Мортем

Лея не меньше Юрия удивилась своему поступку. Она пыталась взять себя в руки, но ее тревожила мысль: «Если я сейчас заставлю себя успокоиться, я буду чувствовать груз на плечах, а я не хочу этого». Через пять минут всхлипывания стали раздаваться реже, затем практически прекратились. Лея посмотрела Юрию в глаза.

– Я сейчас быстро заскочу в ванную и вернусь. Ты пока располагайся, – сказала она, отходя.

Из зеркала в ванной ее встретил взгляд красных заплаканных глаз. На бледной коже любое покраснение всегда кажется более болезненным, поэтому Лея ужаснулась, посмотрев на себя. Она умылась холодной водой, поправила волосы, сделала несколько глубоких вдохов и вышла, отправившись на звук, который доносился из кухни.

Юрий в это время выкладывал на стол контейнеры с неизвестным содержимым. Заметив краем глаза подругу, он обернулся и поспешил объясниться:

– Я купил нам два поке с креветками и твой любимый клюквенный морс. Ты же кроме этого ничего и не съешь, – сказал он то ли в шутку, то ли с упреком.

Лея посчитала поступок Юрия очень трогательным и даже хотела сказать об этом вслух, но что-то ее остановило, и она ответила лишь:

– Ну да… А что там с другом, с которым ты планировал встретиться на выходных?

– Я решил прилететь к тебе сразу, как только узнал. Андрей действительно звал меня, но это не проблема. Еще успеем пересечься, – Юрий закончил приготовления и жестом пригласил Лею присесть, – полночи не спал, готовил!

Лея издала короткий смешок и отозвалась на приглашение, сев напротив Юрия и придвинув стул ближе к столу.

– Ты когда приехал? – спросила она, насадив одну из креветок на вилку. Лею немного подташнивало, но, когда она положила креветку в рот, то ощутила, насколько сильно проголодалась.

– Сегодня днем. Я оставил вещи у себя дома. Родителей не было, я к ним завтра заскочу. Мне кажется, они даже не заметят чемодана в моей комнате, – смеясь, ответил Юрий.

– Да они бы ничего не заметили, даже если бы ты остался спать на диване в вашей гостиной, – по-доброму поддержала друга Лея. Родители Юрия были любящими, но крайне невнимательными и рассеянными людьми, что еще сильнее усугублялось их ненормированным рабочим графиком и необходимостью заботиться о его младшей сестре.

Отсмеявшись, он грозно приказал:

– Так, потом поговорим! Сиди ешь, и чтобы в тарелке ничего не осталось! – сказано было так, что со стороны кому-то могло показаться, будто парень действительно строг, но секундная хмурость бровей сразу же сменилась добродушной улыбкой.

Лея возражать не стала и через силу продолжила есть. Она полагала, что Юрию многое хочется рассказать в эту минуту, но он упорно сдерживает себя, чтобы не отвлекать ее. Он был человеком всегда готовым к разговору, который мог поддержать любую, даже самую стеснительную или неловкую беседу. Вместе с Леей они представляли собой шутовской тандем, где Юрий был веселым и безмятежным, а Лея – ироничной и саркастичной. Иногда казалось, что эти двое никогда не знают плохого настроения или печали, настолько хорошо они умели пускать пыль в глаза окружающим.

– Не беспокойся, Юр, я бы сейчас поела даже без твоей молчанки, – с улыбкой сказала Лея, когда ее контейнер опустел, – или ты все-таки не из-за этого молчишь?

– Да, конечно, из-за этого, – отозвался Юрий, ухмыляясь, – я как тебя увидел, понял, что не зря купил нам еды. Так нельзя, Лея. От тебя так вообще ничего не останется!

– Я понимаю, но…

– Я тоже понимаю, – перебил он, – я, кстати, еще и бутылочку вина прихватил, в холодильнике лежит. Ты хочешь?

– Ты? Бутылку вина? Какая забота.

– Ради тебя я готов потерпеть. Тем более я специально выбрал то, что в теории может понравиться нам обоим.

Лея оценила такой, казалось бы, простой жест и в ту же секунду принялась искать штопор и подходящую для вина посуду.

– Когда-нибудь я куплю нормальные бокалы, но сейчас придется пить из этого недоразумения, – сказала Лея, протягивая Юрию обычную кружку цилиндрической формы.

– Ничего страшного, я, так уж и быть, закрою глаза на этот скудный прием, – ответил Юрий с педантичным видом.

Лея шутливо ударила Юрия по плечу, и от его привередливости не осталось и следа. Он рассмеялся.

После распитой бутылки красного сухого они продолжили сидеть на кухне и разговаривать. Юрий в подробностях рассказал Лее о его новой жизни в Москве, приправляя повествования своими забавными отступлениями и шутками. Лея показала Юрию концепцию новых игрушек, которую набросала еще давно, но сомневалась, стоит ли воплощать ее в жизнь. Юрий отметил, что стоит, поэтому Лея решила про себя запустить тестовую продажу в ближайшее время.

Они сидели на кухне, вспоминая истории из университета, про общих знакомых. Они обсуждали, кто какой дорогой пошел и что собирается делать дальше. Они даже заглянули на территорию философии, затронув вопросы бытия и смысла жизни.

Наступила глубокая ночь. Юрий не переносил запаха сигарет, поэтому комната не была занавешена дымом, а в воздухе кроме вина и отдаленного аромата креветок не чувствовалось больше ничего. Никто из них двоих нисколько не охмелел. Вино казалось виноградным соком и было выпито больше для атмосферы, чем для какого-либо эффекта. Лея вела себя свободно и расковано, больше не показывала хандру или слезы, даже немного развеселилась, но Юрий все еще видел в ее глазах всю ту же неосознанную и неестественную для Леи тоску. Он постоянно одергивал себя, чтобы не заговорить о Рамоне. Он пообещал себе поддержать данную тему, но ни в коем случае не поднимать ее самому.

– Знаешь, что мне больше всего нравится в тебе? – спросила Лея, глядя Юрию в глаза.

– Понятия не имею, – развел руками он, – я обычно знаю только то, что людям не нравится.

Лея засмеялась, Юрий лишь улыбнулся уголком рта.

– Мне нравится то, что тебе не жаль меня. Нет, я вижу, как ты осторожен со мной сейчас, но у тебя нет настоящей жалости, которую я бы заметила в глазах родителей или Афелии, если бы они узнали правду.

Казалось, момент настал.

– Его мать думает, что он уехал, – наконец сказала Лея после небольшой паузы. Никакого продолжения не последовало, и тогда Юрий решился на уточняющий вопрос:

– А на самом деле?

– На самом деле… – Лея запнулась.

«Стоит ли рассказывать ему о «Мортеме»? Могу ли я рассказать?»

– Слушай, я доверяю тебе, поэтому надеюсь, что это останется между нами. Пообещай мне, – Всем видом Лея показывала, что его ответ важен для нее.

Юрий сразу проникся серьезностью ситуации и кивнул со словами: «Я обещаю».

– Ему сделали эвтаназию. Помнишь историю про похоронное бюро? Это правда.

– Серьезно? То есть…

У Юрия появилось еще больше вопросов. Он сидел и не мог выбрать самый главный: «Ты знала о том, что он умрет, все это время?», «Как давно он тебе рассказал о бюро?», «Ты была там лично?» Все они казались бестактными, оскорбительными по отношению к человеку, который только что пережил горе. Юрий не мог сейчас затеять допрос только ради удовлетворения своего любопытства. Пауза слишком сильно затянулась. Лея терпеливо смотрела на друга и ждала, когда тот закончит фразу.

– Понятно. Я никому не расскажу, обещаю.

Лея с благодарностью взяла Юрия за руку.

– Спасибо.

Юрий сжал руку Леи в ответ.

– Может, посмотрим что-нибудь? Заварим чай, закажем ужасной пиццы из круглосуточной доставки? Я не хочу ложиться спать, а ты? – спросил он, желая как можно дальше уйти от темы.

– Да, я только за!

Юрий ошибся в своих суждениях. Если бы он все-таки решился задать Лее хотя бы один из волнующих его вопросов, то у них мог выйти долгий разговор, в котором Лея обозначила бы и все известные ей факты о бюро, и свое отношение к ситуации. Она и сама не понимала, насколько ей сейчас нужно выгрузить из головы всю ту кашу, что накопилась за последние дни, а потому не стала развивать тему, и к «Мортему» друзья вернулись уже позже.

Они сделали все по плану, предложенному Юрием: заказали пиццу, заварили черный чай с бергамотом и, перейдя из кухни в комнату Леи, залезли под одеяло, начав пересматривать «По ту сторону изгороди». Когда-то давно именно Лея познакомила Юрия с этим мини-мультсериалом, а теперь они сидели вдвоем и пересматривали его, наверное, уже в пятый раз.

Юрий то и дело поглядывал на Лею. Она делала вид, что ничего не замечает, но его взгляд могла почувствовать даже спиной. С каждым разом сохранять спокойствие становилось все труднее, и все-таки ей это удавалось. Более того, она, как ни в чем не бывало, цитировала свои любимые моменты и напевала давно уже любимые мотивы. Вся эта веселость и увлеченность просмотром тут же исчезла, как только на экране появились финальные титры. Лея резким движением повернулась к другу и спросила:

– Напомни мне, почему мы с тобой не вместе?

На небе появилась уже первая солнечная полоса, предупреждающая о начале рассвета. В голове обоих друзей путались мысли, глаза смыкались. В таком состоянии Лея не могла больше себя контролировать.

– Потому что ты сразу потеряешь интерес, разобьешь мне сердце, и мы не сможем больше быть друзьями, – ответил Юрий со скукой. Ему не нравилось то, к чему мог привести разговор, но он прекрасно понимал, почему Лея его начала.

– Ах да. Это… Звучит логично, да.

– Конечно, это твои же слова, Лея! – Юрий не прекращал попыток оставаться веселым и непоколебимым, но получалось у него как никогда плохо.

– Ты веришь в них? – с искренним интересом спросила Лея.

– Мы же обсуждали это. Я верю, да, я не хочу потерять тебя. Отношения портят отношения, – ответил Юрий, пожав плечами. Ему становилось все труднее смотреть ей в глаза.

– Насколько мы честны друг с другом?

Вопрос несколько секунд висел в воздухе, пока Юрий не поддался резкому порыву и не поцеловал ее. Поцелуй не выглядел обычным выражением чувств, он казался вызовом, предостережением. Целуя Лею, Юрий хотел лишь сказать: «Вот так ты хочешь испортить наши отношения? Стоит ли оно того?»

– Чего ты хочешь от меня? – спросил Юрий, отпрянув от Леи.

Ее сердце колотилось, больше от неожиданности, чем от прилива чувств. Лея решила поставить точку в неудобной теме, которую сама же и начала:

– Хочу, чтобы мы забыли об этом и свалили все на недосып.

– Да… Ты права. Давай спать.

Произошедшая сцена вышла глупой и нелепой. Лея ругала себя за то, что затеяла ее, но иначе поступить она не могла. Отбросив все сомнения, она действительно не хотела ничего больше, чем обычной искренней дружбы, а Юрий, может и хотел чего-то, но свои желания скрывал намного лучше подруги.

Неожиданно для себя Лея уснула сразу, как только закрыла глаза. Плохой, прерывистый сон и истощение предыдущих дней дали о себе знать, а близкий человек рядом помог ей расслабиться, даже несмотря на ту неловкую сцену. Юрий еще около получаса лежал на спине и думал: о Лее, о Рамоне, о похоронном бюро, обсуждение которого заняло такой крохотный миг, что парень даже стал сомневаться, было ли оно на самом деле. Он будто взвалил всю тревогу Леи на себя и подарил ей этим несколько часов безмятежного сна. Он смог забыться только на пятнадцать минут, но все же одна бессонная ночь была меньшим из того, что Юрий мог сделать для подруги.

***

В городе Юрий пробыл совсем недолго и ранним утром понедельника улетел обратно в Москву. Он искренне переживал о ментальном здоровье Леи, но также напоминал ей, что она «сильная и со всем справится» и, оттого выглядел довольно противоречиво.

Пока Юрий был рядом, Лея думала, что ей стало лучше, однако вновь наступившее одиночество вернуло все на свои места. Лея то и дело искала причины остаться дома, она отказывалась от всех предлагаемых встреч и каждый раз переступала через себя, когда решалась сходить в магазин за продуктами. Лея пообещала Юрию, что будет есть хотя бы полтора раза в день, и позже поблагодарила друга за это. Он знал, что Лея не любит нарушать своих обещаний и воспользовался этим знанием в ее же пользу.

После того, как легенда об «отпуске» стала изживать себя, Лея начала врать всем о болезни, которая очень заразна и лучше бы остальным не рисковать и не навещать ее. Внимания окружающих людей не хватило на большой срок, люди все реже писали ей, отчасти, она и сама поспособствовала такому забвению. В глубине души Лея чувствовала обиду на это. И вроде бы все делали доброе дело, не трогали по ее же просьбе, были вежливы настолько, насколько это возможно, но разве близкий человек – это тот, кто «забывает» о тебе при первом же твоем выходе из поля зрения? Размышляя потом, с ясной головой, Лея понимала, что никто не обязан с ней возиться и что она на их месте поступила бы точно также, но пока что о ясной голове не могло идти и речи. Пока все воспринималось в штыки и не ждало пощады.

«Я просто должна это пережить», – говорила себе Лея по несколько раз за день.

***

Прошло около полутора месяцев со смерти Рамона. За это время его мать несколько раз спрашивала у Леи о местонахождении сына и всегда получала размытые ответы с заверениями Леи о том, что та ничего не знает.

«Скоро она перестанет звонить» – мысленно повторяла Лея, ругая себя за сострадание, которое до сих пор испытывала к алчной и нелюбящей, по мнению Рамона, женщине.

Апатия и желание отгородиться сменились нездоровой и местами пугающей активностью. Лея начала доводить себя до изнеможения, забивала свой день работой и спортом, возобновляла старые связи и планировала все новые и новые встречи. Юрий, которого не удавалось обвести вокруг пальца, замечал все изменения в подруге, но не мог ни на что повлиять, поэтому они оба делали вид, что он ничего не понимает и верит во все ее слова и отговорки.

Лея устроила первую, за все время пребывания в новой квартире, генеральную уборку. Она открыла настежь окна и, пока прохладный мартовский воздух постепенно наполнял комнаты, взялась за смоченную водой тряпку и начала монотонно и нудно протирать шкафы и полки от пыли. Покончив с этим, Лея приступила к стирке ковра из спальни, и тут вдруг раздался телефонный звонок.

«Ксю? Черт, придется взять».

Когда она приняла вызов, до нее донесся раздраженный голос сестры:

– Что вообще происходит, Лея?! Я знала, что слишком затянула со своим визитом, но я реально верила во все, что ты мне пыталась втереть. И вот я стою у двери твоей квартиры, а меня встречают какие-то левые люди! Ты издеваешься надо мной или как?

Лея выругалась про себя.

– Я переехала. Адрес сейчас скину. Приезжай.

Ксюша хотела что-то ответить, но Лея сбросила вызов и кинула телефон на кровать. Ее холодный поступок не был вызван ненавистью или злобой, наоборот, сейчас Лея чувствовала только стыд. Она не любила признавать своих слабостей и в порывах злости на саму себя могла обидеть ни в чем не повинного человека.

Ксюша была младше Леи на шесть лет. Родители, так и не привыкшие к своей первостепенной роли, практически сразу скинули воспитание младшей дочери на старшую. Лея водила сестру сначала в детский сад, затем в начальную школу, а позже и на занятия скрипкой, из-за которых у маленькой Ксю постоянно случались истерики. Лея даже ходила на родительские собрания, каждый раз оправдывая родителей их чрезмерной занятостью. Она стала всем для Ксюши: и мамой, и сестрой, и подругой, и человеком, на которого стоит равняться. Лее тяжело дался переезд, но со временем она поняла, что он был необходим им обеим. «Тебе нужно учиться жить самостоятельно», – сказала Лея однажды, когда Ксюша в очередной раз позвонила ей с просьбой разрешить назревающий конфликт с какой-то назойливой одноклассницей.

Их особая близость стала причиной, по которой Лея избегала с ней всяких встреч. Ксюша была вторым и последним человеком, которому та могла бы рассказать правду о Рамоне, а говорить правду все еще было тяжело.

Младшая сестра приехала через сорок минут, заявив о себе громким стуком в дверь. Она практически вбежала в коридор, всем видом выказывая недовольство. Если бы кто-нибудь захотел увидеть Лею в девятнадцать лет, ему было бы достаточно взглянуть на Ксюшу. Об их внешнем сходстве упоминали всякий раз, когда видели их вместе: одинаковые светлые волосы, высокий рост, худощавое телосложение, скопление веснушек на носу и угловатые черты лица. Их тип внешности пользовался популярностью в модельном бизнесе, но ни одну из них эта сфера не интересовала. Ксюша училась на графического дизайнера и при любом удобном случае говорила: «Если бы не Лея, которая в тайне от родителей поощряла мои занятия рисованием, я бы сейчас была другим человеком, а может, меня бы уже и не было».

Схожесть сестер не заканчивалась только лишь внешними признаками. Ксюша переняла хитрость и расчетливость Леи, но, вместе с тем, не смогла научиться способности пускать пыль в глаза, потому ее часто называли чересчур жесткой и прямолинейной.

– Что за херня, Лея?! Ты когда успела переехать и зачем? Где Рамон? Почему ты выглядишь, как трупешник?! – с этими словами младшая прошла в ванную и начала мыть руки. Лею позабавила вырисовывающаяся картина нервного мытья рук, но улыбка на ее лице продержалась недолго. Она собралась с мыслями и сказала на одном дыхании:

– Я переехала полтора месяца назад, потому что не хочу жить одна в двухкомнатной квартире. Почему одна? Потому что… Рамон умер, Ксю.

Ксюша села на край ванной и тихо выругалась. Она посмотрела на сестру с сожалением в глазах.

– Прости, что наехала. Иди сюда, – Ксюша протянула к Лее руки так же, как ранее это делал Юрий. Дождавшись, когда Лея подойдет достаточно близко, Ксюша встала, приобняла сестру и начала ободряюще гладить рукой вверх и вниз по ее спине.

Лея больше не плакала. После визита Юрия ей не хотелось показывать эмоции снова.

«Как же я не люблю такие разговоры», – подумала она, проходя на кухню. Ксюша пошла следом.

– У тебя есть сигареты? – спросила Лея.

– У меня с собой только электронка. Ты будешь?

– Давай.

Курить, ругаться матом и говорить на самые разные темы для сестер было в порядке вещей. Лея не помнила, когда Ксюша впервые выругалась перед ней, но зато запомнила страх в ее глазах. «Я не родители», – сказала Лея тогда и выругалась в ответ.

– Самовыпил? – Ксюша сидела, сгорбив спину, положив руки на стол и скрестив пальцы в замок. Она никогда не отличалась грацией или чувством такта, отчего прослыла для многих «пацанкой». Частые драки при отстаивании своих границ не помогали, а, наоборот, усугубляли это звание, данное ей в начальной школе. Родители девушек всегда стремились перекроить нрав Ксюши, за что она их не любила даже больше, чем старшая сестра.

– Не совсем, – ответила Лея после того, как затянулась несколько раз. Она не хотела рассказывать Ксюше всю правду, потому что та, в отличие от Юрия, не умела спокойно принимать подобную информацию.

«Оставим ее концерты до лучших времен, сейчас я к ним пока еще не готова».

– Ты не знаешь, что ли?

– Не-а, – продолжила врать Лея, глядя в глаза сестре.

– Почему тогда уверена, что он умер?

– Он оставил мне записку и все свои вещи. Какой смысл ему врать?

Младшая несколько мгновений молчала, затем процедила:

– Вот дерьмо.

Ксюша не любила тишину. Всякий раз, когда в комнате наступало молчание, она старалась заполнить паузу какой-нибудь историей или потоком бессвязной информации, но бывали ситуации, когда ей не хотелось ничего говорить. Первый раз случился после смерти бабушки, второй – после того, как родители все-таки узнали о ее увлечении рисованием и высказали много неприятных слов в ее адрес, и, вот, спустя пару лет, наступил третий. Обе молчали о своем: Лея скорбела о Рамоне, Ксюша думала о скорби Леи.

Прошло не меньше получаса, прежде чем Лея сказала:

– Извини, что не предупредила о переезде и вообще обо всем.

– О чем ты?! Не извиняйся, – Ксюша с нежностью взяла из рук Леи электронную сигарету и сделала глубокую затяжку, – тут мне извиняться надо.

– Забей. Пойдем, хоть покажу тебе квартиру.

До конца вечера девушки больше не возвращались к истории с Рамоном. Они разговаривали только о Ксюше и только по инициативе Леи. Последней не хотелось рассказывать о разочаровании в своей жизни, о резких переменах, которые пошатнули землю у нее под ногами, о лучшем друге, который иногда совсем не соответствовал своему статусу и о подруге, которая вот уже третий месяц ее игнорировала. Лея не признавала поражений, и сейчас ей приятнее было слушать о глупых студенческих выходках младшей сестры, чем распинаться о том, что все получится, и все будет хорошо, ведь якобы по-другому и быть не может.

Сестры все еще сидели на кухне. Уже было выпито несколько чашек чая и кофе, электронная сигарета была разряжена, от любимых шоколадных конфет Леи, которые Ксюша принесла с собой, осталась гора фантиков.

– Если бы я знала, что происходит, то приехала бы на выходных и осталась на ночь, но так…– начала младшая, которую весь вечер не отпускала весть о Рамоне.

– Я не маленькая, справлюсь, – перебила Лея. Она не хотела отталкивать сестру, лишь констатировала факт, и Ксюша, хорошо знавшая старшую, все понимала, а потому нисколько не обиделась на этот короткий и строгий ответ.

О случившемся Ксюша думать не перестала, но теперь сама проявляла интерес к тому, чтобы уводить темы как можно дальше, как будто пометила территорию Рамона как запретную и расставляла предупредительные знаки в голове.

Они еще некоторое время беседовали, теперь уже на совсем абстрактные и случайные темы, которые возникают, когда главное рассмотрено со всех сторон и ракурсов.

Уже совсем стемнело. Ксюша засобиралась домой, не переставая сетовать на то, что не может остаться.

– Ксю, я как-то прожила полтора месяца и еще проживу, – успокаивала ее Лея.

Они стояли в коридоре. Лея ждала, пока сестра завяжет тяжелые черные ботинки и накинет на себя такого же цвета длинное пальто.

– Ладно… – наконец разобравшись с верхней одеждой, резюмировала Ксюша, – еще увидимся. Теперь я хотя бы знаю, где ты живешь, – сказала она, не скрывая издевки.

– Ой да иди ты, – Лея легонько ударила ее в плечо.

Они по-доброму посмеялись и Ксюша вышла, помахав на прощание рукой и закрыв за собой дверь.

Лея снова осталась одна. Прислушавшись к своим желаниям, она поняла, что хочет есть.

«Хороший знак. Может, в моем случае и правда не все потеряно?»

4

Неизвестно, повлияло на Лею общество сестры или постоянные разговоры с Юрием (пару раз он даже навещал ее на выходных), но она все быстрее возвращалась к жизни. Прилив сил не был надуманным: Лея начала правильно распределять свое время, питаться не через силу, а по желанию и все реже думала о неблагоприятном исходе, в котором она до конца жизни вязала бы крючком и спицами, все дальше откладывая свои детские мечты и стремления. По ощущениям ее внутреннее преображение произошло меньше, чем за неделю, но на деле прошло два с половиной месяца со дня смерти Рамона.

Как Лея и ожидала, его мать окончательно забросила попытки дозвониться до сына. Теперь о судьбе женщины оставалось только гадать, и Лея старалась поскорее забыть о ней, так и не сумев побороться с симпатией к ее образу, за много лет укрепившемуся в сознании Леи.

Весна медленно подавала признаки жизни, будто никак не могла отойти от долгой спячки. Весь март прошел в дождях и грозах, и только к началу апреля солнце постепенно начало согревать уставшую от морозов землю.

«Несмотря на серость и уныние, я чувствую себя… приемлемо», – она была бы рада подобрать лучшее слово для описания своего состояния, но и так оценивала себя слишком высоко.

Перемены в Лее заметил и Юрий, и в одном из телефонных разговоров он сказал:

– Потребовалось почти три месяца на то, чтобы услышать твой обычный голос. Теперь я могу спросить: «Какие у тебя планы на будущее?»

– В смысле? – Лея лежала на диване и глядела в потолок. Она предполагала, о чем пойдет речь, но хотела, чтобы Юрий выразил свою мысль вслух.

– Твоя работа, – уточнил он.

– Работа? Хм… В последнее время я все чаще задумываюсь об этом. Мне скучно сидеть дома и делать одно и то же. Моему внутреннему ребенку не хватает действий, – понурым голосом ответила она.

– И что ты надумала?

– Появилась одна бредовая мысль по поводу твоего предложения стать частным детективом, – Лея сделала паузу, ожидая, что Юрий попросит ее продолжить.

– Рассказывай, – в ту же секунду откликнулся парень. Сейчас он уже терялся в догадках, к чему же клонит Лея.

– Рамон оставил мне записку. Я ее не читала целиком, но там идет речь о работниках того бюро, что-то типа досье. Я не знаю, с чего он вдруг решил так сделать. Зачем?

Мысли о «Мортеме» стали посещать Лею около двух недель назад, когда вместо обычного запрета на обдумывание этой темы, она задалась вопросом: «почему же их все еще не раскрыли?». После смерти Рамона Лея была уверена, что ей никогда не понадобятся его записи и даже порывалась их выкинуть, но затем останавливала себя, потому что «любая память о Рамоне не подлежит утилизации». Теперь, когда Лея жила одна, она все чаще подвергала свою жизнь и действия анализу. Лея не чувствовала, что находится сейчас на своем месте. Ей просто хотелось больше адреналина, больше динамики, больше знакомств, а вязание могло обеспечить разве что знакомства, да и то ненадолго. Если бы Юрий не спросил первым, они бы все равно пришли к этому разговору, потому что сейчас Лею терзали сомнения.