Квантовая теория недопоцелуев

Не говоря ни слова, я возвращаюсь на свое место. Когда я оборачиваюсь на Лео, то вижу, как он смотрит на Эви. И она смотрит на него в ответ, пусть признавать это для меня смерти подобно. Работы анонимны, но Эви знает, что больше никто не смог бы придумать решение, которое ее так захватило.

У Лео голубые глаза и лохматая шапка каштановых волос, поэтому он похож на члена мальчиковой группы. Он перевелся в Ньютон в начале этого года и пока еще не нашел себе место. Он был мне вполне симпатичен, пока не проявил интереса к Эви, но теперь я понимаю, что ошибся.

Когда профессор Льюис отправляет нас по местам, он объявляет, что решение Лео набрало больше всего голосов.

– Как демонстрирует работа мистера Макгилла, математика должна достигать определенной цели. Передача информации. Ясность. Даже красота. Недостаточно просто быть правым. – Он срывает одну из работ со стены и бросает на стол Блейку. – Хотя это вполне неплохое начало, мистер Уинтерс.

Потом он разбирает с Лео задачу, прежде чем перейти к вопросам. Марго Ханна поднимает руку, перебрасывает копну темных волос через плечо, широко распахивает голубые глаза и улыбается Лео. В первый год меня слегка увлекла красота Марго, и я надеюсь, что Лео постигнет та же участь. Но он игнорирует Марго, как и профессор Льюис, который спрашивает:

– Серьезные вопросы будут?

Лео говорит:

– Будет ли против правил спросить, кому принадлежит работа номер три?

– Это работа мисс Бэкхем. Правильно, как всегда.

– Не просто правильно, – не соглашается Лео. – В ней убрана абсолютно вся ненужная информация. – Он поворачивается к Эви. – Это элегантное решение.

Она не краснеет и не отводит взгляд, но с довольной улыбкой отвечает:

– Спасибо.

Кара шепчет Марго:

– Кажется, тебе надо было больше времени тратить на домашку и меньше на свою прическу.

И я думаю: «И тебе, и мне тоже».

ЭВИ

У нас с Калебом есть пятнадцать минут перерыва между уроками, и почти всегда мы проводим их в главной рекреации, поглощая разные виды кофеина.

– Ну что, – говорит Калеб, – каково это – лишиться титула королевы «проходки»?

– Переживу. Наверняка профессор Льюис был рад, что победил профильщик по физике.

– Не говоря о том, что он – мужского пола, – добавляет он.

– Не думала, что ты заметил.

– Будь на твоем месте кто другой – я бы не заметил, но это ты. Иногда ты отвечаешь на вопрос, и он так удивляется. Как будто кто-то научил обезьянку матану.

Я смеюсь.

– Спасибо. Теперь я знаю, что ничего не выдумала, и мне легче.

Несмотря на мои оценки, профессор Льюис относится ко мне с пренебрежением, которое сложно понять иначе, нежели протест: как это так, девушка – и с успехами в математике.

– Наверное, я должна была почувствовать солидарность, когда профессор Льюис отчитал Марго, – говорю я. – Но честно, я не больше чем он хотела слушать ее вопрос, который явно никак не касался физики. Это что же получается, я предаю свой пол?

– Не думаю, что у тебя есть обязательства перед всеми девушками мира. – И помолчав, он добавляет: – Особенно перед теми, кто строит глазки Лео Макгиллу.

– А это тут при чем? – не понимаю я.

Калеб улыбается. Я не знаю почему. Марго нравится мальчикам. Но я к этому не имею отношения.

Уходя от ответа, он говорит:

– Расскажи, над чем ты работаешь для «Фронтира».

Наверное, он видел мои эскизы. Не надо было заниматься ими на уроке, но я не могу выкинуть символы адинкра из головы. Вот только уж кто-кто, а Калеб не должен воспринимать их всерьез. В том году я была в восторге, когда мою работу приняли. Но чем ближе становился «Фронтир», тем больше на меня давила мысль о том, что мне придется стоять на сцене перед залом, полным незнакомцев, в месте, где я никогда не была.

В итоге я так и не добралась даже до Сан-Диего, не то что до конференции. Мы с родителями приехали в аэропорт, но у терминала я начала дрожать и всхлипывать. И не смогла сесть в самолет. Это был один из моих самых страшных срывов за несколько лет. И я не могу пережить это снова. Ведь теперь я наконец чувствую, что контролирую свое состояние.

Я говорю Калебу:

– Ты знаешь, что я не пойду на «Фронтир». Я пыталась. Ничего не вышло.

– Вышло бы, будь с тобой я, – говорит Калеб. А когда я пытаюсь протестовать, он берет мою руку и сплетает наши пальцы: привычка из детства. – Не просто за компанию, а делать вместе презентацию. Чтобы ты не стояла на сцене одна.

Возможно. С Калебом мне спокойно. И он отлично знает – возможно, лучше всех, – когда я чувствую, что с меня хватит. Но я не уверена, как это можно устроить. На «Фронтире» существуют четкие правила по интеллектуальному вкладу. Единственная возможность для него быть рядом со мной на презентации – в роли соавтора. Ему нужно будет отвечать на вопросы о его вкладе в решение задачи, так что проект должен включать в себя кодинг. Я обожаю Калеба, он творит чудеса с компьютером, но математика уровня «Фронтира» ему неподвластна.

– Давай я подумаю.

– Хорошо, но не слишком долго. – Он отпускает мою руку и встает. – Гуманитарка?

Я киваю и иду за ним.

По-хорошему, мне бы надо сейчас думать о совмещении кодинга и символов адинкра (бредовые дискуссии на уроках гуманитарных наук не заслуживают моего внимания), но вместо этого я размышляю о совете Аниты – завести друзей. Лео удивил меня на физике. Его решение не было таким чистым, как мое, но отлично объясняло задачу. Возможно, Анита права, и есть те, с кем стоит знакомиться.

В столовой я беру сэндвич с жареным сыром и яблоко и сажусь рядом с Бекс и Калебом. Калеб ни с кем не встречается, поэтому четвертое место за столом пустует. Так что зря я так удивляюсь, когда Лео спрашивает, занято ли оно.

Я смотрю на него с чувством легкой паники. Почему-то то, как он на меня смотрит, отключает языковой центр в моем мозгу. Я поворачиваюсь к Бекс и Калебу, ища помощи. Когда к нашему столу подходят новенькие, они обычно не надеются сесть рядом со мной.

Лео неуверенно улыбается, и от этого мне ничуть не проще найти слова.

– Похоже, вопрос труднее, чем я думал, – говорит он.

– Садись, – говорит Бекс, переводя взгляд с меня на Калеба, который почему-то застыл точно так же, как я. – Лео, верно?

– Да. Спасибо. – Лео кивает на остальных в столовой. – Я как-то нигде не прижился. Сложно, когда все друг друга уже знают.

Я тут же проникаюсь сочувствием. Бекс приняла меня довольно быстро, но, если бы в первый месяц рядом со мной не было Калеба, не знаю, что бы я делала.

– Ты из Южного Ньютона? – спрашивает Бекс, и я страшно благодарна за то, что она поддерживает разговор, так что клянусь ходить за печеньем каждый раз, как она попросит, а не жаловаться, что не хочу отрываться от работы.

Южным Ньютоном мы называем еще одну частную школу, которой управляют ньютонские попечители. Официальное наименование у нее нелепое – «Рыцари Пифагора» – и учатся там только мальчики. Бекс постоянно из-за этого возмущается, хоть она и не хочет ехать в Луизиану, где эта школа находится.

Лео кивает.

– И как мы выглядим в сравнении?

– Предпочтительно, – отвечает он, глядя на меня. Что это значит?

Мимо проходит Сара-Кейт Куинн, одна из подруг Бекс по футбольной команде, и Бекс вытягивает руку за голову, чтобы дать пять. Сара-Кейт останавливается и кивает Лео. Потом говорит: «Эви, Калеб», – глядя на каждого из нас. Когда она произносит наши имена, ее голос слегка сочится ядом, и Лео поднимает брови.

Бекс объясняет:

– Калеб и Сара-Кейт встречались в том году.

– Три месяца постоянного ора, – говорит Сара-Кейт.

Калеб откидывает с глаз светлые волосы и смотрит на нее.

– Не постоянного ора, – мягко говорит он. И что-то в его манере общения с ней заставляет меня чувствовать себя совсем маленькой. Как будто вокруг – целый мир, о котором я ничего не знаю.

Сара-Кейт улыбается Калебу.

– Может, я и припомню пару моментов, когда мы были заняты другим, – говорит она, а потом уходит и садится за свой стол.

– Калеб встречался со всеми девочками нашего класса, – говорит Бекс.

– Исключая присутствующих, – добавляет Калеб. И через мгновение вспоминает: – И Келли с Алексой.

– Они вместе, – уточняет Бекс для Лео.

– Это все может показаться хуже, чем есть на самом деле, – продолжает Калеб. – Девять девочек за три года – это не так уж много. Особенно если учитывать, что Марго продержалась только два дня.

Два дня – уже слишком много, на мой взгляд. У Марго нет проблем с успеваемостью, но все свободное время она болтает о видео с котиками, каналах с распаковкой на «Ютубе» и лучших кафе, где можно купить баббл-ти. Мне это не нравится.

И сколько бы ни прошло времени, я всегда буду помнить, что Калеб подумал, будто встречаться с Марго – это хорошая идея. Это его не красит.

Калеб смотрит на меня и говорит:

– Будь снисходительнее. Мне было четырнадцать.

– Это не оправдание.

Лео, как мне кажется, пытается сменить тему и говорит:

– Сара-Кейт такая спокойная. Почему вы вечно кричали?

И Калеб, и Бекс кидают на меня быстрый взгляд, а потом отводят глаза. Я изучаю свою тарелку.

– Эви и Калеб выросли вместе, и между ними прямо такая куртуазная любовь, – говорит Бекс, указывая на нас. В том году она посчитала, что легенды о короле Артуре, которые мы проходили по английской литературе, до смешного наглядно описывают нас с Калебом. – Сара-Кейт не смогла принять священную и не плотскую природу их отношений.

Калеб закатывает глаза, но не спешит не соглашаться. И я тоже. Это не самое плохое описание того, что между нами происходит.

После обеда Лео говорит, что у него есть вопрос по физике, и предлагает проводить меня на математику. Он спрашивает об одном из моих уравнений, и по этому вопросу мне ясно: он понял, что я сделала. Это делает его не похожим почти на всех остальных в нашем классе. Когда мы доходим до кабинета математики, мне жаль, что ему пора.

Удивительно.

Я сажусь рядом с Дэвидом, и он говорит:

– Я сегодня голосовал за твою работу. Лео был прав. Она прекрасна. Ты знаешь, что он никогда не будет тобой доволен, да? Ты просто работаешь дальше.

Он говорит не про Лео. Дэвид, один из восьми темнокожих ребят в Ньютоне, кое-что знает о бремени чужих ожиданий. Он рассказал мне, что в его первый день декан Сантори спросил, не зашел ли мальчик не в то здание. Не удивлена, что Дэвид заметил, как со мной обращается профессор Льюис. Дэвид – больше друг Калеба, чем мой. Но поскольку профилирующая дисциплина у нас обоих – математика, а второстепенная – физика, мы за эти годы провели много времени вместе.

Янаан, третья ученица с профилем по математике и единственная, кроме меня, девочка в классе, кидает сумку на пол и плюхается на стул по другую руку от Дэвида. Он смотрит на нее, а потом берет ее волосы, собранные в хвост, и пристально изучает кончики.

– Ты опять подожгла себе волосы? – улыбается Дэвид.

– Да, – признается она. – Даже не заметила, пока не почуяла.

В химических лабораториях полно опасностей. Однажды Бекс вдохнула какие-то пары, которые чуть не сожгли ей все волосы в носу. Я только рада, что выбрала физику.

Мы втроем открываем тетради и смотрим на профессора Бьесту, математика из университета, которая только-только начала работать со старшими классами. Пока она мне нравится. Говорит она тихо, но в классе всего девять человек, так что это вряд ли важно. Она диктует задачи и оставляет нас в покое, пока мы их решаем. Наш прошлогодний преподаватель считал, что задача учителя – устраивать представление. Он черкал на доске изысканные доказательства, а мы их копировали. Стоило ему начать – и он бы не останавливался до конца урока, даже если бы мы все ушли. Профессор Бьеста учит по-другому: она знает, что в классе есть кто-то кроме нее.

Сегодня она пишет на доске теорему, просит нас ее доказать и ходит вдоль парт, тихо предлагая советы. К концу урока я понимаю, что до завтра все успею, хотя мне надо учить физику. И когда шестеро ребят с другим основным профилем идут на следующий урок, я откладываю тетрадь и достаю свои символы адинкра.

Сильвестр Джеймс Гейтс-младший с помощью этих символов описывал отношения квантовых частиц. Я хочу использовать его модель для чего-то похожего, только в плане атомов гелия-3.

Я обсуждаю свои мысли с профессором Бьестой, когда заходит декан Сантори. Он оглядывается по сторонам, явно удивляясь тому, что класс почти пуст. Потом он откашливается и сообщает:

– Я думал проверить, над чем мы работаем для «Фронтира» в этом году. Это наши математики?

– Да, старшеклассники, – отвечает профессор Бьеста.

– Хм-м, – тянет декан Сантори, глядя на нас.

Дэвид был финалистом в том году. Значит, он уже выиграл стипендию, так что участвовать не может.

– На меня не смотрите, – говорит Янаан. – У меня химия, а не физика.

Декан Сантори бросает на меня быстрый взгляд и поворачивается к профессору Бьесте.

– Тогда я вернусь попозже и посмотрю на младших?

Значит, можно не бояться, что он будет заставлять меня участвовать.

КАЛЕБ

Когда заканчивается лабораторная по кодингу, Лео уходит на футбол, обещая вернуться после ужина. Сегодня вечером мне придется позаниматься физикой (хотя, в отличие от профессора Льюиса, я ничего не имею против карьеры инженера), но сперва надо проветрить мозг.

Работа с Лео над проектом к середине семестра казалась отличной идеей. Он свободно владеет С++, довольно веселый, и у него не было напарника. Но делая это предложение, я не знал о его симпатии к Эви. Теперь-то я понял, что общий интерес не так укрепляет команду, как хотелось бы.

Сегодня из-за его частых рассеянных улыбок я вышел на долгую, медленную пробежку за стенами Ньютона. Я направляюсь к жилым кварталам, не думая о том, куда бегу и сколько займет моя пробежка.

Интерес Эви к Лео определенно вынес мне мозг. Серьез но, в какой вселенной будет логично, если она выберет кого-то другого?

Я ее лучший друг. И я ее люблю. И чуть не поцеловал ее четырнадцать раз. Я храню в памяти список недопоцелуев, и вот мои любимые:

№ 1. Нам было по тринадцать, мы играли в прятки с моими братьями. Я зажал ее у стены нашего гаража и, наверное, поцеловал бы, если бы она не поднырнула под мою руку и не убежала.

№ 4. Через год я обнимал ее во время панической атаки, пока она не перестала трястись и плакать. Я хотел собрать губами все слезинки с ее лица.

№ 7. Той зимой мы упали с санок. Закрывая глаза, я все еще вижу, как Эви смеется в снегу.

№ 11. Ей было шестнадцать; мой день рождения был через пару недель. Мы провели день на окружной ярмарке, вздрагивали при виде перекормленных свиней, ели торт «Муравейник» и тихонько высмеивали выступление фокусника. В каком-то смысле нашу поездку на колесе обозрения можно считать за семь отдельных раз.

№ 12. На мой шестнадцатый день рождения я устроил ей первую самостоятельную поездку на машине. Эви поцеловала меня в щеку, когда желала доброй ночи, но я почти успел повернуть голову.

№ 13. Нам все еще шестнадцать (это было сложное лето). Вечером перед возвращением в Ньютон она уснула, свернувшись клубочком возле меня, пока мы смотрели телевизор. Я написал матери Эви, что ее дочь останется на ночь у нас. А когда я укрывал Эви одеялом, она сонно заморгала и вздохнула. Я ушел наверх.

Так что Лео может пойти к черту со своими тайными улыбочками.

Я поворачиваю обратно к школе и вижу впереди темноволосую девушку в форме Ньютона. Бекс.

Когда я приближаюсь к ней, она поворачивается, вскрикивает и хватает меня за руку.

– Не подбегай так к женщинам сзади на улице, идиот.

– Прости, – говорю я и замедляюсь до шага. – Чем занимаешься?

– Иду со встречи с моими активистами. Мы пытаемся устроить общегородской запрет на пластиковые пакеты в магазинах.

Я ухмыляюсь. Бекс обожает свои маленькие проекты. Она пихает меня плечом.

– Не надо так снисходительно улыбаться. Когда-нибудь твои дети посмотрят в сторону океана и не увидят ничего, кроме горы пластика. Вот тогда ты пожалеешь, что не ходил со мной на эти встречи.

– Мои дети будут жить на Среднем Западе. Они никогда не увидят океан.

Некоторое время мы идем в молчании. Потом она спрашивает:

– Что планируешь делать с Лео?

Я спотыкаюсь о бордюр, но даже не пытаюсь притвориться, будто не понимаю, о чем она говорит.

– Как и всегда. Смотреть шоу. Есть попкорн. Быть рядом, чтобы расчистить путь от обломков.

– Что с тобой не так?

Я поднимаю брови.

– Ты влюблен в нее, – говорит Бекс. – Насколько я знаю, ты всегда был в нее влюблен. И все равно три года встречался со всеми девушками в Ньютоне, кроме Эви. И сейчас ты собираешься сидеть и ничего не говорить, пока она мутит с каким-то голубоглазым взъерошенным собирателем марок, любящим футбол?

– Ну, когда ты так говоришь, это звучит тупо, – отвечаю я.

Но улыбаюсь, потому что Бекс прекрасна. Однажды Эрнест Резерфорд сказал, что вся наука – это либо физика, либо коллекционирование марок, что сделало последнее скрытым оскорблением среди научников. Именно так я и буду теперь думать о Лео.

Мы возвращаемся в Ньютон, я забираюсь на одного из бетонных драконов и втаскиваю Бекс за собой.

– Послушай, как только Эви поймет, что ему нужны не только ответы на задачки по физике, она от него отвернется. Это так работает.

– Может быть, – говорит Бекс, но мне кажется, я ее не убедил. От ее сомнений мой желудок скручивает от страха. – Но почему ты никогда не стремился к большему?

– Стремился, – говорю я. – И это был великий провал под названием «давай-разведем-костер-и-рискнем-десятилетием-нашей-дружбы-потому-что-я-не-могу-перестать-думать-о-твоих-губах».

Бекс явно в шоке. Видимо, Эви ей не рассказала. Я не удивлен, потому что мы оба притворялись, будто этого не было. Но раз уж Бекс так давит, я ей расскажу.

Летом после девятого класса родители повезли моего самого младшего брата на соревнования по плаванию в Северный Висконсин и в первый раз позволили нам с Ноланом (еще одним моим братом) остаться дома одним. Мы с ним и Эви развели костер в яме на заднем дворе. Мы жарили маршмеллоу, рассказывали истории про призраков и решали логические задачки. А потом Нолан ушел в дом, оставив меня с девушкой моей мечты. На нашем с Эви счету было девять недопоцелуев, но она ни разу не подала вида, что заметила хотя бы один из этих моментов. Я решил действовать откровеннее.

Ругаясь на непостоянный ветер и дым, я слез со стула и сел рядом с ней на одеяло, так близко, что мог разглядеть веснушки у нее на носу и щеках. Эви начала отодвигаться, но я взял ее за руку.

Она встретилась со мной взглядом – смущенная, но еще ничего не подозревающая.

– Калеб?

Ее губы чуть разомкнулись, пока она пыталась понять, что я делаю, и полностью завладели моим вниманием. Собрав всю свою смелость, я коснулся ладонью ее щеки.

– Поцелуй меня, Эви?

В моей голове все было решено. Номер десять казался идеальным, чтобы перейти от недопоцелуев к настоящим.

Но она оттолкнула меня – не просто с неохотой, а встревоженно.

– Нет, Калеб. Я этого не хочу. Ни с кем, а особенно с тобой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.