно провели серию некоторых операций. Подробности посоветовали услышать от вас.

Динстон бодро вскочил, по-армейски вытянулся, и также прямолинейно заходил по диагонали большого кабинета. Широко разводя руками, как бедный священник, эпически, но скромно изрекал:

– Даже не знаю, как вам объяснить. Там же в нашем управлении меня нередко упрекают за излишество крови. Но большая игра требует и не меньших оборотов. Иначе нельзя. Коммунисты усиленно насаждают здесь свои идеологии, устанавливают режимы: о каких правах, скажите мне, можно говорить? Мы можем крупно проиграться здесь, на своей земле. Когда мне доложили, что монаха переправили в одну из стран Латины, через полгода я уже додумался, как вывести его из потайных подвалов местных трущоб. Вам уже не придется с нуля выслеживать дикого аскета. Сейчас, если за эти дни ничего не изменилось, он должен находиться в Парагвае, в центральных районах Гран-Чако. Я со дня на день ожидаю оперативных сведений.

– Занимательно звучит ваша речь, господин полковник. – Все же с нотками сомнения говорил Маккинрой. – Подробнее вы можете рассказать? Признаюсь, я не ожидал такого всплеска тактической сообразительности.

– Все-таки иронизируете, сэр. Но я не обижаюсь. Я полностью удовлетворен своей работой, а главное, ее результатами. – Динстон густо дымил сигарой. – Время подсказало. С начала семидесятых в странах южнее Панамы очень активно и опасно разворачивались частые, многочисленные выступления плебса за свои неписаные права.

Эксперт не перебивал полковника и тот, вдохновленный внимательным молчанием, красноречиво продолжал.

– Это и подтолкнуло нас на мысль помочь желающим в организации этих митингов и демонстраций. Спровоцировать на жестокие побоища. Ну как после этого местные активисты не попросят монаха интернациональной помощи. Свое искусство ему не скрыть. Для поддержания формы в рабочем состоянии ему необходимы каждодневные занятия. Его организм не выдержит праздной жизни. Доказать монаху, наивному мальчишке, о необходимости его участия, помощи неумелым патриотам страны, для них не составит проблемы. Нам оставалось только следить за массовыми выступлениями голодранцев и вовремя выявить его местонахождение. И он был вычислен: сначала в Уругвае. Но, шельмец, успел вовремя сгинуть. Не удалось тогда его подстрелить. По донесениям наших и местных агентов, он ловко бил всех подряд: и полицейских, и карабинеров. А ведь мы в Аргентине, Чили, Бразилии поднимали большие толпы вроде бы как на стихийные митинги. Следили, где отпор властям будет жестче, упорнее. Даже удивились, что в Уругвае одна из демонстраций прорвалась к мэрии и всучила свои петиции. Примчались туда. Через пару месяцев организовали еще один митинг за права неимущих. И там я уже заметил его. Надо отметить, он старается не бросаться в глаза. Пока толпа и ее лидеры бранятся с полицией, теснят друг друга, он где-то между людишек проберется и в этом месте масса проламывает шеренги полиции. Начинается избиение. Дальше масса неудержимой волной отжимает панические кордоны в стороны. Те ничего уже не могут поделать. Толпа злая, когда проигрывает, и не менее взрывоопасна, бешена, когда получает безнаказанный простор. Монах очень осмотрителен. Многое предугадывает. В общем, на третье массовое представление не показался. На четвертое тоже. Понял я, что он исчез. И искать следует в других странах. Сейчас искомый предмет находится в Парагвае.

Маккинрой долго молчал, внимательно вгляделся в полковника.

– На удивление довольно логично проведена у вас вся цепочка этих мероприятий. Очень логично. А сейчас разве большего не известно, кроме того, что монах в Парагвае?

Дине тон хитро прищурился.

– Я с нетерпением ожидаю очередных оперативных сводок. Боюсь сказать, но думаю: в данном случае все достойно продумано, подготовлено.

– Когда вы рассчитываете получить новости? – К вечеру сего дня должен все знать.

– Это через три-четыре часа. – Да. Должно быть так.