Командировка в Индию

– Здесь даже воду нельзя покупать в любом ларьке, только в солидных магазинах, – объясняла ему Лиза. – Ни один европеец еще не избежал суровых последствий после этого сока, говорят, диарея минимум три дня. В больницу тоже не стоит попадать, тем более в бесплатную. В газетах пишут о слабой гигиене, врачи сами часто заражаются, да еще какими болезнями, малярия и лихорадка среди них – это сущие пустяки.

Так они подошли к вокзалу Черчгейт. Толпа, запрудив широкую улицу, текла на пригородные поезда. Это были в основном «белые воротнички», клерки из банков, служащие разных компаний, врачи, учителя, в общем, вполне приличные люди, совсем непохожие на работяг, которые напугали Лизу месяц назад. Но Леня шарахался, когда люди подходили к нему близко, и, наконец, чуть не сбил впереди идущую Лизу.

– Остановись! – сказала она.

– Я хочу скорей дойти, там наверняка есть кондиционер, – ныл растерянный Леня.

Поскольку в этом месте шедшая им навстречу толпа занимала весь тротуар, Лиза повела своего спутника по краю проезжей части, а рядом им навстречу неслись машины. Пройти можно было только по решетке над ливневой канализацией – но у нее под ногами оказалась женщина, сидящая на корточках.

– Скорей не получится, – сказала ему Лиза, – надо подождать, пока она встанет.

– Что она там уселась? – нервничал Леник.

– По нужде, – ответила Лиза.

– Боже! Какой кошмар. Не надо мне связи, я завтра же уеду отсюда. Домой! Домой! Мне же говорили, и зачем я только согласился.

Леник расквашивался на глазах, и казалось, что он сейчас сам сядет рядом с этой теткой.

– Леня, будь мужчиной, – скривилась Лиза. – У них половина страны просто не знает, что такое туалет. Некоторые даже боятся туалетов. Используют кусты, или по утрам целой компанией сидят на отливе в море. Но белый человек не должен так делать, – засмеялась она, – это карается, имей в виду.

В салоне, как всегда, было многолюдно, но Лиза (теперь уже умудренная опытом), отстранив Леню, быстро оформила местную связь, несмотря на все его стоны, протесты и угрозу уехать прямо завтра. Весь путь до отеля Леня причитал и просил, чтобы Лиза по дороге заказала ему обратный билет. Немедленно.

Он расслабился только после ужина, когда Роман позвал его выпить по рюмке «Тичерс». Пришли также друзья Романа по старым проектам, которые жили в этом же отеле – главный инженер Игнат Ковальчик и начальник смежного проекта Сан Саныч Селиванов. «Тичерс» закусывали привезенной Романом селедкой и черным хлебом. Селедка здесь не продавалась, как и черный хлеб. Бывалые мужики, привыкшие за много лет и к тропикам, и к северным морям, подтрунивали над повесившим голову Леником.

– Что у вас там, Лиза, произошло? – любопытствовал Роман.

– Ничего особенного, – ответила она, – я ему рассказала о проекте «Сулабх».

Леня заерзал на диване, задышал неровно, как будто попал в неловкую ситуацию. А Лиза непринужденно продолжала:

– Не кривись, туалеты здесь дело государственной важности, сам Нарендра Моди в ходе предвыборной кампании произнес крылатую фразу: «First toilets, then temples» – сначала туалеты, а храмы потом. «Таймс оф Индиа» писала, что он включил пункт о бесплатных туалетах в свою программу. А «Бомбей Таймс» трогательно рассказывала о том, как на открытии одного из городских туалетов выступила с напутственной речью известнейшая болливудская актриса Шридеви. На счет напутственной речи мужики прыснули со смеху.

– Простые индусы народ темный, особенно деревенские, они просто боятся любых проявлений цивилизации, – рассуждал Сан Саныч. – Единственное, что они умеют делать, так это азартно и с удовольствием торговаться.

– И с ленцой, – вставил свое слово Ковальчук, – хотя перед своим начальством умеют выслуживаться.

– У них просто непривычное для нас уважение к старшим, – сказал Роман, – нередко переходящее в почитание. А на счет лени – всему виной тропический климат.

Роман пользовался авторитетом среди своих коллег. В нем была и сила, и решительность, но любые ситуации он предпочитал разруливать без нажима – мирным путем, часто с юмором.

– Что ты Лиза, зациклилась на сортирах, – сменил он тему. – Надо смотреть красоту. В следующий выходной пойдем в Висячие сады на Малабарском холме. Кстати, если пройти дальше, там стоят башни молчания, в которых парсы хоронят умерших.

– Какие башни? Это как? – встрепенулся раскрасневшийся от виски Леня.

– Дабы не осквернять ни одну из почитаемых стихий: землю, огонь, воду и воздух, зороастрийцы кладут тела умерших в эти башни, а стаи стервятников за считанные часы очищают их до костей, – пояснил Роман.

Ковальчук с Селивановым наперебой стали обсуждать традицию, которая зародилась в древние времена в Персии. Вспомнили и Заратустру, и конструкцию башен, и о том, что парсы построили свои башни в лесополосе на Малабарском холме – самом престижном районе города. Не забыли и про английских ученых, которые специально для них выводят особые породы стервятников – по контракту, конечно, за приличные деньги.

– Вот так, – подмигнул Роман Лене, слушающему все эти истории с преувеличенным интересом, – бывает, что свою добычу птицы иногда роняют. И богатые люди, живущие там, находят на своей территории то палец, то глаз, то кусок печени.

Мужики сделали очередной глоток виски и стали вспоминать свои командировки на координационные совещания. Нью Дели, Мумбаи, но самые запомнившиеся – это, конечно, Гоа. Селиванов рассказывал о шикарных отелях с просторными чистыми бассейнами, индийским гостеприимством и поездками на слонах. А сколько казусов было при купании слонов реке, когда слоны набирали в хобот мутную воду, в которой плавали их экскременты, и исправно орошали своих седоков.

И, наконец, перешли к заключительной части банкета – хоровому пению. Роман обладал красивым голосом и вдобавок музыкальным слухом; он дирижировал и следил за чистотой исполнения. Ковальчику особенно удавались басовое «бом-бом» в «Вечернем звоне», а Селиванов, обладатель широкого диапазона и красивого тембра, по ходу дела солировал, театрально разводя руками. Перебрав почти всю командировочную классику с антрактами на тосты, они что было мочи завели: «По полю танки грохотали», и песня эта про молодого командира с пробитой головой, не зная границ, разлилась по всему этажу. И даже прошла через межэтажные перекрытия. Но вокруг все было спокойно, соседи пережили концерт без оваций и последующих комментариев.

Через пару дней появился Вихан. Он ворвался в незапертую дверь Лизиного номера с коробкой пирожных из кафе «Франжипани».

– Я всего на один день, – сказал он, обняв Лизу.

Потом сам поставил чайник, разложил пирожные на тарелке и настроил телевизор на канал с европейской музыкой. Когда они уютно устроились на диване, Лиза на всякий случай выключила свой телефон, но не успела она выпить чашку чая, как стал надрываться гостиничный стационарный аппарат, стоящий на письменном столе. Взяв трубку, Лиза уже приготовилась ответить, что все вопросы можно будет решить с утра, но внезапно замолчала. Дежурный администратор в очень вежливой форме сообщал, что два мужчины, Петя и Волк, попали в полицейский участок.

– Я не знаю таких, – ответила Лиза, – мало ли кто куда попал.

Но администратор настаивал, что шофер из отеля уже был там, и лично убедился, что это люди из Лизиной группы.

– Я тебя одну не пущу, – сказал Вихан.

– Какой-то кошмар, если хотя бы один день прошел без приключений, это уже счастье, – ворчала Лиза.

Когда они спустились вниз, то первым делом наткнулись на Романа, который очевидно тоже был информирован и ждал Лизу. Она внутренне сжалась, но мужчины совершенно не смутились и спокойно поздоровались друг с другом, они были знакомы по работе на кораблях. К Лизе подошел швейцар Рао, дежуривший в тот вечер.

– Не бойтесь мэм, это вам не Колаба, это очень приличный полицейский участок. Я специально для вас держу машину. Участок недалеко, но на улице уже темень.

Нельзя сказать, чтобы стражи порядка были приветливы. К полицейским все уже давно привыкли, даже останавливая рабочий автобус (без видимых причин), они принимали грозный вид, особенно женщины в форме, и без мзды, эти остановки не обходились; водитель каждый раз сетовал, что полицейские собираются по пять человек, и каждому надо дать. Но в участке женщин не было, к ним с нарочито деловым видом вышли двое мужчин в форме, которые, завидев Вихана, немного притормозили, тем более что он показал им свое удостоверение. Нахмурив лоб, один из них протянул Лизе какую-то бумагу, где среди строк на местном языке латиницей были написаны имена нарушителей – Петя и Волк. Роман чуть не прыснул со смеху.

– Такое уже было как-то давно, – шепнул он Лизе, – это известный трюк Санька.

Вихан перевел, что означенные в протоколе Петя и Волк в нетрезвом состоянии гуляли в лесополосе на Малабарском холме и пытались проникнуть в башни молчания. Были схвачены охраной, но оказали сопротивление. Он перебросился несколькими фразами с представителями власти, и, наконец, перед всеми предстали Леня и умелец на все руки Санек, про которого говорили, что он не так давно «подшился». Оба были нетрезвы и вполне довольны собой.

– Идиоты, – сказала Лиза, – вас могли избить или, вообще, посадить за нарушение порядка.

– А что, – оправдывался Санек, мужчина, надо отметить, не первой молодости, – у нас документов не было, а они спросили: «What’s your name?», и когда Леонид сказал: «Петя», то как-то созвучно получилось «Волк». Русский фольклор. А им какая разница? Когда я назвал отель – это сразу подняло наш рейтинг, нас даже пальцем не тронули. Да и парсы к нам не предъявляли особых претензий, просто выпроводили. Вот и все.

После беседы с Виханом на маратхи и рассказов Романа про трудности акклиматизации в тропической стране дежурный офицер смягчился и, прежде чем выдать нарушителей на поруки, насупив брови, прочел наставление об уважении религиозных обычаев.

Обратно Лиза с Романом ехали на такси с Петей и Волком. Вихан добирался сам и постучал в номер сразу после того, как вошла Лиза. Три часа столь драгоценного времени было украдено.

Все нелюбимые работы заканчиваются с окончанием рабочего дня, а работа, которая тебе нравится, с тобой круглые сутки. Хорошо, если она присутствует только в мыслях и не рушит планы. Но у переводчиков все иначе, то приходится корпеть всю ночь, потому что постоянному клиенту понадобилось, чтобы перевод был сделан «еще вчера», то бежать в ночи непонятно куда, потому что в трубку плачет японка, которая заблудилась в центре города, или в метро обокрали немцев. «Черт их всех куда-то несет в поисках приключений, особенно к ночи, а ты расхлебывай», – думала Лиза.

Резать будете?

Утром Лиза последняя закончила завтрак, когда она спустилась вниз, где бригада ждала рабочий автобус, разговоры мужчин показались ей странными.

– Лучше выгрызать, – говорил Геныч, – это самый верный способ.

– Давить лучше, пока не выйдет, сильно давить, можно еще что-нибудь прикладывать, – советовали наперебой два слесаря.

Наконец автобус подъехал. По дороге выяснилось, что в воскресенье произошла травма: колючка от кактуса застряла у наладчика Данилы в указательном пальце, заноза обломалась и теперь нестерпимо колола из глубины. А как работать с таким пальцем?

– Если сделать надрез острой бритвой, – объяснял всем Даня, – заноза выйдет, острая боль пройдет, и рана заживет быстро.

Когда въехали на территорию, решено было незамедлительно вести Данилу в лазарет. Лазарет находился в отдельном здании, куда пошли вместе с Сурешем, он быстро сориентировался на месте, и вот они уже в нужном кабинете.

– Рассказывайте, – симпатичная докторша в форменном зелено-бежевом сари закрыла папку с бумагами и взглянула на посетителей.

Суреш сразу выдвинулся на передний план с объяснениями на местном языке.

– Встань на место, – махнула ему Лиза рукой, – я должна понимать, что тут происходит.

– У него заноза в пальце, – обратилась она к докторше, показывая на Данилу, – колючка обломалась, и теперь в пальце острая боль. А ему надо работать.

– Да-а? Какая колючка? – переспросила докторша, облокачиваясь на стол своей дородной грудью, замаскированной в кофту чоли и прикрытую шарфом в цвет сари.

– Он упал на кактус.

Докторша заметно оживилась, и двое мужчин в форме индийских ВМС, сидящих за столами в этом же кабинете, одновременно подняли головы.

– Не поняла, – с ироничной улыбкой переспросила докторша, – где он нашел кактус?

– Они в выходной ездили на пляж, – объяснила ей Лиза, – далеко, на этот, как его…

– Алибак, – подсказал Суреш.

– Поняла, – кивнула докторша, – на Алибак. А как он упал на кактус? Он что, сознание потерял?

И офицеры тоже вытаращили глаза: интересно же, как русские на кактусы падают.

– Ничего он не терял, – Лиза покачивала головой взад-вперед, как положено при категорическом отрицании, – просто упал. Вся рука была в колючках и не только рука. Часть колючек вытащили, а эта обломалась, и теперь у него острая боль.

– Не понимаю, – смутилась докторша, – можно поподробнее?

– Он пошел переодеваться в кактусовый буш.

– Переодеваться? И что? – докторша вытаращила глаза.

– Когда он переодевался, зацепился ногой за трусы, – объясняла Лиза.

Докторша так наклонилась вперед, как будто собиралась выпрыгнуть из своего кресла. Видимо, объяснение про трусы показалось ей слишком дерзким, учитывая, что здесь некоторые даже купаются в том, в чем ходят по улице.

– Он переодел одну ногу, – продолжала Лиза, – а вторая случайно попала в ту же штанину, зацепился, потерял равновесие и бамс в кактусы. У него внизу, я имею в виду сзади, тоже были колючки.

Слушатели просто замерли, переводя взгляд с Лизы на Данилу, который нервно хлопал близко посаженными глазами.

– Да что вы говорите, – сочувственно вздохнула докторша, – как не повезло!

– Реально, резать надо, иначе острая боль, – не мог не добавить от себя лично Суреш.

Докторша, покачивая головой из стороны в сторону, стала выяснять про прививку от столбняка, про которую знает каждый индиец, умеющий читать. Но Даня не знал. Он только помнил, куда его кололи, а что кололи – никогда не спрашивал.

– Хотя неважно, – успокоила она всех, – уже больше суток прошло.

– Уже все равно, – трагически вздохнул Суреш из-за Лизиной спины.

Врач оформила медкарту и дала направление к хирургу для вытаскивания колючки под местным наркозом. Данила сразу оживился.

В тесной перевязочной толпились несколько человек, которые моментально испарились, когда вся троица появилась на пороге. Хирургом оказался худой мужчина в коричневых брюках и серо-коричневой клетчатой рубахе. По колориту он был похож на местного орла, правда, давно не охотившегося.

– Упал в кактусовый буш, острая боль, – взял на себя инициативу переговоров Суреш.

– Кладите больного на стол, – сказал доктор, просматривая медкарту, – будем делать операцию под местной анестезией.

Пациент, немного поколебавшись, принял позу лежа. А Суреш все говорил и говорил, но теперь уже на маратхи (как они любят повторять по пять раз одно и то же). Он сделал Лизе знак, чтобы она приземлилась на стул у изголовья операционного стола. И Лиза, повесив свою шляпку на ручку двери, присела. Если у них принято делать операцию с группой поддержки, то – пожалуйста. Суреш кивнул доку: теперь можно начинать.

Полный решимости док протиснулся между Лизой и операционным столом, который стоял у стены. Втроем тут было тесновато, тем более что Суреша опять охватила двигательная активность, он копался в висящем на стене (над Лизиной головой) шкафу, из которого все время приходилось что-то доставать: то резиновые перчатки, то шприц и стерильные пакеты. Все это он подавал доку.

Данила нервничал, ерзал на лежанке, зрачки у него расширились, как у взбудораженного кота, и он пугливо озирался, не понимая, о чем они так много говорят.

Наконец операция началась: док набрал лекарство в шприц и направился к пациенту. Он осмотрел палец, поковырял кожу иглой и поморщился – что-то ему не понравилось. Суреш, не смущаясь, тоже полез в ранку своими пальцами, показывая, где именно по его мнению надо резать. Хирург поморщился и на всякий случай протер ему пальцы спиртом. Он все тянул, не решался начать (наверняка – пацифист и вегетарианец), а Суреш, активно жестикулируя, доказывал ему что-то на маратхи. И вдруг док задумался и совсем завис.

– Вы меня резать будете? – раздался вопль Данилы с операционного стола.

– Вы его резать собираетесь? – спросила Лиза врача, – вы укол ему уже сделали?

Но док как будто сложил крылья, он не видел занозы.

– Надо бы лупу, – сказала Лиза.

– Увеличительное стекло! – обрадовался Суреш и полез в шкафчик за инструментом.

И теперь все трое склонились с лупой над несчастным Даней и по очереди ковыряли в ранке иглой, а сочащуюся кровь док убирал тампоном.

– Дайте мне иглу! – кричал Данила, – я сам покажу, где острая боль.

Шприц непонятным образом оказался в руках у Суреша, он отковыривал куски кожи, которые закрывали обзор. Доктор, наконец, решился: он взял хирургическую бритву и аккуратно подрезал обтрепанные края раны, расковырянной минимум на сантиметр. Теперь всем было хорошо видно – никакой занозы там нет.

– Я знаю, – как бы извиняясь, вздохнул док, – если внутри заноза, то это место должно быть немного синеватым, а этого нет. Видите: нет! Будем перевязывать.

– Нет! – заорала жертва, – есть! Отчего же у меня острая боль?

– Это бывает, – успокаивал док, – я приложу лекарство, и все пройдет. Дня два походите и, если не пройдет, будем резать.

– Мы завтра выходим в море, как я буду работать с острой болью?– боролся за свои права Даня.

Пусть перевязывает, – шепотом сказал Суреш, – отказываться невежливо. Пойдем, я знаю один корабль, там опытный боевой врач, он нам поможет. Он мой друг.

Даня глядел, как загнанная зверушка.

– Не волнуйся, – утешала его Лиза, – на корабле, где служил Суреш, классный док, он тебя разрежет.

Они дошли до причала и поднялись по трапу; на юте дежурные пили чаек, здесь всегда в одиннадцать часов чаевничают и потеют на ветерке – охлаждаются. Суреш взял предложенный стакан, и Лиза тоже остановилась, она знала этот экипаж и решила выпить чаю со старыми знакомыми. Один Даня стоял угрюмо в стороне. Потом они спустились на главную палубу и понеслись по коридору в лазарет. Суреш вошел первым, огляделся и махнул рукой, приглашая всех войти. В каюте под раковиной, скрестив ноги, сидел матрос, он сыпал в мусорное ведро просроченные таблетки, неспешно выковыривая их из упаковок. Он что-то крикнул, и из внутренней двери появляется док – стройный и симпатичный, в коричневой рубашке, с умными глазами и обаятельной улыбкой. Тоже под цвет орла, но этот производил впечатление орла на бреющем полете.

Корабельный врач подал скальпель, которым Суреш обрезал узел на бинте и потом содрал бинт. Все устроились вокруг операционного стола. Даня опер локоть на стол так, чтобы всем было видно уколотый палец, и показал, где именно надо резать. Лиза изложила вкратце суть проблемы, начиная с падения на кактус.

Врач взял в руки тонюсенький скальпель со скошенным острием – и наступило ледяное молчание. Пациент, наконец, успокоился. Док тоже был спокоен и уверен в себе, он снова подрезал обтрепанные края раны, потом взял шприц и попытался иглой нащупать занозу. Даня поморщился от боли и заорал:

– Вот она, я ее чувствую, дайте мне скальпель!

Но скальпель исчез, а шприц опять незаметно перешел в руки Суреша, который, ковыряя иглой в ране, приговаривал по-русски:

– Падажжи-падажжи, друг.

Он объяснял доку, в какую сторону лучше резать. Лиза тоже рассматривала рану, но прожектор над операционным столом светил слабо, потому что половина лампочек отсутствовала. Она покрутила прожектор, но лучше не стало. И вдруг потерявший терпение Данила заорал: «Вы резать будете?»

Док перевел дыхание и медленно отошел от стола.

– По моему опыту, – сказал он, – если заноза есть, это место должно посинеть. А синевы тут нет!

Данила вытаращил глаза на дока, смотрел тупо в упор и, видимо, жалел, что в школе не учил английский.

– Чем там режут? Дайте мне бритву, – кипятился он, – я сам, я знаю, где это.

И док сдался. Он протянул хирургическую бритву Лизе, которая должна была ее спрятать до выхода из доков. А пока перевязанному Даниле надо было идти на свой корабль, где работала бригада. Солнце обжигало, и температура воздуха уже приближалась к сорока, а на металлической палубе – еще выше. Работы было много, и даже руки с проколотым пальцем здесь были не лишними. Завтра выход в море.

Разговор с отцом

В эти дни семья Вихана собралась в родовом доме недалеко от Агры в пригороде Гургаона. У отца был день рождения. Вихан решил воспользоваться случаем и поговорить с отцом. Он летел самолетом до Агры, в аэропорту его встретил старый слуга Кумар, который постоянно жил в доме и следил за его состоянием.

– Мы рады вас снова видеть, господин, – старик Кумар низко склонил голову в поклоне намасте, открывая дверцу Тойоты.

Месяц назад, после ранения, Вихан отдыхал неделю в отцовском доме, предавался воспоминаниям и был окружен всеобщей заботой. За много лет дом практически не изменился, здесь приходили на память картины детства, когда они с братом были центром внимания семьи; им старались привить доброту не только к людям, но и к животным, насекомым и цветам. У них было много учителей, слуги сопровождали их на прогулках по окрестностям, особенно, если они шли на реку.

– Не приноси никому вреда, – говорил старый слуга, – смотри под ноги, чтобы не раздавить муравья.

Только на этот раз сердце его трепетало. На пороге его встретила мать, обняла, молча заглянула в глаза и с долей сомнения покачала головой. «Наверное, догадалась, зачем приехал», – подумал Вихан. Когда она удалилась на кухню давать распоряжения к ужину, Вихан постучался в кабинет отца и медленно приоткрыл дверь; войдя, он сложил руки домиком и низко поклонился. Отец молча встал из-за рабочего стола, прошелся по комнате с сомкнутыми за спиной ладонями и со вздохом опустился в старинное кресло с массивными подлокотниками. Вихан присел в деревянное кресло британского периода с кожаным сиденьем. Он на момент застыл, разглядывая, как в луче света играют пылинки и оседают на выцветших обоях, на картинах в богатых рамах, круглой этажерке с дорогими переплетами и на многочисленных статуэтках божеств. И, конечно, на компьютерном столе, который среди всего этого собрания древностей казался экспонатом из другого музея. Наконец Вихан решился:

– Отец, – сказал он, – я пришел к вам за советом по поводу моей личной жизни.

– Разве плохую жену я тебе выбрал? – отец поднял на него глаза.

– Отец, простите меня, – Вихан низко склонил голову, – Рашми красавица, но она меня тоже не любит. У нее своя жизнь, и я даже в нее не вмешиваюсь. И потом, я хотел бы иметь детей.

Вихан много раз представлял, какие красивые дети могли бы родиться у них с Лизой. И его семья могла бы принять эту женщину, она ведь, если вдуматься, очень одинока и наверняка прижилась бы.

Отец уже давно слышал об иностранке, с которой у сына был роман. До этого была киноактриса, и до нее тоже были женщины, но все они не были так опасны для семьи, как эта бледнолицая.

– Если ты хочешь завести детей, возьми в жены младшую сестру Рашми, – отец ходил по комнате, что-то кумекая.

Он снял со стены старинный кинжал с инкрустированной рукоятью, вытащил клинок из ножен и осторожно потер его замшей. В шелковом халате, с выдающимся брюшком, да еще с кинжалом он был похож на махараджу времен Британской Индии.

– И Рашми будет рада возиться с детьми сестры, – продолжал он. – Может, это ее даже изменит, и уж точно будет всем на пользу, – сделал он многозначительный вывод. Ты должен понимать, что нет лотоса без стебля – у каждого свои недостатки.

Вихан понимал, что для отца важно сохранить целостность большой семьи. В своих владениях отец действительно чувствовал себя махараджей. По рождению он принадлежал к высокой касте священнослужителей – брахманам, в наследство от своего отца он получил землю, а благодаря брачному контракту с семьей банкира сумел застроить эту землю и таким образом сколотить небольшой капитал. И все это помогло ему занять должность в правительстве штата.

Вихан встал и тоже заходил по комнате, остановился около старинной индийской вазы, провел пальцем по рисунку серебряной инкрустации, как он это делал в детстве, когда отец его наставлял. Он твердо решил уйти в отставку и искать работу в другой стране, не оправдав надежды отца, который прочил ему место на государственной службе. И не жалел о своем выборе, ведь ни большие деньги, ни положение в обществе, которое ему не пригодится, если он уедет отсюда, не смогут компенсировать то прекрасное чувство, которое он сейчас переживал, может быть впервые в жизни. Но сказать это отцу было невозможно. Отец внимательно рассматривал рисунок на ножнах, протирая драгоценные камни.