Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 18. Часть 24. Родные

Документы у меня приняли, наступила пора вступительных экзаменов, которые в МИМО образцово-справедливыми не являлись.

Как выяснилось позже, некоторые из наших однокурсников вообще не сдавали экзамены, но об их поступлении договорились папы и мамы. Другие, ничего не ответив, получали пятерки. Третьи были зачислены, не набрав проходного балла.

Мой «блат» при поступлении в МИМО сводился к знакомому папы по фамилии Рубович. Это был молодой человек, женатый на дочери Председателя Госстроя РСФСР Приезжева. Он ранее отдыхал в Сочи, познакомился с папой и обещал оказать поддержку. На самом деле Рубович не имел соответствующих связей и помогал лишь в мелочах. Представил нас управляющему делами Госстроя, очень колоритному человеку по фамилии Цивин. Цивин возил нас с мамой по комиссионкам в поисках зимней одежды для меня (в моей предыдущей жизни в субтропическом Сочи таковая не требовалась). А Рубович сопровождал нас в МИМО, стоял на улице у двери с мамой (внутрь пускали только абитуриентов) и периодически повторял: «Здесь обучают лучшую молодежь, будущих лидеров СССР!» Однажды, заприметив, что Рубович проходит в метро по какой-то карточке, я полюбопытствовал, что это за пропуск. Рубович, напустив на себя важный вид, процедил:

– Это единый.

– А мне можно? – спросил я.

– Что ты! Это же только для членов Верховного Совета СССР.

Тем же вечером кто-то из москвичей объяснил мне, что единый – всего-навсего проездной билет на все виды транспорта. Имеется в свободной продаже. Тогда мы с мамой окончательно поняли, что на блат Рубовича, хорошего в принципе человека, надеяться не стоит. И мы вообще растерялись. Вокруг фланировали бывалые, уверенные в себе абитуриенты, которые шутили: «МИМО – мимо заграницы!» Один молодой человек, в будущем сокурсник, узнав, что я из Сочи, снисходительно похлопал меня по плечу и посоветовал: «Парень, у провинциалов здесь нет никаких шансов. Собирай манатки и айда домой, на пляж!»

Экзамены я успешно сдал, но в списках зачисленных в институт себя не нашел. В приемной комиссии объяснили, что я забракован медиками. Главврач института Л.К. Титкова подтвердила, что я не годен из-за слабого зрения, а также из-за того, что у меня неправильно оформлена медицинская справка. Насчет слабого зрения главврач лукавила, о чем я ей и заявил. Титкова принялась растолковывать:

– Видишь ли, после окончания МИМО тебя могут направить в страну с трудным климатом, в Африку, Азию. С твоим зрением туда нельзя.

– Как нельзя? – удивился я, – ведь у меня есть военный билет, а с ним государство имеет право направить меня в любую точку Земли, даже на Луну.

Титкова аргументацию отвергла и уступила только после того, как со мной, прорвав кордон охраны, в ее кабинет ворвался знакомый папы, член редколлегии журнала «Крокодил». Он пригрозил опубликовать фельетон в этом сатирическом издании, которого тогда побаивались даже самые большие начальники. А написать было о чем: парня без правильно оформленной медицинской справки и с якобы слабым зрением допускают к сдаче экзаменов, он их успешно выдерживает, после чего ему объявляют – не годен!

В конце концов после всех мытарств меня в институт зачислили. Возможно, учли должность папы – с мэром Сочи дружить выгодно.

А вот мою будущую жену Наташу, которая окончила московскую школу с золотой медалью и обладала блестящими знаниями по всем дисциплинам, взяли в институт только «кандидатом в студенты». Это означало, что ее могли отчислить после первой же сессии за недостаточно высокие оценки.

О поступлении Наташи в МГИМО, ее и моей учебе в этом институте подробно рассказано в томе 1 многотомника «Миг и вечность» (с. 65-212). Не буду здесь повторяться. Отмечу лишь следующее: после зачисления наш I курс факультета Международных экономических отношений собрали, чтобы объявить, кому какой язык учить. Словно предчувствуя свою судьбу, я сидел в зале и вслух, и про себя повторял: «Хоть бы не китайский, хоть бы не китайский!» К тому времени (1964 год) советско-китайские отношения и, главное, восприятие Китая в нашей стране окончательно испортились. КНР – бедная, отсталая страна со странными порядками и дурацкой пропагандой – почти никого не привлекала.

И надо же было такому случиться, что именно меня первым среди китаистов назвали. Зал немедленно разразился смехом, одновременно сочувствующим, издевательским и злорадным. Такой же реакции удостоились названные затем и другие новоиспеченные китаисты.

После китаистов объявили кореистов, в том числе Наташу. Зал эмоций не высказал, но зато приговоренные изучать этот малоизвестный и непопулярный язык сильно расстроились. Наташа в школе увлекалась индийской культурой и мечтала овладеть хинди или урду. И вдруг корейский! Все, что связывало ее с Кореей, – это подаренный в детстве пупс-кореец (он цел и поныне). И помнила еще эпизод из далекого детства, когда с бабушкой ехала в поезде по маршруту Москва – Баку. В одном из купе находились корейцы, и, поскольку на Корейском полуострове тогда шла кровопролитная война, все пассажиры их очень жалели.

Не только Наташа, но и остальные будущие корееведы стали таковыми поневоле. Причем один из них, Лев Макаревич, подал заявление на столь непопулярный китайский язык. Других заявлений на китайское отделение не было, тем не менее парню «влепили» корейский.

Мы с мамой с помощью Рубовича и ряда других знакомых нанесли визиты матерым синологам, работавшим в министерствах, научных учреждениях, органах печати. Все они обнадеживали: язык, мол, важный, перспективный, а в сочетании с изучением международных экономических отношений вообще сделает меня уникальным специалистом.

Учить китайский было непросто. Требовалась ежедневная многочасовая зубрежка. Но язык увлекал – уникальной письменностью, необычным произношением, богатством, замысловатостью. Вскоре мы, китаисты, уже посматривали на других студентов, особенно «западников», свысока: мы, мол, приобщаемся к таинствам и знаниям, которые вам и не снились. Подумаешь, какой-то там английский язык, его каждый дурак знает! «Западники», в свою очередь, относились к нам снисходительно, как к чудакам, неудачникам, забивающим свои головы абракадаброй и обреченным прозябать в обезумевшей от идей Мао Цзэдуна отсталой стране. Кореисты, как вспоминает Наташа, ничем не гордились, просто смиренно вкалывали. Корейский был не проще китайского.

В сентябре 1964 года, сразу после моего поступления в МГИМО, папа отдыхал в Крыму, в Мисхоре. Сохранились папины письма родным в Сочи. Вот они (с сокращениями).

3 сентября 1964 года

«Дорогая Аня, Анюта, Вика!

Вот уже определился курс моего лечения и отдыха, можно сказать акклиматизировался, сложилось впечатление о санатории.

Размещен я неплохо, в комнате один, спокойно, много сплю, отдыхаю и читаю. Помимо естественных морских процедур мне назначен массаж (как и в Кисловодске) и одна физиотерапевтическая процедура. Лечебная нагрузка, как видите, небольшая. Все остальное время использую по своему усмотрению. Просыпаюсь в 7:00 и иду к морю на зарядку, затем купаюсь и иду на завтрак. После завтрака принимаю процедуру и возвращаюсь к морю, загораю, купаюсь и читаю. И так до обеда. После обеда иду на прогулку вдоль дороги на Ялту или в противоположную сторону. После прогулки, которая занимает 2–2,5 часа, возвращаюсь и отдыхаю в палате до ужина. После ужина – кино, лекции, концерты.

Врач не рекомендует спать днем. Но я на первых порах не придерживаюсь этого совета. Сплю либо до обеда, либо часок-полтора после. Отсыпаюсь. Очень боюсь поправиться, потому много хожу и ограничиваю себя в питании. Еда в санатории меня вполне устраивает. Вообще я доволен санаторием и главным образом тем, что меня здесь никто не знает и не беспокоит.

Среди отдыхающих имеется только один мой знакомый – Дробышев, главный архитектор нашего края. Твоя знакомая из Мурманска (или Архангельска – не помню) сегодня уехала. После завтрака я долго был на пляже и изрядно загорел. Теперь нужно больше себя ограничивать в употреблении солнечных лучей. Вот я и описал вам, каково мое пребывание здесь.

С первого дня каждый раз, когда прохожу вестибюль, смотрю письма. Но, увы, их пока нет. Ты скажешь, что это нахальство, может быть, но так хочется уже получить от вас письмо. Ведь я оставил тебя в дороге. Как ты доехала? Довольна ли поездкой? Как дома? Очень скучаю за Анютой. Пиши мне подробно о ней. Как чувствует себя Вика? Что нового в Сочи вообще? Я очень жалею, что тебя нет здесь. Как было бы хорошо, Аня! Что известно о Жене? Как все-таки решился вопрос с квартирой у него? Ведь послезавтра начинаются занятия. Напиши мне подробно обо всем. Жене я сегодня также напишу письмо.

Коша! На этом заканчиваю. Обещаю тебе отпуск провести рационально и хорошо поправить свое здоровье для вас, моих дорогих.

Целую вас всех крепко, крепко.

До свидания.

Ваш муж, отец и дед. Мой адрес: Крым, Мисхор, санаторий «Сосновая поляна». Еще раз целую. Твой Петр»

7 сентября 1964 года

«Моя дорогая Анка!

Получил твое письмо (первое) и бандероль с красками. Очень благодарен тебе за внимание. Меня очень огорчило, что ты попала в шторм и тебя сильно укачало. К этому еще и грипп. Я надеюсь, что сейчас все уже позади и ты чувствуешь себя хорошо.

У меня все в порядке. Отдыхаю, купаюсь в море, принимаю процедуры, вечерами культурно развлекаюсь. За эти дни был на концерте Эди Рознера, Кобзона, симфоническом концерте, а остальные вечера – в кино. Между прочим, исключительное впечатление оставляет Кобзон. Меня это приятно удивило. Иногда у нас устраивают вечера танцев. На них я присутствую в качестве зрителя. Вначале меня приглашали на дамское танго (это когда дамы приглашают), но я сказал, что не танцую, и теперь меня уже не беспокоят. Позавчера ездил с отдыхающими санатория на экскурсию в Алушту, смотрели Воронцовский дворец, парк.

Вчера после обеда ходили с Михаилом Михайловичем (это зам. пред. Брянского облисполкома) на прогулку от Сосновой рощи до Ливадии вдоль Царской тропы. Я себя уже не считал способным на такие дальние прогулки. Ведь мы прошли около 10 км. Обратный путь проделали в такси. Я опасался, что на следующий день, т. е. сегодня, не подниму ног. Однако чувствую себя хорошо, а ноги не болят.

Сегодня после завтрака думал поехать в Ялту. Но поездку отменил, так как в горисполкоме начальства не было, сегодня появятся. Возможно, сегодня мне удастся с тобой переговорить.

Коша! Дорогая! Я очень и очень доволен отдыхом. Теперь чувствую себя совсем отдохнувшим и очень хочу домой. В Ялте уточню дату своего отъезда. Если не будет подходящего рейса теплохода, то вернусь самолетом. В следующем письме сообщу.

Лечение проходит нормально. Погоды стоят сказочные, но море после прошедшего шторма холодное. Вот, кажется, все о моем отдыхе и лечении.

Коша! Милая! Дорогая! Я с нетерпением жду дня, когда уже буду с вами. Вероятно, выеду 19-го. Ведь 23-го у нас сессия городского совета. Мне надо выступить с докладом. Нужно быть пораньше.

Как Анютка, что пишет Женя? Я от него получил только одно письмо.

Коша! Пиши, как ты себя чувствуешь, работает ли уже Вика. Что нового в Сочи.

Целую тебя крепко и нежно. Обнимаю тебя. Жду нашей встречи. Желаю вам благополучия, здоровья и счастья. Целуй за меня Анюту и Вику. Ну, еще раз целую. До скорой встречи».

9 сентября 1964 года

«Здравствуй, моя дорогая Анка!

Ты меня забыла. За все время я получил от тебя только одно письмо. Понимаю, как ты занята, но и при этих условиях можно найти время для внимания. Я не упрекаю, а прошу.

От Жени я получил уже второе письмо. Не могу нарадоваться. Он пишет письма лаконично и в то же время так полно и умно. В письме нет ни одного лишнего слова, которое можно было бы выбросить. Он все-таки большая умница.

Женя по-прежнему никак не выражает своего отношения к китайскому. Сам я до нашей встречи в Москве тоже, дабы его не расхолаживать, не хочу поднимать этот вопрос. Там, на месте, можно будет внимательно рассмотреть все за и против.

Женя пишет, что на следующий день он должен переехать к Аброскиной. Адрес мне сообщил. Написал ряд иероглифов. Ни на что не жалуется, скучает. Все мы когда-то расставались с родным гнездом, и нам эта скука понятна. Если все будет нормально, то до конца года я еще дважды должен побывать в Москве: в сентябре – октябре – по плану на 1965 год, в ноябре – по бюджету. С нетерпением жду этих поездок.

Коша! По моим данным, у Жени уже должны закончиться деньги. Он об этом ничего не пишет. Переговори с Беллой и выясни. Нужно, чтобы он завел себе сберкнижку.

У меня все обстоит благополучно. Вчера весь день был на анализах (вернее, сутки). С 9:00 вчера и до 9:00 сегодня. Брали анализы через каждые три часа (и ночью). Результатов пока не знаю. Видимо, завтра вызовут к врачу.

В море я купаюсь мало, так как вода холодная (18–19 °C). Читаю, рисую, лежу, сплю. У меня очень хороший сосед и собеседник. О нем я тебе уже писал. Был в Ялте, в горкоме КПСС (оттуда говорил с тобой), в горисполкоме. С отъездом еще не определился, так как точно не известно, когда и какие будут теплоходы. Завтра Степанов сообщит.

На этом заканчиваю. Желаю всей нашей семье полного благополучия. Большое спасибо за краски. Целую. Твой Петр»

11 сентября 1964 года

«Дорогая Анка!

Получил твое второе письмо, хорошее и подробное. Такое впечатление, словно я побывал дома. Большое тебе спасибо. Получил второе письмо и от Жени.

Коша! Я чувствую себя хорошо. Но уже очень скучаю по дому, по всем вам. Последние дни у нас стоят неважные погоды. Прохладно, периодически идут дожди. Вода в море – около 20 градусов. Купаюсь я ежедневно. Вернее, не купаюсь, а скорее, окунаюсь. В воде бываю не больше 4–5 минут.

Теперь у меня для заполнения дня, благодаря твоему вниманию, появилась еще одна процедура – рисование. К сожалению, закончились мои любимые краски для веселого летнего пейзажа. Сегодня закончил четыре картинки для письма Жене. Завтра напишу ему письмо. Это письмо я пишу вечером.

Ехать я решил теплоходом, но дата отъезда еще не определилась. Нет расписания. Но завтра, вероятно, будет уже известно.

Сегодня был у врача. Анализы хорошие. Но решили сделать еще один, вероятно, в понедельник.

Вчера посмотрел картину «Путь в высшее общество». Сегодня у нас вечер художественной самодеятельности. Пойду. Как видишь, культурой нас питают неплохо. Пропущенное в течение года здесь наверстаю.

Анечка! У меня, вероятно, не хватит денег. Поэтому, если сумеешь, вышли мне телеграфом рублей 20. Я знаю, что у тебя уже должны закончиться деньги, одолжи. Я приеду – отдадим.

Мне нравится твой вариант работы для Вики в электросети. Была ли ты уже у начальства? Если нет, пойди. Неужели Анюта еще не забыла меня? Я так по ней скучаю! Осталось 7–8 дней, и я буду у вас, моих дорогих и любимых. С нетерпением жду этого дня. Желаю вам здоровья, благополучия и счастья. Целую вас крепко. Целую тебя, моя радость, во все мои любимые точки.

До скорой встречи. Твой Петр

P.S. Коша! Жене я нарисовал очень удачную картинку. Попытаюсь повторить тебе ее. Обнимаю и целую еще».

12 сентября 1964 года

«Дорогая Анка!

Сегодня – необычный день. Во-первых, я получил от тебя очередное письмо. А таких дней не так уж много. Во-вторых, только что у меня были Потаповы. Они повторяют наш вариант, причем буквально. Дальше едут на той же «Латвии». Во время стоянки «Латвии» в Ялте они заехали в дом отдыха, где будут отдыхать, и ко мне. Этот дом отдыха находится рядом с моим санаторием. На обратном пути из Одессы прибудут 16 сентября, будут 2–3 дня моими спутниками.

Дорогая Коша! Я тебя понимаю и сочувствую. Ведь, чтобы вынести столько гостей, нужно обладать мужеством. Я представляю, что было бы с моим отпуском, если бы я отдыхал в Сочи. Значит, поступил правильно. Здесь хорошо отдыхаю, никто меня не беспокоит. Чувствую себя хорошо. Выгляжу свежо и, как мне кажется, даже помолодел, помолодел для тебя. С нетерпением жду встречи.

Давление у меня нормальное – 125/85. Шумов в ушах нет. Голова не болит, самочувствие прекрасное. Да, хочу тебе доложить, что сбросил 2 кг, это тоже неплохо. Делаю зарядку, много хожу, купаюсь.

Сегодня удивительно хороший день – тепло, солнечно. До обеда был на пляже. Уже неплохо загорел. Не хватает только вас, скучаю, но ничего, потерплю.

Анечка! Ты пишешь, что вопрос о переводе Жени в другую языковую группу нужно решать сейчас. Безусловно, но это не так просто сделать. Я не вижу такой возможности, по крайней мере до моей поездки в Москву. Характерно, что и Женя ничего об этом не пишет. Говорила ли ты по этому вопросу с К. Солнцевым? Спасибо за вырезку из газеты. Воронков мне тоже прислал. Говорит, что необычно большой наплыв отдыхающих в Сочи, объясняет моей заметкой. Я не думаю, но какую-то роль она, конечно, сыграла.

Коша! Милая! Нравятся ли тебе мои иллюстрации к письмам? Может быть, не стоит трудиться, хотя это для меня разновидность отдыха.

Коша! Я рад, что у вас все в порядке. Следи хорошо за собой, береги себя для меня, детей и внуков. Я так хочу повидать Анюту. Узнает ли она меня? Желаю вам всем от всей души большого счастья, крепкого здоровья, благополучия детям, успехов. Целую вас крепко, крепко. Дай еще раз поцелую тебя.

Коша! Я тебя прошу – сохрани газеты. Пиши, что нового в Сочи. Обнимаю тебя и целую. Твой Петрош»

15 сентября 1964 года

«Дорогая Анка! Итак, я выезжаю 18-го теплоходом «Крым». Отправляется он из Ялты вечером в 20 часов 20 мин. В Сочи будет 19-го. Время прибытия уточни. Путевка у меня до 20-го. Я хочу хотя бы день побыть с вами, так как 21-го мне уже на работу. Скучаю за вами чертовски и уже отдых не идет впрок.

Вчера после завтрака ездил в Ялту, был в горкоме, звонил Медунову (тебе должны передать). Был в порту, договорился о своем отъезде. После обеда ходил со своим соседом по Царской тропе до Ливадии, это около 9 км, обратно ехали на машине. После ужина ходили с ним в кино. Смотрели «Бабетта идет на войну». Картина мне понравилась. Я ее вижу впервые. Вот коротко и весь мой день.

Вчера в Ялте встретил директора сочинского мясокомбината. Он приехал отдыхать. Сегодня заедет ко мне. Сюда прибывает президент Индии. Размещаться будет на даче рядом с нашим санаторием. Увижу.

Чувствую себя хорошо. Думал, что после такой прогулки будут болеть ноги, но ничего. Очень хотел бы сбросить еще пару лишних килограммов. Занимаюсь зарядкой, регулирую питание. Вряд ли удастся. Но видит Бог, что я стараюсь вернуться к тебе окрепшим, загоревшим и даже помолодевшим. Чувствуешь, как я хочу, чтобы ты была довольна. Очень не хватает тебя. Но отъезд уже не за горами, потерплю.

Очень скучаю за Анюткой. Как она там? Как Вика, не пошла ли еще на работу? Я думаю, Коша, что с получением этого письма ты мне не пиши, так как письмо меня уже не застанет здесь. Очень жду от тебя письма. Сегодня жду. Я почти всегда отгадываю, когда ты его мне пришлешь.

От всего сердца (мне Женя написал это по-китайски) желаю тебе и всей нашей семье самого большого счастья, здоровья и всего, что только можно придумать хорошего. С нетерпением жду нашей встречи, которая уже скоро. Целую вас крепко, крепко. Твой Петр»

16 сентября 1964 года

«Моя милая, дорогая, любимая, хорошая Анка!

Как и ожидал, получил вчера от тебя письмо. Это письмо меня очень обрадовало. Я перечитывал его несколько раз. Чувствую, что ты меня по-прежнему любишь. Это самая большая для меня награда. Благодарю тебя, что ты так образно и ощутимо передала свои чувства. Я так не умею.

Золотко! У меня все в порядке. Вчера после обеда был у меня директор мясокомбината г. Сочи, просидели до ужина. Встречали президента Индии, который проезжал мимо нашего санатория. Вечером смотрел картину «За сорок минут до рассвета». Так себе. На море не был. Выполнял твои советы – берег себя.

Вечерами у нас уже прохладно, нужно надевать пиджак. Сегодня у меня «большой день» – по нагрузке. В 8:10 – анализ крови, 9:15 – массаж, 9:30 – прием у врача, завтрак, в 10:20 – электропроцедура. День сегодня обещает быть хорошим, теплым (до 26 °C), поэтому до обеда буду на море. После обеда буду читать. Сейчас у меня – рассказы Чехова и история заговора против Гитлера. За прошедшие дни прочитал четыре книги. Мало. Но ведь я рисую, а это все-таки тоже отнимает время.

Я уже писал тебе, что выезжаю 18-го, т. е. послезавтра. Билет еще не взял, буду брать в день отъезда.

Коша! Сейчас заходила врач, сказала, что последний анализ значительно лучше. Вот, видишь, а ты сомневалась. Дома нужно будет продолжить лечение и ликвидировать все имеющиеся «следы» белка.

Анечка! Милая! Очень скучаю за вами всеми. С нетерпением жду нашей встречи. Хорошо следи за собой, не перегружайся домашними работами. Я хочу тебя встретить счастливой, радостной и ждущей меня. Желаю тебе и всему нашему семейству самого большого счастья, радости в жизни, исполнения желаний и здоровья, здоровья и еще раз здоровья. Обнимаю и целую всех. Целую еще и еще. Твой Петр»

17 сентября 1964 года

«Моя дорогая Анка! Завтра я отбываю домой! Скоро будем вместе. Посылать по почте письмо нет смысла, так как я приеду быстрее и привезу. Целую тебя, моя ненаглядная радость, и жду встречи. Целую мой любимый рот, твои необыкновенные глаза и все остальное – такое дорогое и родное. Твой Петр»

* * *

Во время учебы в МГИМО мы сдружились с Наташей и у нас постепенно стал развиваться роман. События происходили, конечно, с участием наших родителей. Все это описано в томе 1 «Миг и вечность», тем не менее кое-какие моменты решил повторить здесь.

На четвертом курсе администрация МГИМО объявила, что нас, синологов, могут послать в Сингапур для овладения китайскими диалектами.

В те советские времена любая заграница воспринималась как что-то малодоступное, загадочное и очень привлекательное, а уж Сингапур! Сингапур был символом, самой большой вершиной экзотики. Туда редко кто из советских людей добирался, и об этом чудо-острове, затерявшемся в южных морях за тридевять земель от нашей Родины, судили по хватающим задушу строкам «в бананово-лимонном Сингапуре» из песни Вертинского «Танго “Магнолия”».

Вся наша группа вспыхнула эйфорическими ожиданиями. Но выяснилось, что поедут не все. Стажировка организуется по линии Государственного комитета по телевидению и радиовещанию СССР (Радиокомитета). Цель – подготовить дикторов и редакторов, которые впоследствии должны были вещать на враждебный Китай на южных диалектах китайского языка и добиваться тем самым подрыва единства КНР, стимулировать в провинциях оппозицию центральным властям. Радиокомитету требовались молодые люди с наилучшими лингвистическими способностями.

К тому времени я стал наиболее успевающим студентом по китайскому языку. Лев Макаревич, начавший учебу в МГИМО уже со знанием китайского, постепенно растерял преимущество и спустился в ряды отстающих. Но по результатам теста, проведенного в Радиокомитете, отобрали именно Леву и другого однокашника, Славу Духина.

Я порасстраивался какое-то время, но и успокоился. Тем более что мы с Наташей решили пожениться, так что Сингапур потерял для меня первоначальную привлекательность. А Лева со Славой начали подготовку к поездке, да так увлеклись, что запустили учебу. И завалили всю сессию, экзамен за экзаменом. Отвечали так плохо, что оставалось только диву даваться.

В результате этих событий меня вызвали к институтскому начальству и сообщили, что в Сингапур еду я. Предложили порекомендовать напарника. Выбрал Сашу Михневича, также одногруппника. Оформление командировки растянулось чуть ли не на целый год. В Сингапуре уже находилась первая группа советских стажеров, а нас троих – Сашу Михневича, меня и Мишу Белого (учившегося в МГИМО на курс старше) все «мариновали». То ждали сингапурские визы, то «зеленый свет» от Наньянского университета, где нам предстояло стажироваться, то не хватало «отмашки» от советского торгпреда на острове. Наша троица бронировала авиабилеты, выкупала их, затем сдавала, опять бронировала, и вся цепочка действий повторялась.

Мы с Наташей вначале хотели отложить бракосочетание до окончания сингапурской стажировки. Но устали ждать и вступили в законный брак 16 марта 1968 года. Выдержали летнюю сессию, отдохнули у моих родителей в Сочи. И вот ранней осенью нашу сингапурскую троицу вызывают на беседу в Отдел загранкадров ЦК КПСС. Предзнаменование того, что поездка все же состоится.

Дома я в этот период погрузился в приятное и полезное чтение. «Проглатывал» все, что только мог найти о Сингапуре, Юго-Восточной Азии в целом. Тема захватывала воображение, будоражила. Передо мной вставал необычный, загадочный, многокрасочный мир: малайские султаны, индийские купцы, арабские симбады-мореходы, китайские эмигранты, европейские колонизаторы, львы, пираты, людоеды, клады, гигантские ящеры, тропические цунами, войны, восстания, революции. И сейчас, много-много лет попутешествовав, тот мир по-прежнему кажется мне самым экзотичным, окутанным тайной, наполненным уникальными событиями, традициями, обычаями, нравами.