Вода была всюду – и на земле, и под землей, и на небе. Надо – бери. И однажды, почти сразу после смерти матери, я поняла, что могу управлять водой, даже не задумываясь. Я радовалась неожиданному подарку судьбы и не догадывалась, что это неправильно, пока не прочитала в той самой книжке про исконных обитателей, что есть у них враги – ведьмы, управляющие стихиями.

К счастью исконников, всех ведьм, пришедших из иных миров, давно извели, ибо твари эти были злобными и жадными и хотели только лишь господства над всем живым – так гласили безжалостные строки. Поплакав над ними немного, я призналась самой себе: да, я, наверное, злобная. Когда рябой Ганс плюнул моей кашей на пол, я запретила ему приходить снова. И как он ни умолял – не смягчилась. И жадная я: каждый раз радуюсь, пересчитывая дневную выручку, и звезду на таверну очень хочется, ведь тогда мой сундучок с монетками будет наполняться быстрей. И господство над людьми – штука приятная. Стоило появиться в Лоханках Виктору, как я быстро поняла, какой он бесценный работник и заманила его в таверну посулами, вкусной едой и кровом, и с тех пор бессовестно использую его с утра до вечера. Он вроде не против, но факт есть факт. Книжки не врут. А значит, я, Кэйтлин Тут, оставшаяся сиротой пять лет назад, болотная ведьма.

Я повела руками, и вода закрутилась в смерч, который принялся плясать по тарелкам, кружкам и столовым приборам, не выходя за пределы раковины. Через полчаса все будет блестеть и сверкать так, как не отмыла бы и опытная посудомойка.

Нельзя уезжать из Лоханок. Здесь я своя. И если кто-то что-то и подозревает, то держит язык за зубами. Да и кому пожалуешься? Городничему, который сам сказал, что любит меня как вторую дочь? Он очень помог мне после смерти матери – ходил ужинать в «Хромой единорог» каждый вечер и исправно платил даже за пересоленную кашу и подгоревшие котлеты. А с городничим часто хотели люди поговорить о том, о сем. И тоже заказывали и платили. Или, может быть, Виктору? Он человек уважаемый, по выходным даже читает проповеди в храме, но за меня кого хочешь голыми руками порвет. И если в городничем я еще сомневалась, то в Викторе была уверена на все сто.

– Готова, Катюха? – спросил он. – Шапку надень, уши застудишь.

Наверное, нас сблизил общий секрет. Я родилась здесь, в Лоханках, но очевидно, что кто-то из моих прародительниц был пришлой ведьмой. А вот Виктор сам явился из другого мира, полного чудес.

Послушно натянув шапку, я вышла из таверны и, закрыв на ключ, посмотрела на окна дракона. Темно. Спит, наверное. В книжке написано, что драконы часто храпят. Интересно, храпит ли герен Шпифонтейн? Превращается ли он в ящера ночью? Укрывается ли своими крыльями или же спит как есть, человеком, и даже без одеяла, согретый внутренним огнем?

Усмехнувшись своим неприличным мыслям, я поспешила за Виктором по дорожке, ведущей к озеру, где у нас были припрятаны лодка, теплые одеяла и светильник. Виктор каждую ночь наворачивал круги по тому самому озеру, откуда однажды вынырнул сам, надеясь найти кого-то из своего мира. Я не особенно верила в успех этого мероприятия, но мне нравилось слушать его истории, которые казались невероятными сказками. Невозможно это, чтобы железные машины летали по небу, или разговаривать с человеком, который находится на другом конце света, или чтобы сладкое молоко не стекало с палочки.

– Постарайся вспомнить тот рецепт, – потребовала я, дернув Виктора за рукав фуфайки. – Как ты говорил? Мороженое?

– Было б что вспоминать, – вздохнул он. – Я к готовке, Катька, не приучен был. Вот картошки начистить на сорок человек – это легко, это меня в армии научили. А мороженое… Съел да забыл, а что там за рецепт? Может, яйца… Никто тут, в Лоханках, мороженого не оценит.

– Ты бы оценил, – возразила я, взяв его под локоть. – Да и дракон тоже…

Виктор покосился на меня, тяжело посопел, а потом сказал:

– Может, мне в таверну перебраться, в какую-нибудь свободную комнату, пока этот здесь.

– А я тебе давно предлагала, – пожала я плечами. – Но сам ведь говорил, что тебе больше нравится жить отдельно, и Мила ревновать будет.

Даже произносить это было дико. Я и Виктор. Да он мне как родной! Как отец, которого я никогда не знала, или дядя: ворчливый, вечно лезущий не в свое дело, допекающий советами, но при этом заботливый и надежный. К тому же он старый. Сорок пять лет!

– Говорил, – буркнул Виктор. – Ты запрись и, если что, сбегай через окно. И кричи. Я сплю чутко – услышу.

– Драконы добрые, – возразила я. – Так в книжке написано.

Мы дошли до берега, и Виктор ловко развязал узел на колышке и подал мне руку, помогая забраться внутрь лодки. Я сразу взяла одно из одеял и закуталась в него с головы до ног, прячась от ночной прохлады.

– Сомневаюсь я в доброте этого приезжего болвана, но хорошо бы так, – продолжал бубнить Виктор. – А что еще пишут? Что драконам нравится? Раз уж ты хочешь оставить его в Лоханках, но не хочешь ломать ему ноги, то надо бы чем-то его заманить.

– Девственницы и сокровища, – ответила я. – Может, свести его с Мэриан?

Виктор снисходительно посмотрел на меня, и я, вздохнув, кивнула. Но попробовать можно. Как он там учует, ведала она блуд или нет?

– На рыбалку его сводить, что ли, – задумался Виктор, отталкиваясь веслом.

Будто в подтверждение его слов вдалеке гулко плюхнула рыба. Виктор поднял светильник, вглядываясь в темноту, и по черной воде, припорошенной отражениями крупных звезд, растеклись золотые круги. В камышах у берега запутался тихий ветер, но вокруг было спокойно.

– Нет там никого, – сказала я, свесив руку за борт и коснувшись пальцами холодной воды. – Сомневаюсь я, что так это просто – скакать из одного мира в другой.

– У меня ведь как-то получилось, – вздохнул он. – Нырнул в одном мире, вынырнул в другом.

– Дурацкие все же у вас традиции – нырять в фонтан, – снисходительно сказала я и повела рукой по воде.

Волна послушно подхватила лодку и быстро понесла вперед, так что позади оставался белый след бурунов.

– А что до дракона… – задумался Виктор, приподняв над водой ставшие не нужными весла. – Давай лучше подсунем ему клад вместо девственницы.

Я представила свой сундучок с монетами и мысленно обхватила его обеими руками.

– Не отдам, – выпалила я. – Все накоплено честным трудом…

– Отдавать ничего и не надо, – усмехнулся Виктор. – Посулить…

– Ты хочешь его обмануть? – поняла я.

– В нашем мире у многих людей есть такое хобби, то бишь увлечение, – отыскивать старые клады. Если мы подбросим нашему дракону карту, он наверняка захочет найти спрятанное сокровище. Вряд ли у него будут занятия поинтереснее. Пока ты не стала возражать, хочу заметить, что это пойдет ему только на пользу: свежий воздух, азарт, физический труд…

– В целом, да, – согласно кивнула я и коварно улыбнулась. – А поскольку никакого клада нет, он будет искать его очень долго.

– Возможно, всю жизнь, – подмигнул мне Виктор.

***

Мы вернулись через час, так и не выловив из озера ни одного попаданца, как называл себя Виктор, и у дверей таверны расстались. Я еще раз заверила, что справлюсь с драконом сама, а если что – разбужу воплями все Лоханки, и Виктор ушел в баню, выстроенную на заднем дворе. Там была всего одна комната, но он уверял, что ему больше и не надо.

Открыв дверь, я вошла внутрь и задвинула за собой засов. Храпа со второго этажа не доносилось. То ли герен Шпифонтейн – неправильный дракон, то ли не спит. Странно, конечно, оставаться в таверне вдвоем с мужчиной. Городничий все убеждал меня взять помощницу на полный пансион, но как бы я объяснила ей самомоющуюся посуду и полы? Нет, лишние глаза мне ни к чему.

Добравшись наощупь до стойки, я чиркнула подпалом, и в светильнике заплясал огонек, осветив высокий силуэт совсем рядом.

Взвизгнув, я отскочила и прикрыла рот рукой.

– Прошу прощения, не хотел вас пугать, – хрипловато сказал дракон, опуская на стойку поднос с грязной посудой. Надо же, съел все до крошечки. – Можно мне чего-нибудь попить? Желательно того кисленького, что было на ужин.

Справившись с испугом, я кивнула, прошла за стойку и плеснула морса в кружку. Наверное, положила ему слишком много огурчиков, вот и сушит теперь от соленого.

– Пожалуйста, герен Шпифонтейн, – произнесла я.

Он надел мягкие домашние штаны и белую рубашку, которую не потрудился застегнуть, и я могла бы легко пересчитать кубики его пресса, если бы захотела. Некстати вспомнился абзац из книжки про то, что перед драконом, охочим до любовных ласк, очень трудно устоять. Я быстро перевела взгляд выше. Темные волосы герена растрепались, а на щеке был заметен след от подушки, и сейчас он казался обычным мужчиной, слегка заспанным и помятым, но и в этом было что-то соблазнительное. Такой простой, доступный, пахнущий моим цветочным мылом…

Опомнившись, я стащила шапку, убрала прядки, прилипшие ко лбу. Наверняка выгляжу как чучело.

– Гарри, – сказал дракон, отпив морс и облизнув губы.

– Гарри? – непонимающе повторила я.

– К чему нам эти церемонии, – продолжил он. – Раз уж я целый месяц буду жить под вашим гостеприимным кровом с негостеприимными балками, зовите меня по имени. А вы?..

– Кэйтлин. Кэти, – исправилась я.

Он назвал мне свое сокращенное имя, значит, и мне следует позволить ему такую вольность.

– Очень милое имя, – улыбнулся Гарри, сверкнув белыми зубами.

– Благодарю, – чопорно ответила я, совершенно не зная, как вести себя дальше, и спохватилась: – Лоб не болит, Гарри? Синяка вроде нет…

Это было странно и волнующе приятно – обращаться к нему по имени, словно бы мы ровня. Он покачал головой и, допив морс, поставил на стойку кружку. Я потянулась, чтобы забрать ее, и наши пальцы случайно соприкоснулись

– У вас красивые руки, – с удивлением произнес Гарри, поймав мою ладонь своею. – И такие нежные…

Меня словно холодной водой окатили. Я выдернула руку и, отвернувшись, быстро ополоснула кружку, злясь из-за удивления, так явственно прозвучавшего в его голосе. Конечно, это странно, что у трактирщицы нет ни мозолей, ни шрамов от ожогов. Была б она исконницей, как он, другое дело…

– Это все? – холодно спросила я, убрав кружку на полку и повернувшись к нему. – Больше ничего не хотите?

Дракон оперся на стойку, слегка наклонившись вперед, и посмотрел на меня так выразительно, что я нащупала скалку, которую на всякий случай держала под стойкой. Глаза, опушенные черными ресницами, изучающе скользнули по мне взглядом, задержавшись на губах.

– Раз уж вы спросили, я бы хотел кое-что еще, – сказал он, понизив голос до интимного шепота, от которого по моей спине побежали мурашки.

Врезать ему прямо сейчас? Или сначала кричать?

– Книжку, – сказал он, кивнув на стойку.

Не дожидаясь ответа, Гарри взял книгу, полистал ее, поднеся поближе к светильнику. Страницы, заложенные петрушкой, предательски открылись на картинке, где дракон сидел на вершине горы, распахнув крылья.

Гарри пытливо глянул на меня, и я поспешила объяснить:

– Я раньше не видела драконов. Мало ли, вдруг какие-то особенности для проживания. Или предпочтения в еде.

– Очень профессиональный подход, – одобрительно кивнул Гарри, но его серьезный тон показался мне насмешкой. – И что же вы вычитали?

Он снова посмотрел в книгу, задержал палец на строках о любвеобильности драконов, которые я подчеркнула, и поднял на меня любопытный взгляд.

– Что написано, то и прочитала, – с достоинством ответила я, от всей души надеясь, что в полумраке не видно, как загорелись от стыда мои щеки.

– Я был бы счастлив продемонстрировать вам некоторые особенности драконов на практике, – обрадовал он меня, и я сжала скалку сильнее, а после оперлась свободной рукой о стойку и улыбнулась.

– Буду признательна, Гарри, – томно выдохнула я.

Нашел простушку! Да я с пятнадцати лет таверну держу. Ко мне столько мужиков клеилось…

– Правда, Кэйтлин? С чего бы вы хотели начать? – прям-таки промурлыкал он.

– Говорят, драконы умеют сгонять облака, – по-деловому сухо сказала я. – А у нас, в Лоханках, давно дождя не было. Капуста не родит, морковь не растет…

– Там грязи по колено прямо перед таверной, – не поверил Гарри.

Я невозмутимо пожала плечами. Мой косяк, что сказать. Все же надо было точнее подземный источник направлять, эта лужа никогда не пересыхает. Займусь на досуге. А то приедет Владыка навещать исконника, и сходу в грязь. Неловко.

– Я вообще-то имел в виду другое, – не сдавался он.

– Теоретических знаний мне вполне достаточно, – отрезала я. – Доброй ночи, герен Шпифонтейн.

– Доброй ночи, Кэти, – улыбнулся он и, захлопнув книжку и взяв ее с собой, пошел наверх, не забыв пригнуться под балкой.

А я проследила взглядом за его ногами, обутыми в лакированные туфли. Не продумал он гардероб для Лоханок, конечно. Надо бы ему галоши одолжить у Виктора… И, ахнув, посмотрела на лохань позади стойки. Ботинки! Совсем забыла!

Когда дверь в комнату герена захлопнулась, я отнесла лохань в кладовку.

– Шлёп, – тихо позвала я. – Ты здесь?

И вздрогнула от неожиданности, когда с потолка шлепнулась большая густая капля, которая сперва расползлась глянцевой лужицей, а после сформировалась в потешное создание, напоминающее то ли толстого кота, то ли мелкую свинку: круглое тельце, короткие ножки, большая голова с треугольными ушками и выпуклыми блестящими глазами. Иногда Шлёп отращивал хвост или дополнительные лапки, а сейчас потянулся к моей ладони, подставляя удлинившуюся шею, и я почесала ее пальцами. Повадки у него были скорее кошачьи, а вот страсть к грязи явно как у поросенка.

– Поможешь? – спросила я, придвигая к нему лохань.

Передние лапки Шлёпа вытянулись, и он обнял ими грязные ботинки дракона с такой же нежностью, с какой я мысленно обнимала свой сундучок с монетами.

– Хозяйка принесла Шлёпу лакомство, – вполне внятно пробулькал он. – Моя хорошая, мокренькая Кэти…

Когда я осталась без мамы, первое время мне было очень тяжело. Я не справлялась с таверной и с внезапным одиночеством и перед сном мечтала о том, как хорошо было бы иметь волшебного помощника, которые так часто появляются у заколдованных принцесс. Вроде сказочной феи, или тетушки-крестной, или хотя бы кота в сапогах.

Тогда Шлёп и появился— заполз в приоткрытое окно, шлепнулся на пол и, уставившись на меня блестящими глазками, улыбнулся.

Улыбка у него страшноватая: круглую морду прорезает щель от края до края, и становится виден мусор, огрызки, пуговицы и прочие мелочи, которые Шлёп не успел переварить.

Каюсь, сперва я хотела его убить. Все же сложно поверить в добрые намерения внезапно появившейся лужи. Однако Шлёп упорно не убивался ни топором, ни стулом, не впитывался тряпками, а лишь хихикал как от щекотки и падал на спину, дрыгая короткими лапками. Он не выгонялся ни за дверь, ни в окно, просачиваясь даже в самые узкие щели, а потом и вовсе заговорил, уверяя в вечной преданности хозяйке, которая создала его силой своего желания.

Затем Шлёп помыл полы во всей таверне, просто прокатившись по ней туда-сюда и не забыв о лестнице, и я сразу полюбила его всей душой.

Ну а после Шлёпа в моей жизни появился Виктор, и хоть его сложно назвать крестной феей, он умеет творить настоящие чудеса вроде водопровода.

Пока Шлёп, жмурясь, облизывал ботинки, я сходила к стойке и притащила поднос, который не побрезговал снести вниз дракон. Правда, Виктор не разрешал давать грязную посуду Шлёпу и говорил, что это негигиенично.

– Горшочек! – с восторгом пискнул Шлёп и засунул в горшок из-под картошки длинный язык, облизывая стенки начисто.

– Сполосну потом, – договорилась я со своей совестью и почесала Шлёпа за ушком.

Наощупь он был теплый, влажный и довольно плотный, словно помытое летним дождем яблоко.

– Ты только нашему гостю не показывайся, – попросила я. – Понимаешь? А то кто его знает, как отреагирует. Может, он не любит таких милых Шлёпиков с чудесными глазками.

Он вытаращил на меня глаза, ставшие размером с блюдце, и них отразилось мое лицо. Увы, самое обычное. Щеки бы поменьше, а глаза побольше, и хорошо бы еще родинку над губой, или ямочку на подбородке, или хоть аристократичную горбинку на носу. А так взгляду и зацепиться не за что.

– Мокренькая, – утешительно сообщил Шлёп, почувствовав мое настроение. – Хорошая.

– Пойду спать, – сказала я. – Оставишь ботинки здесь?

Шлеп пробулькал в ответ что-то непонятное, и я пошла в свою комнату, быстро помылась и, надев сорочку, юркнула в постель.

Гарри проявил ко мне вполне очевидный мужской интерес, но я особо не обольщалась. Ясно же, что он предложил бы это любой на моем месте… Вздрогнув, я подтянула одеяло до самого носа. А вдруг он учуял, что я и есть дева, блуда не ведающая? Что тогда? В голове мелькнула постыдная мысль, но быстро исчезла. Не стану я спать с мужчиной ни ради звезды, ни даже ради трех. Хотя, надо признать, герен куда красивее всех лоханцев вместе взятых.

Интересно все же, какого цвета у него глаза…

Вздохнув, я повернулась на другой бок, а потом, вскочив, подбежала к двери и задвинула засов.

ГЛАВА 4. Утро в Лоханках

– Сердце поэта пылает так жарко, прочь, дева нежная, прочь, – надрывно вопил кто-то под окном. – Что ты целуешь меня как дикарка в томную дивную ночь…

– Франтик! – сердито выкрикнула девушка, и Гарри узнал голос Кэти. – Я тебе сейчас такую жару устрою – мало не покажется! Я же тебе заплатила, чтоб не пел!

– То было вчера, – возразил певец, и струны его инструмента жалостливо тренькнули. – А за сегодня не уплачено.

Похоже, Кэти и правда ответственно относится к делу. Голос у Франтика был писклявый и дребезжащий, и Гарри и сам бы приплатил, только чтобы больше его не слышать.

– Сколько? – сурово спросила Кэти.

– Тебе не удастся заткнуть своим серебром певчую птичку, не посадишь меня в золотую клетку…

– Золотого ты точно от меня не увидишь, – согласилась Кэти.

– Но если дашь пять монет…

– Пять? – ахнула она. – Знаешь что, хочешь выть – вой. Ему давно вставать пора.

– Может, драконы до обеда спят, – не сдавался Франтик. – А я ему очень мешаю. Четыре монеты – и я ухожу.

– Обойдешься, – фыркнула Кэти. – Его на целый месяц сослали. Я так разорюсь.

Гарри откинул одеяло и потянулся. Выспался он отлично. Свежий деревенский воздух явно идет ему на пользу: голова свежая, в теле легкость, настроение боевое. Встав с кровати, Гарри подошел к окну и, открыв его, выглянул наружу.

Сама деревня выглядела уныло: крыши, огороды, коровы на лугу – ничего особенного. Зато под окнами стояла Кэти, и с утра она казалась еще симпатичней: рыжие косы уложены аккуратным бубликом, а на круглый вырез ее платья сверху открывалась приятная перспектива. Может, попросить ее принести завтрак наверх и продемонстрировать на практике, что книжки о драконах не врут?

– Доброе утро, – сказал он.

– Доброе, – ответила Кэти, бросив на него взгляд. – Спускайтесь к завтраку.

Ее волосы под утренним солнцем горели золотом. Наощупь, верно, чистый шелк.

Вчерашние угрозы Виктора звучали вполне реально, но когда это драконы пасовали перед деревенскими мужиками?

– Герен Шпифонтейн, – торопливо произнес певец, оказавшийся тощим курчавым пареньком, и, сделав пару шагов, принял пафосную позу, которую явно отрепетировал заранее: одна нога вперед, рука в сторону, лютня, перевязанная алым бантом, прижата к груди. – Франциск Звенящий к вашим услугам. Я исполню вам песню «Когда сердце пылает». Слова Франциска Звенящего, музыка – Франци…

Кэти выписала ему оплеуху и рявкнула:

– Куда на грядку залез? Не видишь – редиска!

– Отстань! – рассердился парень. – Мы тут о творчестве говорим, о высоких материях, а ты со своей редиской!

– Я скоро спущусь, – пообещал Гарри и, закрыв окно, пошел в ванную.

Приведя себя в порядок и одевшись, он сбежал по лестнице, и к нему тут же бросился усатый мужик, который вчера встречал его с караваем.

– Герен Шпифонтейн! – усач сиял так, словно увидел родную маму после долгой разлуки. – Рад, очень рад, что вас к нам сослали. Не потому, что вас отправили в ссылку, конечно, нет, – торопливо исправился он. – Уверен, это недоразумение, ведь такой достойный человек не мог совершить преступления! Вас оболгали, оговорили…

– Да нет, все по делу, – возразил Гарри.

– Я городничий. Марен Кухт, – представился мужик и энергично потряс протянутую ему руку, обхватив ее обеими ладонями. – А это моя дочка Мэриан, – кивнул он на блондинку, стоящую рядом и меланхолично жующую булку. – Ее вы, конечно, помните. Как забыть такую красоту…

Мэриан глянула на Гарри коровьими глазами и, прикусив пухлую губу, томно вздохнула.

– Рен Кухт, – коротко кивнул он в знак приветствия, – рена. Очень приятно.

– Нам надо подписать кое-какие бумаги, – добавил городничий. – О вашем прибытии, расходах управы… Как вам условия пребывания? Все устраивает?

– Более чем, – заверил Гарри, поймав взгляд Кэти, которая вышла из кухни, и подвинулся к стойке.

– Прекрасно, прекрасно, – обрадовался городничий, не отставая от него ни на шаг. – Раньше ссыльных селили за чертой города, у самых Лоханок. Но я решил – что за дичь! Такой достойный человек – и в какую-то развалюху…

– Благодарю.

– Вы, конечно же, знаете, что наш город был назван в честь озер уникальной чистоты и красоты. Лоханки – дивное чудо природы. Моя дочь с радостью вам их покажет.

Мэриан снова томно вздохнула, так что ее грудь призывно колыхнулась.

– Благодарю, – повторил Гарри. – Надеюсь, бумаги и озера подождут. Я бы хотел позавтракать, разобрать вещи…

– Конечно-конечно, – заверил городничий. – Мэриан тоже как раз не успела позавтракать…

– Да? – басом удивилась та. – А котлетки?

– Что ж, значит, договорились, – сказал Гарри, выбрав более строгий тон. – Я загляну к вам, когда освобожусь. Кэйтлин покажет дорогу.

Городничий недовольно пригладил усы, глянув на Кэти, но после улыбнулся и, взяв под руку свою пышную дочь, пошел на выход. Из-за дверей выглянул певец, бренькнул по струнам лютни, но Кэти пригрозила ему кулаком, и он исчез.

– Итак, – сказал Гарри, садясь за стойку.

– Что итак? – переспросила Кэти, ставя перед ним тарелку с пышными блинами, политыми медом.

Ее саму словно медом полили, так бы и попробовал… Подцепив блин вилкой, Гарри задал вопрос, который не давал ему покоя:

– Скажите, Кэти, отчего вы согласились приютить ссыльного и так печетесь о его, то бишь моем, удобстве? Певец явно хочет поразить меня меткой рифмой в самое сердце, а городничий – сбыть с рук дочь. Но чего от меня хотите вы?

Гарри откусил блин, с интересом наблюдая за широкой гаммой чувств, отразившейся на хорошеньком личике Кэти: замешательство, смущение, решительность…

– Денег, – выпалила она, посмотрев ему прямо в глаза.

Гарри испустил вздох, полный демонстративного разочарования.

– Как банально, – заметил он.

– Вот такая я корыстная, – холодно заявила Кэти, подливая ему в кружку горячий чай. – Странно, что вы вообще задались этим вопросом. Что же еще с вас взять?

– Я, право слово, надеялся, что вас больше заинтересовали те строки в книжке, которые вы потрудились подчеркнуть, – усмехнулся Гарри.

Кэти презрительно фыркнула.

– Сахар положить?

– Не надо, – отказался он. – Просто постойте тут рядом. Вместо сладкого. Давайте же обсудим прейскурант. Я полагал, ссыльные находятся на балансе городской управы.

– Разумеется, – согласилась Кэти. – И вам полагается чудный домик на отшибе, если он, конечно, не развалился за те пятьдесят лет, что там никто не жил. Возможно, рен Кухт выделит еще козу и мешок пшена, от душевных щедрот. Вы умеете доить коз, герен Шпифонтейн?

– Не исключено, – пожал он плечами. – Никогда не пробовал. Значит, все, что предоставлено сверх козы и зерна, должно быть оплачено?

– Конечно, – подтвердила Кэти. – Проживание и трехразовое питание, – она задумалась на миг. – Две монеты серебром в день.

– А что насчет дополнительных услуг? – поинтересовался Гарри.

– Ах да, – спохватилась девушка. – Ваши ботинки.

Она спряталась под стойкой и вскоре появилась с его ботинками, чистыми, как детские щечки.

– Да это просто магия! – искренне восхитился он.

– Никакой магии! – горячо заверила Кэти. – Но чистка одежды и обуви оплачивается отдельно.

– Хорошо, – кивнул Гарри. – Однако я о другом. Об особенных услугах, которые наверняка предоставляются постоянным клиентам.

Он многозначительно умолк, и Кэти, поджав губы, покраснела и выхватила из-под стойки скалку.

– Сколько стоит подуть в рог? – быстро выпалил Гарри, пока она окончательно на него не обиделась.

– Что? – переспросила Кэти, остановив замах.

Гарри кивнул на желтоватый охотничий рог, висящий на стене позади стойки.