Полная версия
Казанский альманах 2020. Лунный камень
Общая беда сплачивала людей. Главенствовало чувство локтя – ради выживания, ради победы, без которой никогда бы не высохло море слёз и горя. Конечно, нами, детьми дошкольного возраста, всё это воспринималось не так глубоко, как взрослыми. Мы оставались детьми, старались, как могли, скрашивать нашу жизнь разными играми, которые были позволительны при наших скудных возможностях. Но с нас не снималась обязанность постоянно помогать нашим кормильцам овладевать навыками разнообразных крестьянских работ. Мы обожали лошадей, по ночам пасли их на лугу, обращаясь с ними по-взрослому. Вспомните, каков был Некрасовский мужичок с ноготок! Но лошадей, после отбора на нужды фронта, оставалось на весь колхоз всего шесть-семь голов. В лошадиный труд приходилось впрягать не только оставшихся пятерых колхозных быков, но и наших частных бурёнок. Управляли ими наши матери, которых часто заменяли мы, маленькие труженики тыла.
Корова – дама вальяжная. Вот, шагаешь ты, важный малец, по свежевспаханной земле рядом со своей подругой, держа в руке её поводок, думаешь о жизни и… бац! Она наступает на твою босую ногу. Ты пищишь! Она убирает копыто. Но реакция у коровы, мягко говоря, не конская. Она понимает, что виновата, смотрит на тебя своими умными выразительными глазами и ждёт, что ты скажешь. Можешь, конечно, ударить. Она простит тебе это, слезу пустит. Но как же поднимется рука на свою кормилицу, на свою вторую мать! Тем более, нога твоя цела, она лишь впечаталась в пух земли. Да, таких слёзных моментов было много у наших бедных деревенских мальчишек военных лет.
Кроме пахотных работ, наши бедные коровы, как я уже говорил, впрягаясь и в оглобли, таскали возы сена или дров, как для колхоза, так и для хозяйки.
Наша корова Юлдуз (Звёздочка) прожила семнадцать лет. Мама говорила, что она у них – с момента розжига их семейного очага. Корова была бурой масти (с белой звездой на лбу), стройная и красивая, имела спокойный нрав, глубокий выразительный взгляд, хорошо развитые рога и обладала большой физической силой. Она была нежна и женственна. От неё постоянно пахло парным молоком. Видимо, благодаря своим житейски ценным качествам Юлдуз заслужила большое уважение своих сородичей – была одним из лидеров деревенского стада. Она имела отменное здоровье, хороший аппетит, щедро давала обильное и жирное молоко и была в состоянии прокормить не только себя, но и нас, присосавшихся к ней бедных её хозяев. Безусловно, она была великой коровой!
А война шла и шла! Казалось, не будет ей конца. Люди в тылу умирали от лишений, гибли от голода дети. А те ребятишки, которым удавалось выжить, взрослели…
Учительница первая мояТри года войны прошли, как в замедленном кино. Наступило 1 сентября 1944 года, и я пошёл в 1-й класс Биектауской семилетней школы Кзыл-Юлдузского района ТАССР (ныне Рыбно-Слободского района Республики Татарстан). Моей первой учительницей стала Марфуга-апа Самигуллина, которая в своё время учила и моего отца. Она была чрезвычайно учёной женщиной, происходила из древнего рода татарских мурз, до Октябрьской революции 1917 года преподавала основы Ислама в разных медресе. Кроме того, она имела редкий мощный вокальный голос альт и прекрасно исполняла народные песни. В общем, Марфуга-апа радовала своих учеников и голосом, и своими уроками.
Её судьба оказалась нелёгкой: семья многократно подвергалась репрессиям, муж и два сына погибли в Великой Отечественной войне.
О её несчастьях я узнал гораздо позже, лишь после её смерти. К сожалению, со мною она занималась только последний свой учительский год перед пенсией. А ведь она, профессионал высшего класса, могла бы ещё работать и работать! Да, так было принято тогда, по достижении 60 лет работники обязаны были уходить. Таких учителей, как Марфуга-апа, бывает крайне мало! Став взрослым, я навещал её до самой смерти. Она была всегда рада моему приходу. Но, тем не менее, про репрессии своей семьи не проронила ни слова. Возможно, благодаря умению молчать прожила она долгую жизнь!
* * *Весной 1945 года я заболел болотной малярией (частой болезнью детей войны) и лежмя лежал в течение двух месяцев в борьбе с мучительными ежедневными приступами судороги и озноба. Вот я влезаю под стёганое одеяло, мать сверху добавляет пару отцовых шуб, но это не спасает, меня колотит, я теряю силы, сознание, проваливаюсь то ли в небытие, то ли в сон.
Шайтан правит бал! Во сне ожидают меня все круги ада. Неземные шумы, страшные видения… Не выдерживая кошмара, приоткрываю занавес глаз – ад усмиряется, закрываю – чертовщина продолжается.
9 мая 1945 года ко мне, больному, пришли два моих товарища Ильдус и Наиль (мы в классе сидели втроём за одной партой). Наверняка, послала их ко мне наша любимая учительница Марфуга-апа, чтобы они взяли меня с собой на торжественную демонстрацию по случаю нашей долгожданной победы над фашистской Германией.
– Эй, лежебока, вставай! – закричали они с порога, – пойдём праздновать победу! Мы победили! Мы победили!
Я собрал остатки своих сил и при поддержке друзей направился в школу. Мне предстояло преодолеть расстояние более одного километра. Подташнивало, кружилась голова, но я крепился. Я жаждал поправиться и вместе со всеми порадоваться победе и будущей мирной жизни! Наша школьная колонна с красными транспарантами и с криками «ура!» прошла по главным улицам деревни приличное расстояние. Я выдержал этот экзамен на пути к праздничной площади и выздоровлению. На другой день я уже вернулся в класс.
Для меня 9 мая 1945 года стал днём двойной победы: наши отцы повергли фашистского монстра, а я победил болотную лихорадку.
Возвращение фронтовиковНаконец закончилась война. Возвращались наши отцы и братья. Но не все вернулись. А среди тех, кто остался в живых, было много покалеченных. Даже оказавшись дома после ада войны, многие недолго затем прожили. Деревня из 400 дворов не дождалась около 200 своих сыновей, большинству из которых не было и тридцати лет. Таков был кровавый отголосок войны для нашей отдельно взятой татарской деревни, расположенной в центре России!
В середине мая 1945 года наша школа в полном составе торжественно встречала своего бывшего ученика, артиллериста Заки Шаймарданова, подбившего множество немецких танков и другой бронетехники, за что он был удостоен ещё в 1944 году (в возрасте двадцати одного года) высокого звания Героя Советского Союза. Ликовало всё население деревни, района, республики…
А мой отец вернулся весной 1946 года – без особой помпы, торжеств, рядовым солдатом. Но радости от этого в нашем скромном доме было не меньше.
Станислав Гордиенко
Девятаев, Стефания, космическая эра…
(очерк)
Станислав Гордиенко и правнучка М. Девятаева – Стефания Будник
Учебный год 2019 года начался как обычно. В Академический лицей имени Николая Ивановича Лобачевского на улице Миславского (что важно подчеркнуть, так как есть ещё один лицей того же имени, но при КГУ, то есть теперь уже КФУ) влился свежий состав. Особенно прибыло в шестом классе, где я преподаю.
Два раза в неделю я обучаю лицеистов основам изобразительного искусства и дизайна, а также мировой художественной культуры и – главное! – географии. Ведь по образованию я географ и преподаватель. Так записано в моём дипломе, выданном мне Казанским государственным университетом ещё в 1981 году. Почему я это подчеркиваю? Да потому что в советское время было совсем другое образование…
Программа изобразительного искусства шестого класса предполагает некоторое владение техникой рисования, что по нарастающей прививается с детского сада, а потом передаётся в первый класс и так далее.
Неожиданно среди новеньких обратила на себя внимание девочка с необычным именем Стефания. Меня удивила её техника штриховки цветным карандашом.
– Я вообще-то хожу в художественную школу, – призналась она.
Ну и что! У нас немало лицеистов посещали и посещают «художки», только не все они на моих уроках могут учиться на «отлично». Так что в этом смысле Стефания меня приятно удивила. Я поделился своим впечатлением о работах Стефании с директором лицея Татьяной Беспаловой. В конце концов «пятёрка» «пятёрке» рознь…
– А ты знаешь, – сказала она, – что Стефания правнучка Девятаева?
Прямо скажем, для меня это было сюрпризом. Дело в том, что я был знаком с Михаилом Петровичем Девятаевым, и произошло наше знакомство в далёком 1975 году.
Год 30-летия Победы… Её тогда ещё не называли Великой, просто – Победа в Великой Отечественной войне! Моя комсомольская организация была деятельной, оказалась на виду, и меня как её руководителя командировали «от имени и по поручению» на юбилейные торжества в Волгоград. Если бы я знал, какая встреча ожидала меня на пароходе, следовавшем в город-герой, я бы не стал так упорно сопротивляться!
Но делать нечего. «Нас было много на челне», как сказал бы классик… Прежде всего это ветераны войны, потом – комсомольские функционеры, музыканты, победители различных конкурсов, ну и я с одной девочкой из провинции, которая теперь мой директор. Путешествие было интересным. Волга неописуема по своей красоте и величию, особенно если «кулик» дальше своего «болота» ни шагу до этого. А тут на каждой остановке экскурсии, вечерами танцы, репетиции будущего концерта, беседы за «круглым столом», соревнования, а рано утром – выпуск с той самой девочкой из провинции «боевого листка»…
Как она танцевала по вечерам! Я стоял на верхней палубе и любовался этим маленьким танцующим чудом с белокурыми косичками. Татьяна, кстати, не случайно попала на наш пароход. В своей Лениногорской школе она была очень активна в общественной жизни, кроме того, вместе со своим военруком осуществляла постоянное шефство над ветеранами Великой Отечественной войны.
По утрам, часиков эдак в пять, мы встречались в кают-компании, она строчила тексты, я рисовал. Так и познакомились. Уже потом, когда Татьяна приехала в Казань поступать на истфилфак университета, наши интересы укрепились, мы и семьями стали дружить. Но вернёмся к повествованию.
Михаил Девятаев с пионерами. 1972. Фото А. Багаутдинова
…Тут и Волгоград показался, и пристань его, и… распределение обязанностей. Дело в том, что на борту парохода стояло Красное Знамя. Его нельзя было оставлять без присмотра, и во время экскурсий около него выставляли пост. Когда подошла моя очередь, мне тоже выдали форму защитного цвета, пилотку, даже красную ленту через плечо, чтобы выглядеть рядом с алым полотнищем соответственно. Неожиданно в кают-компанию вошёл небольшого роста, плотно скроенный человек в синем костюме. Посмотрел на меня, взял стул, сел к столу.
– Скучаешь?
Я пожал плечами. Скучно, конечно. Ни почитать, ни поговорить…
Перекинулись двумя-тремя фразами. Только тут я увидел у него на груди «Золотую Звезду» Героя Советского Союза. Вот это да! Я набрался смелости и спросил: за что такая награда?
– Самолёт угнал! – усмехнулся герой.
И до меня дошло: это же Девятаев! Я, конечно, читал о нём. А тут, на пароходе, как-то ненароком услышал разговор двух ветеранов-полковников. «Тоже мне, герой! – говорили они. – Посидел в плену, не то, что мы на передовой!» Два полковника оказались танкистами, дошедшими до Берлина: «А этот и повоевать-то не успел». Я тогда не знал, о ком идёт речь, а тут, встретив самого героя, сразу всё понял.
Михаил Петрович оказался человеком не разговорчивым. Это сейчас я знаю, насколько засекреченной оказалась биография Девятаева, а тогда он с улыбкой поведал лишь, что был в самолёте не один. Кроме него в новейшем немецком бомбардировщике «Хейнкель», нашпигованном невиданным оборудованием, было ещё девять узников.
– Без них я не смог бы поднять самолёт, слишком слаб был физически. Мы все вместе и навалились на штурвал… Чудом улетели!
Вот и весь тогдашний разговор.
Между тем судьба этого человека была удивительна. Родился он 8 июля 1917 года в Пензенской губернии. Рос тринадцатым ребёнком в семье мордовского крестьянина. У него и позывной потом был «Мордвин». Окончив семь классов, поступил в Казанский речной техникум. Одновременно занимался в аэроклубе, мечтал о небе. После окончания техникума в 1938 году был призван в Красную Армию и в 1940-м стал выпускником Первого Чкаловского военного авиационного училища лётчиков имени К. Е. Ворошилова. В действующей армии Михаил Девятаев оказался 22 июня 1941 года! То есть с первого дня Великой Отечественной! Ошибались мои полковники, ох, как ошибались!
24 июня он сбил в бою первый «Юнкерс», и на груди засверкал первый орден Красного Знамени. Случилось это под Минском. Были и другие победы (всего – девять), только вот уже 23 сентября 1941 года под Киевом при возвращении с задания был атакован вражеским звеном и ранен в ногу. Ранение исключило его из истребителей, переведя в тихоходную авиацию. А это сначала ночной бомбардировочный полк, потом – санитарная авиация. И только случайное знакомство с легендарным Александром Ивановичем Покрышкиным в мае 1944 года вернуло его в истребители.
13 июня 1944 года во время воздушного боя гвардии старший лейтенант Михаил Девятаев сбил последний (девятый) в своём боевом счету вражеский самолёт, но был сбит и сам. Это случилось в районе Львова. Истребитель загорелся… В последний момент Михаил Петрович смог покинуть с парашютом падающий самолёт, ударился о стабилизатор, потерял сознание и в таком состоянии попал в плен.
После первой попытки побега был отправлен в лагерь смерти Заксенхаузен. Вот тут случилось чудо. Лагерный парикмахер, кстати, подпольщик, заменил ему лагерный номер, превратив «смертника» в «штрафника», и его под другим именем отправили на остров Узедом, где в ракетном центре Пенемюнде велись разработки «оружия возмездия» под руководством эсэсовца фон Брауна. Это были знаменитые теперь и никому неизвестные тогда крылатые ракеты «Фау-1» и баллистические ракеты «Фау-2».
Прислуживая на аэродроме, Девятаев собрал группу единомышленников и после внимательного изучения немецкого бомбордировщика «Хейнкель HeIIIH-22» попытался его угнать. Попытка удалась. Избавившись от охраны, опередив зенитчиков, Девятаев повёл самолёт в сторону моря. За ним вдогонку бросился обладатель двух «железных крестов» и «немецкого креста в золоте», немецкий истребитель-ас Гюнтер Хоб. Но на счастье беглецов искать их пришлось наугад, и затея провалилась. (С этим немецким асом Михаил Девятаев встретился в Заксенхаузене на съёмках фильма о себе. Обнялись, приняли по сто грамм…)
Однако радоваться было рано. Приказ сбить угнанный самолёт получил другой ас – полковник Даль. Но счастье опять улыбнулось беглецам. У истребителя Даля закончились боеприпасы, и угнанный «Хейнкель» долетел до линии фронта, где его, приняв за врага, обстреляли свои же зенитки.
Девятаев вынужденно посадил бомбардировщик на брюхо в расположении части Красной Армии в Польше, уткнувшись носом в сугроб. Было это 8 февраля 1945 года. Таким образом, в плену он пробыл чуть больше полугода. Вспоминать об этом времени Девятаев не любил. Одно сказать, вернувшись к своим, он опять оказался в лагере, только уже у своих – в спецлагере НКВД. После многочисленных проверок вместе с соратниками по побегу Кривоноговым и Емецем оказался вне фильтрационного лагеря, но и не на фронте – офицеры до конца войны ожидали подтверждения своих званий. Остальных «беглецов» отправили в штрафные роты, где они «искупали свою вину» в смертельных боях.
Сам Михаил Петрович службу в армии закончил в ноябре 1945 года и сразу, учитывая «пленное» прошлое, попал в некий вакуум. Имея диплом капитана речного судна, в 1946 году он устроился грузчиком в Казанский речной порт и только в 1949-м стал капитаном служебного катера. Не прост был путь Девятаева в руководители экипажей-испытателей первых советских судов на подводных крыльях – «Ракеты» и «Метеора».
На пароходе. В центре М. Девятаев. Ниже (в очках) – С. Гордиенко
Итак. Волга. Волгоград. 1975 год. Девятаев сидит рядом, за большим столом кают-компании. Я стою у Знамени. Больше молчим. На улицах города зной, а здесь прохладно.
– Мне стукнуло сорок лет, и тут такой подарок! Орден и «Золотая Звезда»… – промолвил после некоторой паузы Девятаев.
– А сейчас вам сколько? – спросил я, переминаясь с ноги на ногу. Устал очень.
– Вообще-то, я ровесник Октября. Это мне постоянно пионеры напоминают. Спрашивают: вы Ленина видели? А я его не только не видел, но и не слышал про него. Какой там Ленин в деревне!
Где-то далеко слышалась музыка, речи… На празднике присутствовали Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Евгений Тяжельников, лётчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза Георгий Береговой. Кстати, первую геройскую «Золотую Звезду» Береговой получил ещё во время войны, будучи также фронтовым лётчиком, правда, бомбардировщиком.
Стоя у Знамени, я высчитал, что Девятаеву присвоили Героя Советского Союза в 1957 году. Мне в то время было пять лет. И где-то далеко, с земли Казахстана, в космос устремилась ракета с первым спутником Земли. И это самым прямым образом связано с именем Михаила Девятаева, бомбардировщиком «Хейнкелем» и ракетой «Фау-2». С 1957 года началась космическая эра человечества, а точнее, она зарождалась раньше, с 1945-го, с угона Девятаевым и его соратниками немецкого «Хейнкеля». Долго это держалось в секрете. Теперь можно и рассекретиться.
Михаил Петрович Девятаев волею судьбы оказался на островном полигоне, где испытывали ракеты «Фау-2». А самолёты «Хейнкель» были их навигаторами. Девятаев, нажимая на кнопки пульта управления, случайно осуществил запуск одной из ракет. Странно, что всё закончилось благополучно.
Его история побега, записанная следователями СМЕРШа, стала известна руководителю программы по освоению немецкой ракетной техники, конструктору Сергею Павловичу Королёву. Разведка донесла, что на базе Пенемюнде проводятся испытания какого-то нового оружия на реактивной тяге. Об этом знали и союзники. Они бомбили остров, но без толку.
Узнав про человека, улетевшего с этого острова, Королёв встретился с ним, и эта встреча решила многие проблемы как в советском ракетостроении, так и в личной жизни Девятаева.
Немцы очень хорошо маскировались. На аэродромах стояли фанерные макеты, их-то и бомбили американцы с англичанами. Сами установки прятались в другом месте.
Девятаев поведал Королёву многое из того, что знал о разработках реактивных снарядов нацистов. Это, в принципе, и стало началом космической истории Советского Союза. В преддверии запуска искусственного спутника Земли Сергей Павлович вспомнил о Михаиле Девятаеве, и Н. С. Хрущёв подписал Указ о присвоении боевому лётчику звания Героя Советского Союза.
Вот такая история. С помощью Девятаева советская наука получила доступ к новым ракетным технологиям и с некоторыми доработками осуществила прорыв в космос. Американцы раньше прорвались к немецким технологиям, они даже вывезли из Германии главного конструктора «Фау» Вернера фон Брауна, но всё равно были только вторыми, не понимая, как находившаяся в руинах страна смогла отряхнуться от пепла и осуществить мечту всего человечества.
Это сейчас я знаю кое-что о подвиге Михаила Девятаева. Не он один уходил из плена, улетая с соратниками на вражеских самолётах. За это не дают героев. Наоборот, недоумевают, а недоумевая, подозревают… А тогда, в 1975 году, я не смог разглядеть в простом, скромном человеке героя. И очень жалею об этом. Самое странное было потом. Прогулки по Волгограду, Мамаев Курган, дом Павлова, самодеятельный концерт для ветеранов войны, утренние выпуски боевых листков, дискуссии, соревнования, дискотеки, а Михал Петрович Девятаев исчез, словно бы растворился…
* * *На этом можно было бы и закончить небольшой рассказ о человеке-герое, но как-то после одного из последних уроков в шестом классе, когда Стефания задержалась в классе с подружкой, мне удалось разговорить её про всякое разное. Вспомнили и прадедушку, и прабабушку Фаину Хайрулловну, родившую герою двух сыновей и дочку. Правда, сама Стефания появилась на свет через четыре года после смерти (2002) Михаила Петровича. Но память о нём бережно хранится в семье, укрепляется, она рядом с памятью всей страны. Оттого-то девочка и не любит всуе говорить о герое-прадеде. Не хочет примазываться…
Мама героя Акулина Дмитриевна была из крепостной семьи и совсем не говорила по-русски. На мокша-мордовском общался и маленький Мишка, хоть старший брат и убеждал его изучать русский, дескать, это язык большой страны, где живут всякие народы. И как с ними разговаривать, если не на русском? Однако мальчишка яростно отстаивал родной язык и дрался со всеми, кто дразнил его «мордвой». За драки он постоянно рисковал вылететь из школы.
Прапрадед Стефании Пётр Тимофеевич Девятайкин был тоже из крестьян, но не простым, а весьма сообразительным и мастеровитым. За эти качества барин направил его в командировку в Данию для повышения квалификации. Вернувшись на родину, Девятайкин, не уставая, рассказывал про город Копенгаген, отчего его и прозвали Копенгагеном. Вон, говорят, у Копенгагена опять дитя народилось! Уже тринадцатое…
Тут и революция случилась, а с ней и воля, и проблемы. От тех проблем-то подальше и отправился Пётр Тимофеевич на Урал, поддавшись уговорам брата. А там Колчак с белочехами, а Тимофеич-то на службе в Красной Армии… А там и возвращение многодетной вдовы со всей своей оравой обратно в Мордовию.
1919-й. Мише третий годок. Не сладкой была его жизнь – холодной, голодной… А у кого она тогда была сладкой? Хорошо, что родные не бросили, помогли. Хоть Торбеево по тем временам считалось небогатым рабочим посёлком и небольшой станцией на железной дороге, но как-то выжили. Сегодня Торбеево – заметный районный центр, куда можно добраться хочешь поездом, хочешь на автомобиле, полюбовавшись по пути с моста речкой Мокшей. И ещё примечателен районный центр Торбеево с прекрасным домом-музеем М. П. Девятаева.
До упомянутого разговора со Стефанией к нам в лицей приезжали на юбилей Николая Лобачевского, чьё имя носит лицей, его потомки из Санкт-Петербурга. Они попали как раз в наш шестой класс на урок географии. Директор лицея представила Стефанию Будник:
– Это правнучка Героя Советского Союза Михаила Девятаева.
Потомки великого математика, к сожалению, ничего не знали про нашего героя. Это несколько смутило и директора, и меня, но не Стефанию. На прощание дружно сфотографировались и благополучно расстались.
Да, подвиг Девятаева не общеизвестен, подобно подвигу Матросова. Но он не менее значим для нашей страны и всего мира, как это следует из истории и бесстрастных архивных документов. Есть статьи, книги, фильмы о нём. Но, видать, всего этого недостаточно. Надо расширять информацию о нашем герое, как документальную, так и художественную. Ещё немало белых пятен в биографии Девятаева. Некоторые события его жизни в энциклопедиях описываются двояко, со множеством вопросительных знаков. Или, скажем, известно ли вам, что в том же концлагере Заксенхаузен в плену томился и погиб сын Сталина Яков Джугашвили? И знал ли сам Девятаев об этом? Теперь не у кого спросить.
Или вот ещё интересный вопрос: почему Девятаев, а не Девятайкин? Ответ прост. Ошиблись при оформлении метрики о рождении. Вот и всё. У нас такое не редкость.
Вообще-то, девятаевская жилка в характере правнучки прослеживается – выдержанная, действенная и, когда надо, готовая постоять за себя, хотя это сейчас не смертельно, как это было во времена её прадеда.
Что от школьницы Стефании Будник требуется сегодня? Хорошо учиться, развивать свои способности, быть достойной великого предка. Что ещё? Да хватит, на мой взгляд, пока. Не надо заострять на ней особого внимания, она и без нас ощущает груз «родового наследия» и, что называется, держит марку и в учёбе, и в творчестве… А дальше видно будет.
Вера Арямнова
Жизнь мне регулярно снится
В Звенигове
Просветы меж сосен светлы, как стихи,и воздух янтарный, дыханье златое.Я знала, что счастье такое, такое…Оно перевито бинтами покоя,и здесь мне на время простятся грехи.Здесь будут собака и кот у меня,и берег с каёмкой всклокоченной пены.А всё, что я знаю о жизни, нетленново вновь повторяемой сказке о бренной,о тёплой, родимой, как эта земля…И в паспорте вдруг, наконец, совпадутмоё проживанье с отметкой прописки,и гости приедут: Звенигово близко!И солнце над Волгой прокатится низко,и звёзды над крышей напишут маршрут…21. 11. 2018, Кострома«Дворник шаркает лопатой…»
Дворник шаркает лопатой,убирает белый снег.Дворник, миленький, не надо!Ты ж хороший человек!Тишина кругом такая,что и пушкой не пробьёшь:бриллиантово-густая…Только ты скребёшь, скребёшь…26. 01. 2020, Звенигово
