Тень чужого прошлого

Но свёрток и так молчал. Виднелась лишь чёрная прядь волос, покрытых каким-то жиром, слизью, не грязью. Будто волосы новорожденного. Шевелиться и кукситься свёрток не хотел, что избавило Аню, быстро пришедшую в себя, от сердечного приступа. Но это чувство внезапного материнства к свёртку она запомнила, будто была в нём какая-то энергия недавно зародившейся жизни.

Степан, успев изрядно перепачкаться, вынырнул из бездны и бесцеремонно выхватил свёрток из рук женщины. Аня даже смогла попротестовать:

– Она же совсем маленькая…

– Маленькая, – повторил Степан, – да удаленькая!

Ему это показалось смешным. Будто повторяя известную присказку можно иметь успех у женщин. Но, кому-то это удавалось: «мал золотник, да дорог», «копейка рубль бережёт», «тише едешь – дальше будешь»… и эти фразы когда-то заставляли Аню думать о том, что их сказатель, в лице её будущего мужа, всегда найдёт подходящие слова к любым жизненным ситуациям. Но теперь это всё казалось таким глупым. Ценность фраз не зависят от букв, из которых они строятся, а зависят от того, кто их сказал. И когда, в каких ситуациях. Сейчас это показалось отвратительным. Анне захотелось выдернуть свёрток из подмышки Степана, но она не стала этого делать. В пасмурности начал проглядываться дух вечера, а это уже казалось страшным событием. Захотелось с этим уже закончить поскорее.

Степан бесцеремонно погрузил свёрток в багажник автомобиля Ани, после чего они отправились дальше. Женщина старалась всё делать «на автомате», она даже не помнила, как села за руль и завела двигатель, но мыли об этом свёртке у неё были противоречивые. Ей не хотелось его хоронить, ей хотелось просто подержать его на руках, как… как что? Атрибут того счастья фотографий из страниц соцсетей её ровесниц, которые решили, что переступив тридцатилетний рубеж нужно сразу кого-то родить и не важно от кого? Нет, это было не так. Наверное, они были счастливы, и она была бы счастлива, если бы родила от Стаса этот, как его там… свёрток?

Она про себя тихо чертыхнулась, но Степан уловил это действие и посчитал, что нужно попросить женщину свернуть не в сторону трассы, а на улицу, где был дом невесты Стаса, как он выразился. Аня почему-то не стала возражать.

Они проехали на соседнюю улицу, где остановились у небольшого, но аккуратного домика. Степан сказал, что здесь живёт Настя. В доме не горел свет. Мужчина хотел проверить, не убила ли её тварь из загробного мира, ещё ему показалась забавной эта затея свести вмести Аню и Настю. Он успел немного поколотить дверь небольшого дома на три окна с большим двором, но со стороны соседнего строения к забору подошла старуха:

– Что стучишь? – грозно спросила она. – Настасья уехала отсюда!

– Зачем уехала? – отвлёкся от двери Степан.

Тут бабка и выдала всю информацию:

– А я по кой знаю? Уехала, продала городским дом. Под дачу. Нет их тут сейчас, уехали сегодня, на выходные только видятся. А тебе по кой это надо?

– Да так, – отступил к машине Степан.

Аня наблюдала за всем из открытого окна, ей хотелось свежего воздуха. Этот диалог её смутил обстоятельством скорого отъезда девушки, которую она так и не увидела, да и надо ли ей это было. Но хорошо, что это всё не переросло в тупое выяснение интересов к рождённой ею нечисти, если этот свёрток в багажнике ей был.

– Стёпка, ты что ль? – прищурилась старуха.

– Не я, – сказал Степан, сев в автомобиль.

– Как мать-то, жива? – старуха не унималась.

Степан не стал ничего отвечать, отвернувшись в сторону ничем не приметного соседнего дома.

Они продолжили путь по осенней грязи, в которой норовил застрять автомобиль, не предназначенный для бездорожья.

Миновав деревню, они смогли доехать до соседней, где было кладбище. Степан попросил остановить, после чего сказал:

– Делай хорошее дело, после чего бросай его… в землю!

Аня не нашла, что ответить, да и незачем это было. Мужчина не попросил о помощи, но она вышла из машины вместе с ним.

– Я сама, – сказала она, после чего бережно достала свёрток из багажника.

Пелёнка немного растормошилась, но Степан быстро её поправил со стороны головы укутанного в неё существа, и женщина не успела вглядеться в его лицо. Там было что-то чёрное, уже не вызывающее тех трепетных чувств.

Степан захватил сапёрную лопатку, что лежала в багажнике. Муж укомплектовал автомобиль всем необходимым, а Аня этого не ценила, но теперь этот предмет оказался как нельзя кстати.

Они не зашли на само кладбище, Степан не захотел перелезать через ограду, да и Ане показалось это лишним. За пасмурностью темнел вечер, не хотелось задерживаться здесь надолго. Они нашли место, где забор покосился возле старого дерева, обнажившего грунт до неприличия своих корней.

– Кидай, – сказал мужчина, указав на эту ложбину.

Яма от корней виделась глубокой, и Аня бережно положила свёрток в самое дальнее место. Пришлось встать на колени. Она оценила этот жест за уважение к убитой. Ей было жалко существо, но назвать это человеком она не могла.

Весь момент испортил Степан, зачерпнув несколько гребков сырой земли лопатой:

– Видала лицо-то? Почернело, как будто не в погребе лежала, а близко к костру грелась! Ух, страшилище! При жизни не такой была, почти как человек, только без носа и рот, как попа мышонка…

– Хватит, – сказала Аня, чувствуя холод от нового приступа остервенения ветра. Пальто продувало насквозь и обмокревшие от земли колени чувствовали его дуновения.

Степан не нашёл поговорок на её изречение, хотя в его арсенале была присказка «хватит – никто тебя не схватит». Он ещё немного покидал землю в подкорневое пространство старого дерева, скрыв этот надрыв за слоем дёрна. Получилось неаккуратно, но со стороны это вмешательство казалось незаметным.

– Пусть покоится, – сказала Аня и заодно попросила прощения перед свёртком, невразумительно выразив свои чувства в недолгом раскаянье непонятно перед чем.

Отвернувшись в сторону леса, на тропинке, ведущей в его глубь, ей на мгновение почудилась тень в нимбе чёрных, как ветви ближайших деревьев, отростков. Наваждение быстро пропало, не успев как следует напугать.

– Пошли уже, – сказал Степан, немного отряхнув грязь с широких штанов и куртки.

Всю дорогу Аня молчала, стараясь ни о чём не думать, слушая тихо работающее радио. Степан же постоянно пытался рассказывать какие-то страшилки, и был в приподнятом настроении. Ехать домой он наотрез отказался, решив сразу же забрать деньги у женщины, но Аня настояла на том, что сначала он получит лишь небольшую долю, чтобы убедиться, что ночные кошмары действительно исчезли. Степан был не против.

Уже совсем стемнело, когда они приехали в квартиру Анны и Стаса. В комнате её мужа исправно работал телевизор, а у мужчины всё также не было аппетита и настроения. Он то выл, то стонал. Это серьёзно действовало на нервы. Ане хотелось расплакаться, события этих выходных дней очень измотали нервы.

В комнате Стаса, в шкафу, лежала заначка. Женщина долго думала, какую сумму она может отдать, и, наконец, определилась.

Отсчитав деньги, она направилась к выходу из комнаты, но что-то её остановило. Сначала, ей ничего не бросилось в глаза, разве что муж стал выть немного тише. Телевизор всё также транслировал что-то жутко неинтересное для Ани. Полумрак комнаты был привычным.

Но потом она увидела, что из розетки торчал клок чёрных волос. Оцепенев, она не стала их трогать.

Потом она заметила согнутые верхние края обоев по всему периметру комнаты. Ровно.

Это совсем никак не вписывалось в нормальность.

Руки Ани задрожали, ей стало очень страшно. Стас будто почувствовал изменение настроения женщины и скривил лицо, пытаясь заплакать, как беспомощный младенец. Эта гримаса только ещё сильнее напугала женщину, и она поспешила прочь из комнаты.

Придя на кухню, она застала Степана с поличным – он пытался что-то найти в большом холодильнике.

– Я голодный просто, – прямо сказал мужчина, нисколько не смутившись.

– Здесь, она точно была здесь, – сказала Аня. – Она не тронула моего мужа. Но она была здесь. Там волосы. Обои. Это…

– Тварина-то? – Степан не сразу понял, о чём речь. – Значит, будем ещё что-то придумывать, как от неё избавиться. Есть только хочется.

– Могу сделать бутерброды, – предложила Аня.

– Отлично! – улыбнулся Степан. – Я посмотрю телевизор пока, чтобы твоему мужу было не страшно. Заодно взгляну, что она там наделала.

– Это дикость…

– Да не, – сказал Степан. – Дикость в том, что я в могилку и волосы её выбросил. А теперь они как-то в кармане оказались…

– Что? – вздрогнула Аня.

– Во! – Степан продемонстрировал клок густых чёрных волос, достав их из кармана широких штанов.

– Уберите это…

– Ладно, – сказал Степан, вернув мерзость в недра глубоких карманов.

– Надо с этим что-то делать…

– Знаешь, – прервал женщину Степан, – так приятно, когда тебя никто не обзывает.

Он улыбнулся, но Аня не обратила на это внимания. Её занимали совсем другие мысли. Степан не дождался ответа женщины и оставил её одну, медленно, немного неуклюже шатаясь, пройдя в комнату Стаса.

Аня чувствовала сильную усталость. Медленно, заторможено, она достала хлеб. Из холодильника извлекла колбасу. Почему-то долго её рассматривала, будто хотела увидеть в ней что-то аномальное. Не найдя ничего необычного, она взяла в руки самый удобный белый керамический нож и нарезала хлеб. Потом начала резать колбасу. Отрезав три куска, женщина отвлеклась на то, чтобы включить электрический чайник, проверив его работоспособность. Все электроприборы работали исправно. Лампочка на потолке светила не тусклее обычного. А за окном уже вовсю чернел поздний вечер. Степан был противен, но ей не хотелось отпускать его. Ей нужен был защитник. Эта ночь могла быть страшнее, чем предыдущая. А Степан, по всей видимости, ничего не боялся. Да и денег ещё не взял. А когда она ела в последний раз?

Полностью погрузившись в свои спутанные мысли, Аня, своим любимым ножом, медленно нарезала колбасу и заметила на белом лезвии небольшой чёрный волос. Она принялась пристально рассматривать его, пытаясь понять, мог ли он принадлежать ей, или это был волос чудовища.

Потом она будто очнулась. Телевизор работал всё также, но не было ещё одного звука. Стас больше не стонал, не плакал. Его вовсе не было слышно. Вряд ли он мог успокоиться так быстро, увидев, как незнакомый ему здоровенный мужик заходит в его комнату.

Аня бросила на стол колбасу и нож, и побежала в комнату мужа.

Там она увидела, как Степан держит за шею беспомощного Стаса, приподняв его с постели. Лицо Стаса было красным, глаза неестественно вываливались из глазниц.

Крепкий мужчина, увидев Аню, тут же бросил свою жертву на кровать, с видом, что он ни в чём не виноват.

– Это меня тварина попутала! – сказал Степан, переводя дыхание. – Ну и он орал, просто неприятно очень было…

– Мать свою ты также задушил? – неожиданно для себя спросила Аня.

– Ну… да, – по-детски смутившись, сказал Степан. – А что она обзывалась? Постоянно, одно и то же. Всю жизнь. Степан дурак, кретин, осёл, увалень…

Мужчина сделал шаг в сторону женщины, но та отпрянула в сторону, воскликнув:

– Не подходи ко мне!

– Я тебя не трону, – сказал Степан, глядя в глаза своей собеседнице.

– Отойди…

– Я просто хочу помочь, – сказал Степан и сделал ещё один шаг к Ане.

Женщина растерялась. Она слишком устала. Наверное, в глубине души она смирилась с ролью жертвы.

Степан воспользовался этим замешательством Ани. Одним ловким рывком он схватил женщину за рукав свитера, и с силой повалил её на кровать, прямо на её мужа, который был ещё жив: из его рта шла пена, его скрутило будто в приступе эпилепсии, сделав жёстким его тело.

Грязный и потный Степан свалился на них, подмяв под себя женщину. Под его весом было трудно сопротивляться, Аня не смогла даже вздохнуть, чтобы полноценно впустить в свои лёгкие воздух. Степан пытался расстегнуть её джинсы, но никак не мог справиться с застёжкой. Тогда он просто разорвал молнию.

– Отпусти! – простонала Аня.

Под ней тут же перестал дёргаться её муж, будто закоченев неудобной, чёрствой корягой, ничем не напоминающей тело человека.

– Ты должна мне заплатить хотя бы так! – промычал Степан. – Я же что-то сделал, я же пытался избавить тебя от тварины…

Аня сначала попыталась что-то сказать про деньги в кармане, но не смогла. Потом попыталась оказать сопротивление, и у неё это даже получилось, только совсем слабо. Но, по крайней мере, её барахтанье затрудняло попытки Степана стянуть с неё уже изорванные джинсы. Тогда мужчина ударил её по лицу своим огромным кулаком, сломав ей нос, из которого брызнула кровь, запачкав даже прикроватную тумбочку. Аня начала захлёбываться своей кровью, но это не сильно сломило её сопротивление. Тогда Степан попытался немного придушить её, как это делал не раз с теми, кто не хотел его внимания, но не до смерти, а до потери сознания. У него это начало получаться, Аня перестала сопротивляться. Тогда он одним рывком стянул джинсы до колен женщины, потом принялся расстегивать свои штаны…

В квартире погас свет, но Степан в порыве похоти оставил это без внимания, ведь перед ним была красивая женщина, которая сразу ему понравилась и которая изменила его жизнь, влюбив в себя, тварина такая. Её карие глаза заставили его убить мать, приехать сюда, перезахоронить другую тварину. Он думал, что Аня сама виновата, что не захотела добровольной близости с ним, хотя, наверное, стоило попросить по-другому, но теперь уже было поздно, да и не умел он по-другому…

Но Ане было всё равно на его чувства. Недолгое помутнение сознания рассеялось, но нового сопротивления она не оказала. От приступа боли внизу живота она даже не вскрикнула. Сейчас ей было важно не задохнуться от навалившейся тяжести тела Степана и не захлебнуться в собственной крови, которая заливалась в носоглотку, оставляя неприятный металлический привкус.

Женщина повернула голову на бок, увидела прикроватную тумбочку, пульт от телевизора, который продолжал вещать и оставался единственным источником света в комнате. Ещё она увидела, как беспомощно болтается её рука от движений, которые совершал Степан.

Но в этой же, беспомощно болтающейся, будто чужой руке, в какое-то необъяснимо короткое мгновение появился керамический кухонный нож с белым лезвием.

У Степана ничего не получалось, он злился, ругался, всё сильнее сдавливая грудную клетку Ани. Но женщина не думала об этом. У неё в руке был нож. Это было важнее. Этим было нужно суметь распорядиться.

И ещё кто-то пробрался в её мысли и требовал что-то сделать с помощью этого ножа. Этот кто-то был уже на грани её сознания, готовый переступить эту черту, чтобы заменить царя в голове несчастной женщины…

И Аня решилась.

Или уже кто-то чужой, более злой, решился на это.

Одним быстрым движением женщина вонзила нож в шею Степана. По самую рукоятку. Мужчина подпрыгнул, будто его ужалила пчела, быстро вытащил нож из шеи и вмиг захлебнулся собственной кровью, которой хватило и на то, чтобы перекрасить серую рубаху в тёмно-красный цвет.

Свет включился сам, когда Степан свалился с кровати на пол. Будто даже громче заработал телевизор, из динамиков которого раздался чей-то смех – вечерняя юмористическая передача сегодня как никогда изобиловала острыми моментами.

Женщина, тяжело дыша, поднялась с кровати. Беглым взглядом осмотрела комнату. Чудовищ поблизости не было. Степан лежал на полу, красный от крови. Даже белки его глаз были в крови. Стас лежал в неестественной позе, его будто вдавило в кровать. Его лицо тоже было забрызгано кровью, его глаза были открыты. Он был мёртв.

Под не прекращающийся громкий смех из телевизора, Аня, тяжёлыми, шаркающими шагами, прошла в ванну смывать с рук кровь и чёрные волосы, что обвились вокруг запястий. На мгновение в зеркале она увидела не женщину, а девушку, которая, несмотря на кровоточащий и распухший нос, была очень даже ничего. Очень даже ничего. Она была настоящей героиней. И, почему-то, уже не было страшно.

Волосы на запястьях были густыми, запутанными. Несколько длинных прядей удалось снять. Но почему-то выкинуть их в мусорное ведро, находящееся рядом с унитазом, Аня не решилась. Она обвила их вокруг шеи, и это ей показалось красивым. Аня улыбнулась.

Сзади неё стояла та чёрная тень из видения. Она была рада выбраться из небытия времени и набраться сил, окрепнуть, адаптироваться к миру людей, всё ещё оставаясь сгустком чёрной беспричинной злобы, у которой всё равно находились тёплые чувства к своей спасительнице. И Аня ощущала взаимный прилив симпатии, испытывая небывалый душевный подъём. Эта ночь перестала быть страшной.