Мотивы убивать

Рита Abies

Мотивы убивать

Тик-так, тик-так. Часы лучше людей.

В моей мастерской временно живут и реконструируются сотни часов со всего города, ни дня не обходится без разговоров с ними. И я, признаться, рада такому обществу. С людьми общаться бесполезно – они всегда лгут, а их ритмы, отсчитываемые тонкими механизмами – никогда.

Не знаю, может быть, где-то за стенами нашего всеми богами забытого жалкого мирка посреди скудных черных лесов у представителей рода человеческого и есть души, но здесь, похоже, искать их безнадежно. Будь моя воля, я бы повергла в хаос все находящиеся в моих руках судьбы-ритмы, поделом. Но будут страдать часы. Живые, в отличие от своих обладателей.

00:00 Внезапно за окном полностью исчезает освещение. Странно – это не поломка отдельного фонаря, в котором у светляков закончилась энергия, темнота разливается по всей улице и, по-моему, вообще по всему городу. Хорошо, что у меня собственный генератор, и можно продолжать работать.

01:00 Тик-так, тик-так, тик… тик-тик-ТИК-ТИК… Часы останавливаются одни за другими. Отсчитывают секунды в разы быстрее нужного, судорожно щелкают. Нервничают. А потом резко останавливают стрелки и затихают. Навсегда. И уже не починить, – прекращение их работы безжалостно свидетельствует о смерти владельца.

01:30 Осторожно смотрю в окно и ничего там не вижу! Мертвая улица, никакого движения или криков. Может быть, это тот самый конец света, к которому мы постоянно готовимся, и который все никак не наступит?

02:00 Часы продолжают умирать. Теперь они просто взрываются посреди ровного хода, выбрасывая наружу искореженные пружины и шестеренки с выбитыми зубцами. Не могу это видеть, страшно, страшно, страшно! Может, это сон, может, сейчас ущипну себя и проснусь?!

02:10 С инстинктом самосохранения не поспоришь, увы. Быстрее, быстрее, на второй этаж, закрыть дверь… Дрожат руки. Пара секунд… ХЛОП! Все, я в шкафу. Где Нарния, когда она так нужна, черт возьми?!

Не так давно мне впервые приснилось осознанное сновидение. Ощущение безграничных возможностей и исполнения самых безумных желаний было прекрасно, но сюжет сна оказался не столь безоблачным – передо мной стоял страшенный монстр, который явно не собирался мирно играть в шашки. Прекрасно осознавая, что могу уложить его одной левой или просто ткнуть пальцем – и он исчезнет, я избрала иной вариант спасения – убежать в дальнюю комнату и спрятаться там в шкафу. Вот он, твой идеальный план действия, Рима, молодец, так и продолжай. С – смелость и отвага.

04:00 Экипировка изучена и, увы, счет – не в мою пользу. В многочисленных карманах обнаруживается карандаш, пара печений, фонарик – Боже, неужели что-то полезное! – и часы. Часы Алистера. Они спокойно тикают, и мне становится еще страшнее от того, что это может прекратиться в любой момент.

Алистер… Единственный настоящий человек – несмотря на то, что он зомби – среди скользких тварей, нацепивших маски и всю жизнь фальшиво отыгрывающих бессмысленный спектакль. Его ритмы я особенно берегу.

05:00 Зажигаю фонарик – хоть какой-то источник света – и зажимаю его между коленями. Батарея, конечно, долго не протянет, но иначе и свихнуться недолго от этой давящей тьмы. Главное – дотянуть до утра.

07:30 От мастерской мало что осталось, такое ощущение, что по ней пробежался табун лошадей.

08:00 Тик-так. Знакомые звуки из-под обломков, сразу в нескольких местах. Часы в моем кармане в ответ начинают пульсировать. Значит, кто-то все-таки пережил эту ночь?

12:00 Снаружи все еще страшнее: почти все дома смотрят на небо выбитыми мертвыми глазами окон, улиц и дорог больше нет, все завалено и разрушено, разбитые фонари с дохлыми светлячками внутри валяются на земле. Единственными яркими пятнами на фоне всего этого серо-пыльного антуража являются брызги красного и черного цветов. Между прочим, довольно красиво.

15:00 Единственное, чего я не могу понять, так это то, как мне удалось прошляпить такую вакханалию?! Шкаф шкафом, но звуки падающих железных конструкций и звон стекла, хотя бы, я должна была услышать!

20:00 Город пуст. Вернее, не город уже – то, что от него осталось.

00:00 Часы Алистера, как и у всех зомби, ведут себя малоадекватно: отмерив полночь, стрелки сами собой откручиваются на 15 минут назад, и так по кругу, до бесконечности. Завораживающее зрелище! Как будто время таких, как он, заморозилось.

09:00 Отчаяние и паника. Никого нет! Вообще никого! Ни зомби, ни людей. Отсутствие последних, это, конечно, положительный момент, но не совсем так я себе представляла вожделенный отдых от их компании.

11:00 Что я буду делать, если встречу зомби? Не знаю. Помнится, когда-то наивно представляла себе, как протягиваю ему руку, мы знакомимся, потом сдруживаемся сильнее, вместе боремся со злом и восстанавливаем мировую справедливость…

14:00 Вдали замечаю пару Ходячих. Они выглядят и ведут себя почти как люди, даже общаются друг с другом! Только перемещаются странно – будто при каждом движении у них что-то внутри рвется или ломается.

16:00 Или дать ему себя съесть? Или позволить сделать себя зомби? В конце концов, есть ли смысл оставаться человеком, если вокруг тебя одни мертвецы?

23:00 Он находит меня сам. Хозяин тикающих у меня в кармане неправильных часов. Просто двигается мне навстречу, без малейшего намека на пафос или агрессию, будто мирно топает по своим делам. Его взгляд, вопреки моим опасениям, ясен и пронзителен. Обезумел ли он? Протягиваю ему полураскрошившееся в кармане печенье, когда-то он их поедал пачками. Усмехается. Берет кончиками сероватых пальцев. За его спиной, на расстоянии порядка сорока метров, в напряженном ожидании застывают другие Ожившие.

– Забирай всех, кто остался из людей, и топайте к Скину, – кивает, разворачивается и уходит, как всегда, не попрощавшись.

Собирать всех, спасать всех – оно мне надо? Однозначно, нет. Но Алистера я не могу ослушаться.

***

Мастер Скин соглашался со своим прозвищем ровно наполовину: своей кожи у него не было. Давным-давно он постепенно заменил ее на собственноручно выведенный аналог – постоянно циркулирующую вязкую субстанцию, которая обеспечивала своевременное обновление клеток тела, меняла свою структуру в случае сбоев в организме и выступала таким образом неким индикатором, а помимо всего прочего являлась превосходной защитой от, как минимум, проникающего ножевого ранения. Можно сказать, что Скин обрел бессмертие.

Поневоле отшельничающий ученый с крамольными по мнению большинства жителей города идеями, он с относительным комфортом устроился в невысокой полуразрушенной башне, что венчала отсеченный от города полосой кладбища мрачный Безумный холм. Местность позволяла проводить разной степени этичности эксперименты без опасности для людей и одновременно поддерживать тесные контакты с зомби. Условно он подразделял их на философов и неразумных. И если вторые представляли собой классический образ не одаренного сознанием трупа и встречались крайне редко, то с первыми ученый охотно общался, изучал их своеобразную «культуру», даже завел несколько друзей. Зомби, что философы, что неразумные, в большинстве своем демонстрировали стремление обособиться от людей и не вторгаться на их территорию, после долгих лет исследований Скин мог с уверенностью сказать, что их ключевая позиция – «Лишь бы не трогали».

Почти как люди – некоторые даже предпочитали обычные дома подземным склепам – они активно и весьма продуктивно коммуницировали между собой, заводили и воспитывали маленьких зомбят, играли в шахматы и периодически сдерживали особо разбушевавшихся неразумных.

Но и эта слаженная система не была застрахована от сбоев, Мастер застал один такой – внезапное, как по щелчку или резкому переключению рубильника, помешательство половины популяции Оживших. Они нападали на людей и друг на друга, в исступлении грызли корни деревьев, разрушали собственные дома и яростно разворашивали могилы, при этом те, кого безумие не затронуло, продолжали мирно существовать, как ни в чем не бывало. Это будоражило деятельный разум Скина и никак не давало ему покоя.

«Выяснить бы причину, – думал он, лихорадочно измельчая ингредиенты для очередного снадобья в ступке. – И жить стало бы намного – нет, может, не проще, но понятнее уж наверняка»

Но причина столь резкого изменения поведения зомби на протяжение многих лет так и оставалась невыясненной. Функциональных изменений в остатках их мозгов Скин не обнаружил, магнитных аномалий и редких астрономических явлений в тот день тоже не было, сами зомби на вопрос о том, а что, собственно, им взбрело в голову, и какие боги нашептали, разводили руками и утверждали, что ничего не помнят. В тот раз зомбипокалипсис привел к сокращению численности и без того небольшого человеческого населения вдвое, чем все закончится сейчас, Скин мог только гадать. Его самого эта волна бешенства не затронула – может быть, сказались старые знакомства, а, может, химические меры защиты башни, на всякий случай им предпринятые.

Он уже забыл, как общаться с живыми. И сейчас, глядя на них, напуганных и раненых, внезапно обретших безопасность в доме ими же провозглашенного безумца, Скин ощутил призрачную надежду.

«Может быть, сейчас получится хоть в ком-то увидеть союзников? Или хотя бы не увидеть врагов»

Мужчина вышел в центр комнаты и обратился ко всем присутствующим:

– Выжившие! Я рад предоставить вам свое скромное жилище в качестве временного укрытия во время нашествия Оживших и надеюсь, что в скором времени все вы сможете спокойно отправиться по своим домам.

Скин деликатно кашлянул.

– Но я вынужден озвучить вам некоторые правила пребывания на территории моего дома-лаборатории. По сути, правило всего одно, но если вы с ним не согласны, прошу не накалять обстановку и покинуть башню.

Итак. Я ученый, и ученый, отчасти специализирующийся как раз таки на Оживших. Я провожу эксперименты. Я общаюсь с восставшими. Да, даже сейчас. И я, несмотря ни на что, буду продолжать свою деятельность. По территории холма гуляют мертвецы – они будут тут гулять, это их территория. Отгонять или, еще хуже, убивать их без видимой причины, но только лишь из-за ваших страхов я не буду. Зомби иногда приходят ко мне в гости – и они будут приходить, потому что я их зову. В лаборатории постоянно что-то взрывается, кипит, странно пахнет, и вообще она у меня живет своей жизнью – и она будет ею жить. Даже если вам это не нравится.

Если вы, уважаемые горожане, готовы принять меня и мой дом без каких-либо изменений и возмущений, то милости прошу, если нет – дверь вон там.

Несколько крупных детин самого устрашающего вида синхронно плюнули себе под ноги и, набычившись и бурча что-то про «некрофила проклятого», ушли.

– Хорошо, – кивнул Скин, окинув присутствующих взглядом. – Надеюсь на вашу адекватность и понимание. Во избежание неприятных ситуаций постарайтесь со встреченными зомби в контакт не вступать, если все-таки это произошло, то, умоляю вас, никакой агрессии, это может спровоцировать вспышку ярости. Как бы вам ни было страшно и неприятно, общайтесь с ними, как с живыми людьми – вежливо и в меру ваших возможностей доброжелательно.

– Простите, – в гуще толпы осторожно подняла руку маленькая девочка. – Мистер Ученый, а вот вы сказали, что разбираетесь в зомбиках, а вы знаете, что с ними произошло? Почему они все напали на нас?

– К сожалению, не знаю, дитя. Я бьюсь над этой загадкой со времен Первого восстания и пока так ни к чему и не пришел. Но, – он поднял палец. – Не все так плохо. В настоящее время я разрабатываю средство, которое позволит лечить недавно укушенных, не позволяя им превратиться в неразумных зомби. Поэтому надежда хотя бы выжить есть. А еще есть потребность в добровольцах и помощниках, так что если у кого-то будет желание поспособствовать какому-то движению науки– милости прошу ко мне, на второй этаж, в лабораторию.

Оратор внимательно вглядывался в лица аудитории. Он боялся, что большая часть людей не разделит его порыва исследовать умертвий в рамках морали и хорошо если обойдется простым недовольством, а то еще, чего доброго, морду коллективно набьют. И он понимал их: когда все, что было тебе дорого, исчезает в пасти живого трупа, хочется идти и мстить, идти и убивать. Но проблемы это не решит: чтобы добраться до источника, нужно исследовать.

Осуждения не было. По крайней мере, явного. В глазах читалось лишь понимание и научный интерес. Люди знали, к кому они пришли.

Он усмехнулся. Искусственная вязкая кожа начала мерцать зеленоватым – первый признак обезвоживания и усталости.

– В таком случае, обустраивайтесь. Но сначала… Кто хочет чаю?

***

В кухне витал запах свежеприготовленных червей.

– Алистер, Мика! Все готово, идите ужинать.

– Все, дочь, заканчиваем игру, – пропыхтел я, аккуратно снимая Мику со своей шеи. Любимая дочкина забава – «лошадка», в роли оной лошадки – любимый папа.

– Фу, я не хочу червей! – сморщила носик Мика. – Можно мне лучше то сладкое сердечко?

– Милая, это сердечко мне папа подарил, скушай лучше мозг, – улыбнулась супруга.

– Ну ма-а-ма-а!

– Шшшш! Мика, не спорь! – шутливо погрозила пальцем Норан. – Сначала – питательные червячки, а потом уже сердце, мозг и другие внутренности.

*

Мы сидим с Норан на крыше склепа и смотрим на звезды. Точнее, она смотрит на звезды, а я – на нее. Более двухсот лет мы живем вместе, а я все не могу налюбоваться на ее тонкий профиль и слегка курносый носик, ее торчащие ежиком рыжеватые волосы и карие, с зелеными искорками, глаза.

Она любит запах хвои, долгие вечерние беседы – и чтобы обязательно был чай с васильками, хрустеть суставами и хихикать, глядя на мое перекошенное лицо. Во сне она неизменно сворачивается в трогательный клубочек, а c утра не может распутаться и забавно злится. Еще обожает укутываться в одеяло на манер личинки и в таком положении читать.

И терпеть не может, когда земля с червей скрипит на зубах.

– Мика уснула?

– Да, моментально, даже мозг свой не доела – так и обнимает его во сне, – засмеялась Норан и доверительно положила мне голову на плечо. – Алистер, спасибо, замечательный подарок. Давно мечтала попробовать засахаренного кролика.

– Все для тебя, родная, – с наслаждением зарылся супруге в волосы. Обожаю: они пахнут лавандой.

– Ну Алистер! – шутливо отпихнула меня Норан. – Я прическу час делала, а ты все испортил!

– Не хочу тебя обидеть, но что можно укладывать так долго из ежистых колючек?

– Да ну тебя! – внезапно подняла голову с плеча и прислушалась. – Младший проснулся, сейчас вернусь.

До сих пор не могу понять, как ей удается услышать плач новорожденного зомбенка за секунду до его пробуждения, ответить на еще не заданный вопрос Мики и с лету понять, что я сегодня настроен говорить об античной философии? Женская интуиция, не иначе.

– Любовь, глупый, – всегда отвечает Норан на это невысказанное предположение и щелкает меня по носу.

И, да, у нас, Оживших, могут появляться дети, вполне себе живо- простите, мертворожденным путем – почти как у людей. С той небольшой разницей, что вынашивать потомство до его появления на свет приходится мужчине.

Вообще, это довольно сложный, но забавный процесс: результатом соития пары зомби становится небольшая кладка м-м-м… яиц? Которые затем любовно помещаются… в кожную складку на спине избранника. Наподобие кармана кенгуру, я знаю, это всеобщая ассоциация.

И все – живите с этим. Год, минимум. Как раз есть время совместными усилиями обустроить дом и подготовиться к появлению потомства. Что, как спать? Да спите, как хотите, только не на спине. И не на боку. Нет, лучше вообще не спите.

Я в подробностях описал сие мероприятие Скину. Он был очень доволен, исписал и изрисовал весь блокнот и ушел с твердым намерением написать научный трактат. Так что, если он когда-нибудь попадет вам в руки и вызовет вопросы, можете смело приходить на Безумный холм и задавать их самому автору.

Когда зомбенок решит, что уже вырос, и пора бы перестать наглеть в отцовской спине, он прогрызает себе выход. Ага, зубами. А через три месяца наступает самое интересное.

– Он окукливается! – с радостным криком приземлилась рядом со мной Норан. – Я боялась, у него возникнут с этим сложности, потому что маленькому нужен полный покой, а его постоянно теребила Мика.

Я не дал ей договорить и молча обнял. Через месяц зомбик выберется из своего кокона, и начнется веселье. Снова будут крики, смех, наказания с отбиранием любимых игрушек, уговоры поесть «питательных червячков» и много чего еще.

Это – счастье?…

***

Ритмы – такая странная вещь. Необъяснимая словами, я бы сказала. Ну или у меня просто их недостаточное количество в запасе.

У каждого жителя города есть часы, которые показывают не только время, но и ритм своего хозяина. Некоторые предпочитают все время носить их в нагрудном кармане или прятать дома под подушку, но большинство отдает на хранение мне: в моей мастерской они в безопасности и хорошей компании друг друга, я тщательно слежу за состоянием механизмов и своевременно их ремонтирую. У меня часам хорошо, не все в это верят, но все это знают.

Они выдаются каждому при рождении вместе с пеленками, как само собой разумеющееся. Насколько мне известно, это Скин много лет назад ввел их в обиход – тогда же он написал работу о ритмах, назвав их «непроизвольными волновыми колебаниями неясной этимологии, производимыми ментальной, ауральной и физиологической составляющими человека» Он отслеживал – и продолжает это делать до сих пор – ритмические изменения, а часы служат ему своеобразными передатчиками этой информации. Скин вообще много чего странного изучает и отслеживает.

Только раньше он использовал чисто механические показатели – изменение скорости стрелок, их расщепление, равномерность тиканья и так далее. Ну а потом появилась я, и теперь Мастеру больше нужно самому снимать все показатели и наугад анализировать их.

Я чувствую, слышу ритмы. Прикасаюсь к часам, и как будто меня невидимыми нитями связывает с их обладателем. Нельзя уловить конкретные события или мысли, но эмоциональный окрас чужих мыслей, чувств, намерений накрывает меня свинцовым одеялом. Что самое интересное – и одновременно мерзкое и пугающее – возможно уловить отголоски существующих ритмов в недалеком прошлом или будущем – только секретные шестеренки нужно правильно и аккуратно выставить. Раньше мне нравилось так играться, но потом, пару раз заглянув, куда не следовало, и увидев истинные червоточащие натуры людей, я зареклась это делать.

В моих руках побывали практически все существующие в этом городе часовые механизмы, я внимательно слушала ритмы их обладателей. И ненавидела все сильнее.

Практически каждый человек прогнил и очервивел изнутри чуть ли не сильнее всего зомбиного общества.

Мои часы сломались во время падения на каменистую мостовую, когда соседские дети в очередной раз избрали меня идеальной жертвой избиения – я же никогда не могла ответить. А вокруг ходили люди. Прятали глаза. И ничего не делали. Каждый день одно и то же.

Рука помощи принадлежала нелюдю, мертвецу. Алистеру. И я с благодарностью ухватилась за нее. Эта рука – вместе со своим обладателем, естественно – с тех пор была рядом со мной. Гладила по голове, трясла за плечи в минуты истерик, подталкивала к действию – во всех смыслах. Именно она открыла мне дверь в башню Скина.

Я утратила свои часы. И возникновение связи со всеми остальными считаю своеобразным искуплением.

***

Самое главное – убедить себя в правомерности своих же действий.

Рима появилась в лаборатории Скина намного позже назначенного времени – полчаса она не могла сдвинуться с места, доказывая внутреннему «Я», что имеет право войти.

– Вы звали меня?

Мастер, казалось, не заметил девушку. Он лихорадочно расхаживал из угла в угол, что-то без конца бормотал себе под нос и периодически воздевал руки к небу.

– В чем наша основная проблема? – внезапно вопросил он.

Рима промолчала, она давно поняла – в моменты, когда Скин в научном экстазе действительно напоминал сумасшедшего, можно не отвечать на его вопросы. Ведь за ними незамедлительно последуют ответы.

– Наша главная проблема в том, – торжествующе провозгласил ученый. – Что мы не прислушиваемся к народным приметам!

И не смотри на меня так! Наш город – идеальная приманка для сошедших с ума мертвецов. Из-за чего? Да из-за того, что рядом с ним нет никаких водоемов, все в гуще лесов! Само его основание идет вразрез с одной из вековых примет: "Дабы не встретить смерть мучительную в лапах умертвий неупокоенных, построй дом свой от воды близко, ибо мертвецы воды стоячей пуще огня сторонятся".

– Но это ведь всего лишь примета, суеверие.

– Все суеверия на чем-то основаны, – назидательно поднял палец Скин. – И почти каждое из них можно объяснить научно. Кого больше всего боятся Ожившие? Кто является причиной их естественной повторной смерти?

– Глоссы? – содрогнулась Рима.

– Именно! От укусов этих мерзких маленьких мух окончательно упокоилось немало тех, кто рискнул сунуться на водоем, который они облюбовали.

Но смерть несут не сами глоссы, – продолжал он. – А переносимые ими трипы – микроорганизмы, для которых основным деликатесом является трупный яд в венах Воскресших.

Мне удалось добыть трипов и рассмотреть их. Девочка, они прекрасны, такие грациозные! И кровожадные. Попав в кровь Ожившего, трипы начинают активно делиться и пожирать кровяные элементы. Они не успокоятся, пока не съедят своего «хозяина» изнутри полностью.

Если трипозного зомби кусает глосс, то сытые трипы, попав в насекомое, проходят несколько фаз перерождения в нем, и новые особи снова готовы атаковать. Безумная выдумка природы: даже для зомби у нее найдется оружие.

– Прекрасно, но как можно использовать это для людей? Напускать на них глоссов, что ли?

– Почти, мой сообразительный друг! Нужно уменьшить число промежуточных звеньев, и вводить в кровь самих трипов. Если человек был заражен недавно, то они выедят трупный яд и погибнут за неимением пищи.

Рима уже догадывалась, что за этим последует, и точно:

– Ближайший водоем с глоссами находится в тридцати милях от города. Чтобы раздобыть мух, необходимо добраться до лесного озера и обратно через толпу обезумевших зомби, и как можно скорее. Я хочу доверить это дело тебе. Алистер бы со мной согласился, он очень ценил тебя.

– Я не понимаю! Вам эта идея явно не вчера пришла в голову, почему же вы заранее не изготовили вакцину?

– Изготовил, – тихо ответил Скин. – Несколько лет назад, и она действительно работала, но ее побочные эффекты… Пациенты не становились зомби, но теряли рассудок и умирали в страшных мучениях, разрывая собственную плоть. Незараженные, которым я давал сие снадобье в качестве профилактики, тоже умирали, правда, намного спокойнее – они просто навсегда засыпали. Тогда я решил до последнего не использовать его, пока не доработаю, как следует, и к настоящему моменту, кажется, понял, как сделать сыворотку относительно безопасной. Более того – теперь ее не обязательно вводить прямо в кровь – можно и перорально. Но для окончания фазы эксперимента мне нужны глоссы. Ты согласна помочь?

*

Кладку яиц Рима заметила почти сразу: будто белое облако, уютно примостившееся на поваленном бревне. Как говорил Скин, обычно глоссы оставляют одну кладку с тысячами яиц, Риме надлежало взять только часть из них.

Она уставилась на воздушную "вату" остекленевшими глазами. В этой "вате", возможно, кроется спасение человечества или, по меньшей мере, предотвращение его полного вымирания. А нужно ли это человечество?

Рима вспомнила свою уютно тикающую мастерскую, вспомнила Алистера, его слегка вытаращенные глаза и открытую улыбку, мерное дыхание спящей подруги, тихий гул ночных сверчков.

Вспомнила она и презрение в глазах прохожих, клеймо странной, которое тащилось за ней с детства, ненавистные крики детей, глаза насильника, с которым ей не повезло встретиться на освещенной солнцем улице, вспомнила собственное отражение в зеркале.

Алистер всегда говорил, что ее любовь к часам нездорова, и сама ткань времени рано или поздно полностью поглотит человеческую сущность. Может, и так, может, и так, так-так, тик-так.

Тик-так. Часы лучше людей. Только часов больше нет. А вата прекрасно горит.

*

Самое главное – убедить себя в правомерности своих же действий.

Рима появилась в лаборатории Скина намного позже назначенного времени – полчаса она не могла сдвинуться с места, доказывая внутреннему «Я», что имеет право войти.

Поднявшись по крепкой деревянной лестнице к кабинету ученого, она осторожно приоткрыла дверь.

– Простите, Мастер, – сказала девушка, глядя Скину прямо в глаза. – На озере не было глоссов.