Максимальная амплитуда. Задорные рассказки

Документы мы предъявили почти добровольно, после чего нас поставили лицом к стене и обыскали. Кожаный обнаружил у меня в кармане замечательный ножичек, приведший его в состояние крайнего возбуждение. На вопрос «Was ist das?6» я честно ответил – «Кnife!7». Немцу ответ не понравился, и он выдал продолжительную тираду, многократно повторив слово «messer8». В это время его напарник проверял по бортовому компьютеру наши паспортные данные. Обнаружив только, что кроме давно просроченных виз более никакого криминала, патруль отпустил нас восвояси. Пробурчав что-то нечленораздельное, кожаный даже вернув ножичек, на что я особо не рассчитывал.

Встреченный на следующее утро у Триумфальной арки знакомый прапорщик из Потсдама, приторговывавший всякой армейской всячиной, поведал, что накануне Берлинская полиция была приведена в повышенную готовность из-за ожидающихся выступлений неонацистов. А нашим военнослужащим во избежание провокаций настоятельно рекомендовали в армейской форме и поодиночке в город не выходить.

Кроме аудио и видеоаппаратуры, закупленной домой под заказ в русскоязычных магазинчиках на Кантштрассе, до кучи мы там же зацепили еще два десятка выкидных ножей на подарки друзьям и знакомым, и рассовали их по всяким укромным местам «Жигулей», так что свой «мессер» в качестве контрабанды я даже не расценивал, скорее, как реэкспорт. Отец резко отрицательно отнесся к привезенным «выкидушкам»: «И сталь —дрянь! И конструкция – хлипкая! Никакого сравнения с „космическим“!».

* * *

В следующем июле в период традиционного заезда в Гурзуф, в один из дней сидя в дружеской компании на аллеях, я взялся разрезать арбуз. Оказавшийся поблизости Колька «Африканыч», присмотревшись к ножу, заявил «Да это вроде мой десантный стропорез! Я его года три назад на аллеях потерял!». Так, к общему удовольствию, завершилась многолетняя эпопея ножичка, вернувшегося, наконец, к законному владельцу.

Недавно в разговоре, припомнив эту историю, Колька четко атрибутировал «мессер»: штатный раскладной нож летчика ВВС СССР, выпускавшийся с 1983 по 1991 год.

Цикл: Странствия

Под Каширой

Достаточно давно я услышал одну из легенд, связанных с тремя городами, когда-то южными форпостами Московского княжества: их названия происходят от имени одного из главных притоков Волги. Калуга – Ока луговая, Коломна – Ока ломаная и Кашира – Ока широкая. Еще в школьные годы я побывал на экскурсии в домике Циолковского в Калуге, а Коломной регулярно любовался в период работы в НИИ, осуществляя шефскую помощь на местной овощной базе и в совхозе «Озеры». В веселые студенческие годы я очутился под Каширой.

Заботливая Мама любила вывозить нас с младшим братом Борькой на отдых. В детские годы я относился к совместному проведению досуга весьма положительно, но по мере взросления стал тяготиться излишней опекой. Появились другие, вполне мужские, интересы, и постоянное присутствие Мамы и Брата меня стесняло.

В Кашире проживала семья Марии Ивановны, слушательницы курсов повышения квалификации при Министерстве Энергетики, где Мама преподавала. Мария Ивановна после лекции подошла к ней с каким-то вопросом, познакомилась, и они подружились. С той поры в каждый визит в Москву Мария Ивановна обязательно заезжала к нам в гости, иногда оставаясь на ночь.

Муж Марии Ивановны, Михаил Иванович, он же Дядя Миша, трудившийся на КЗМ9 главным механиком, страстно увлекался рыбалкой. Все свободное время он проводил на Оке в мужской компании единомышленников, вооружившись целым арсеналом рыболовецких снастей и прибамбасов. В гараже дяди Миши хранились лодка, палатка, раскладные стол и стулья, в общем, всё необходимое для двух-трехдневного выезда на природу у водной глади.

Завод Металлоизделий построил для семей сотрудников летнюю Базу Отдыха на высоком, поросшим негустым лесом берегу Оки. Оборудовали пристань, вокруг насыпали небольшой песчаный пляж, а прямо между деревьев расставили двухкомнатные с минимальной кухонькой домики, выпускаемые предприятием для нужд геологических партий. На господствующей высоте выровняли площадку и возвели два просторных деревянных строения – столовую и клуб-библиотеку. В лесу, как ни странно, водились грибы, а его дальний край примыкал к не особо охраняемым яблоневым садам местного колхоза, что придавало отдыху дополнительную привлекательность.

Добраться до заповедного места можно было только по воде, и в дни заездов – вечером пятницы и утром субботы – по Оке ходил небольшой служебный катерок, привозивший и забиравший гостей базы.

Заводчане очень полюбили проводить там отпускное время, и необычные «номера» бронировались заранее. Но дядя Миша, благодаря руководящей должности, умудрялся регулярно выбивать недельные путевки для семьи и родственников.

От дебютного заезда я отбился, и Мама укатила вдвоем с Борькой. Им всё очень понравилось: прекрасная территория, уютные домики, добротная, очень вкусная трехразовая еда с неограниченной добавкой, вечерами в клубе кино или танцы. Дядя Миша в выходные появлялся на провед и брал одиннадцатилетнего Брата с собой на рыбалку, к полному Борькиному восторгу.

* * *

В начале второго семестра я загремел в больницу с сотрясением мозга: переусердствовал на занятиях институтской боксерской секции. Врач-невролог институтской поликлиники вручила путевку на июль в подмосковный санаторий «Правда» на реабилитацию, а на вторую половину июня после завершения сессии у меня планы отсутствовали.

Отец находился в очередной командировке, и Мама приняла командирское решение – отправить меня на Оку. Тем более, дядя Миша на этот же период настроился в очередной отпуск, который собирался провести в компании закадычных приятелей – рыболовов в палатке на другом берегу реки, практически напротив базы. В пятницу днем до места меня довез на моторке один из друзей Михаила Ивановича, так что в день заезда я прибыл раньше всех. В администрации предложили любые полдомика на выбор. Мне приглянулось «бунгало» в более густой части леса, примерно на полпути от берега до столовой. В моей, меньшей из двух, комнатке поместились две односпальных кроватки, намертво прикрученный к стене металлический шкаф для одежды и пара тумбочек. Двери обоих «номеров» открывались в малюсенький коридорчик, переходящий в крохотную кухню. В ней заводские умельцы приделали к столу двухконфорочную электрическую плитку, на которой большинство отдыхающих, преимущественно, любителей рыбалки и «тихой охоты» жарили ежедневную добычу. К счастью, по соседству поселилась молодая мамаша с двумя резвыми двойняшками, не дававшими ей ни минуты покоя, так что наш домик не пропитался ни запахом пришкваренного улова, ни присушенных грибов, в отличие от большинства остальных.

Первые три дня я изнывал от безделья, спасаясь только чтением. Местная библиотека, к удивлению, потрясла широчайшим выбором книг, не встреченных мною ни до, ни после. Опять же, после обильных, строго по распорядку, трапез упорно клонило в сон. Я не был избалован блюдами высокой кухни и особо понравившиеся оладушки со сметаной от местного повара поглощал несчитано. Да и все предлагаемые яства отличались незамысловатостью, добротностью и вкуснотой. Так, что за двое с половиной суток наелся и выспался надолго.

Но потом события закрутились с неожиданной скоростью. Внезапно объявился дядя Миша с оповещением: «Завтра в четыре утра жду тебя у пристани. Поедем, порыбачим на утренней зорьке!». А после ужина ко мне решительно подошла совершенно незнакомая девица и, представившись Олей, предложила составить ей компанию на вечернем киносеансе. Миниатюрная светлая шатенка со спортивной фигуркой, вздернутым носиком и густо усыпанным веснушками простоватым, но симпатичным личиком сразу взяла «быка за рога». И после окончания фильма, не мудрствуя лукаво, заволокла меня в лес и накинулась с неожиданным пылом. Я несколько опешил от внезапного натиска, но активно ответил на неистовые ласки и совершенно забыл о предстоящем раннем подъеме.

Михаил Иванович уже дожидался на берегу, когда с трудом продрав глаза, я рысью примчался на место встречи. Небо только – только начинало светлеть, но дядя Миша сердился и бурчал, что рискуем пропустить «самый клёв». Мы переплыли практически всю реку и «встали на якорь» ближе к противоположному берегу, в секретном «ДядиМишином» месте. Опытный наставник выдал мне удочку, предварительно забросив крючок с наживкой чуть не на середину реки. Сам уселся со мной спина к спине и время от времени проверял свои два удилища.

Сначала клевало не очень, и в какой-то момент я задремал. Очнулся от чувствительного тычка в бок и свистящего шёпота: «Ты что? Спишь?! Подсекай скорее!». С грехом пополам я вытащил средних размеров рыбешку, определенную дядей Мишей в подлещики. Около шести я вырубился окончательно и мирно спал пару часов, пока напарник активно ловил большую и маленькую. Потом мы подгребли к берегу и присоединились к небольшой компании друзей дяди Миши.

Похваставшись недурным уловом, мой рыбацкий ментор со товарищи взялся варить уху. В закопченную ведерную кастрюлю сначала забросили всю мелочь, включая мою добычу, предварительно завернув в тряпку. Затем, без всякого сожаления, тряпку с вываренным содержимым выбросили в выкопанную неподалеку яму и заложили в кастрюлю крупную рыбу. Спустя непродолжительное время туда же метнули двух ощипанных курей, а на мое удивление последовал отметающий все дальнейшие вопросы ответ: «Да ты настоящей ухи никогда не пробовал!». Чуть не забыл: «для скуса» в уху щедро, от души плеснули спирта10. Даже не знаю, что в большей степени повлияло на мое состояние после трапезы – сама уха или употребленный в значительном количестве «за компанию» слегка разбавленный спирт. После транспортировки на свой берег, до домика я едва добрёл и проспал мертвым сном до позднего вечера.

За ужином девушка Оля сделала мне выговор: «Куда пропал?! Я целый день повсюду тебя искала!». Мои объяснения про затянувшуюся рыбалку она восприняла с недоверием, тем более, что и к вечеру я еще не окончательно пришёл в себя.

Оценив мою «страсть» к рыбалке, дядя Миша больше ни «на зорьку», ни на «закат» не приглашал, но отеческой заботой не оставил. Через пару дней, выходя на завтрак, я обнаружил на пороге комнаты объемный бумажный пакет, содержащий четыре среднего размера вяленые рыбешки, записку: «Срочно отозвали из отпуска. Не скучай!» и полулитровую пивную бутылку с тугой самодельной бумажной пробкой.

Поздним вечером того же дня мы с Ольгой после очередного киносеанса в обнимку прибрели на бережок и приступили к дегустации даров дяди Миши. Чистый спирт оказал на мой неподготовленный организм странное воздействие. Первое злоупотребление вызвало неожиданный эффект, позднее растолкованный мне старшими товарищами как «сухостой», и ввергнувший в неописуемый восторг мою партнершу. Кроме того, ближе к утру в полусне-полуяви начались непонятные видения, не сильно испугавшие, но заставившие задуматься о дальнейшем применении «шила11».

* * *

Стремительно крепнущие «романтические» отношения на корню подрубил неожиданный приезд Мамы с Борькой, надумавших спасти меня от «тоскливого одиночества». Их внезапное появление под корень порушило мои сладостные устремления и озорные мечтания на последующие три дня. При проводах родни на пристани выяснилось, что Ольга покидает базу тем же рейсом, и только горячая любовь к Маме и Брату не позволили мне высказать всё, что я думаю об их визите.

Последние двое суток отдыха я утолял разочарование и печаль по упущенным «романтическим» наслаждениям усиленным поглощением содержимого библиотеки. Одну из очень понравившихся книг – «Сборник коротких рассказов современных американских писателей» – я потом долго искал и так и не нашел до сих пор. Зато другая, зачитанная почти до дыр и подаренная симпатичной библиотекаршей, «Жуки на булавках» Аркадия Бухова, надолго стала любимой «настольной».

Думаю, что именно тогда, на этой базе отдыха, у меня окончательно сформировалась «защитная реакция» – при любых неприятностях и переживаниях уходить в волшебный мир книг.

Иерусалимские наброски

Впервые я «взошёл» в город на семи холмах в середине девяностых. Подвернулась оказия посетить Израиль, и я решился навестить историческую Родину. Дебютный визит поразил до глубины души, меня восхищало абсолютно всё. Со временем яркость первой эйфории потускнела, но ощущение постоянной радости не проходило.

* * *

Стас, бывший москвич, а к тому моменту уже пять лет израильтянин, встретил меня в аэропорту Бен Гурион12 и, прокатив с короткой обзорной экскурсией по Тель Авиву, повёз к себе в Писгат-Зеэв, новый район Иерусалима. На подъезде к дому он остановился у неприметного одноэтажного здания с вывеской «Минимаркет»: «Пошли! Тебе это нужно увидеть! Русский магазин!». Вопреки скромному названию торговая точка оказалась немаленькой. Прилавки обоих залов ломились от изобилия товаров из постсоветского пространства: рижские шпроты, «Киевский» торт, грузинские «Боржоми» и сулугуни, армянский «Арарат» и молдавский «Белый аист», а также давно не виданные в Москве «Столичная» и «Посольская» Кристалловского разлива. В гастрономическом отделе потряс богатейший выбор совершенно некошерного украинского сала и всевозможных свиных мясопродуктов.

Гордо сияла стеклянная витрина с неохватным ассортиментом сыров. Внутренности ее долго и внимательно разглядывал пожилой, но еще крепкий пенсионер в дорогущих стильных очках с сильными диоптриями. Наконец, на него обратила внимание продавщица – фигуристая, совершенно славянской внешности, молодуха. «Чего-то хочите?!», – непередаваемым одесско-израильским говорком поинтересовалась она. «А то! Ещё как хочу! Прямо на вас облизываюсь!», – с чувством ответствовал дедуля. «Но давно не получается! А из сыров – триста грамм пошехонского!».

* * *

По соседству со Стасом проживал Гришка – «московский грузинский еврей». На мое удивление столь заковыристым «пятым пунктом» он несколько надменно ответил: «Это такая особая общность людей!». Ростом максимум метр шестьдесят, худощавый пижон и симпатяга итальянистого типа, несколько «overdressed13» по израильским меркам, Григорий, на мой взгляд, выглядел приличным молодым человеком из интеллигентной семьи, вступившим на опасную мафиозную стезю. Толстая золотая цепь на шее в тон с застежками в виде золотых же кинжалов на блестящих черных мокасинах соответствовали прикиду московских братков начала девяностых. Зашкаливающе-повышенная Гришкина самооценка неоднократно становилась притчей во языцех в кругу его приятелей – бывших москвичей.

С освоением иврита у Григория не заладилось, но он совершенно не напрягался по этому поводу. Учитывая его вращение исключительно в обществе русскоязычных, как правило, кто-нибудь из товарищей выступал переводчиком при общении с сабрами14. В свою первую иерусалимскую зиму, с наступлением холодов Гришка вырядился в привезенный из Москвы шикарный кожаный плащ до земли, и с двумя друзьями отправился в центр города – на других посмотреть и себя показать. На фоне большинства фланирующих граждан он резко выделялся нехарактерным для жаркой страны солидным утепленным нарядом. На пешеходной улочке Бен-Иегуды один из их компании зацепился языками с тремя симпатичными израильтянками. Самая яркая, смерив Гришку вызывающим взглядом, произнесла на иврите: «Ему кто-нибудь говорил, что он красавчик?». Услышав перевод, Григорий расправил плечи, выпятил грудь, а его лицо приняло выражение: «А то!». На эту метаморфозу барышня со смехом отреагировала: «Ну, так скажите ему, что его нагло обманули!».

* * *

Первый же шаббат друзья решили посвятить сошиалайзингу15 и вывезли меня на шашлыки. Мероприятие, по обыкновению, происходило в одном из Иерусалимских специальных парков, обустроенных для подобных целей. Стационарные, вкопанные в землю мангалы, удобные столы с лавками и, главное, мусорные контейнеры, меняемые непрерывно ездящими на специальных машинках служителями, существенно превосходили подготовленностью и чистотой все знакомые в Москве места для пикников. Как ни странно, компания подобралась исключительно столичная: бывшие москвичи и ленинградцы. Приятные и не очень обрывки воспоминаний о прежней жизни в России сменялись детальным описанием непростого опыта вживания на новой Родине. Из рассказов новых репатриантов я почерпнул массу интересной и совершенно неизвестной мне информации из конца 80-х и начала 90-х, тем более, что с каждым стаканчиком истории становились пространней и красочней.

Как обычно, я немедленно встретил старинного шапочного знакомого – после четвертого круга напитков ко мне обратился приятный, интеллигентной внешности немолодой человек: «Простите, пожалуйста. Не было ли в вашей биографии позорного факта работы в Росконцерте?». По ходу беседы выяснилось, что Владимир, так представился vis-à-vis, в середине 80-х выступал конферансье в различных молодежных музыкальных концертах. Как только он упомянул о сборной программе с участием Криса Кельми, группы Черный Кофе и возрастного цыганского скрипача – всё сразу стало на свои места. Замом директора этого проекта в Росконцерте трудился друг моей молодости Костя «Моська», а еще один приятель Игорь «Бамбина» возглавлял бригаду постановщиков аппаратуры, проще говоря, грузчиков. Я регулярно объявлялся на представления и заскакивал к товарищам за кулисы – Владимир меня и запомнил. Этот эпизод очередной раз подтвердил невеликие габариты нашей планеты и, главное, аксиоматичность замечательного утверждения Владимира Высоцкого «А там на четверть бывший наш народ», хотя мне кажется, что сейчас уже на все пятьдесят процентов.

* * *

Привычно проснувшись в 06:15, как по будильнику, я решил не тревожить гостеприимных хозяев и, выпив кофе, двинулся исследовать город. Уже через час организм властно напомнил о себе – очень захотелось есть. По пути попалось множество кафешек, но везде, кроме молочных и рыбных блюд, я ничего не обнаружил. Пытаясь, по обыкновению, позавтракать чем-нибудь мясным, я обошел ещё полдюжины различных заведений, но меню во всех практически не разнилось. Господствующий в стране кашрут едва не довел меня до голодного обморока. К двенадцати часам дня я уже был к нему близок. И тут – О, чудо! В пустом крохотном зальчике на два столика за кассой притулился совсем древний миниатюрный дедушка, а за стойкой возвышалась крупная, но тех же мафусаиловых лет, бабуля. Зато застекленная витрина ввела меня в состояние немедленного восторга – каких только мясных деликатесов она не содержала. Я набрал такое количество вкусностей из говядины и свинины, что хозяева явно засомневались в моей способности их поглотить. Напрасно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«Праздник, который всегда с тобой» – англ.

2

Ф. Мориак

3

«Тяжко жить, когда глубокая порядочность и ответственность сочетаются в тебе с неуемной тягой к любовным приключениям вкупе с употреблением веселящих напитков».

4

В Афганистане – на армейском сленге тех лет

5

Молодежный район в Осло

6

Что это такое? – немецк.

7

Нож – англ.

8

Нож – немецк.

9

Каширский Завод Металлоизделий

10

Много лет спустя я сразу вспомнил это блюдо, увидев на телеэкране миниатюру «Вкусный супчик» из «6 кадров».

11

Сленговое название спирта

12

Международный аэропорт Израиля

13

Чрезмерно, слишком торжественно одет – англ.

14

Сабра – неофициальное название израильтян, рожденных в Израиле

15

«Socializing» – в общем своем смысле можно перевести как «тусовка». По-умному «социализация», процесс усвоения индивидом образцов поведения, психологических установок, социальных норм и ценностей, знаний, навыков, позволяющих ему успешно функционировать в данном обществе.