Этот камень оставила AnGel

– Ты знаешь его? – спросила Кирстен, раздевая его взглядом. – Не знала, что у нас такие водятся. Наверняка новенький из баскетбольной команды Стенли.

Эна наморщила лоб.

– Это друг Сэта, Коннор. Он нас вчера познакомил. Видимо, тоже здесь учится.

Кирстен скептически сжала губы.

– Думаю, тут не обошлось без Сэта. Он приставил его шпионить за тобой.

– Не мели ерунду. Он идет сюда, – резко прошептала ей Эна, толкнув в бок.

Коннор подошел к их столику.

– Привет, Эна.

– Привет. Ты тоже учишься здесь?

– Да, недавно перешел из Йеля изучать юриспруденцию.

Кирстен поперхнулась кофе.

– Из Йеля?! Ничего себе!

Эна злобно на нее посмотрела, недовольная восторгом Кирстен. Ей не понравилось, что ее ближайшая подруга уже при первом знакомстве выражает такой интерес к другу Сэта. Кирстен посыл уловила и тут же сконфузилась.

– Ну, в общем, ничего особенного. Мой папа терпеть не может Йель. Говорит, там полно понтов и…

– Какой мейджор5 планируешь брать? – решила вклиниться в разговор Эна, понимая, что подруга, несмотря на старания, не справляется с возложенной на нее задачей.

Коннор, не уловив их тайных сигналов друг другу, немного замешкался. Он больше любил, когда выражаются открыто и понятно и не умел читать между строк.

– У меня уже есть степень бакалавра по праву. Сейчас иду в магистратуру по финансовым контрактам. Говорят, здешний университет лучший по этому профилю.

Эна пожала плечами и уставилась на подругу, которая до сих пор не могла прийти в себя от того, что сейчас услышала.

– Ничего в этом не смыслю. А ты, Кирст?

Кирстен раскрыла рот, но так и не смогла вымолвить что-то членораздельное. Двадцатидвухлетние высоченные красавцы, идущие в магистратуру по финансовым контрактам, ей еще не встречались.

Коннор взглянул на учебники на столе.

– А ты что решила брать?

Он пролистал несколько страниц ее учебника.

Эна недовольно вздохнула.

– Правовые исследования и написание6.

Она заметила, что он что-то изучает, и сразу напряглась.

– На что это ты там уставился?!

Коннор быстро закрыл учебник. Оттуда вылетел ее доклад-рассуждение по теме «Фактум – стиль написания и устные аргументы». Оценка была неудовлетворительной.

Коннор, заколебавшись, поднял листок с пола.

– Я не знал, что это было внутри.

Эна закатила глаза.

– Не важно. Оставь все как есть.

Она запихнула в рот сразу несколько картофельных чипсов и повернулась к нему спиной, показывая всем телом, что больше не хочет продолжать разговор.

Коннор осторожно вложил листок в учебник и положил его на стол.

– Может это не мое дело, но, по-моему, оценка занижена. Ты правильно излагаешь, просто надо придать своим рассуждениям художественный стиль и эмоциональную окраску. Преподаватели не любят когда с пренебрежением относятся к фактуму. Тут немаловажную роль играют ясность и отсылка к чужому и собственному опыту.

Эна недоверчиво посмотрела на него.

– Спасибо.

Коннор вежливо пожал плечами и отошел, как его тут же окликнула Кирстен.

– Слушай, если ты так хорошо разбираешься в письменном изложении фактумов, может, поможешь тогда?

Эна поперхнулась от неожиданного предложения подруги.

Кирстен, не обращая на нее внимания, слезла со стола и подошла к Коннору.

– Если Эна не исправит оценку, она провалит сессию. Семестр уже подходит к концу, а этим сочинениям конца и края нет.

Коннор молча посмотрел на Эну, ожидая ее реакции. Она отложила чипсы, не выдержав его взгляда в упор и невинной улыбки. Ей показалось, что этот парень уже знает, что получит отрицательный ответ и бросает ей вызов.

– Ладно, может быть, мне понадобится помощь. Я подумаю, – пренебрежительно бросила она, пытаясь скрыть неловкость.

Коннор подошел к столу и снова открыл ее учебник. На странице с сочинением он написал свой номер телефона.

– Позвони, если надумаешь.

Кирстен, улыбаясь, расставила руки по бокам.

– Вот и отлично.

– А сочинение действительно идейное. Что-то в нем есть, – внезапно бросил Коннор через плечо.

Кирстен в предвкушении потерла руки.

– В нем тоже что-то есть. Тебе так не кажется? – прошептала она подруге.

Эна нервно изучала свое сочинение.

– Думаешь, он серьезно хочет помочь?

Кирстен пожала плечами.

– Он друг Сэта. Следовательно, он не относится к тем придуркам, которым просто нужен повод, чтобы заманить девушку в постель. Да ему это и не нужно. Думаю, у него тут уже масса поклонниц.

Эна посмотрела ему вслед, заметив, что практически все девушки оборачиваются в его сторону. В дверях его встретил Сэт. Он обнял его за плечи, смеясь, и придвинул к себе.

Кирстен заметила ее взгляд, и ее внезапно осенило:

– Слушай, а не тот ли этот друг, о котором Сэт как-то говорил? Друг детства из Нью-Йорка, с которым они были не разлей вода. Потом после смерти матери тот уехал вместе с отцом в Чикаго.

– Понятия не имею. Вообще впервые слышу эту историю.

Эна отложила изложение в сторону и взяла со стола учебники.

– Если это так, то думаю, мне все-таки стоит ему позвонить.

– Умничка! – засияла Кирстен. – Наконец, ты поняла к чему я клоню.

Глава 3

Эна относилась к типу людей с двойственной природой. Глубоко внутри нее сидел чистый, наивный человек с богатым внутренним миром, полный идей, духовной нравственности, разума и морали. Эту природу она тщательно оберегала и прятала от посторонних глаз, показывая обществу свою изнаночную сторону, состоявшую из нетерпимости к людям, не разделявшим ее точку зрения и этические принципы, мстительности и расчетливости. К людям она относилась с крайним недоверием, считая, что каждый из них действует только в своих интересах. Это был крайне чувствительный ребенок, еще не состоявшийся взрослый, так как она не знала жизни и, что еще печальнее, не знала, каково это – когда тебя любят. Недоверие к окружающим было всего-навсего защитой от подорванного доверия к миру и травмы отвержения, которую она перенесла в детстве.

В семь лет родители отдали ее на воспитание бабушке, плотно занявшись своей карьерой, при этом оставили старшего сына, чем нанесли Эне первый болезненный удар. Они так и не научились обсуждать свои поступки в кругу семьи, поэтому Эна не знала, каково это – говорить о своих чувствах. Эмоциональная холодность родителей была невыносима, и свою боль Эна выплескивала в отрицательные эмоции, чтобы как-то привлечь их внимание. Бабушка всячески старалась утешить ее, привив ей веру в значимость каждого человека. Когда Эне было восемь лет, в балетной школе, где она обучалась танцам, шла постановка «Золушки». Ей досталась роль вредной сестры Анастасьи. Она отчетливо помнила свое разочарование и обиду. Не умея скрывать свои эмоции, она открыто выражала зависть и злость.

В тот вечер Теона, укладывая ее спать, рассказала ей свою интерпретацию сказки. Нет, в ней принц не влюбился в сводную зловредную сестрицу на балу, но чистая любовь принца к Золушке перевернула что-то в душе у Анастасьи, и она решила помочь им. Она выкрала туфельку, которую мачеха припрятала, и передала ее принцу, сообщив, что Золушка – ее сестра, и ее удерживают дома против ее воли. Принц взглянул на храбрую девушку другими глазами. Он женился на Золушке, влюбившись в нее с первого взгляда, но поступок ее сестры произвел на него неизгладимое впечатление.

– Вот видишь, моя дорогая, каждый человек значим и уникален. Бог с рождения наделяет его добрым началом. А дурного он набирается от общества и воспитания.

– Все в школе говорят, что я злая – неожиданно изрекла Эна, повернувшись на бок.

Бабушка погладила ее по спине.

– Нет, детка, ты не злая. Это просто эмоции. Они появляются и уходят. Даже у розы есть шипы.

Эна давно свыклась со своими шипами. Как только она пошла в среднюю школу, она уже решила для себя, что единственный способ скрыть свои недостатки от окружающих – оградить себя от общения. Но это не помогло. В подростковом возрасте она испытала на себе отношение одноклассников к тем, кто самоизолируется. Она так и не смогла полностью оправиться от унижений. Ей оставалось только одно – мстить своим будущим обидчикам. Даже тем, кто еще ничего ей не успел сделать. Мстить сразу, пока те не успели причинить ей зло. Действуя так, она часто вела себя не лучше, чем ее обидчики в школе, и за это в душе ненавидела себя, но уже ничего не могла с собой поделать. Чем больше она жила в этом мире, тем больше ее тянуло вниз, в эту бездну, где, чтобы не получить пинок, надо ударить первым. Так она и сражалась с первого дня в университете, борясь со всеми и втайне ненавидя себя за это.

Когда она впервые в жизни влюбилась, ее это просто сбило с ног. Это рушило всю ее защиту. Все перевернулось вверх дном, и она уже не знала, как управлять собою, как надо действовать. Атаковать она больше не могла, так как таяла, как масло на сковороде, стоило Сэту только взглянуть на нее. Эна чувствовала, что делает все неверно, что играет не по своим правилам и что не может себя защитить рядом с ним. Она пыталась бежать от этой любви, но не получалось. Она была слишком слаба, чтобы бороться. Сейчас же, напротив, она почувствовала прилив сил, как будто нашла решение, как быть ближе к Сэту, как попасть в его круг. Лежа в постели, она долго вертела в руках свое сочинение с номером телефона Коннора в уголке листа.

На следующий день она уже сидела с ним в уютном заведении студенческого городка, которое славилось среди любителей кроссфита своим здоровым питанием.

Эна зачарованно смотрела на финальную презентацию на своем ноутбуке.

– Это просто невероятно! Получилось очень здорово.

Она с удовольствием подняла со стола свой бокал со смузи и откинулась назад, наслаждаясь хорошо проделанной работой.

Коннор одобрительно кивнул, складывая в папку их черновые работы.

– Ты хорошо потрудилась. Честно говоря, я бы и первую работу оценил. Просто она немного…

– Да ладно! Говори, как есть. Она пустая. Я даже не заморачивалась над ней.

Коннор едва сдержал улыбку.

– На самом деле, я хотел сказать «небрежная», но, если ты любишь неприкрытую правду… – он рассмеялся.

Эна посерьезнела.

– Да, я люблю говорить правду и слушать тоже, хотя она отдаляет людей, – она задумалась. – Я не всегда так плохо пишу, просто тогда мои мысли были далеко, – она осеклась, вспомнив о бабушке.

Коннор облокотил руки на стол и уперся в них подбородком.

– Думаю, тебе здесь нелегко.

– С чего ты взял?

– Слышал, что тогда произошло в баре, как раз перед тем как Сэт нас представил.

– А, ты про это, – пожала плечами Эна, сделав безразличное лицо.

– Когда проучишься здесь хотя бы месяц, поймешь, что многие студенты здесь помешаны на игре на публику. Это их заряжает.

– Правда? Буду бдителен.

– Да уж, – пробубнила она себе под нос, – никто не хочет быть посмешищем, но когда ты уже повелся на провокацию со стороны, у тебя есть два пути: либо превратить все в шутку и рассмеяться со всеми, либо ответить тем же.

– Ты так думаешь?

– Да, – быстро ответила она. – А ты разве нет?

– Не знаю, – осторожно начал он. – Наверное, если ты не уверен в себе…

– Ну да, конечно, – скептически усмехнулась она, барабаня пальцами по столу.

Коннору показалось, что она осталась неудовлетворенной его репликой. – Это всего лишь теория. Взгляд на проблему со стороны.

– Только не говори, что с тобой никогда так не поступали.

– Да нет. Поступали, конечно. Только это было в детстве.

– А как же Сэт?

Коннор взглянул на Эну. Она была напряжена. Детское лицо сразу оживилось, на лице появился румянец, а карие глаза гипнотизировали. Рассуждения Сэта о «манипулятивных приемах Энджел» не давали ему покоя. Ее взгляд отличался от всех. Так смотрит спортсмен на состояние мячей, прежде чем решить для себя, продолжить игру именно с этим, или утилизировать его, признав непригодным.

– Ты имеешь в виду провокации с его стороны? – собрался он, выдержав ее взгляд. – Меня его провокации мотивируют. Иногда, правда, они бывают не к месту. Вот однажды мы пришли уставшие после спортзала, а ему вдруг пришла идея съесть лазанью. Ну, я как бы в еде не особо прихотлив. Лазанья, так лазанья. Идем, говорю, в ресторан. День уже клонился к вечеру, а я с утра ничего не ел. А он гоняет меня в конец города, дескать, там она вкуснее.

Эна рассмеялась, откинув голову. И это была отнюдь не защитная реакция, не игра на публику. Это были ее реальные, позитивные эмоции, впервые за долгое время.

Эне нравилась компания Коннора. Он был веселым, разговорчивым парнем, который умел поднять настроение и ничего не требовал взамен. Самое приятное было в нем то, что он был ненавязчив. Она могла не звонить ему несколько дней, а потом просто подойти и поздороваться с ним на лекциях. Сам он не подходил и не начинал разговор первым. Еще ни разу он не отказал ей в обществе, встретиться где-то, помочь с докладом или поужинать вместе, сходить в кино. Однако Эна со временем начала ловить себя на мысли, что их отношения заходят в тупик. Она совершенно не понимала, что он думает о ней, какова его конечная цель их общения. Это было странно. Ее не влекло к нему как к парню, да и другом она могла назвать его с натяжкой, так как редко изливала ему душу. Наверное, он просто был для нее прекрасной картиной в музее, на которую ты иногда идешь посмотреть, чтобы отвлечься, набраться позитива и созерцать что-то прекрасное и не от мира сего. Она звонила ему в дни одиночества, когда ей нужен был человек не из ее общества. Порой она вообще не говорила, а просто слушала его, а бывало такое, что она его даже не слушала, а просто наблюдала за движением его рук, губ, как он смущенно порой отводил глаза, когда ее долгий взгляд казался бестактным.

«Он так же одинок, как я» считала она, "только более открыт для общения, мира и людей».

Узнав, что он записался на курс конституционного права, она записалась туда же, чтобы ей было легче заниматься с ним и закончить семестр.

Коннор отлично учился. Он никогда не был в тени, даже когда не принимал участие в дискуссии профессора со студентами. Его присутствие было заметно, так как в аудитории ректор обязательно должен был обратиться к нему, чтобы узнать его мнение по теме и курсовой. Зачастую он сидел на лекциях, подавшись вперед и упершись подбородком в ладонь, внимательно слушал, что происходит вокруг. То же происходило при общении с Эной, когда они обсуждали что-то, и это свойство всегда восхищало ее в нем. То, что он никогда не уставал слушать.

Эна, улыбнувшись, слушала о его доводах и рассуждениях на лекции, лениво скрестив ноги и почти развалившись на стуле. Она напечатала несколько идейных предложений на своем лэптопе и взглянула на Коннора еще раз. Он сидел в такой же позе, что и раньше, задумчиво постукивая карандашом по столу. Заметив ее взгляд, он невольно улыбнулся ей в ответ, но, как обычно, смущенно отвернулся и постарался закрыть лицо ладонью, опершись на нее щекой.

– Что у вас происходит? – нахмурившись спросила ее Кирстен, застав ее врасплох в общественном туалете. Эна уставилась на свое отражение в зеркале и недовольно вытащила из сумки губную помаду сливового цвета.

– У кого? – притворилась она дурочкой.

– Не смеши меня. Думаешь, окружающие не замечают ваш постоянный флирт то тут, то там?

Эна равнодушно накрасила губы в два слоя и вздохнула.

– Окружающие – это кто? Ты, да и только.

– Не скажи. Меня уже три человека спросили о ваших взаимоотношениях. Правда, их больше интересовало, свободен ли Коннор.

– Для меня это не новость, – пожала плечами Эна. – Этот лакомый кусочек здесь уже три месяца и до сих пор ни с кем не замутил. Странно только почему все спрашивают об этом тебя, а не Сэта. Он-то лучше осведомлен о сексуальных предпочтениях своего друга.

– Признайся, что ты тоже на него запала!

– Я не имею привычки признаваться в том, чего не самом деле нет. Он не заинтересован, а тот факт, что я считаю его красивым, вовсе не означает, что я влюблена.

Кажется, подруга ей поверила, по крайней мере, ничего не говоря, она отошла в кабинку. Эна, воспользовавшись ее отсутствием, расслабилась и принялась заправлять майку в свои широкие рваные джинсы. Кирстен вышла, поправляя на ходу чулки.

– Может, он гей? – предположила она, не унимаясь.

Эну это сразу повергло в ступор. Странно, ей никогда бы это в голову не пришло. Возможно ли это? Она отогнала эти мысли. Не стоит сразу навешивать ярлык на человека.

– Он не гей. Думаешь, стал бы Сэт жить с ним вместе тогда!

– Успокойся, просто действительно интересно. Он не рассказывал, может, у него осталась пассия в Чикаго?

– Ради Бога, – устало пробормотала Эна, – мы не обсуждаем личную жизнь.

– Но ведь ты иногда интересуешься у него, что у Сэта с этой Эйприл? Слышала, он на днях купил ей брошь за семьсот баксов, можешь себе представить? Я имею в виду, он всего-то три недели как встречается с ней.

Эна сжала губы.

– Откуда такая инфа? Ты что, влилась в его компанию?

– Я просто хотела взять в долг у Донны на риталин. Она-то мне и рассказала об этой сучке Эйприл.

– Сумасшедшая… Не обсуждай это здесь. Меня могут исключить из-за твоих штучек.

– Послушай, детка, – вызывающе подняла голос Кирстен, – не строй из себя святую. Ты сама накануне просила денег в долг, хотя твои предки…

– Замолчи! Ни слова о предках, ты слышишь?

Эна нервно бросила помаду в сумку и вышла из туалета. Она выбежала из здания университета, не в силах больше сдерживать слезы. Ее душили горечь и обида, а еще непонимание. Хотелось кричать. Дрожащими руками она достала из рюкзака телефон и позвонила Коннору.

Когда он появился за углом, ее уже начало трясти. Она подбежала к нему, застав его врасплох.

– Что случилось? – встревоженно взял он ее за плечи. – Ты в порядке?

– Коннор, послушай. Я хочу кое-что сказать. А ты должен просто выслушать. Пожалуйста, не спрашивай ни о чем и никогда не вспоминай то, что я сейчас скажу.

Он настороженно оглядел улицу за ее спиной.

– Окей, – взволнованно прошептал он, посмотрев ей в глаза. Только сейчас он заметил несколько смешных веснушек на ее лице, но в глазах ее пылали искры тревоги и решимости. Губы были, как всегда, растянуты уголками вниз.

Она заговорила только в парке, когда они уселись на скамейку.

– Ты даже представить не можешь, каково быть Эной Геллано. Я иногда так хочу проснуться кем-нибудь другим, только бы не быть связанной с этой фамилией. Ты знаешь, что Геллано в переводе с итальянского означает «замерзшая»? – она досадно фыркнула, разглядывая носки своих ботинок. – Хм, иронично, когда фамилия так вживается в твою натуру. Моя душа будто глубокий замороженный колодец, но стоит только просунуть руку – лед тает, превращаясь в талую воду. А я не хочу быть водой в колодце. Туда часто плюют и бросают мусор.

Коннор беззвучно рассмеялся. Эна любила использовать сравнительные обороты. Со стороны это выглядело забавно, но только не для нее. Она была серьезна, как всегда.

– Только и слышу «твой брат окончил университет с золотой медалью, а ты валяешь дурака», «мы вкладываем в тебя целое состояние, а ты, бесстыжая, бродишь с шайкой конченых ублюдков!» Ну, может, эта шайка – единственные, кто воспринимает меня такой, какая я есть!

Она тяжело задышала, смотря куда-то в сторону.

– Мне просто некуда идти, понимаешь? Я не приспособлена к обычной жизни. Иначе я бы бросила все к черту. Сердце подсказывает, что я не выдержу, если проучусь здесь еще год, но разум говорит, что, бросив все и уйдя в никуда, я сломаюсь.

Она посмотрела на его сосредоточено вдумчивое лицо.

– Ты, наверное, считаешь меня избалованной неврастеничкой, бесящейся с жиру.

Она горько рассмеялась и вдруг почувствовала его ладонь на своей руке.

– Нет. Но почему ты считаешь, что быть водой плохо? Есть знаменитое философское изречение: вода – самое мягкое и слабое существо в мире, но в преодолении твердого и крепкого она непобедима.

Эна скривилась.

– Непобедима? – она задумалась. Голос ее задрожал. – А чем это лучше? Быть непревзойденным, непобедимым. Эти люди лишь более одиноки.

– Ты не одна.

– Одна. Ты не понимаешь, ведь у тебя есть друзья, масса поклонниц. Знаешь, каково это, когда ты… – она запнулась и повернулась к нему.

– Вряд ли ты когда-нибудь был влюблен без взаимности.

Коннор почувствовал, как кто-то подвесил гири к его ногам и плечам. У него застрял ком в горле. Он еле выдавил некое подобие улыбки.

– Если и так, то все равно не стоит сдаваться.

Эна вздохнула.

– Наверное. Конечно, надо верить, что все получится. Меня никогда не считали хорошенькой. Мама мне всегда говорила, что раз я невысокого роста и не блещу красотой, то стоит обратить внимание на учебу и благотворительность, но меня это так бесило, что одно время я горела идеей сорвать все ее фонды и аукционы.

Коннор с умилением покачал головой, мысленно не соглашаясь с ней. «Ты прекрасна», вертелось у него в голове. «Как ты можешь любить кого-то, кто тебя не ценит, и как такую, как ты, можно не любить?»

Эна увлеклась разговором о своем прошлом. Она никогда так долго и откровенно ни с кем не говорила.

– Мой рост всего метр шестьдесят шесть, и я не Анжелина Джоли, но я знаю себе цену. Я не хочу меняться, чтобы понравиться ему.

– А он что, не из твоей компании? – удивился Коннор. До сих пор он думал, что она говорит о ком-то из хипстеров, с которыми тусуется.

Эна закатила глаза.

– Да никогда! Пусть эти мудаки даже не мечтают! Там, конечно, есть нормальные ребята, но они не умеют ухаживать. К тому же они меняют девчонок как перчатки.

– Ты заслуживаешь лучшего, чем эта компания, – согласился Коннор.

Эна сжала его ладонь.

– Спасибо.

Она положила голову ему на плечо.

– Эна? – затаив дыхание, спросил он ее. – Кто этот парень?

Она хитро посмотрела на него. Он пожал плечами.

– Ладно, забудь.

Эна взяла его за подбородок и игриво повернула к себе.

– Как-нибудь я расскажу тебе о своей безответной любви, и ты так проникнешься, что напишешь роман.

– Сомневаюсь, – скептически бросил он. – Я не сторонник этого жанра.

***

Дружественные отношения с Коннором позитивно сказались на Эне. Она стала более жизнерадостной и мотивированной. С учебой дела пошли вверх.

Что может быть приятнее, чем проводить время с красивым парнем и видеть, как все тебе завидуют? Особенно ее стало забавлять отношение к ней Сэта. Он перестал издеваться и дразнить ее. Может, ему просто было неудобно перед другом.

Сидя в общежитии все выходные перед сессией, она готовилась к сдаче экзаменов, пока в комнату не зашли Кирстен с Шеннон. Обе были ее соседками по комнате.

Шеннон удивилась, увидев Эну за компьютером.

– Ты все еще занимаешься?

– За ней сейчас присматривает Коннор. Он ее персональный репетитор, – шутливо бросила Кирстен, довольно садясь на диван и бросая на пол спортивную сумку.

– Ты из бассейна? – сменила тему разговора Эна.

– Бассейн сегодня закрыт. Там затеяли ремонт раньше праздников. Кстати, в спортзале встретила Коннора. Боже, какое у него тело.

Шеннон грустно вздохнула, разглядывая себя в зеркале.

– Нет ничего хуже, чем красивый парень с мозгами. Такой может всю жизнь встречаться только с учебниками.

– Признаюсь, меня такой фетиш только заводит.

Эна закрыла свой ноутбук под хихиканье своих соседок.

– Он поступил сюда на бюджетной основе, но это не значит, что он ботаник.

– Ты встречаешься с ним сегодня? – поинтересовалась Кирстен.

– Ребята планируют отпраздновать День благодарения на Ист-Ривер, потом покатаемся на пароме, там же поедим. Что скажешь?

– Меня вычеркивай, – сразу вмешалась Шеннон. Во вторник я уезжаю к предкам.

– Я пока не знаю, – задумалась Эна.

Она вспомнила о Сэте. Он наверняка будет в кругу семьи и преданных друзей. Его девушка Эйприл наденет подаренную им дорогую брошь, и они вместе пойдут на парад. Как традиционно…

– Терпеть не могу этот праздник, – пробормотала она. – Мне позвонил Алекс сегодня. Пригласил отпраздновать выходные дома. Родители не против.

– Поедешь? – полюбопытствовала Шеннон, открывая бутылку холодного пива.

– Конечно, поедет, – подытожила Кирстен. – Они подкинут деньжат. Ты же стала лучше учиться. Они должны это оценить.

Эна хмыкнула.

– Ладно, я ухожу. Меня уже тошнит от учебы.

В супермаркете было не протолкнуться. До Дня благодарения оставалось еще три дня, а люди уже сметали все с прилавков.

Сэт стоял с тележкой возле алкогольного отдела, пока Коннор бродил в поисках замороженных полуфабрикатов.

– Я нашел эту чертову индейку, – недовольно сказал он, бросая ее в тележку.