Конрад. Путь кобры

Как только это произошло, сияющие лисьи глаза вновь стали человеческими, Ингрид соскочила с Грегера, схватилась ладонями за лицо и заверещала:

– Я тебя отделала! Охренеть! Отделала!!!

Грегер поднялся с пола, болезненно потирая плечо, и отечески улыбнулся. О том, как совсем недавно жестоко наказывал и игнорировал девушку за проступок, никто из них как будто бы и не вспоминал.

– Как достичь такого единения с духом? Научи меня, – тут же потребовал Конрад, пока Ингрид прыгала и визжала от восторга.

Тёплый взгляд Грегера перескользнул с Ингрид на него и стал скептическим.

– Для этого нужно уметь расслабляться и очищать голову от мыслей, то есть достигать уровня медитации. На время обучения слиянию с духом.

– И в чём проблема? – не понял загвоздки Конрад, и Грегер усмехнулся:

– Ну давай попробуем.

Поначалу волак искренне недоумевал, почему Ингрид училась единению с духом больше двух недель. Что сложного в том, чтобы ощутить в себе своего же внутреннего зверя и слиться с ним в одно целое, когда он и так живёт в тебе, как паразит в заражённом организме? Как же сильно он заблуждался!

Расслабиться и ни о чём не думать оказалось просто невозможным. Вообще. Если в голове не строился монолог, так обязательно всплывал какой-то образ или воспоминание.

– Постарайся достичь состояния, как перед сном, – терпеливо наставлял Грегер. – Когда ты вот-вот уснёшь, чувствуешь невесомость и пустоту в голове. Вспомни и попробуй воплотить это ощущение.

– У меня в голове всё что угодно, но никак не пустота! – начинал выходить из себя от раздражения Конрад. Пока вожак спокойно сидел на стуле в его комнате, сам он то сидел, то лежал на кровати, а теперь пытался расслабиться сидя на полу, опираясь спиной на подушку и затылком на стену.

– А не должно быть ничего, – безразлично говорил Грегер, как о чём-то естественном.

Минут через двадцать Конрад понял, что всё бесполезно, совсем возбудился от эмоций и махнул рукой. Пытаться в таком состоянии уже бессмысленно. Чем дольше старался абстрагироваться от мыслей, тем настырнее они присасывались к разуму, как пиявки. Это раздражало, злило, и в голове хочешь-не хочешь возникали всевозможные ругательства.

Грегер совсем не удивился, пожал плечами с видом «другого я и не ждал» и встал со стула.

– А ты думал, всё так просто? Намного легче убивать людей и монстров, чем совладать с тем, что творится в собственной голове. Учись избавляться от ненужных мыслей, Конрад. Посоветуйся с Ингрид и Мортеном, если тебе это кажется совсем уж трудным, но иначе ты так и останешься слабее всех нас.

Это не было сказано насмешливо или высокомерно, но ковырнуло, как корку на болючей мозоли, и из-под неё хлынул смердящий гной. Жалкие попытки медитации обернулись яростью и испорченным на весь день настроением, и до самого вечера Конрад выплёскивал негатив в зале тренировок.

Каждый день, чувствуя себя дураком, пытался расслабиться и ни о чём не думать. Пробовал также поймать и запомнить своё состояние перед самым засыпанием, но в ожидании его только ворочался в постели и подолгу не мог уснуть, а как проваливался в сон, совсем не помнил. Всё было без толку.

Зато стая делала успехи. Ингрид, Грегер и Мортен, сливаясь с тениумами, устраивали между собой такие поединки, что, кажется, тряслось всё подземелье. Почти каждый раз дело заканчивалось ничьёй, когда им просто надоедало или они начинали опасаться получить сильные физические повреждения. Либо всех одолевал Грегер, но исключительно благодаря весовому преимуществу.

Прошла неделя с того дня, как в подземелье поселился Рахион. Тёмный маг пока так и не объявлялся, светлый тоже, но забот хватало и без них. Хотя Конрад понимал, что пока он отстаёт от других, двигаться дальше стая не может, и сейчас своими поединками все просто убивают время. Налегать на тренировки с ягуаром и железом и мучиться попытками ни о чём не думать – всё, что оставалось делать. И это выбивало из колеи, заставляло чувствовать себя слабым и жалким. Ягуар больше не усугублял, свирепствуя внутри. Наоборот, посылал своему носителю успокаивающие импульсы и ласково тёрся об него, когда гулял на свободе, но утешить не могло ничто и никто.

Время идёт, а развития никакого. Сила не получена, Андрокад не захвачен, кайергардцы не восстановлены в правах и не возвращены на родину. А Диона в таком темпе быстрее выйдет замуж за какого-нибудь маркиза, чем дождётся и вспомнит бывшего телохранителя.

Проснувшись поутру с этой мыслью, он встал не с той ноги и пришёл на кухню раньше всех, мрачнее тучи. Там уже вовсю кашеварил Рахион.

– Доброго утречка! – весело воскликнул эльф, помешивая в котле завтрак. – Как спалось? Сегодня чудная погода и благоприятное положение звёзд, так что предлагаю устроить увлекательную прогулку по лесу. Грибы, ягоды и парное мясо включены в программу.

Конрад уселся за обеденный стол, вперил в него локти, сложив одну ладонь на другую, и, прильнув к пальцам губами, проворчал:

– Как-нибудь без меня.

Шаман с любопытством глянул из-за плеча, не переставая добросовестно помешивать завтрак.

– Гнёт, подавленность, апатия от ощущения безнадёжности и собственного бессилия. Классика! – жизнерадостно заметил Рахион, отвернулся и стал аккуратно пробовать горячую еду с длинной деревянной ложки.

– Не трави, а!

– Что, не выходит единение с духом?

– Единение… – кисло фыркнул Конрад. – Я даже расслабиться для этого не могу. Вечно что-то в голову лезет. Не могу я ни о чём не думать, это нереально!

– М-м-м!

Эльф отложил ложку, взялся за котёл, который без магии вмиг бы обжёг ему пальцы, обогнул кухню и поставил на столешницу, возле мойки и подготовленной на всех посуды.

– Значится, проблема с внутреннем созерцанием во имя духовного прозрения? – с наигранной таинственностью произнёс шаман и стал накладывать завтрак по тарелкам.

– Вообще не проблема, – саркастично хмыкнул волак. – Нет «духовного прозрения», нет и проблем.

– Н-н-нда-а-а, осознанное состояние полного покоя ума и тела требуют много практики и упорства… Если ты, конечно, не шаман.

Пока Рахион позвякивал посудой и тихо мычал какую-то мелодию, Конрад размышлял над его словами и, когда эльф поставил перед ним тарелку с благоухающим рагу с овощами, грибами и мясом, сдобренным специями, поднял взгляд.

(Иллюстрация 2)

– А как это делают шаманы?

– Легко и просто, – пожал плечами Рахион. – Выходят на дикую природу, где человек как никогда остаётся один на один со своим естеством, отдают дань духам леса и предков, просят их помощи во внутреннем очищении… и очищаются.

– Так просто? Попросив духов помочь?

– Если только духи благосклонны к просящему – да, так просто. Но ведь благосклонность – это дар, которым не разбрасываются. Ты ведь не будешь решать проблемы каждого встречного, если тебя просто об этом попросят, не так ли?

Здесь пришлось задуматься, а Рахион как ни в чём не бывало продолжил выставлять на стол тарелки с завтраком, закуски, столовые приборы и стаканы.

– А настолько благосклонны они только к шаманам или к кому-то ещё? – продолжил допытываться до эльфа Конрад.

– Ну, если ты каждую неделю ходишь в храм, отдаёшь дань почтения предкам, соблюдаешь религиозные обычаи, традиции и посты, ежедневно молишься великим духам, то и к тебе они будут милостивы, – лучезарно улыбнулся он и наполнил последний стакан ягодным компотом, который варил сам из собранных в лесу ягод. – Можешь приступать к завтраку, Конрад, а я пока пойду, позову остальных. Приятного аппетита! – услужливо проворковал шаман и вылетел из кухни, оставив волака на растерзание мозговому штурму.

Завтрак Конрад провёл в задумчивом молчании, машинально впихивал в себя очередной кулинарный шедевр Рахиона и почти не чувствовал вкуса. Кстати, шаман оказался тем ещё поваром и трудягой. Каждый день ходил в лес, собирал грибы и ягоды, пару раз за неделю принёс и тушки убитых зайцев, чем безумно порадовал Ингрид, а когда выяснилось, что он умеет готовить зайчатину на углях, девушка почти была готова его расцеловать, но на первый раз воздержалась. А на второй всё же расчувствовалась, обняла и чмокнула эльфа в обе щеки, затем сунула ему в руки деревянные палочки для мяса и послала его к костру.

Так что теперь замороженные магией готовые обеды разбавлялись свежеприготовленными эльфийскими блюдами. Они почти не отличались от традиционного меню, к которому привыкли волаки, только были насыщеннее овощами, зеленью, собственноручно приготовленными приправами и экзотическими соусами, но и мясом шаман совсем не пренебрегал, хотя изначально Конрад подозревал в нём вегетарианца.

– А что такого? – нахохлился Рахион, когда впервые принёс заячью тушку. – Охотиться ради пропитания это не грех. Тем более, что убитая животинка станет духом леса и будет «жить» в своё удовольствие ещё лучше, чем до смерти. Я ничего плохого не сделал!

– О чём задумался, Конрад? – вернул в реальность голос Грегера.

Все уже позавтракали, Рахион убрал со стола, и теперь стая попивала травяной чай с печеньем.

Конрад сделал большой глоток, поставил кружку на стол и присмотрелся к шаману. Рахион улыбнулся, словно бы прекрасно понимал, о чём он думает.

– Шаманский дар передаётся только по наследству или ему можно обучиться? – вместо ответа вожаку спросил волак эльфа.

– Мне по наследству достался, – с безмятежной улыбкой поведал Рахион. – Но я читал в летописях нашего клана, что у моих великих предков были ученики.

– Тебе это зачем? – покосился на брата Мортен, с таким видом, будто тот интересовался чем-то низменным, недостойным порядочных людей.

– Шаманы с лёгкостью достигают единения с духом, и даже не с одним, – сказал Конрад, не сводя глаз с эльфа.

– Можно думать, – одобрительно кивнул Рахион. – Природа и духи наше всё.

– Значит, ты можешь научить меня единению с тениумом.

– А ты хочешь научиться только единению с духом или шаманскому ремеслу в общем?

– Как получится.

Ингрид едва не поперхнулась чаем.

– Чего? В смысле?! – прокашляла она и спешно утёрла рот запястьем. – Нам, вообще-то, нужна грубая сила, а не эти вот… танцы с бубном и курение всяких гадостей!

– Что за оскорбительные стереотипы о шаманах, откуда они вообще берутся?! – обиженно встрепенулся Рахион.

– Гадство, Конрад! – возмущался и Мортен. – У тебя так дел мало? Ты лёжа тягаешь жалкие полцентнера, а думаешь о какой-то духовной требухе.

– Я и то больше могу! – поддакнула Ингрид.

– Ничего уже не полцентнера, не надо приуменьшать!

– Сути дела это не меняет!

– Растрещались, хватит уже! – стукнул кружкой об стол Грегер. – Между прочим, Конрад пришёл к правильному решению. Наша деятельность очень близка к шаманскому ремеслу, так что нам всем есть, чему поучиться у Рахиона.

– Я вот единению с духом научилась сама, своими честными стараниями, – напыжилась Ингрид.

– Аналогично, – хмыкнул Мортен и не сдержался, чтобы не добавить: – Хотя ни о чём не думать для тебя, детка, не так уж и сложно.

– У каждого из нас на это уходили недели, а наследника духа ягуара нужно натаскивать по ускоренной программе, если есть такая возможность, – чуть повысил голос Грегер, потому что Ингрид, поджав губы, издала опасно злобный стон. Дождалась, пока вожак перестанет смотреть на неё, и пнула Мортена под столом, а он, как всегда, только едко ухмыльнулся. – Он и так потратил впустую столько дней. Если тебе не сложно, Рахион, позанимайся с Конрадом единением сегодня. Выбери методику, которую сам сочтёшь подходящей.

Шаман просиял и радостно заявил Конраду:

– А я ведь первым делом сегодня предложил тебе прогулку по лесу! Ну прям чувствовал, что неспроста меня потянуло тебя в лес позвать, неспроста!

– Тогда допиваем и идём, – решил Конрад и покончил с остатками чая.

– Да-да, я только сейчас посуду помою… – оживился Рахион. Ингрид насмешливо прыснула, а Мортен послал в него уничижительный взгляд, как на третьесортного обслугу. – А ты не забудь взять свой тотем – пригодится.

– Он всегда при мне.

– Значит, собираемся!

Глава 3 «Единение»

Далеко уходить от подземелья волак и эльф не стали – незапланированные проблемы ни к чему. Минуты две шли по лесу, остановились у небольшого дуба, под которым Рахион в своём «пафосном» одеянии расселся в позу лотоса, – на природе шаман предпочитал выходить в своём традиционном шаманском наряде – и на земле перед ним волей духов вспыхнул и весело заплясал костёр без очага и хвороста.

– Ну садись, приступим к медитации, – бодро сказал Рахион. Конрад опустился напротив него, по другую сторону от костра, и достал тотем. – Убери пока, сначала попробуем без него.

– Пробовал уже раз триста, – хмуро проворчал волак. Тотем всё-таки положил на землю, но как можно ближе к себе. – Давай я не буду повторяться, ладно?

– Ты уверен, что сделал всё возможное, чтобы очистить свой разум от ненужных мыслей и освободить душу от безжалостных чувств?

– Да!

– А как ты думаешь, почему тогда у тебя не…

– Да какая разница! – раздражённо оборвал он шамана. – Ты можешь просто рассказать, как мне достичь этого дурацкого единения с духом или нет?!

– У-у-у! Кажется, я понял, в чём проблема! – протянул Рахион с таким выражением, словно ставил неутешительный диагноз. – Тебя терзают очень много сдержанной агрессии, невысказанных слов и невыраженных чувств. Не хочешь поговорить об этом?

– Чего? – опешил Конрад.

– Ты ведь вырос в лагере смертников, где тебя всю жизнь готовили к самопожертвованию во имя уничтожения твоего же народа. А потом фактическое рабство, унижения со стороны одного из хозяев, ненависть к тебе слуг, тяга к девушке, которой ты недостоин, несправедливость судьбы, когда весь мир против ваших чувств…

– Может, хватит?!

Но шамана уже несло.

– Затем вроде бы свобода, но и тут твои права ущемляют законы стаи. Скажи, ты сильно ненавидишь за это Грегера? А твоя обида на Мортена, которому безразличен родной брат, часто не даёт тебе уснуть?

– Что ты несёшь! Нет у меня ненависти и обиды!

– Или причина бессонных ночей больше в девушке, которую пришлось отвязать от себя? Ты очень много продержал в себе, Конрад. К сожалению, во всём виноват печальный менталитет волаков – быть интровертом и хранить всё в себе. Хоть и живёте стаями, вы все поголовно замкнутые одиночки. Тьфу, распутная монашка! Да вы сколько уже живёте под одной крышей и ничегошеньки друг о друге не знаете! Вот скажи мне честно – ты это считаешь нормальным?!

Конрад отвернулся от костра, перевёл дыхание и снова взглянул на шамана.

– И что ты хочешь? Чтобы я поплакался тебе в плечо и похныкал над несправедливостью судьбы?

– Ну что вы вечно утрируете! – досадливо поморщился эльф. – Это ведь естественно, когда… ну… допустим, какой-нибудь сосуд всё наполняется какой-нибудь мерзкой субстанцией извне, а выплёскивать из себя не хочет. Поглощает! Так эти гадости в нём всё копятся и воняют, копятся и воняют. Так, смотри, не выдержит сосуд всей тяжести ноши. Рухнет да окатит этим дерьмом всё и всех вокруг, а сам – в осколки, если не в дребезги!

– Очень милая и мудрая философия, спасибо, – сыронизировал Конрад. – Но я проще смирюсь с этой мерзкой субстанцией, чем буду поливать ей окружающих. Каждому хватает своего дерьма, и чужое никому не нужно.

– Вы совершенно неправильно воспринимаете открытость и искренность! – категорично замотал головой Рахион. – Пока ты не вылечишь больную душу, не видать тебе духовного развития и гармонии с собой.

– Да какого в бездну духовного развития? – всё больше горячился волак. – Мне нужно только достичь единения с духом, чтобы стать сильнее и…

– Чтобы достичь единения с духом ягуара, – отрезвляюще проговорил шаман и приблизил к нему лицо, почти сунув голову в костёр, – сперва стоит достичь единения с собственным духом. Если ты понимаешь, о чём я.

Конрад пораженчески вскинул руки, уронил их на колени и снова отвернулся. Мог бы спорить дальше, привести в пример Ингрид, Грегера и Мортена, которые уже добились успеха без всяких лечений «больных душ», но решил не сотрясать воздух. Внутренний зверь как будто бы задумался над словами эльфа и стал взывать к хозяину с просьбой подумать тоже.

Рахион медленно отстранился от костра, расправил плечи, глубоко вдохнул свежий и немного влажный лесной воздух – кажется, на сегодняшний вечер намечается дождь – и заговорил уже миролюбивее:

– Если ты не понимаешь, как это работает, я могу подать тебе пример. Расскажу о себе. И в частности о трудностях, через которые мне пришлось пройти. Ты увидишь, что искренность и открытость – это не так уж и плохо и вовсе не тяготит окружающих.

И начал увлечённо посвящать Конрада в подробности своей жизни.

Рахион родился и вырос в самой обычной эльфийской деревне Андрокада, в семье потомственных лекарей. Таких селений в королевстве было не то чтобы много – одно на семь-десять альтаидских. В других странах цифры рознятся не сильно. Альтаиды и эльфы – а должны быть ещё и волаки, о которых стараниями королевской династии Андрокада почти никто не знает – одинаково называют себя людьми и пользуются равными правами, в зависимости от социального статуса. Несмотря на это, эльфы предпочитают держаться вместе и в населённых пунктах с альтаидами почти не живут. У них также присутствуют благородные кланы, свои мещане, слуги и отбросы общества. Клан Рахиона был не из знатных и больше приравнивался к среднему и далеко не богатому сословию.

– Говорить о шаманстве у нас было как-то не принято, – озадаченно почесал шею эльф. – Я даже раньше и не знал, что у нас в роду были шаманы, пока не стал замечать за собой тягу к религии… А случилось это, когда я ещё несовершеннолетним был. Начал изучать все её обычаи, мысленно разговаривал с духами, чаще, чем с людьми. Меня даже стали считать каким-то чудиком, – смущённо посмеялся он, запустив ладонь в волосы.

– Неудивительно, – не сдержался Конрад, а шаман продолжал.

Он не противился своей странной одержимости, не отступал под гнётом насмешек и всё разговаривал про себя с духами, пока они не начали ему отвечать. Со временем на связь с ним стали выходить не только духи леса, но и почивших людей. Это настолько поглотило юного шамана в фанатизм общения с ушедшими, что он забросил учёбу в лекарской гимназии, хотя до её окончания оставалось меньше года, и почти уже не показывался в обществе.

Естественно, без внимания активно социализированных эльфов это не осталось.

– Ну и вот. Если раньше все просто думали, что я немного чудик, то теперь вообще стали от меня отворачиваться. Не любят наши таких, как я, что сами себе на уме. Родители сообразили, что я унаследовал шаманский дар, и стали давить на меня, требовали бросить эту «ересь», углубиться во врачевание и жить нормально. Правда, объяснять, чем им так не угодило шаманство, как-то не удосуживались… А за ними отворачиваться от меня стали и другие мои родственники. Кроме моей двоюродной сестры Лаисии.

Эльфийский шаман вдруг свёл брови, будто вспомнил, что он забыл что-то очень важное. Конрад молча смотрел на него через негаснущий костёр и ждал, но Рахион, кажется, это что-то важное так и не вспомнил.

– Лаисия, значится… Вот… – пробормотал он, когда молчание сильно затянулось. – Мы вообще с ней никогда особо близки-то и не были, но почему-то она была единственной, кто не стал относиться ко мне, как к психу или угрозе всего клана. Лаисия, как и я, не знала, почему наша семья так категорична ко всему этому… ну… шаманству, но… Но да вот как-то так уж всё и вышло…

– Что-то ты путаешься? – заподозрил Конрад, потому что Рахион уже настолько озадачился какой-то неведанной мыслью, что начал мямлить и ёрзать на месте.

Шаман мотнул головой, точно отгоняя наваждение.

– Да! Что-то мне в голову она залезла и бедокурит там, прохвостка. Неспроста это…

Тут Рахион упёрся взглядом куда-то в одну точку и сидел неподвижно до тех пор, пока собеседник не напомнил о себе.

– Ой! Ну и вот! – встрепенулся шаман и затараторил дальше.

Однажды Рахион спросил духов предков о причине враждебности клана к его увлечению, и те дали ему наставление найти ответы самому, нарушив страшный семейный запрет. Рахион без колебаний воспользовался советом и забрался в святая святых – закрытую библиотеку, где хранилась летопись клана. Читать её разрешалось только совершеннолетним и морально повзрослевшим эльфам, и только потом юный шаман понял почему.

Летопись поведала ему о великом предке, что вещал роковое для всех народов предсказание о наследнике ягуара, обо всех его потомках, что унаследовали дар, и о том, к чему это их приводило.

– Я узнал, что мои предшественники сходили с ума от этого опасного знания, и никто не мог или не хотел ничего с ним сделать, – немного погрустнел эльф. – Кто-то становился параноиком, кто-то отказывался от своего дара и всю жизнь потом жил в страхе за себя и весь наш клан.

– А вот в роду Гарины из поколения в поколение все рисковали своими жизнями, храня книгу вашего предка, – с укором заметил Конрад.

Рахион, вздрогнув, вскинул на него ошеломлённые глаза и обиженно воскликнул:

– Всем с этим предсказанием пришлось тяжко! Я вкусил это на собственной шкуре и преклоняюсь перед этой женщиной и её предками.

– Почему твой предок не передал ту книгу своим потомкам?

– Я не знаю. Может быть, хотел уберечь наш род, зная, какой опасности подвергло их его пророчество. А может, один из его учеников просто сам забрал её себе. В любом случае я… Конечно, мне очень жаль, что пришлось пережить Гарине и её семье.

Эльф склонил голову и посидел в стыдливом молчании, хотя ни в чём не был виноват.

– Я не смог молчать, – покаянно признался он, не поднимая взгляда. – Я созвал весь клан, я говорил, пытался донести родным, что мы обязаны что-то сделать, чтобы выполнить волю нашего великого предка…

– Я догадываюсь, что было потом, – уклончиво произнёс Конрад и не соврал. О печальном прошлом Рахиона ему уже рассказывал Грегер, хоть и поверхностно.

– Догадаться не сложно. Меня подавили. Пытались заставить отказаться от шаманства, запугивали армией королевы, которая за минуту может сровнять нашу деревню и всех нас с землёй… И от меня отвернулись. Со мной не разговаривал никто.

Голос шамана стал хрипеть и затухать. Рахион сидел, уставившись в землю перед собой и не поднимая глаз.

– О том, что было дальше, тебе наверняка рассказывал Грегер, – проницательно заметил он, а Конрад тактично промолчал. – Но я начал этот рассказ не для того, чтобы раскрыть тебе своё прошлое. А чтобы раскрыть тебе себя. Я был одинок среди своей семьи и других эльфов, мне было очень больно. Досадно. Одиноко. Лаисия одна здоровалась со мной, но я видел, что родители или другие наши родственники её отчитывают за это. И я стал её избегать, чтобы не подкинуть сестрёнке ненужных проблем. А когда меня выгнали из деревни, мне всё равно что подписали смертный приговор. По крайней мере, я был в этом уверен и уже готовился к тому, что после пары месяцев одиночества не выдержу и спрыгну с утёса в пропасть.

«Для эльфа нет ничего ужаснее, чем остаться одиночкой. Это равносильно смерти», – вспомнились слова вожака в день знакомства с шаманом.

– Тебя спасли от этого духи? – не без интереса спросил Конрад.

– Они заменили мне семью и всех сородичей, – доверительно сказал Рахион. – Я сбежал на край света, на другой континент, начал новую жизнь и… всё равно одичал в отшельничестве. Я уже и забыл за этот год, что такое общение с людьми.

– И вместо приветствия начал швыряться в них своими духами, – по-доброму усмехнулся волак, вспоминая первую встречу с эльфийским шаманом. Рахион смущённо рассмеялся:

– Не без этого, конечно, не без этого! А когда я побывал у вас в подземелье… Ну, когда меня телепортировал Римариус, чтобы я передал тебе тотем, – почему-то засмущавшись, затараторил он.

– Да, я помню.

– Грегер предложил остаться у вас в гостях подольше, и…

Тут эльф покраснел, набрался смелости и откровенно признался:

– После длительного одиночества я почувствовал себя в вашем обществе, как дома, среди… ну… хороших знакомых, скажем так. Почти друзей. И с тех пор уединение, хоть и в компании с духами леса, стало вновь меня тяготить. Как подростка, которого на год поместили в дом престарелых, потом ненадолго привели в компанию сверстников и вернули обратно к старикам. Я как этот раздразнённый подросток жаждал вернуться к вам… И торопился скорее сделать для Ингрид, Грегера и Мортена тотемы, чтобы вновь оказаться в вашем обществе. Ты первый, кому я это рассказываю, Конрад. Знаешь, на самом деле, мне было тяжело носить всё это в себе, и я рад, что излил тебе душу, а ты меня выслушал.