Казанский альманах 2018. Изумруд

Казанский альманах 2018. Изумруд

Составитель Ахат Мушинский

© Татарское книжное издательство, 2018

© Мушинский А. Х., сост., 2018

Иллюстрации: M. Akhat

* * *

Время собирать камни…

Николай Гумилёв

В час вечерний, в час заката[1]

Каравеллою крылатойПроплывает Петроград…И горит на рдяном дискеАнгел твой на обелиске,Словно солнца младший брат.Я не трушу, я спокоен,Я – поэт, моряк и воин,Не поддамся палачу.Пусть клеймит клеймом позорным —Знаю, сгустком крови чёрнымЗа свободу я плачу.Но за стих и за отвагу,За сонеты и за шпагу —Знаю – город гордый мойВ час вечерний, в час закатаКаравеллою крылатойОтвезёт меня домой.

Изумруд – камень богини Изиды

«Ураган всё бушевал, и домик, покачиваясь, нёсся по воздуху. Тотошка, недовольный тем, что творилось вокруг, бегал по тёмной комнате с испуганным лаем. Элли, растерянная, сидела на полу, схватившись руками за голову. Она чувствовала себя очень одинокой. Ветер гудел так, что оглушал её. Ей казалось что домик вот-вот упадёт и разобьётся. Но время шло, а домик всё ещё летел…»

Вероятно, в нашей стране не найдётся человека, который по первым же строчкам этой книги не узнал бы её: конечно, это «Волшебник Изумрудного города» Александра Волкова.

Что же известно о камне, давшем имя не только знаменитому сказочному городу?

Слово «изумруд» (старое латинское наименование – «смарагд») происходит от древнего семитского корня, означающего «сиять». Не случайно во многих странах оно в том или ином варианте стало именем, преимущественно женским,  – и собственно Изумруд, и Зумруд, и Зубаржат, и испанское Эсмеральда.

Минералоги относят изумруд к самоцветам первого порядка наряду с алмазом, рубином, александритом, сапфиром. Насыщенный цвет и прозрачность – вот что отличает камень высокого качества. Именно с ним стихотворцы издавна сравнивали зелёные глаза красавиц. Или – как в романсовом тексте ленинградца Анатолия д’Актиля – доказывали, что ничто не оттеняет красоту дамы сердца лучше изумруда:

Ни пурпурный рубин, ни аметист лиловый,Ни наглой белизной сверкающий алмазНе подошли бы так к лучистости суровойХолодных Ваших глаз,Как этот тонко огранённый,Хранящий тайну тёмных руд,Ничьим огнём не опалённый,В ничто на свете не влюблённыйТёмно-зелёный изумруд…

Среди стран, где добываются изумруды, первенствует, несомненно, Колумбия. Немало ценных камней в Замбии, Бразилии и Египте, а также в Канаде, Австралии, Испании, Франции, Танзании, Зимбабве, Мозамбике, на Мадагаскаре и других местах. Что касается России, то ещё в первой трети позапрошлого века на Урале, неподалёку от Екатеринбурга, были открыты изумрудные копи.

Запись в древнеегипетской Книге Мёртвых гласит, что изумруд – подарок великого бога Тота, а зелёный цвет камня символизирует вечную весну. Египтяне называли его «камнем богини Изиды» (считавшейся воплощением женственности и материнства) и полагали, что он умеет делать сны явью, читать мысли, прозревать прошлое и будущее, одаривает человека верностью и преданной любовью. У них, как и у многих других народов, изумруд был покровителем мореплавателей и рыбаков, а также оберегом для юных девушек и для матерей. Жители Египта верили, что он усиливает положительные черты характера, дарует удачу, даёт владельцу защиту от злых сил и колдовства, хранит семейный очаг. А кроме того является могучим талисманом, целебным для зрения, и спасает от укусов ядовитых животных.

В то же время отношение к изумруду в разных культурах бывало и полярным.

В мусульманских странах зелёный камень всегда воспринимался как предмет позитивной магии. «Кто изумруд носит, не видит снов, смущающих дух, – считали в Средней Азии. – Он укрепляет сердце, устраняет горести, спасает от эпилепсии и злых духов. Если он оправлен в золото и употребляется как печать, то владелец его застрахован от моровой язвы, от чар любви и от бессонницы».

По христианской же легенде Люцифер при изгнании его с неба уронил крупный изумруд (тот самый, из коего позже была сделана чаша Грааля, ради которой совершали подвиги рыцари короля Артура, – а раз камень связан с падшим ангелом, то он колдовской.

В России изумруду, тем не менее, приписывали мудрость и спокойствие. Кольцо с зелёным самоцветом носил, например, Пушкин. Согласно одной из версий, оно в своё время принадлежало Ксении, дочери Бориса Годунова. То есть перстень с изумрудом был царским даром кому-то из предков Пушкина, видимо, Абраму Ганнибалу. На смертном одре поэт отдал его своему другу, врачу и писателю Владимиру Далю.

«Сияющий камень» добывали по всей планете с древних времён, поставляя украшения из него во дворцы властителей. Римский император Нерон, по преданию, смотрел гладиаторские бои через изумруд, как в монокль. А изумрудные копи Клеопатры существовали в Египте уже во втором тысячелетии до нашей эры. Здесь зелёными камнями нередко украшали мумии или клали в гробницы умерших.

Свой вклад в историю самоцвета внесли и алхимики. «Инструкции» по изготовлению философского камня, способного наделять людей бессмертием и обращать металлы в золото, были высечены на огромном изумруде, якобы обнаруженном рядом с мумией египетского бога мудрости Тота.

В XVI веке конкистадор Франсиско Писарро пленил в Перу короля инков Атауальпу, и за его освобождение испанцам был предложен выкуп в виде изделий из золота и серебра, а также огромного числа инкрустированных изумрудами изделий.

Веком позже в Индии султан Шах-Джахан, много лет носивший в качестве талисманов изумруды с выгравированными на них священными текстами, стал строителем Тадж-Махала. Храм был возведён им в память об умершей при родах жене, и вся эта история в глазах многих стала подтверждением влияния изумрудов на любовь и преданность.

Как и среди алмазов, гранатов и жемчужин, среди изумрудов есть «знаменитости».

Это «Королева Изабелла», камень величиной со страусиное яйцо, обнаруженный ещё конкистадором Эрнаном Кортесом у ацтеков, в Теночтитлане (Мехико);

это «Девонширский изумруд», весом 304 грамма, или 1 384,1 карата, подаренный когда-то бывшим имератором Бразилии герцогу Девонширскому;

это найденный в конце семнадцатого века «Могол», на одной стороне которого тексты молитв, а на другой – цветочные орнаменты. В 2001 году его купили на аукционе «Кристис» за 2,2 миллиона долларов;

это мадагаскарский «Изумрудный Будда» весом 3 600 карат, находка конца двадцатого века. Имя своё он получил в честь одноимённого храма в Таиланде…

А в России это, в частности, «Коковинский изумруд» и «Президент».

Первый из них носит имя жившего в девятнадцатом веке уральского камнереза – Якова Коковина. Весил этот камень более 400 граммов, и с ним связана трагическая история. Он был отправлен в Петербург вице-президенту Департамента уделов Л. А. Перовскому, но там исчез. В утрате обвинили Коковина. Отсидев более двух лет, он вышел на свободу тяжело больным и через год умер. А истинным виновником пропажи, как выяснилось позже, оказался высокопоставленный чиновник Перовский. Сейчас изумруд хранится в Москве в минералогическом музее имени А. Ферсмана.

Что касается второго, то этот большой (1200 граммов) изумруд был уже в наше время также найден на Урале и назван в честь первого Президента России Бориса Ельцина. Он приобретён Алмазным фондом за 150 тысяч долларов.

Добавим к нашему перечню, что «чемпион в тяжёлом весе» среди кристаллов изумруда был добыт в середине семидесятых годов прошлого века в Бразилии: его масса составляет 28 килограммов.

«Изумруд зелен, чист, весел и нежен, как трава весенняя, и когда смотришь на него долго, то светлеет сердце; если поглядеть на него с утра, то весь день будет для тебя лёгким», – писал Александр Куприн в повести «Суламифь»; разумеется, литераторы мимо этого драгоценного камня – как мимолётного украшения стиля или даже сюжетообразующей детали повествования – никак не могли пройти.

Знаковое имя носит красавица Эсмеральда, центральный персонаж «Собора Парижской Богоматери» Виктора Гюго. Не раз помещали зелёный самоцвет в центр захватывающих историй авторы детективов: «Изумруд раджи» Агаты Кристи, «Проклятый изумруд» Дональда Уэстлейка, «Смарагдовое ожерелье» Джанет Глисон. Скакун по кличке Изумруд стал героем одноимённого рассказа того же Куприна…

Немало строк о прекрасном камне у русских поэтов прошлого века – например, у Осипа Мандельштама:

Озарены луной ночевьяБесшумной мыши полевой;Прозрачными стоят деревья,Овеянные темнотой, —Когда рябина, развиваяЛисты, которые умрут,Завидует, перебираяИх выхоленный изумруд, —Печальной участи скитальцевИ нежной участи детей;И тысячи зелёных пальцевКолеблет множество ветвей.

А у недавно ушедшей от нас Беллы Ахмадулиной есть цикл «Таруса», посвящённый Марине Цветаевой. Вот его начало:

Какая зелень глаз вам свойственна, однако…И тьмы подошв – такой травы не изомнут.С откоса на Оку вы глянули когда-то:на дне Оки лежит и смотрит изумруд.Какая зелень глаз вам свойственна, однако…Давно из-под ресниц обронен изумруд.Или у вас – ронять в Оку и в глушь оврагаесть что-то зеленей, не знаю, как зовут?Какая зелень глаз вам свойственна, однако…Чтобы навек вселить в пространство изумруд,вам стоило взглянуть и отвернуться: надоспешить, уже темно и ужинать зовут.

Ольга Иванова

Великая Орда

От автора

Эпоха великих правителей

Каждый век отличается своими «добрыми» и «злыми» гениями, кровожадными извергами и бесстрашными героями, правителями выдающимися и бездарными. Имена многих из них обрастают легендами, становятся нарицательными, неся вечную славу своим обладателям. На слуху у наших современников и главные герои романа «Великая Орда» – Тохтамыш, Тимур, Идегей и Улу-Мухаммад. Личности поистине знаменитые и великие, как по происхождению и титулам, так и по делам. Им выдалось родиться во времена грандиозных потрясений – зарождения и распада империй, жестоких битв и величайших открытий. Их имена сплелись в причудливой вязи судеб, запутанных и необычных, перерождающихся из дружбы в кровную вражду, когда на одну сторону весов ложатся государственные дела, на другую чашу – личные взаимоотношения.

Раньше всех героев книги на свет появился великий эмир Тимур – завоеватель, положивший под копыта коней своих воинов половину мира и мечтавший стать владыкой всей Вселенной. Именно с ним схватился Тохтамыш, ставший не без помощи Тимура ханом Золотой Орды. Сколько раз он вступал на путь битв с бывшим покровителем, сколько сотен тысяч полегло на просторах Орды и Мавераннахра ради честолюбивых замыслов своих повелителей, прежде чем сама жизнь поставила точку. Несколько причудливую точку, ведь два враждующих правителя к концу земного существования помирились и умерли практически в один год: Тимур – в величии и ореоле непобедимого и могущественного властителя; Тохтамыш – почти в безвестности.

Ещё один легендарный герой – эмир Идегей вышел на историческую арену одновременно с Тохтамышем. Неординарная личность, талантливый военачальник, непревзойдённый оратор, умевший повести за собой простых кочевников, воинов и даже правителей, он поставил перед собой цель уничтожить хана Тохтамыша. Скрытая эта поначалу вражда родилась после гибели отца Идегея, казнённого по приказу Тохтамыша. В своей мести мангытский эмир Идегей преуспел: руками самаркандского эмира Тимура ему удалось свергнуть своего кровника Тохтамыша, но этими же руками он пошатнул устои Великой Орды. Огромная империя дала трещину, которая с годами лишь становилась больше, пока некогда могущественное государство не раскололось на части. С помощью марионеточных ханов Идегею удавалось долго управлять ограбленной и разорённой Тимуром страной, но сделала ли эта победа над ненавистным Тохтамышем его счастливым, не увидел ли он в конце жизни своей необратимость распада и будущей гибели государства, не осознал ли, что сам запустил этот процесс?

И, наконец, Улу-Мухаммад. Хан, в жизнедеятельности которого у историков больше вопросов и противоречий, чем достоверных, полностью доказанных истин. И начинаются эти противоречия с года рождения Улу-Мухаммада, его происхождения, когда одни объявляют, что отцом являлся Джеляльуддин, а дедом – хан Тохтамыш, другие (и это по последним данным, согласно генеалогии Абулгази) считают Улу-Мухаммада сыном Ичкили Хасана. Наряду с этим существует ещё несколько версий происхождения Улу-Мухаммада. Когда среди историков роятся такие сомнения, считаю правом автора историко-художественного романа склониться к версии более близкой мне. А родовая ветвь Тохтамыш – Джеляльуддин – Улу-Мухаммад выглядит вполне закономерно. На её фоне все судьбоносные ордынские события рисуются сами собой и имеют определённую связь.

Итак, хан Улу-Мухаммад, ставший практически последним правителем всей Золотой Орды, которому пусть и на короткое время удалось собрать воедино прежние улусы и подтвердить могущество рода. По некоторым сохранившимся свидетельствам тех времён, перед нами предстаёт образ повелителя умного, образованного и сильного, отважного воина и благородного человека. Вспомним хотя бы малоизвестный эпизод с мценским воеводой Григорием Протасьевичем. Его однажды хитростью захватил в плен мурза кунгратов Хайдар, и в отместку за недавнюю победу воеводы привёз в Сарай, подвергнув позорному заточению. Улу-Мухаммад, узнав все обстоятельства дела, встал на сторону Протасьевича, освободил его из неволи и с почётом отправил домой. Поступок, несомненно, справедливый и благородный, за который хану пришлось расплатиться. Оскорбленный Хайдар в самый неподходящий момент бросил своего повелителя и увёл кунгратов в Крым.

На слуху победы Улу-Мухаммада, некоторые из которых (взять, например, знаменитую битву под Белёвом) – верх воинского искусства и удачливости. Вопрос об основании Улу-Мухаммадом Казанского ханства – очередной повод для споров историков. Мнения учёных вновь разделились, как по году основания государства, так и по имени основателя. Был ли первым ханом Казани сам Улу-Мухаммад или его сын – точно неизвестно. Но, на мой взгляд, важно другое: хан присутствовал в этот период на булгарских землях, отсюда выступал в походы на Русь, и, несомненно, не без его участия были заложены основы будущего государства.

Не стоит забывать, что исторический роман – это всё же художественный вымысел, основанный на существовавших событиях и фактах с персонажами, прототипами которых послужили исторические личности. И эти личности были так велики и оставили столь заметный след в истории, что невозможно не вспоминать и не писать о них.

Главы из романа

Часть 2

Глава 1

Весну в Сарай ал-Джадид на своих сильных крыльях принесли горделивые гуси. Кряквы и мелкие чирки оживили спавшие прежде под панцирем льда равнинные озёра и реки. Птицы наполнили весёлым гомоном окрестности, громко заявили об окончательном наступлении тепла. Малые озёрца, как блюдца на ладонях матери-степи, переполнились вешними водами. Оттаявшие и пробудившиеся поднялись с илистого дна лягушки, вплели в радостный хор свои голоса, попутно вылавливая липким языком жужжащих насекомых. Беззаботные квакушки грелись на солнышке и не успевали заметить, как оказывались в клювах длинноногих журавлей-красавок. А те в поисках обеда покрывали озёра и лиманы белоснежными облаками, и не было зрелища более дивного, чем это.

Вскоре хлопотунья-весна расстелила по равнинам и холмам ковры из красных и жёлтых тюльпанов, а позже готовилась сменить наряд на тёмно-лиловые покрывала из дурманящего шалфея. Жители городов словно пробудились ото сна. По-особому зазвенели молотки и молоточки в ремесленных слободах; наполнились оживлением базары; на улочках всё чаще слышались смех и песни. Караваны верблюдов, звеня бубенцами на гордо вскинутых головах, величаво шествовали в распахнутые ворота. В восточных рядах, слегка опустевших после зимней торговли, выкладывали дорогой товар из Персии, Генуи, Венеции, из земель Мавераннахра.

Тёплые деньки позвали на улицу древних стариков, и они выбирались из саманных домов, подставляя солнцу коричневые, сморщенные лица. Поэты наперебой читали газели, певцы и сказители собирали на площадях толпы почитателей, радовали народ невиданным вдохновением. Музыканты сопровождали их творения летящими напевами домбры и кубыза, завораживающими мелодиями флейт, весёлыми раскатами барабана. Жизнь обновлялась, отодвигала зимнее брюзжание, холодное недовольство, тревоги и заботы.

И ханская свита под кровлей дворца с золотым полумесяцем на самой высокой башне, казалось, позабыла о неудачах хана Тохтамыша. Минуло два года, и повелитель воспрянул духом, оставил в прошлом изменников, бежавших ко двору великого эмира Тимура, закрыл глаза на предательство любимой дочери Джанаки, постарался стереть из памяти казнь матери своих шестерых детей – Тогайбики. Порой, вспоминая о кончине ханши, он испытывал раскаяние. Не следовало ли дать Тогайбике смерть от старости, сослать в дальний улус? Её достаточно было обречь на вечную немилость, ведь жена и так наказала себя, навлекла на голову любимого сына проклятия отца. Солтан Кепек по сей день скрывался от повелителя, он не осмеливался показаться в столице Орды, но и при самаркандском дворе его не было. Об этом докладывали Тохтамышу тайные соглядатаи. Хан, получив донос, промолчал, но невольно испытал уважение к сыну. Тот не стал предавать, как вся эта свора во главе с Идегеем и Тимур-Кутлугом, а ведь мог припасть к ногам Железного Хромца, и эмир Мавераннахра принял бы его с распростёртыми объятьями.

Последний год Тохтамыш провёл, украшая столицу и наслаждаясь тихими семейными радостями. Сыновья радовали его успехами, а больше всех любимец – внук Мухаммад. Мальчик подрос совсем незаметно, казалось, вчера был малышом, которого аталык[2] вскидывал на коня, а теперь на скачках порой обгонял младших сыновей хана – своих дядьёв. И в науках Мухаммад преуспевал, Тохтамыш находил его в келье историка, который описывал подвиги государя, и среди мудрецов, которые философствовали о начале и конце жизни. Малыш пытался скрипеть калямом наряду с придворными поэтами и поднимался в башню к звездочёту. Но чаще маленький солтан посещал шейха Камола Худжанди[3], напитывался его мудростью, внимал рассказам о Худжанде и Самарканде, где поэт обучался стихосложению. Вспоминал Камол-баба и дорогой сердцу Тебриз, в котором пленил его хан Тохтамыш и увёз почётной добычей в степной Сарай. Мальчик закрывал глаза под плавно текущую речь старого шейха и представлял улочки древнего города, улавливал шум и запахи огромного базара. Однажды Камол поведал об озере Чечашт[4] в окрестностях Тебриза, и впечатлительному мальчику оно привиделось волшебным чудом. С тех пор Мухаммад каждый раз будил память седобородого поэта, забрасывая бесчисленными вопросами о чудесном озере.

– Цвет воды в нём сравним с небесным шёлком, которым торгуют китайские купцы, а порой темнеет и наливается такой синевой, будто рассыпали на дно драгоценные сапфиры. И воды там мягкие и нежные, словно руки женщины, окунёшься, – и блаженство охватывает тебя. – Мечтательный голос шейха вплывал в уши мальчика, уносил его в сказочные дали. – По белоснежному сияющему берегу ходят диковинные птицы в красно-розовом оперении. И кажется, когда птицы оседают на озёрных островах, камни покрывает розовая пена. Чудное это зрелище, солтан, ведь если спугнуть их, над озером вспархивает радужное облако в огненных сполохах, и нет картины прекраснее этой.

Маленький Мухаммад со вздохом открывал глаза, как же ему хотелось увидеть волшебство наяву. Но разве возьмёт его великий хан в тебризский поход, да и соберётся ли вновь в те земли?

Когда любознательная душа жаждала иных повествований, внук шёл к могущественному деду, чтобы послушать рассказы о дальних походах и горячих битвах. Он загорался от рассказов о знаменитых осадах и схватках поединщиков, подскакивал нетерпеливо на ковре:

– Повелитель, возьмите и меня в поход!

Тохтамыш мрачнел, он не знал, когда отважится вновь собрать свои орды. После поражения от Тимура на Сыр-Дарье, повелитель потерял не только победу, которую жаждал превыше всего на свете, хан лишился богатых уделов и своего влияния во многих землях. Всё подмял под себя ненавистный хромой Гурган[5].

Желая отвлечься от неприятных воспоминаний, Тохтамыш как-то предложил внуку:

– Поедем на охоту с беркутом?

У мальчика сверкнули радостно глаза:

– А ты дашь мне турумтая[6]?

– Заслужишь, получишь турумтая, а подрастёшь – подарю тебе беркута.

– Кара-тигера?! – взволнованно вскричал Мухаммад.

Хан добродушно рассмеялся:

– Э-э, замахнулся! Кара-тигер послушен только мне, такого беркута ни у кого нет. Я подарю тебе другого, сильного и стремительного, как молния. Сейчас корабчи[7] Ахмед растит его из птенца, а Кара-тигер ему отец. Пойдём во владения корабчи, он тебе его покажет.

Соколиный двор располагался на задворках ханской конюшни. В его помещениях на шестках восседали соколы и орлы. Лучшая птица хана – беркут Кара-тигер дремал на особо устроенном для него низком насесте. Огромные когти мирно покоились, вцепившись в деревянную жердь, крылья размахом с копьё были сложены, и только мощный клюв внушал опасение каждому приближающемуся к птице. Корабчи Ахмед – высокий неразговорчивый мужчина с неприязненным взглядом сверлящих глаз, увидев Мухаммада, расцвёл улыбкой:

– Сиятельный солтан, а я уж ждал, когда вы навестите своего турумтая. Вон он, дожидается, когда вы его покормите.

Заметив входящего за Мухаммадом повелителя, корабчи торопливо склонился, сложив руки на груди.

– Ну, хвались, Ахмед, – добродушно промолвил хан. – Показывай новых птиц. Говорили мне, ты добыл ещё одного беркута?

– Добыл, повелитель, – скромно потупившись, отвечал корабчи.

Он повёл Тохтамыша в дальний угол двора, где на короткой привязи метался молодой беркут. Завидев людей, он расправил крылья, угрожающе заклекотал.

– Хорош! – Хан открыто любовался гордой птицей. – Как же ты взял такого?

– Выслеживал гнездо два месяца, – коротко ответил корабчи. Он не стал рассказывать, как долго боролся с сильной птицей, как беркут разодрал ему клювом руку. Шрамы ныли до сих пор, хоть и минуло много дней. Сейчас птица только казалась дикой и непокорной, она уже брала из рук корабчи куски сырого мяса, и вскоре Ахмед готовился отдать эту привилегию господину, чтобы беркут приучился к повелителю, чувствовал в нём хозяина.

А Мухаммад кормил своего рыжеголового турумтая, сокол выхватывал угощение, придерживая когтями, рвал на части острым клювом. Круглый блестящий глаз его скользил по мальчику, словно примечая и запоминая владельца, дающего ему пищу. Мухаммад ощутил на своих плечах тёплые ладони деда, обернулся и спросил с горячностью:

– Когда же на охоту, повелитель?!

– С утра и поедем, – ободряюще похлопал его по спине хан. – Готовься, корабчи, отправишься с нами.

Весенние деньки наполнялись забавами и развлечениями: то скачки и состязания, то игрища и праздники. Мухаммада больше увлекала охота, а развлечений со сверстниками он избегал, потому спешил в такие часы в келью мудрого Камола Худжанди. Пришёл и этим утром, но не застал шейха. А поэт, привезённый из Тебриза в Сарай в обозе повелителя, бродил по улицам города, так и не ставшего ему близким. Не привлекали почтенного старца богатые базары и многолюдные караван-сараи, не радовали взора роскошные дворцы, соперничающие в красоте мозаик и многоцветных росписей с мечетями и соборами. Не задерживался он и на площадях, плещущих фонтанами, ни у прудов и каналов, над которыми склонялись приземистые деревья с раскидистыми уже зазеленевшими кронами. Брёл среди бесконечных рядов домов, по выложенным камнем площадям и по слободским улочкам, утопавшим в весенней грязи, а в груди старого поэта бился стих. Он написал его уже здесь, в городе, где заточили ставшее немощным тело Камола.

Эта шумная улица кажется мне пустынной.К самому себе прикован я беспричинно,Всё брожу и мечтаю о милой своей отчизне…О страна моя, родина!          Вспомни заблудшего сына.Если ты над собой          не видал чужеземного неба,Никогда не понять тебе, друг,          и моей кручины!Незнакомый язык…          Непонятное пение птицы…Здесь чужие дожди и чужая на обуви глина!Глуховаты мы были          к страданиям чужеземца, —Ибо домом казалась любая родная долина.Я чужой. Я брожу и мечтаю о родине милой…О чужбина, чужбина, чужбина, чужбина!

Вернувшись во дворец, шейх застал у кельи маленького солтана. Мухаммад терпеливо ожидал наставника, привалившись спиной к серой стене.