
Полная версия
Произвол
«Выходит, он сильно изменился, – с печалью резюмировала я. – Перестроился, зачерствел, ожесточился. Или я просто не успела его понять за время нашего жаркого, но короткого романа».
Разочарование мое было глубоко. Как у жены, которая годами купалась в любви мужа и вдруг узнала, что он изменял ей еще до свадьбы. Как у человека, которого предал самый близкий друг. Как у ребенка, который нашел в своем самом лучшем на свете родителе что-то земное, низкое, гадкое. Разительная перемена в Андрее сокрушила меня. Подлость Сережи – законного супруга, с которым я прожила 10 лет, – и то не оставила во мне такого неизгладимого отпечатка. Наверное, потому, что я не питала иллюзий насчет Загорского…
Что бы ни стряслось со мной, мой мир всегда твердо стоял на ногах – его оберегали воспоминания о близких. Я равнялась на близких, я подпитывалась их любовью и оттого считала себя неуязвимой. Их невидимое присутствие укрепляло мою веру. Но внезапно оказалось, что один из них совсем не тот, каким я его сама себе нарисовала. Тогда мой мир пошатнулся, упал и рассыпался в прах. Увидев моего идеального Андрея в новом, совсем не идеальном обличье, я почувствовала себя наивной, глупой, обманутой, меня замкнуло недоверие ко всему и вся.
«Не думай о нем как о своей первой любви, – советовала я себе. – Отныне он для тебя просто гражданин начальник».
Говорили, что гражданин начальник начинал службу на Волгострое – в специальном строительно-монтажном управлении НКВД СССР, занимавшемся сооружением Угличского и Рыбинского гидроузлов; год он отработал на Дальнем Востоке, в Нижамурлаге, где создавали военные аэродромы и прокладывали железные дороги. С приходом войны Юровского назначили в третью саперную армию, строившую укрепления на дальних подступах к Москве на Можайской линии обороны, а в 1942-м перевели в седьмую саперную армию, возводившую оборонительные сооружения по рекам Оскол и Дон, обводы второй очереди вокруг Сталинграда. В должности замначальника инженерных войск 62-й армии он стал участником Сталинградской битвы. Ходили слухи, будто он лично расстреливал сапера, если на проложенном им проходе в минном поле подрывался танк. Юровский был отмечен двумя орденами Ленина, орденом Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды, награжден медалями «За оборону Москвы» и «За оборону Сталинграда».
Потом судьба занесла его в Куйбышев – начальником Безымянлага. Там он, однако, долго не просидел и уже в 1944-м возглавил Северо-Печорское управление исправительно-трудовых лагерей в поселке Абезь Коми АССР (Печорлаг); когда началось строительство Трансполярной магистрали, полковник взял на себя руководство Северным управлением железнодорожного строительства, курировавшим работы по участку от станции Чум через Обское, Яр-Сале, Новый Порт до места расположения будущего порта в Обской губе на мысе Каменный. Нет, это было отнюдь не повышение. Назначение в Заполярье после теплого и близкого к Москве Куйбышева означало ровно наоборот – понижение. Чем же Юровский заслужил холодное местечко? Какой выходкой прогневал вышестоящих?
– Покайся, сынок! – догоняя вышагивавших погон, крикнул старый зэк. Его седая бородка развевалась на ветру, во рту не хватало половины зубов, а тело было маленьким и костлявым, как у подростка. – Покайся, пока не поздно!
Полковник обернулся, смерил старика раздраженным взглядом и пошел себе дальше, не сбавляя хода. Деда немедленно скрутили солдаты.
Здесь, на Севере, Юровский завел себе лагерную жену. Так называли в лагерях женщин, которые, хоть и не являлись законными супругами, ничем от них кроме отсутствия штампа в паспорте не отличались. Звали ее Катериной Лебедевой. Она была осуждена по какой-то бытовой статье, правда мои соседки не могли сказать, по какой конкретно. Катерина жила вместе с полковником, и конечно, на общих она не горбатилась. Она была премьершей театральной труппы стройки и блистала в Доме культуры Игарки.
Молва о ее актерском таланте и неписаной красоте доходила и до наших глухих краев. Говорили, что если Лебедева исполняла главную роль в спектакле в зоне, лучшие места в зале разыгрывали в карты. Коротким летом возлюбленной начальника дарили цветы; вольные и заключенные искали в полях незабудки и купальницы, рвали их и бережно обертывали в кусок газеты или бинт, а потом торжественно вручали актрисе во время поклонов. Иными словами, публика ее боготворила.
Интересно, по своей ли воле она с Юровским? Не подтолкнул ли он ее к сожительству, как поступают другие лагерщики?
А уж домыслам я, разумеется, не верила. Придумают черт знает что! Одна утверждает, что Юровский родился в семье видного революционера и приходится родным сыном небезызвестному цареубийце16, вторая – будто бы он и не инженер вовсе, а профессиональный чекист. Чушь!
– Что вы здесь делаете одна? – прозвучал за спиной низкий голос. – Распугали всех воздыхателей?
Сжимая в руках тканевую маску, под которой вспрело лицо, я стояла неподалеку от трапов и отдыхала. Я выпросила у бригадирши пару минут, чтобы переждать головокружение. Из-за таких вот редких приступов она нарекла меня «барынькой», и, собственно, нарекла справедливо. Стыдно было перед бригадой за свою немощность, но что ж теперь, подыхать ради проклятой выработки?
– Похоже на то. – Я повернулась к нему. – По крайней мере Вася обходит меня стороной.
– Мудрое решение с его стороны, – заметил он.
На обычно хмуром лице расплылась теплая полуулыбка. Очень похожая на ту, прежнюю.
– Доброе утро, Нина Борисовна.
– Здравствуйте, гражданин начальник, – отчеканила я по привычке, и тот сразу посмурнел.
Мы замолчали. Взгляд полковника аккуратно проскользил по мне, и меня снова понесло не в том направлении. «Может ли он вспомнить длину и изгибы ног под мужскими штанами, что велики мне на несколько размеров? А цвет волос под шапкой? О чем он думает? О том, как я подурнела? Как постарела?» Обида ужалила меня, и я немедля вытолкала саму себя из водоворота вопросов.
– Васька заслужил, – добавила я глухо. – Был бы деликатнее, нога осталась бы цела.
– Это верно, – согласился он. – Ссориться с вами опасно. Гриненко пришлось два дня в санчасти пролежать, так лихо вы его стукнули. Захромал ваш кавалер.
– Значит, в будущем не будет руки распускать.
Как непривычно видеть его при золотых, с васильковыми кантами и тремя звездами, погонах! Легкие светлые брюки, клетчатые рубашки и мягкие футболки, которые он носил прежде, исчезли. Вместо них – длинная, по середину икр, строгая серая шинель с двумя вертикальными рядами белых пуговиц, высокие черные сапоги и утепленная фуражка. От него слабо веяло одеколоном и чем-то еще, чем-то приятным, домашним, таким недоступным. В убогой зэковской робе я почти физически ощущала дистанцию между нами.
Видимо, он размышлял о чем-то похожем. Юровский посмотрел вдаль и покачал головой.
– Я не ожидал увидеть вас здесь. Где угодно, только не здесь. Не в лагере на Крайнем Севере.
– Поверьте, я тоже была удивлена нашей встрече.
Он кивнул.
– Вы на меня зла не держите? – не вытерпев, поинтересовалась я.
– За что? – нахмурился полковник.
– За то, как мы с вами… расстались в последний раз.
– Ах, это, – хмыкнул он, будто я сморозила глупость. – Нет. Всё давно в прошлом.
– Да, в прошлом…
Бригадирша кликнула меня, расхаживая по стройучастку. Я обернулась, чтобы выпросить еще минутку, но в том не было нужды – обнаружив рядом со мной начальника, бригадирша пробормотала извинения и тут же ретировалась.
– Вы приехали сюда из лесоповалочного лагпункта, да? – спросил Юровский, когда она отошла на достаточное расстояние.
– Что, смотрели мое личное дело? – усмехнулась я.
– Не смог сдержать любопытство. – Полковник улыбнулся одновременно виновато и хитро. – Что же, вы сидели там, в кругу, когда я приехал?
– Сидела, – ответила я. – Хотя я вас тогда не узнала.
Он выпрямился и озадаченно потер грубую щеку ладонью.
– Я что, так сильно изменился?
– Нет, просто вы были далеко, – солгала я.
– Вы тоже требовали разрешения на свидания с мужчинами? – спросил он как бы невзначай, отведя взгляд на трапы.
– Получается, требовала.
– Но при этом остались на берегу и на спектакле не присутствовали, – с иронией сказал он.
– А вам все обо всех известно, гражданин начальник? – вскинула я брови.
– Почти. – Юровский в смятении поправил фуражку, которая и без того сидела ровно. – Имена непричастных к бунту заключенных указаны в докладной от капитана Аброскиной.
Я мысленно поздравила себя с тем, что впервые в жизни причислена к мирным и покладистым.
– Голод и переутомление – вот мои главные враги, – заявила я, из глупого упрямства не желая слыть послушной. – Если бы женщины бунтовали из-за размера пайки или нормативов, я бы обязательно присоединилась к ним, не сомневайтесь. И еще отсутствие личного пространства действует на нервы…
Полковник ничего не ответил. Наверняка он слышал жалобы от заключенных не один триллион раз. Нытье давно наскучило ему.
– Покайся, сынок! – вырос откуда ни возьмись тот самый беззубый старик. – Пока не поздно, покайся! Бог да смилуется над тобой, отпустит тебе страшные грехи против рода человеческого! Вырвись из дьявольских пут, встань на путь истинный, обратись к Господу, и воздастся тебе…
– Ты что, старый пень, с первого раза не понял?! – прорычал начальник конвоя лейтенант Плотников, схватив деда за шиворот. – Щас мы тебя поставим на путь истинный – исправительно-трудовой!
– Полегче, товарищ лейтенант, – попросил Юровский. – Сделайте скидку на возраст.
Старика опять куда-то повели. Он не сопротивлялся и преспокойно шел за солдатами, в дороге выкрикивая напутствия заключенным. Те отвечали ему, называя почтительно Василь Иванычем.
– Вы уехали из двадцать пятого в октябре? – сменил полковник тему.
– Так точно.
– Всего месяц прошел… – Он замялся. – Слушайте, я догадываюсь, как тяжело заключенным даются переезды. И все-таки. Как вы отнесетесь к тому, чтобы снова уехать в другой лагпункт?
– Куда вы хотите меня отправить? – опешила я.
– В Ермаково, новый административный центр стройки. Скоро туда из Игарки переместится все наше управление. В Ермакове открыли три лагпункта, мы потихоньку заполняем их.
Юровский прочистил горло.
– Правда, вместе с базой вы смените и работу, – предупредил он.
– Ну что ж, – взвилась я, начав загибать пальцы, – лес я валила, гравий добывала, полотно отсыпала, снежные заносы разгребала. Валяйте, мне по плечу всякая мужская работа. Куда на этот раз? В путевую бригаду? На завод? Рельсы выпрямлять? Стройматериалы разгружать?
«Сейчас он прижучит тебя за дерзость, и поделом», – проворчал самый рассудительный внутренний голос.
Не прижучил, однако. Юровский приглушенно засмеялся, забавляясь моим острым языком. В груди от этого знакомого бархатистого смеха разлилось приятное тепло. Глаза полковника зажглись и засияли, ослепляя меня своей улыбкой.
– Нет, – выдавил он сквозь смех. – Я поступлю как настоящий мужчина и отправлю женщину на кухню.
– А если серьезно?
– Я серьезно. – Он справился с собой. – В Ермакове нужен помощник для поваров. Хотите место занять?
Помощник! Для поваров!.. У меня дрогнули коленки. Но восторг быстро испарился – я не задержусь на кухне и снова окажусь на общих.
– Я никогда не работала в столовых, – с искренним сожалением отказалась я. – Если вам надо перетравить народ моей стряпней, тогда да, сгожусь…
– Нет, будьте столь любезны, оставьте мне строителей живыми, – попросил начальник, и на его щеках заиграли ямочки. – Готовить вам не придется. Мы ищем судомойку, которая в свободную минуту будет исполнять мелкие поручения от поваров. Справитесь?
Я боялась, что он разыгрывает меня. Кухня! Это не мечта, нет… Это настолько недосягаемо, что попросту не имело права быть мечтой. Особенно для женщины, которая только начала отбывать срок и числилась на общих. Кухня считалась одним из самых привилегированных мест в лагере, поскольку ее работники имели доступ к местному сокровищу – еде. Туда попадали либо профессиональные кулинары, либо по блату. Куда там аптекобазе, куда прачечной – до царицы-кухни!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Такое название носил Московский государственный строительный университет с 1933 по 1993 год.
2
С 1948 года этот вуз носит название Московский государственный академический художественный институт им. В. И. Сурикова.
3
Налог на холостяков, одиноких и малосемейных граждан ввели в СССР в 1941 году. Согласно закону, мужчины в возрасте от 20 до 50 лет и замужние женщины от 20 до 45 лет, не имевшие детей, должны были отчислять 6% зарплаты государству. От уплаты налога освобождались люди, которые не могли завести ребенка по состоянию здоровья, а также те, чьи дети погибли, умерли или пропали без вести на фронте в годы войны.
4
Во время битвы за Москву Куйбышев стал резервной столицей СССР. Этот город находился в удалении от линии фронта, однако из него можно было всего за час долететь до Москвы и до передовой. Волга же служила естественной преградой для врага. Кроме того, Куйбышев являлся крупным железнодорожным узлом, он был связан с Уралом, Средней Азией, Сибирью и Дальним Востоком. Еще одной причиной, почему выбор пал именно на него, стало нежелание Сталина уезжать из европейской части страны на Урал. Впрочем, Сталин так и не приехал в Куйбышев. Он остался в Москве и лично выступал во время военного парада на Красной площади в честь 24-й годовщины Октябрьской революции. Линия фронта тогда проходила всего в нескольких десятках километров от советской столицы.
5
Первый массовый советский телевизор. Выпускался в СССР в различных модификациях с 1949 по 1962 год.
6
До 1952 года Дом на набережной считался самым высоким жилым зданием Москвы.
7
Так назывался Романов переулок с 1920 по 1994 год.
8
Иосиф Сталин предпочитал вести скромный образ жизни, и номенклатура вынуждена была подстраиваться под него. В сталинское время предметы роскоши не выставлялись напоказ, так как могли стать поводом для расследования и последующего ареста.
9
Так в народе прозвали легковой автомобиль ГАЗ М-1, состоявший на службе советских органов госбезопасности. Прибытие черного воронка, как правило, предвещало очередной арест, поэтому при въезде ведомственной машины во двор дома жильцы задергивали шторы, выключали свет и закрывали окна.
10
Сегодня эта улица носит название Большая Лубянка.
11
Статья советского Уголовного кодекса, по которой осуждали за контрреволюционную деятельность, государственную измену, шпионаж, террористические акты, пропаганду и агитацию, контрреволюционный саботаж и другие государственные преступления.
12
26 июня 1940 года указом Президиума Верховного Совета СССР была введена уголовная ответственность за опоздание на работу. После волны посадок в народе осужденных начали называть указниками.
13
Так называли сотрудников третьего, Особого отдела. Этот отдел следил за политической благонадежностью заключенных и вольнонаемных. Его задачей было выявлять государственных преступников (изменников Родины, шпионов, диверсантов, террористов), контрреволюционные организации и людей, ведущих антисоветскую агитацию.
14
Сокращенное название должности сотрудника военизированной охраны.
15
Фикса на блатном жаргоне – золотая или серебряная коронка на зубе.
16
Речь идет о Якове Юровском – революционере, руководителе расстрела последнего российского императора Николая II и его семьи.