Мифологемы. Том 1. Громовержец и Змей

Есть и другие интересные примеры сюжетных трансформаций. Популярный миф о короле Артуре, в котором герой извлекает волшебный меч из камня и получает право власти, имеет множество сюжетных аналогов. Аналогичным образом Зигфрид, герой скандинавской поэмы «Сага о вельсунгах», извлекает меч бога Одина из огромной яблони. Скандинавский бог Тор может поднять молот Мьельнир, недоступный другим персонажам. Армянский герой Давид Сасунский поднимает неподъемную палицу мсырского царя, а воткнутое в землю копье осетинского героя Батрадза не могли достать его враги.

Аналогичная история случается и с индийским Рамой, и с греческим Одиссеем, которые смогли натянуть лук, недоступный другим смертным. При этом маловероятно, что один из перечисленных мифов является донором – скорее мы видим группу реципиентов, основанных неким неизвестным донором. И все реципиенты прошли свои трансформации – менялось оружие, его свойства и само знакомство героя с этим оружием.

Еще один хороший пример – библейский миф о штурме города Иерихон. Во время этого штурма, возглавляемого Иисусом Навином, евреи семь раз обошли вокруг стен города, в том числе семь священников, трубивших в трубы. После этого стены разрушились, и Иерихон пал[24].

Как ни странно, подобный сюжет есть в индонезийской Рамаяне. Но здесь мы видим куда более мирную версию. Во время свадьбы магараджи Раваны – главного антагониста эпоса – свадебная процессия совершает семь кругов по городу. Процессия сопровождается громкой игрой музыкантов, играющих в гонги, барабаны и флейты[25].

Предположительно оба мифа являются реципиентами одного донора – возможно, популярной в древности брачной церемонии. В библейском мифе процессия разрушает Иерихон, семикратно его обходя и играя музыку. В индонезийском мифе подобная процессия является свадебным обычаем, эта процессия под громкую музыку семь раз обходит город.

Наличие музыкантов в обеих историях словно подтверждает связь этих историй. Однако при этом мы видим значительную сюжетную трансформацию библейской версии, где свадьба превращается в похороны Иерихона.

Что интересно, накануне штурма Иисус Навин отправляет двух лазутчиков в Иерихон. Аналогично Равана отправляет двух вестников на небо, двух вестников в море и двух вестников в глубь земли – вестники должны были принести все имеющиеся музыкальные инструменты для свадьбы. Это, конечно, незначительная деталь, но тоже может иметь значение. В нашем исследовании все малозначительные детали в итоге могут иметь колоссальное значение.

Лингвистические мифологемы и их трансформации

Лингвистические мифологемы – мифологемы, связанные с именами, прозвищами или эпитетами персонажей, названиями городов или географических объектов, а также и других одушевленных и неодушевленных предметов.

Чаще всего лингвистические мифологемы представлены именами персонажей. Геракл, Артур, Рама, Кришна – имена героев тоже являются мифологемами, имеющими значение в определенных обстоятельствах. Ведь нередко имя того или иного героя повторяется в разных мифах.

Возьмем, к примеру, скандинавского бога грома Тора. Согласно Младшей Эдде, этого героя звали Трор, он был правителем Фракии и сыном троянского конунга Меннона. Этот Трор мог быть лингвистически тождественен греческому царю Тросу, основателю Трои, а также легендарному мидийскому царю Фраорту. Трор, Трос, Троя, Фраорт, Фракия – здесь мы говорим практически об однокоренных словах, т.е. о явной лингвистической мифологеме.

Следует также отметить, что Меннон, отец Трора, в свою очередь может быть отождествлен с Мемноном, троянским царевичем, защищавшим Трою. Словно угадывается, что мы говорим об одной и той же истории, рассказанной разными рассказчиками, которые что-то любили приукрасить или изменить.

Конечно, многие скажут, что лингвистические признаки не совсем уместно относить к мифологемам. Но раз уж в моей работе мифологемы являются информационным элементом, то и их лингвистическую форму можно допустить. На практике это значительно упрощает работу.

Лингвистические трансформации, или трансформации лингвистических мифологем, – это трансформации, в процессе которых происходит изменение имени, эпитета или прозвища какого-либо персонажа, названия одушевленного или неодушевленного предмета или географического объекта.

Данные трансформации были очень естественны для древнего мира, когда многообразие культур и народов сформировало много диалектов и акцентов. При передаче речевых элементов происходили естественные фонетические потери – слова искажались, теряли часть звуков и нередко приобретали совершенно иное звучание.

Многие буквы и слова меняются при заимствовании мифов, иногда «т» меняется на «ф», «а» на «и», но суть остается прежней. Мы убедимся, что многих персонажей мифов что-то объединяет, в том числе и их имена.

Даже сейчас можно обратить внимание на различие, например, греческого перевода Библии и еврейской книги Танах, где названия одних и тех же персонажей могут отличаться. Ной может превратиться в Ноя или Нуха, Сиф – в Шета или Шеда, Енох – в Аноша и т.д. В древних языках такие расхождения были нормой, что приводило к целым научным дискуссиям о связи тех или иных персонажей.

Нередко имена божеств старших культур вольно или невольно становились донорами для имен более молодых персонажей. Например, ведический бог неба Дьяус превращался в греческого бога грозы Зевса, хеттское божество Телепину – в греческого героя Телефа. При этом у таких «тезок» может не наблюдаться никакой иной связи – ни в сюжете, ни в атрибутах.

Иногда такое заимствование имен происходит комплексно. Например, авестийские божества заимствовали имена своих предшественников – ведических божеств практически без трансформаций. Заимствование коснулось и ряда названий вроде божественного напитка сомы. Для удобства отобразил такие зависимости в таблице 1.

Таблица 1. Лингвистические связи между иранскими персонажами и ведическими божествами.

Аналогичную картину мы можем увидеть и в Библии, где ряд персонажей явно получили свои имена в честь месопотамских и шумерских божеств. Замечания таких сходств не единожды публиковались различными авторами. Отобразим эти сходства в таблице 2.

Таблица 2. Лингвистические связи между библейскими персонажами и древними божествами.

Нередко во время лингвистических трансформаций донорами могли выступать названия городов или географических объектов. Или наоборот – персонажи давали своим имена тем или иным городам.

Так греческий бог подземного мира Гадес получил свое имя от названия города – финикийского Кадиса. Библейский патриарх Ной мог иметь отношение к Несу или Канесу – древнему городу Малой Азии. Иерусалим был назван в честь финикийского божества Шалиму, к нему относится и имя Сельм, встречаемое в Шахнаме. Библейский патриарх Тогарма аналогично мог быть связан с названием хеттского города Тегарама, здесь сложно сказать, кто лингвистический донор, а кто реципиент.

Больше всего повезло, пожалуй, шумерскому городу Эриду – корень этого названия наблюдается у имен следующих мифических персонажей – библейского Иареда, иранского Иреджа и греческой богини раздора Эриды.

Не исключено, что и названия городов заимствуют названия других объектов – так библейский мифический город Иерихон мог заимствовать свое название у шумерского города Урука, который в греческой версии, кстати, назывался Орхон. Ведь в действительности Иерихон так и не был найден – однако этим названием окрестили один из найденных археологами городов. Что, если мы имеем дело с миграцией мифа, приведшей к такой трансформации?

Корень может менять часть букв, звучаний, а может, наоборот, дополняться новыми словами. Например, Джемшид – имя одного из иранских мифических царей – представляет собой комбинацию двух корней – Джем (так же в некоторых формах читается как Джима или Йима) и Шид, что в свою очередь можно связать с такими именами, как Шет, т.е. библейский Сиф.

Традиция дополнять имена дополнительными названиями идет от эпитетов, которыми наделяли древних царей. К слову, эпитет мог вбирать в себя все что угодно, как личные качества царя, так и названия городов или объектов и даже божеств. Эпитеты царей также нередко выступали донорами для имен мифических персонажей, мы рассмотрим эти примеры в отдельной главе. А пока что перейдем к следующей мифологеме.

Образные мифологемы и их трансформации

Образные мифологемы – мифологемы, отвечающие за образы, признаки, атрибуты или дополнительные элементы персонажей или каких-либо объектов в мифе. К таким мифологемам часто относятся прилагательные части речи. Например, герой красивый, отважный, украшенный золотом и т.д.

Морская дева, лесной подвижник, небесный город – любые художественные и описательные образы мифов могут быть отнесены к образным мифологемам. Нередко, кроме образа, у них ничего и нет – ни сюжета, ни имени. Мы просто имеем изображение, которое также может заимствоваться и формироваться в мифе.

Пример образной мифологемы мы упомянули, когда описывали реку подземного царства. Как мы убедились, в мировой мифологии множество образов, связанных с этой рекой, и все они незначительно различаются. К образным мифологемам можно отнести и мифологемы божественного младенца или матери-земли, которые описывал Юнг. Эти образы обычно не связаны с каким-то сюжетом, хотя нередко грань между образными и сюжетными мифологемами весьма расплывчата.

Образные трансформации, или трансформации образных мифологем, представляют собой изменение образа, описания, изображения или формы какого-либо элемента мифа-донора при передаче его в структуру мифа-реципиента.

Образные трансформации достаточно распространены среди обликов божеств. Например, римский бог Юпитер почти неприкрыто скопирован с греческого бога Зевса. А Зевс являлся поздним реципиентом финикийского бога грозы Адада. У всех перечисленных божеств мы можем видеть ряд общих атрибутов – наличие бороды, изображение пучка молний и многое другое.

Другой пример. Образ мифического иранского царя-антагониста Зохака вполне может служить источником для таких существ, как трехглавый дракон Змей Горыныч из славянской мифологии или его аналоги. Дело в том, что Зохак представляет собой человека, из плеч которого торчат две ядовитые змеи.

Конечно, Зохак не единственный здесь представитель, можно вспомнить такого антагониста, как Равану, имеющего десять голов, и других персонажей. Не исключено, что оба образа являются лишь реципиентами одного неизвестного донора.

Впрочем, одна любопытная теория такого донорства есть. Возможно, образ Зохака был заимствован образом шумерского божества Нингишзиды. Это божество имело такие же атрибуты – из его плеч виднелись две рогатые змеи. Другой бог, Энки, имел похожие атрибуты на печати Аккада – только из его плеч исходили две струи воды. Т.е. образ Нингишзиды мог заимствоваться для образа Зохака, а тот, в свою очередь, для Змея Горыныча.

Часть таких трансформаций куда интереснее. Взять, например, христианский образ Григория Победоносца, сидящего на коне и поражающего змея. Корни этого образа идут из глубокой древности – вероятно, от угаритского божества Балу. Балу, согласно некоторым эпитетам, был подобен всаднику, восседающему на облаке и поражающему землю молнией-копьем[29]. Аналогичный образ присутствует и в культе фракийского всадника, а также в изображении Зевса, поражающего змееподобного Тифона, пусть в этом образе Зевс не представлен всадником.

Ряд образных трансформаций связаны с географическими объектами, описательный или художественный образ которых зачастую имеет общие черты. Примером может служить мифический остров Фемискира, который, согласно греческим мифам, населен воинственными женщинами-амазонками. Такой образ зачастую связан с ярко выраженными женскими образами и часто представлен аналогом некого рая и запретного царства.

Образ встречается во многих культурах и имеет свои адаптации. В кельтской мифологии это подводный остров морского бога Мананнана Мак Лира, а также мифический Аваллон, место обитания фей. В индонезийской Рамаяне существует аналогичный остров Индера Пуспа Варам, населенный женщинами-подвижницами. Лемминкяйнен, герой эпоса Калевала, также скрывается от врагов на некоем острове, населенном женщинами. Аналогично в греческой мифологии имеется явная альтернатива острова – остров нимфы Калипсо, пленившей Одиссея. Есть также предположение, что именно этот образ трансформировался в образ мусульманского рая, населенного вечно юными девственницами, – слишком заметные аналогии.

Пока сложно сказать, что послужило донором для такого острова – закрытые гаремы или существование некого матриархального культа. Но, так или иначе, остров играет какую-то роль в мифологии в качестве убежища для протагониста.

Ролевые мифологемы и их трансформации

Ролевые мифологемы – мифологемы, раскрывающие личность, идентичность или уникальность персонажей, а также роль персонажа в структуре мифа, в том числе и генеалогии.

На первый взгляд, эти мифологемы напоминают и образные, и сюжетные мифологемы, поскольку часто связаны с признаками персонажей или объектов и некоторыми функциями. Но есть основное отличие – ролевые мифологемы представляет собой скорее ядро самой личности персонажа, его «я», чем иные признаки.

Нередко в мифологии или литературе мы изучаем персонажей, основанных на каких-то реальных исторических прототипах. При этом имя мифического персонажа, как и его деяния, могут значительно отличаться от имени и деяний прототипа.

Но без имени, деяний и прочих признаков персонаж все же не является пустым местом, остается элемент его личности, его «я», а иногда и ряд дополнительных признаков, которые хоть как-то могут характеризовать персонажа. Именно ролевые мифологемы будут использоваться при поиске реальных прототипов персонажа.

Ролевая мифологема подразумевает и положение персонажа в генеалогической цепи. Многие крупные эпосы имеют достаточно массивные династии героев, и причастность персонажа к его положению в этой династии также является элементом его ролевой мифологемы. Например, в Библии Авраам родил Исаака, Исаак – Иакова и т.д.

По сути, каждый герой мифа обладает ролевой мифологемой, но не всегда это следует учитывать. Лишь тогда, когда в схожих мифах герои в результате трансформаций меняются ролями – например, антагонист следует сюжетной линии протагониста и т.д.

Ролевые трансформации, или трансформации ролевых мифологем, представляют собой смену ролей тех или иных персонажей при передаче мифологемы от источника реципиенту.

Ролевую трансформацию можно сравнить с перестановкой ролей артистов в театре. Скажем, по каким-то причинам артисты начинают передавать часть своих диалогов, действий, образов другим артистам, при этом меняя историю. При этом часть функций, скажем, протагониста отходит, например, антагонисту или иному персонажу – соратнику, возлюбленной и т.д.

В предыдущих главах мы приводили интересные сравнения двух героев – Ахилла и Арджуны. Оба героя при схожих условиях одерживают победу над антагонистом. Ахилл убивает Гектора, сильнейшего воина Трои. Арджуна убивает Карну, сильнейшего воина рода Кауравов.

Спустя какое-то время Ахилл гибнет от стрелы, попавшей в его пяту. Арджуна не гибнет подобным образом, но от стрелы, попавшей в пяту, умирает Кришна, друг Арджуны. Арджуна словно передает эту роль смерти от стрелы своему другу, возможно, изначально эта смерть предназначалась не Кришне. Можно предположить, что это не простые совпадения.

Рассмотрим еще интересный пример. Существует мусульманский миф о царе Соломоне и царице Билкис, под которой подразумевают царицу Савскую. Посетив дворец Соломона, царица приняла хрустальный пол «за водяную пучину и открыла свои голени», приподняв подол своего платья и попав этим самым в неловкую ситуацию[30].

Многие комментаторы Корана зачастую упоминают о том, что Соломон подстроил эту ситуацию намеренно, чтобы вывести Билкис на чистую воду, – по одной версии, под подолом она скрывала копыта вместо ног, по другой – просто волосатые ноги. В любом случае история окончилась тем, что Билкис покорилась Соломону и уверовала в Аллаха.

А теперь посмотрим на аналогичный сюжет в Махабхарате. Один из антагонистов эпоса – царь Дурьодхана – посетил дворец братьев Пандавов и при этом несколько раз угодил в неловкие ситуации, связанные с полом. Перепутав зеркальный пол с бассейном, Дурьодхана упал в воду в одежде. И наоборот, снял одежду и вступил на зеркальный пол, приняв его за бассейн, за что был осмеян[31].

Предположим, что оба мифа являются реципиентами одного донора. Сюжетной трансформацией назвать такие реципиенты можно с большой натяжкой, поскольку сюжет в обеих историях совершенно одинаковый. Так что лучше эту трансформацию указать как ролевую. Персонажи лишь меняются ролями – в одном случае опозоренной является царица Билкис, возлюбленная протагониста Соломона, в другом случае опозорился антагонист Дурьодхана.

Зачастую такая смена ролей связана с непринятием тех или иных образов в определенной культуре. Например, в чересчур патриархальной культуре могут быть неуместны образы женщин-воинов, и при заимствовании такие женщины передают свои роли другим персонажам.

Один из персонажей Махабхараты, возможно, является таким примером. Воин по имени Бхишма во время финальной битвы противостоит протагонистам – братьям Пандавам. Бхишму нельзя назвать антагонистом, наоборот, он очень любит братьев, которые являются его родственниками. Но без поражения Бхишмы выиграть братья не могут, а победить его практически невозможно. Есть лишь одна возможность такой победы – Бхишму может победить женщина по имени Амба.

Некогда Бхишма похитил Амбу, сорвав ее помолвку с женихом, за что был проклят ею. Возможно, изначально Амба должна была выступить в бою против Бхишмы. Но образ женщины-воина, по всей видимости, не был уместен для Махабхараты. Поэтому роль Амбы ушла воину Шикханди, который являлся реинкарнацией уже умершей к тому времени Амбы. Шикханди сыграл роль приманки в бою против Бхишмы, после чего тот был повержен Арджуной[32].

К ролевым трансформациям можно отнести и нарушения генеалогических цепей. Нередко мы имеем какую-то родословную персонажей, что часто наблюдается в Библии, Махабхарате, Авесте. Эта родословная копируется в другие источники – апокрифы или иные тексты, где можно наблюдать пропажу какого-либо персонажа из цепи или его смещение.

Часто крупные эпосы также предлагают две версии таких генеалогических ветвей, которые незначительно отличаются друг от друга. Например, две библейские ветви патриархов, существовавших до Потопа, – ветвь Каина и ветвь Сифа, – незначительно отличаются друг от друга. Мы имеем Еноха и Еноса, Каина и Каинана, Ирада и Иареда, Мехиаеля и Малелеила и т.д.[33] Такие трансформации можно назвать отчасти и лингвистическими. Как мы видим, грань между некоторыми мифологемами разных групп очень тонка.

Следует отметить, что трансформации генеалогических линий, в некоторых случаях являются разновидностью структурных трансформаций, о которых мы поговорим позднее.

Информационные мифологемы и их трансформации

Информационные мифологемы – мифологемы, отвечающие за произнесенные или написанные персонажами в мифе тексты, фразы. Другими словами, эти мифологемы отвечают за информацию внутри информации. Эти мифологемы наименее важные в данной работе, но все же имеют определенное значение.

Примером информационной мифологемы, скажем, могут являться священные заповеди, например, «не убей», «не укради». Эти заповеди библейский Моисей явил еврейскому народу от имени Бога.

Мы можем встретить подобия этих заповедей в других культурах. Египтолог Джеральд Месси проводил аналогии заповедей Моисея с египетской Книгой мертвых – сборником ритуальных гимнов, посвященных приготовлениям к загробной жизни[34]. Так библейская заповедь «не убий» тождественна египетскому тексту Книги Мертвых «я не убийца», заповедь «не укради» тождественна «я не содержал кражи» и т.д. Нечто подобное мы можем наблюдать в религиозных гимнах Индии и заповедях Авесты.

Информационные трансформации, или трансформации информационных мифологем, – это трансформации, при которых происходит изменение информационных материалов мифа – писем, реплик персонажей при передаче мифологемы от источника к реципиенту.

Фразы, письмена и другие подобные элементы мифа так же могут передаваться и трансформироваться. Хорошим примером такой мифологемы может служить библейская притча об Иове.

Иов, богобоязненный и непорочный человек, был однажды испытан Богом по просьбе Сатаны. Сатана считал, что вся праведность Иова исчезнет с исчезновением его богатства. Бог дает разрешение на это испытание, но не позволяет сатане трогать душу Иова.

Сатана забирает у Иова все его богатство, детей и слуг, а впоследствии наслал на праведника проказу. Иов был вынужден покинуть город и сидеть за его пределами в пепле и навозе. Во время беседы со своими друзьями Иов неоднократно жалуется на свою жизнь, но при этом не отворачивается от Бога. За свою твердость Бог вознаграждает Иова и возвращает ему все, что он потерял[35].

Есть предположение, что история Иова – реципиент старой вавилонской поэмы, называемой «Поэмой о невинном страдальце». Открытие этой поэмы и установление связи с библейским сюжетом – заслуга американского археолога Самюэля Крамера[36]. В поэме некий человек тяжело заболевает, но при этом не отворачивается от бога Мардука и богини Царпанит. За это Мардук, согласно одному из комментариев поэмы, избавляет страдальца от болезни и рабства.

Речи Иова и вавилонского страдальца слишком похожи и могут использоваться для демонстрации информационной мифологемы. Некоторые фразы мы приведем для сравнения.

Как мы видим, ряд реплик Иова представляют собой более сложные трансформации фраз вавилонского страдальца. Это не единственные совпадения, и при необходимости можно найти их куда больше.

Есть также предположение, что некий реципиент поэмы о вавилонском страдальце присутствует и в Махабхарате. Так называемая повесть о Савитри, возможно, является уже сюжетной трансформацией вавилонской поэмы. Приводить текст повести я не буду, при желании читатель сам может ознакомиться и поискать совпадения.

Другими словами, информационные трансформации – пусть малозначительные, но все же важные элементы исследования мифа, к которым иногда приходится обращаться.

Географические мифологемы и их трансформации

Географические мифологемы – мифологемы, отвечающие за географические признаки мифа, в том числе названия городов, стран, географических объектов вроде гор, озер, рек, океанов и многого другого.

Мы знаем, что библейские события преимущественно связаны с Палестиной – городами вроде Израиля, Иерихона и т.д. Аналогично события Махабхараты и Рамаяны связаны с древними индийскими городами вроде Двараки, Айдохья, с рекой Ганг. События финикийских мифов были связаны с Тиром, Библом, горой Цапану. В каждой культуре есть свои священные места, города, которые становятся местом событий.

Географические мифологемы включают и различные признаки вымышленных объектов, связанных с событиями мифа. Кельтский Аваллон, Атлантида, гора Меру – все эти места также явно мифичны, но при этом могут иметь какую-то реальную основу.

Географические мифологемы могут иметь какие-то общие признаки. Божества часто обитают на неких реальных или вымышленных горах вроде Олимпа, Синая или Меру. Антагонисты божеств пребывают в нижнем мире – Аду, Тартаре или царстве бога Ямы. Эти признаки подтверждают, что мы имеем, скорее всего, с одними и теми же мифологемами, прошедшими трансформации в разных культурах.

Географические мифологемы не стоит путать с лингвистическими мифологемами, где аналогичным образом могут быть указаны названия тех или иных объектов. Впрочем, как мы видим, мифологемы разных групп могут перемешиваться между собой, и иногда сложно найти четкую грань между ними. В этом случае принадлежность приходилось давать чисто интуитивно. Тут уместно вспомнить шумерский город Урук, называемый греками Орхоном. Этот город мог «сместиться» в географическом пространстве в Палестину и получить название Иерихон.

Географические трансформации, или трансформации географических мифологем, – разновидность трансформации, которая наблюдается во время «миграции» мифа, когда миф теряет изначальные географические ориентиры и привязывается к новым точкам.

Именно географические трансформации значительно осложняют поиск источника мифа. Вместе с переселенцами-мифотворцами перемещалась и сама история – привязывалась к новым объектам и становилась историей местной. Можно уверенно утверждать, что 90% мировых мифов так или иначе «сместились» в географическом пространстве, потеряв изначальные ориентиры.