bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 6

В доме на углу улиц Владимирской и Поперечно-Тихвинской (Кирова и Камала) с нетерпением ожидала их супруга Карла Фёдоровича – Александра Андреевна, приходившаяся племянницей известному широко за Казанской Землёй поэту Гавриилу Каменеву[8]. Вместо приветствия она услышала: «Нам не нужно с вами рекомендоваться – музы нас познакомили заочно, а Баратынский – ещё более». Должно быть, Пушкину поведали о литературной деятельности новой знакомой, к тому же при дальнейшем общении он не преминул отметить родство госпожи Фукс с Каменевым. Глядя на портрет поэта, он, по воспоминаниям Александры Андреевны, сказал: «Этот человек достоин уважения. Он первым в России осмелился отступить от классицизма. Мы – русские романтики, должны принести должную дань его памяти: этот человек много бы сделал, ежели бы не умер так рано». Во время своего визита Александр Сергеевич так же просил Александру Фукс собрать и прислать ему сведения о дяде, чтобы он смог написать его биографию. (Об интересных родственных корнях Гавриила Каменева, его судьбе и творчестве знакомит читателей рассказ А. Мушинского «Уединённые прогулки по сосновой роще» в «КА» № 13.)

За чаем завязался разговор о Пугачёве и событиях, связанных с пребыванием вождя бунтовщиков в Казани. Карл Фёдорович посетовал на скудные знания по интересующему поэта вопросу, но кое-что сообщил. Из его уст Пушкин услышал предание о некоем пленном немце-пасторе, которому Пугачёв даровал жизнь, вспомнив, как тот когда-то подал ему милостыню. Позже поэт привёл этот случай в «Истории Пугачёва» и в переработанном виде использовал в «Капитанской дочке».

Неизвестно, рассказала ли Александра Андреевна гостю о связи её прадеда по материнской линии с царём-самозванцем. Как описывала она первые часы беседы мужа с прославленным поэтом, «долго не могла прийти в свою тарелку» и не отличилась ни любезностью, ни ловкостью. А ведь было о чём поведать. Дед Каменева, отец его матери, купец Иван Красин являлся доверенным лицом и «первым вельможей» Емельяна Пугачёва. В своём доме Иван Васильевич содержал старообрядческую молельню, куда приходил помолиться предводитель повстанцев, мылся в бане купца и после побега из казанского острога укрывался в потайной пещере на горе позади дома Красина. Разве не за такими сведениями отправился Пушкин в своё путешествие?

А тем временем, исчерпав свои познания, Фукс заинтересовал Александра Сергеевича одним персонажем давних событий. Им был купец первой гильдии Л. Ф. Крупенников, который, будучи юношей, попал в плен к повстанцам, а ныне продолжал проживать в Казани. Тут вновь сказалось нетерпение исследователя, напавшего на занимательный след, и Пушкин в сопровождении Карла Фёдоровича поспешил к престарелому купцу. Разговор занял часа полтора, но, по-видимому, не произвёл того впечатления, какого ожидал поэт. Вдвоём с Фуксом они вернулись к Александре Андреевне, и профессор, вызванный к больному, вынужден был оставить гостя со своей супругой.

Смущённая поэтесса всё ещё не могла взять себя в руки, но Пушкин был так любезен и приветлив, что вскоре хозяйка дома пригласила его в свой кабинет. Она показала Александру Сергеевичу стихи Баратынского, Ознобишина и Языкова, написанные ей, Пушкин их хвалил, особенно последнего. Заставил её прочесть и собственные сочинения. Несовершенная поэзия провинциальной дамы могла вызвать лишь улыбку Пушкина, но он терпеливо выслушал всё и даже кое-что перечёл. Впрочем, Александра Андреевна была не так глупа и тщеславна, в своих воспоминаниях она отметила: «и он, слушая меня, как бы в самом деле хорошего поэта, вероятно, из любезности, несколько раз останавливал моё чтение похвалами». Гость подробно расспросил о семье Александры Андреевны. А после заговорили о современной литературе, «о духе нынешнего времени», об известных писателях – поэт был более чем откровенен, но заметил, что всё сказанное должно остаться между ними. Безусловно, Пушкин не мог не коснуться положения литераторов, закованных в цензурные рамки жандармского режима Николая I. Дав поэту обещание, Александра Фукс не касалась этой темы даже после смерти Александра Сергеевича.

К часам десяти вечера вернулся Карл Фёдорович вместе с Перцовым, и оба с удовольствием поддержали литературную тему. Сели ужинать, и Пушкин неожиданно заговорил о магнетизме, о воздействии одного человека на другого даже против его воли. Он постоянно обращался к Александре Андреевне и своими примерами о действии магнетизма мужчины на женщину вновь сконфузил её. Она обрадовалась, когда разговор свернул в другое русло, но это направление оказалось не лучше. Александр Сергеевич выбрал тему о суевериях, духах и предсказаниях, и так горячо и убедительно вступал в спор, что хозяйке показалось странным такое увлечение у блестяще образованного человека. А между тем поэт рассказал о встрече на Невском с гадалкой, предсказавшей несколько вещей, из которых две сбылись. «Теперь надо сбыться третьему», – произнёс Пушкин. Это, третье, было предсказание о неестественной смерти поэта – до чёрной даты января 1837 года оставалось три с половиной года.

После ужина госпожа Фукс услышала очередное интересное откровение, когда Александру Сергеевичу в руки попала книга одного казанского профессора, содержавшего как стихи, так и прозу. С нескрываемой досадой Пушкин воскликнул: «О, эта проза и стихи! Как жалки те поэты, которые начинают писать прозой; признаюсь, ежели бы я не вынужден был обстоятельствами, я бы для прозы не обмакнул пера в чернильницу…»

Лишь после часа ночи с искренним сожалением поэт расстался с четой Фуксов, на рассвете он наметил отъезд. Попрощаться с другом из предрассветной мглы примчался Баратынский, и Александр Сергеевич подарил ему на память свой небольшой карандашный портрет, написанный Ж. Вивьеном. Он подвёл итог своего посещения Казани в письме жене, отметив не напрасным посещение этой стороны. Пушкин покидал город, в котором официальные власти предпочли не заметить его двухдневного присутствия. «Казанские губернские ведомости» обошли это событие молчанием. Про материалы, предоставленные Карлом Фуксом, поэт позже напишет: «Ему обязан я многими любопытными известиями касательно эпохи и стороны, здесь описанных».

Александра же Андреевна, вставши в пять утра, принялась творить стихи «На проезд А. С. Пушкина через Казань». К восьми часам она отослала их в особняк к Энгельгардту, но знаменитый гость уже покинул город, оставив для госпожи Фукс записку. «С сердечной благодарностью посылаю вам мой адрес и надеюсь, что обещание ваше приехать в Петербург не есть одно любезное приветствие. Примите <…> изъявление моей глубокой признательности за ласковый приём путешественнику, которому долго памятно будет минутное его пребывание в Казани».

Она приняла записку за обычную любезность светского человека, ни к чему, впрочем, не обязывающую, но ошиблась. Александр Сергеевич вступил с ней в переписку и даже имел намерение напечатать в «Современнике» её труд этнографа и краеведа, а именно очерк «Поездка из Казани в Нижний Новгород». О намерении печатать этот очерк в журнале упоминается в книге составителя В. В. Кунина «Последний год жизни Пушкина», и там же отмечается, что наряду с «Александром Радищевым» Пушкина, записками Карамзина и стихотворением «Два демона» Тютчева труд Александры Фукс не был пропущен цензорами, видимо, потому, что в нём говорилось о старообрядцах. Почётно, заметим, оказаться в такой компании!

А вот последнее из писем Пушкина к Фукс довольно примечательное по своему содержанию: «Милостивая государыня Александра Андреевна, я столько перед вами виноват, что не осмеливаюсь и оправдываться. <…> Не понимаю, каким образом мой бродяга Емельян Пугачёв не дошёл до Казани, место для него памятное: видимо, шатался по сторонам и загулялся по своей привычке. <…> При сём позвольте <…> препроводить к Вам и билет на получение «Современника», мною издаваемого. Смею ли надеяться, что Вы украсите его когда-нибудь произведениями пера вашего? 20 февраля 1836».

На этом фоне совершенно неестественно выглядит письмо Пушкина к Наталье Николаевне, написанное через неделю после отъезда из Казани: «Я таскался по окрестностям, по полям, по кабакам и попал на вечер к одной blue stokings[9], сорокалетней, несносной бабе с вощёными зубами и с ногтями в грязи. Она развернула тетрадь и прочла мне стихов с двести, как ни в чём не бывало. Баратынский написал ей стихи и с удивительным бесстыдством расхваливал её красоту и гений. Я так и ждал, что присуждён буду ей написать в Альбом – но Бог помиловал, однако она взяла мой адрес и стращает меня перепиской и приездом в Петербург, с чем тебя и поздравляю…» Эти нелицеприятные строки, относящиеся к Александре Андреевне Фукс, можно объяснить лишь одним – ревностью Натальи Николаевны, впрочем, не всегда беспочвенной. А ветреный супруг, по-видимому, усвоил такую манеру, заранее предупреждая семейные сцены известным мужчинам способом, – принижать в глазах жены особу, в которой можно хотя бы намёком увидеть соперницу.

Он отправился далее по намеченному маршруту, продолжая делать короткие пометки в заветной зелёной тетрадке, которая сопровождала поэта в путешествии. Ему, по признанию в последующих письмах с дороги жене, не удавалось ничего написать, но Пушкин переполнялся добытыми сведениями, преданиями, записями песен, вдохновлялся и мечтал поскорей оказаться в Болдине и излить на бумагу то, что рождало воображение, поддержанное солидным историческим багажом.

Одним из его самых лирических приобретений уже после Оренбурга стал рассказ старой казачки Бунтовой, поведавшей трогательную легенду. Так в станице Берды – главной ставке Пугачёва, вспоминали пугачёвцы о матери Стеньки Разина: «В Озёрной старая казачка каждый день бродила над Яиком, клюкою пригребая к берегу плывущие трупы и приговаривая: “Не ты ли, моё детище? Не ты ли, мой Стёпушка? Не твои ли чёрны кудри свежа вода моет?“ И видя лицо незнакомое, тихо отталкивала труп…» Для Пушкина этот плач казался идеальным эпилогом к поэме о Пугачёве, но цензура сделала своё дело…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Эпиграф из библейской притчи.

«Я… написал на днях подражание басне умеренного демократа Иисуса Христа», – сообщал Пушкин в своём письме А. И. Тургеневу 1 декабря 1823 года, посылая ему это стихотворение.

2

Алай – отряд.

3

Килен – сноха.

4

Ата – отец.

5

Шурпа – бульон.

6

Ашчи – повара.

7

ЛТП – лечебно-трудовой профилакторий в СССР. По сути, место ограничения свободы и принудительного труда.

8

Г. П. Каменев (1773–1803) – русский поэт, прозаик, переводчик, бургомистр Казани.

9

Английское выражение – «синие чулки».

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
6 из 6